Государство Двоих, или Где соединяются параллели

Мы расстались, и я отправился домой. За рулём я придумывал какое-то несуразное объяснение своему позднему возвращению. Я не мог рассказать Тане, что со мной произошло на самом деле. Это казалось слишком интимным, да и неуместным для человека в сорок пять лет. Я был растерян и мало что понимал. Несмотря на то, что эта женщина не сказала ничего особенного, у меня было довольно странное чувство, что в этот вечер то ли кончилась, то ли началась моя жизнь. Согласись, и то и другое в моём возрасте не совсем своевременно.

Прошёл почти год. Я ждал перемен вокруг себя, но все оставалось по-прежнему. Параллельно я пытался понять, что именