Читать книгу: «Вираж», страница 3

Кто-то сказал, что одиночество, это когда радуешься письмам спамеров. Даша эту стадию прошла уже давно. И – тем не менее, тем не менее…

– Возьмите, – она резко, даже грубо сунула подносик с чаем и бутербродом гостю. – Ешьте и отправляйтесь спать.

Глава 2

В сознание Артем пришел внезапно, рывком. Только что вовне и внутри существовала исключительно слоистая темнота. И сразу – боль, холод, давление, вонь и страх, вернее, ужас от четкого понимания, что его заживо похоронили. Открыть удалось только один глаз. Второй залепила клейкая жижа. С некоторым удивлением Артем отметил наличие света. Воздуха в общем тоже пока хватало.

Но следом за радостью, что пока жив, накатила жуткая истерика. Он заорал, срывая связки, начал дергаться, обдирая кожу о камни.

К тому времени, когда истерика сама собой выдохлась, стало ясно, что самостоятельно ему не выбраться. Кроме камней, которые лежали тонким слоем, пропуская свет и воздух, на Артема давило мертвое тело Махмуда. Сдвинуть его или выползти из-под двойной тяжести, не получалось.

Накатила тошнота. Артем сообразил, что надо успокоиться. Еще чуть-чуть и он начнет терять сознание. Не хватало, захлебнуться собственной рвотой.

На какой-то момент он все же отключился. Новое возвращение на этот свет принесло понимание того, что спасти его может только случайность. Места вокруг простирались малонаселенные. Другое дело, что летом, в сезон по прибрежной зоне шныряло огромное количество диких отдыхающих, туристов, да просто парочек в поиске шалашного рая. Местные жители должны ходить в лес за грибами и ягодами. Или еще не сезон? В любом случае, единственным выходом осталось, слушать. Если вблизи проклюнуться посторонние звуки, он позовет на помощь. Хорошо бы еще знать кто там. Возвращение убийц оказалось бы совершенно некстати.

Чтобы не сбрендить Артем начал поочередно напрягать мышцы на руках и ногах: левая нижняя, правая нижняя, правая верхняя, левая верхняя, шея, спина, грудь, и – по-новой. Кровь побежала быстрее. Засаднили раны и отдавленные места.

* * *

Что грядут неприятности, стало понятно уже давно. Или не так давно. Смотря с чем сравнивать. Полгода для цивилизации – мгновение, а для деловой жизни строительной компании – целая эпоха. Артем, собственно занимался не только строительством. Свой интерес у него был и в заправочном бизнесе и в производстве цемента. Его даже, кто в шутку, а кто и серьезно, называл олигархом. Но в стране, где еще недавно жигуленок считался роскошью, олигархами вдруг стали именовать тех, состояние которых выходило за рамки трехкомнатной квартиры, дачи и мерсюка. Хотя и бедным его назвать было нельзя. Работал, крутился, неоднократно вступал в пререкания с законом, неоднократно же тот закон надирал и попирал. Но по мелочам. Игнорировать государство по-крупному Артем не столько опасался, сколько искренне не желал. Полагая себя честным в общем-то человеком.

– Куда мы поедем отдыхать?

– Ты поедешь одна.

– Почему?

– У меня дела.

– Что-то случилось?

Инна стояла у окна. Ее почти насквозь прошивали солнечные лучи. В прищур она казалась дымкой цветных пятен, в центре которой затаилась тень.

– Ничего.

Артем продолжал рассматривать жену сквозь ресницы. Цветные пятна немного сместились. Тень внутри стала гуще.

– Звонила Маринка Сургучева. Из ее намеков я толком ничего не поняла. Что-то про неприятности у тебя на работе…

– Твоя Маринка сплетница и интриганка. Она постоянно ищет точку приложения своей нерастраченной энергии, иначе ухнет в депрессию. Еще она ищет жертву. Кто-то в ее окружении обязательно должен быть несчастным, разоряться, болеть, умирать. Маринке легче, когда другим плохо. В такой извращенной форме она пестует свой эгоцентризм. Я, кажется, предупреждал, чтобы ты с ней поменьше общалась.

– Она пригласила меня на спектакль. Они идут с Костиком.

– Значит я прав. Зачем иначе тащить тебя в детский театр.

– Может быть ей одиноко? Ты ведь не знаешь. Ты вообще занимаешься только собой и своими делами. Откуда тебе знать моих подруг?

– И давно Маринка стала твоей подругой?

– Мы регулярно встречаемся.

– Ты мне не говорила.

– А тебя это интересует?

На данный момент Артема интересовал вопрос с цементным заводом. Кто-то целенаправленно давил на их бизнес со стороны. Как ни старались Артем и его аналитик выяснить истоки давления, так ничего и не нащупали. А прессинг становился с каждой неделей все сильнее. Надежный банк вдруг отказал в ссуде. Не то чтобы Артему было негде взять денег, но лишний раз напрягаться, не хотелось. Дело наконец-то обрело некоторую стабильность. И завод и строительная фирма работали без сбоев. С АЗС капало помаленьку. Чтобы не менять направление денежных ручейков, Артему и нужна была эта ссуда.

Цементному заводу требовалась небольшая реконструкция. С этим можно было бы не торопиться, но в дело внезапно вмешались городские власти. Какие-то непонятки возникли с землей. Артем уже давно все узаконил. Документы в порядке. Скорее всего, дяди в муниципалитете решили немного попастись на его счет. Чем гонять по арбитражным судам, проще было откупиться. Артем через своих людей начал искать пути подхода к главному фигуранту. И попал в вакуум. С ним не стали разговаривать, а это значит, предстоял утомительный бег по большому кругу. Картину дополнил только вчера случившийся рейд пожарников, водоканальцев и сэсовцев. Они явились все вместе, прошерстили территорию завода с примыкающими закоулками и вынесли несовместимый с жизнью вердикт. Артему предписывалось, закрыть производство. Иначе, следующими визитерами могли стать омоновцы.

Это уже не походило на рядовой административный наезд. Скорее – на спланированную акцию конкурентов. Но откуда дул ветер так и оставалось непонятным. Ехать в такой ситуации на отдых было бы опрометчиво. А вот отправить жену – самое время. Нечего ей путаться под ногами.

Инна появилась в его жизни десять лет назад. Тогда как раз все женились на моделях. Он и повелся. В то время еще хотелось соответствовать. Малиновый пиджак и слегка помятый не новый мерс являлись не средствами, а атрибутами.

Жалеть в общем особенно не пришлось. На пятнадцать лет моложе. Детей заводит не собиралась, в его дела не лезла и была по большому счету не обременительна. Шубы и украшения в расчет не принимались. В понимании Артема женщина без мелких запросов просто не имела права на существование. С Инной было удобно являться на официозные мероприятия. Она не отличалась большим умом, зато прекрасно вписывалась в общество других жен. Артем даже иногда ловил себя на мысли, что скучает, когда ее долго нет рядом. Пару раз случалась необходимость удалить всех близких из страны. Артем сравнительно легко пережил оба наката. Инна тогда даже, кажется, не догадалась, почему месяц отдыха в Испании растянулся на полгода. Родителей он перевез в Чехию. Они сначала брюзжали и жалились на отсутствие общения, потом сошлись с тамошними русскими и жили теперь в полном удовольствии. Их жизнь Артем автономизировал и обеспечил. Что бы ни случилось, за родителей волноваться не приходилось.

В постели с ней было тоже неплохо. Во всяком случае – не хуже чем с другими. Эти другие периодически появлялись и исчезали, как только начинали заявлять претензии на его личность и наличность.

– Выбирай, куда поедешь. Я все оплачу.

– Но я хочу, чтобы мы поехали вместе, – цветное пятно надвинулось. Пришлось открывать глаза.

Из волны розового с голубым шелка выступали идеальные плечи и высокая гладкая шея. Маленькая головка откинулась под тяжестью заколотых на затылке волос. Инна без сомнения была красива. И она его необъяснимо раздражала.

– С чего вдруг такое желание?

Артем старался говорить спокойно, но негатив все же прорвался.

– Мне надоело быть только красивой куклой, – вскрикнула жена. – Это ты можешь понять? Я не живу, я только существую. Мне даже не позволено знать, что такого важного происходит в твоей жизни. Ты меня в нее не пускаешь.

– А в чьей жизни, скажи, пожалуйста, ты присутствуешь? Иван Иваныча с третьего этажа?

– Какого Иван Иваныча?

– Это я – так, к примеру. Послушай, мне твои песни кажутся до ужаса странными. Инна, что происходит?

– Мне одиноко. Я кажусь себе лишней. Тебе нет до меня никакого дела.

– Я буду занят в ближайшее время. Но тебя это не касается и касаться не может. Поезжай отдыхать. Тебе никто не говорил, что депрессия это болезнь богатых баб? Вот и подлечись.

– Я не поеду!

Инна развернулась и пошла, почти побежала к двери. Каскад розово-голубого шелка заколыхался ровными волнами в такт шагам. Это оказалось так красиво, что Артем позвал:

– Стой! Иди сюда.

Инна постояла немного и покорно вернулась к его креслу.

– Теперь иди.

– Что?!

– Все! Иди.

– Ублюдок!

* * *

В дверь стучали. Даша уже поняла это. Проснулась и сразу поняла. Но остатки сна еще витали. Она подняла руку. Только что приснилось, что ей в палец вцепилась золотая рыбка. Вернее не рыбка или не совсем рыбка. Это была собачка. Но с плавниками. Даша во сне попыталась ее стряхнуть, однако, у кистеперой собачки оказалась крепкая хватка.

Стук повторился. Домогаться ее в такую рань мог только вчерашний погорелец. Сделала доброе дело на свою голову! Если он спросит, как пройти в библиотеку, Даша его убьет. Лезть из-под оделяла не хотелось до слез. Она поставила ноги на пол, потом опять втянула их в тепло. Сегодня воскресенье, это она отлично помнила. Будить ее в такой день ни свет ни заря было равносильно надругательству.

– Кто-то пришел, – донеслось из-за двери. – Ломится в ворота.

Спальня выходила окнами на море. Двор отсюда не просматривался и не прослушивался. Знакомые перед визитом обычно звонили. Значит, пришел кто-то посторонний. Не хватало, чтобы в ее доме застали чужого, хуже того – подозрительного человека.

Вставать таки пришлось. Дарья натянула теплый халат, сунула ноги с тапочки и пошаркала открывать. Дверь в спальню на ночь она заперла на задвижку. Металл противно заскрипел. За дверью стоял вчерашний гость. Половина лица распухла. Другая половина полыхала. У «погорельца», как и следовало ожидать, подскочила температура.

В цоколе надрывался звонок. Ранний визитер давил на кнопку без перерывов. Даша чуть не взвыла. Обидно стало, что выдернули из такого забавного сна. Действительность с утра и так редко радовала, а тут уж совсем намечался трындец.

Даша побрела к двери в цокольный этаж, спустилась, путаясь в полах теплого халата, быстро просеменила по дорожке к воротам и раздраженно потребовала:

– Кто там?

– Участковый.

– Что надо?

Дарья не собиралась изображать вежливость. Денис Петрович Волчков был исключительным ворюгой и подлецом. С самого ее поселения он многократно по мелочам ей гадил и успокоился совсем недавно. Положение Дарьи на новом месте только-только начало выправляться. Соседи за свою ее не держали, но хотя бы стали здороваться. А между прочим она почти всех уже успела полечить, и не отказывала, если среди ночи они являлись с просьбой о помощи.

– Откройте, – потребовал участковый.

– Ну, открыла.

Дарья не собиралась пускать его во двор. Калитку распахнула и встала в проеме.

– Посторонние в доме есть? – выхлоп у Дениски отдавал вчерашним пойлом, физиономия отсвечивала синюшным румянцем.

– Какие посторонние?

– Отвечайте, – участковый сделал еще более зверское лицо, но ломиться в открытые ворота пока не стал.

Дарья еще не до конца проснулась. Была бы в полном сознании, не исключено засмущалась бы, потеряла преимущество и испортила все дело.

– Ордер на обыск! – рявкнула она в рожу Денису Петровичу. – Нет ордера? До свидания. Я завтра приду к вам в участок и напишу заявление, что вы вломились в мой дом без всяких на то причин.

– Никто к вам не вламывался. Я спрашиваю, посторонние в доме есть? – участковый резко сбавил тон, но слезливые глазки продолжал пучить.

– Нет!

Даша захлопнула перед стражем порядка калитку, обошла машину, решая, стоит ее отгонять в сарай или фиг с ним, вспомнила про постояльца, ругнулась про себя с привлечением недавно усвоенных терминов и пошла в дом. Холод уже заполз под стеганый халат. Лопатки сами собой сошлись ознобной судорогой, подогнулись пальцы на ногах.

Она тщательно заперла за собой дверь, но когда вошла в холл, «погорельца» не обнаружила. Диван пустовал. Вместе с человеком исчезли постельные принадлежности. В доме вообще никаких следов пребывания постороннего не просматривалось. Даша побежала в свою спальню. Тут все оставалось на месте.

Гость испарился. Появилось желание заглянуть в сумку. Даша себя одернула. Человек с высокой температурой, и без одежды, между прочим, вряд ли сбежит из дома, откуда его по большому счету не гонят.

Нашелся он в цоколе. Забрался в кладовую и сидел, завернувшись в одеяло. В душевой, куда Даша заглянула мимоходом, на сушилке для полотенец висела его одежда. Товарищ, оказывается, вчера постирался. У, молодец, какой!

Она ничего не могла поделать с раздражением. С одной стороны этот человек был ей интересен. Ну, как мог быть интересен, например, марсианин, – окоротила себя Дарья. Но с детства впитанная аксиома: « есть они, а есть мы » требовала, избавиться от него, как можно скорее.

– Там не меня случаем спрашивали? – прохрипел гость, подняв к ней сильно пострашневшее за ночь лицо. Даша не ошиблась, мужчину трепал сильнейший жар.

– Идите наверх. И не вставайте без особой надобности. Если вы навернетесь на лестнице, там и будете лежать. Мне вас не дотащить.

– Йес, мэм. Только штаны натяну.

То, что он назвал штанами, больше походило на обрывки долго используемой половой тряпки. К тому же, Даша не была уверенна, что одежка после стирки избавилась от вони.

– Я вам найду что-нибудь. Идите и ложитесь.

В нижнем ящике комода валялся старый спортивный костюм. Рядом в нарядном пакете лежал новый. Дарья натянула его, прихватила старый и вышла к гостю.

– Наденьте пока это.

– Мы идем на пробежку?

Гад! Он еще и шутит.

– Вы остаетесь. А я иду в магазин. Дверь никому…

– Водки купите.

Лежа на диване с закрытыми глазами и распухшим синеватым лицом, он напоминал труп. Но Дашу доканал тон.

– Харя треснет!

Ее буквально вынесло на улицу. И всю дорогу до магазина она клялась себе, что накормит постояльца, уколет жаропонижающее и выкинет за дверь.

В магазине за прилавком сутулой горой громоздился сам хозяин.

– Здравствуйте, – Даша старалась поддерживать ровные отношения со всеми соседями.

– Здравствуй, – гулким эхом донеслось от прилавка.

– Хлеб есть?

– Тебе повезло. Со вчерашнего одна булка осталась.

– А молоко?

– И молоко есть.

Действительно повезло. Обычно в микроскопическом магазинчике не было ничего кроме чипсов, одинаково невкусных конфет «Каркунов» в разномастных коробках и пива. Более или менее съедобные продукты уходили влет.

В холодильнике наскреблось еще кое-что. Даша загрузила покупки в сумку и начала отсчитывать деньги.

– Слышала? – дядя Петя поднял монументально отечное не лишенное, однако, былой приятности лицо.

– Что?

– Трупы нашли в лесу.

– А, это. Слышала.

– Участковый с утра по поселку бегает, свидетелей ищет.

– И как успехи? – главное, чтобы тон оставался нейтральным. Вроде про картошку рассуждаем.

– Да какие успехи! Кто говорит, их вчера постреляли, а кто – будто они там уже год лежат. Зато Денис сейчас во все дыры нос засунет под видом расследования. У тебя был?

– Был. Спрашивал про посторонних.

– О! и у нас был. Только в холодильник не залез.

– А что это вы сегодня сами за прилавком? – перевела Даша разговор на безопасную тему.

– В Татьяновке дорога обледенела. Ленка выехать не может.

– А у нас, вроде тепло.

– И у нас завтра похолодает.

Татьяновка находилась выше в горах. Не очень верилось, что завтра и тут дороги станут непроезжими, но дядя Петя, являясь урожденным старожилом, в прогнозах обычно не ошибался и что самое поразительное – никогда не врал. Правда, пил по-черному.

Одолев подъем, запыхавшись и даже слегка устав, Даша успокоилась. Участковый приходил не именно к ней, он вообще приходил, а значит, в неблагонадежные ее пока не записали.

Вот так вот живешь можно сказать исключительно правильной жизнью, и буквально на ровном месте тебя подводит под монастырь собственная доброта. Доброта! И только! Еще врачебный долг. Клятву Гиппократа, как никак, давала.

Интересно, что бы делала другая женщина, не медик, случись ей спасать такого неудобного утопающего? Наверное, поила бы чаем и ставила припарки. Еще – но-шпа. У местного обывателя она шла в ход при практических всех состояниях от поноса до клинической смерти. И что самое интересное: они в конце концов выздоравливали.

Свезло товарищу, так свезло, что попал в нормальные медицинские руки.

А товарищ между тем лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Покорно вытянул руку из-под одеяла и заработал кулаком, пока Даша искала вену. Пакет с раствором она пристроила на рогатую вешалку, которую притащила из цоколя.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – проскрипел потерпевший, когда глюкоза потекла по трубочке в пораженный организм.

– Я врач.

– Угу.

И больше ни слова. Замер. Даже дыхание стало не таким шумным.

Следующие три часа Дарья меняла растворы, делала уколы и поила больного разболтанным в воде порошком. К концу лечения вид у него стал чуть получше. Глаза уже не проваливались в серые веки. Лицо вообще разгладилось. Он перестал непрерывно облизывать потрескавшиеся губы. Он просто заснул.

А Даша пошла к себе и занялась естественным воскресным делом – приведением в порядок собственной внешности: подпилить, подстричь, подбрить и выщипать, намазать, отпарить, отскоблить… никаких поблажек она себе не позволяла. Не занимайся собой, вообще превратишься в неухоженную особь не только без пола, но и без возраста.

Краситься она не стала, подсушила волосы и переоделась в домашнее платье. За утренними хлопотами как-то позабылось о завтраке. Ничего страшного. Лишние килограммы уже не взывали, вопили, выпирая и нависая. Одежду на следующий размер она пока не сменила, хоть старая уже плотно облегала фигуру, обрисовывая складки и целлюлитные выпуклости.

Больной сидел на диване. Спортивные штаны он успел натянуть и закатать. Рубашку держал на коленях и вяло перебирал, решая, надевать или нет. Даша сообразила, что одежда ему элементарно мала. Оставив затею, гость поднялся и, пошатываясь, двинулся в сторону двери в цоколь.

– Вы далеко собрались? – мирно спросила Даша.

– Руки помыть.

– Не стоит спускаться вниз. Тут тоже есть туалет.

– Вы уверенны?

Он легко переходил от тыканья к церемонному вы. Но Даша решила держаться с ним холодно, как и прежде. Хотя уже был преодолен некий невидимый рубеж, отделяющий доктора Горчевскую от случайно попавшего в ее жизнь бомжа.

Быстрый обед состоял из поджаренной колбасы и макарон. Разводить готовку Даша не собиралась. Воскресенье дано человеку, чтобы отдышаться, отлежаться, отоспаться и почиститься, а совсем не за тем, чтобы тратить драгоценные часы на кухонную возню.

Мужчина не стал надевать рубашку, просто накинул ее на плечи и завязал спереди рукава. Двигался гость уже не так вяло. Его перестало шатать. Даша только сейчас рассмотрела, что его от природы пепельные волосы прошиты частой сединой, от чего сдавали в благородную платину. Слева под мышкой мелькнул длинный безобразный рубец.

– Вы так смотрите. Страшно, да? – гость усмехнулся одной половиной лица.

– Вы похожи на матроса с Летучего Голландца.

– Угу. Списанного на берег. Бич, между прочим, и означает береговой моряк. Может, познакомимся?

– Дарья.

–… Иван.

– Иванович Иванов?

– Вы потрясающе догадливы. Ну, тогда – Сергей.

– Пусть будет Сергей. А документы у вас какие-нибудь есть?

– Откуда?

– И как вы собирались уехать? На поезд без паспорта не содют. Без денег – тоже.

Даша говорила, а сама наблюдала, как Сергей привычно взял вилку в левую руку, а нож в правую.

Не простой бич, а хороших кровей. И врать о себе будет убедительно и красиво. Проще вообще не расспрашивать.

– Мне соратники по рабскому труду подсказали пару приемов. Можно, оказывается, путешествовать через всю страну без гроша в кармане. Разумеется, лучше с билетом и бизнес классом. Но за неимением, таковых вполне подойдет – зайцем.

– А полиция?

– Тоже есть варианты.

Он ел понемногу. Проглатывал очередной кусочек и прислушивался. Даша отчетливо уловила момент, когда что-то пошло не так.

– Тошнит?

– К сожалению. Я пожалуй прилягу.

Когда он вставал и неуклюже разворачивался, опять мелькнул рубец под мышкой. Еще на спине – три ровные темные полосы. Как будто его не так давно приложили дубинкой.

В ход пошло все то же безотказное народное средство – чай с лимоном, который Дарья дополнила церрукалом.

– Ты правда врач?

– Терапевт. Но могу и зашить и разрезать если надо. По мелочам, разумеется. А вы?

– Что я?

– Послушайте, не стоит закатывать глазки на каждый неудобный вопрос. Вам уже не так плохо. Не притворяйтесь. Не верю! Помните?

– Кто ж не помнит старика Станиславского. Но мы не в театре. Очень не хочется вам врать. За три месяца бомжевания вы первая, кто отнесся ко мне по-людски. Даже более чем. Я уже не ожидал, что встречу нормального человека. В южных широтах они вроде перевелись.

– Мне тоже так кажется. Я тут живу два года и никак не могу привыкнуть.

– Вы откуда?

– С Урала.

– А сюда, каким ветром?

– Бабушка наследство оставила.

– Этот дом?

– Тогда был только цоколь. Я два года…

Внизу затренькал звонок, сообщая, что еще кто-то решил навестить одинокую врачиху. Давно надо было провести домофон и не бегать на каждый чох, но все упиралось в финансы.

– Куда спасаться в случае осады? – приподнялся с дивана Сергей.

– Некуда. Если это ко мне, я просто не пущу. Если за вами, все бесполезно. Начнут обыскивать дом. А у меня не предусмотрен бункер для беглых каторжников.

Даша не успела, как следует выйти, только приоткрыла дверь и тут же, получив сильный толчок, отлетела к стене. Мимо нее промчалась нелепая, расхристанная, воняющая перегаром фигура. Дверь ударилась в стену. Но ее грохот перекрыл рев:

– Где она?! Где Надька, сука!? Где Надька?!

В цоколе было темновато. К тому же на улице сильно запасмурнело. Небо заволокли темные, низкие тучи. Человек развернулся и пошел на Дашу. По контуру его фигуры развевались, похожие на клочья шерсти лохмотья, середина колыхалась как студень. Прекрасно понимая, кто перед ней, Даша, тем не менее, так испугалась, что на миг отнялись и ноги и язык.

Сосед Сашка по прозвищу Рваная Ноздря навис, надвинулся, заслонил без того ничтожный свет, и уже в полной темноте Даша почувствовала, как в нее вцепляются руки, ее отрывают от пола и куда-то несут…

Она завизжала так, что у самой заложило уши. Но жуть разом прекратилась. Сашка от неожиданности или под напором децебелл уронил свою жертву. Даша кинулась вверх по лестнице.

Рваная Ноздря, к сожалению, очень быстро пришел в себя. Уже на верхней ступеньке Даша почувствовала, как чужие руки хватают воздух за спиной – возможности проскочить и запереть за собой дверь не осталось.

Она влетела в холл, кинулась к камину и схватила кочергу. Оружие оказалось декоративным. Помешать мелкие угольки ей бы удалось, обороняться от похмельного Сашки – отнюдь. А тот пер как бык на красное. Оттягивая неизбежное, Даша побежала в конец холла, развернулась и встала с кочергой на перевес.

Наверное, физические нагрузки, как то: перелезание через забор, бег по двору, борьба в цоколе и быстрый подъем по лестнице несколько прояснил сознание Ноздри. У камина он остановился, поглазел в черную топку и только после тщательного изучения ее содержимого пошел в сторону Даши.

– Надька где?

Да кто же это мог знать!? В периоды загулов супружница покидала Ноздрев дом и возвращалась только после естественного или медикаментозного восстановления суженого в уму. С чего Сашка решил, что его жена прячется у Даши, оставалось только гадать. А с другой стороны, странно, что он искал только Надьку, а не Наполеона с Ворошиловым, чтобы распить на троих.

– Где?… А!!! У-у-у!!! О!!!

Сашка вдруг нелепо замотал руками. Расстегнутые рукава рубахи и рваные полы стеганой жилетки пошли дикой волной. Он крутанулся на месте и кинулся через холл к лестнице. Снизу донесся скрежет насилуемой двери и последний, окончательный, сотрясший весь дом грохот. Сашка как налетел, так и испарился, словно злой дух.

Даша обернулась и опять чуть не завизжала. Прямо перед ее лицом замерла жуткая черная харя.

– Тихо, тихо. Я не хотел тебя пугать.

Сергей дергал за шнурок, пытаясь снять личину.

Черная африканская маска вообще-то мирно висела на стене уже с полгода. Даша ее купила из-за жуткой безобразности, в которой, однако, присутствовал некий гротеск, а из-под него уже проступала трогательная комичность. Местные, кому приходилось видеть маску, как правило, плевались, возмущенные таким выбором, а Дарье нравилось.

Маска наконец свалилась. Сергей завязал тесемки и повесил ее на место.

– Часто у тебя такое?

– Нет, – отозвалась Даша, постукивая зубами.

Для одного дня все-таки показалось многовато. А если считать со вчерашнего, количество потрясений превысило уже полугодовую норму.

– Как думаешь, он не вернется? – спросил Сергей.

– Может. Надо ворота…

На трясущихся ногах она кое-как дошла до ворот и уже собралась запереться на массивный засов, установленный еще светлой памяти Серафимой, как железная калитка распахнулась, чуть не приложив ее по носу. В воротах образовался участковый полицмейстер Волчков.

– Рваная Ноздря, то есть гражданин Сигарук только что выбежал отсюда и сообщил, что в вашем доме прячется негр.

– У него белая горячка, – кое-как промямлила Даша. Она вдруг вся обмякла. Спина сгорбилась, свесились руки.

– Я обязан проверить! – Дениска, отодвинув хозяйку с дороги, ринулся к дому.

Ну и пусть, – решила Даша. Все, хватит! Она больше не может. Пусть найдут. Пусть все уже как-то кончится!

И потащилась следом.

Не озаботившись осмотром первого этажа, представитель закона сразу проследовал на второй.

С утра Денис Петрович успел поправить здоровье. От него сдавало уже не только вчерашним, но и свежаком на старые дрожжи. Чем дольше он находился в теплом помещении, тем сильнее его развозило.

– Печку, значит, вчера топили, – продемонстрировал он чрезвычайную наблюдательность, так низко склонившись к топке, что голова чуть не перевесила.

– Топила.

– Может быть, сами покажете, где у вас скрывается лицо негритянской национальности?

– Вон там. Если плохо видно, могу включить свет.

Слабенькая подсветка делала маску еще рельефнее.

Даша оторопела: губы у Дениса Петровича сложились в совершенно идентичную гримасу.

– Это что? – выговорил он шепотом.

– Сувенир. Пьяный гражданин Сигарук увидел и испугался.

– Да тут не только пьяный, тут трезвый… вы это мне бросьте. Вы это уберите. Людей, понимаешь, пугать!

Но стоял как приклеенный, пялясь в слепые глаза африканского идола. Наконец оторвался, затравленно зыркнул по сторонам и чуть не бегом направился к выходу.

Ворота Даша заперла со всем возможным тщанием. Хотя какой от них прок? Ноздря вон перемахнул и не споткнулся. Но он шел на автопилоте, в состоянии аффекта, можно сказать.

Она по ходу прихватила вонючую бичевскую куртку, которая так и валялась у порога – на нее участковый как раз внимания не обратил – дотащилась до сарайки и закинула внутрь.

Путь в тепло занял целую вечность. Дарья успела продрогнуть. Глаза слезились то ли от ветра, то ли от накипающих слез.

Пусть бы они все провалились! Но, представив, что осталась на земле совершенно одна, Даша чуть не расплакалась по-настоящему. Месячные что ли скоро? Вроде нет. Просто все плохо. И страшно. И тошно. Тусклый день, тусклые, пьяные всю бездельную зиму соседи, надвигающийся сезон, в который не увидишь ни моря, ни солнца. Будешь пахать, не поднимая головы, потому что количество пациентов на три летних месяца увеличивается в десять раз. И надо успеть заработать на всю зиму. Дома в цивилизованной уральской «глуши» она даже представить себе не могла, что можно уставать до обмороков.

– Садись. – Сергей пододвинул к камину кресло. Пламя в топке уже скакало по щепочкам, из-за экрана накатывали волны тепла. – Я чайник поставил. Тебе пора устраивать реанимацию.

Она не собиралась плакать. Само полилось. Но не скрючилась, не затряслась в спазмах, так и сидела с прямой спиной. Слезы не катились по щекам – бежали широкими дорожками. Потом в руках оказалась ее любимая утренняя чашка из тонкого до прозрачности фарфора.

Даша ее купила лет десять назад в антикварном магазине. Витюша, помнится, тогда долгое время пребывал вне себя от ее транжирства. За паршивую чайную пару жена заплатила столько же, сколько стоил сервиз из темного небьющегося стекла. У соседей по подъезду уже имелся такой. А у них – вот! – чашка с блюдцем.

Зато, какое было наслаждение каждое утро брать в руки изысканно легкий, почти прозрачный, белый с неуловимым розоватым бликом фарфор, в котором даже банальный чай из соседней лавки имел более тонкий аромат.

Даша обхватила пальцами теплые края с едва заметным рельефным узором.

– Спасибо.

Сергей стащил с дивана плед и прикрыл им Дашины ноги.

– Согрелась?

– Спасибо.

– Я рад.

– Чему?

Слезы уже перестали бежать, но ресницы слиплись. Изображение морщилось и расплывалось.

– Ну хотя бы тому, что мы наконец-то перешли на ты.

– Временно.

– Пусть. Даже если на полчаса – все равно приятно. Можно, я тут на коврике прикорну?

– Ты как кот все время жмешься к теплу.

– Не поверишь, я за последние месяцы намерзся на десять лет вперед. Не знал, что на черноморском побережье можно от холода вульгарно дать дуба, как например в Амдырме.

– Там быстрее. Раз, и ты сосулька. Почти безболезненно.

– О, чувство юмора проклюнулось. Тебе чаю добавить?

– Я еще этот не выпила.

Даша нашарила в кармане платок и промокнула глаза. Ну, чего, спрашивается, разревелась? Вспомнила физиономию участкового и прыснула.

– По какому поводу веселье?

– Рожа у гражданина начальника точь-в-точь, – она кивнула в сторону маски, – будто в зеркало посмотрелся.

– Жаль, не пришлось, увидеть.

– Послушай… я так не могу. Расскажи, как ты тут оказался.

– Легко. Иду я вчера по дороге, смотрю, девушка под дождем загорает с домкратом наперевес. Пришлось оставить все свои дела и поспешать на помощь.

– А откуда ты шел?

– От… верблюда.

Плеснуть бы ему в рожу остатки чая! Но глянула в глаза и раздумала.

– Прости, – решился он после некоторого раздумья. – От того места, где мы вчера встретились, вниз будет такая уютненькая бухточка. Мини рай. С дороги не видно. Кругом лес и скалы. Пройти без дороги практически невозможно, разве, со специальным снаряжением. А тропочка одна. И она, заметь, охраняется. Там строится дом. Целый дворец. Еще есть пара бараков и кое-какая техника. В одном бараке проживает господин капо. Ты его вчера видела. Некто Борис Иванович Клочко. А в другом бараке – двенадцать очень разных человек. Документы у всех отобрали. Работа с восьми утра до восьми вечера. Кормежка два раза в день. От истощения не помрешь, но и не растолстеешь. По субботам – ящик водки. Но в воскресенье – опять на работу. За любую провинность били. За попытку побега били очень больно. Иногда закрывали на сутки в подвале на стройке. Но не дольше – на фига нужен раб, который просто сидит? Несколько человек имели право выхода за территорию. Дрова в лесу собирали. Они вчера и натолкнулись на трупы. И нет чтобы господину капо доложить, я так понимаю, им кто-то из местных по дороге попался, они и разболтали.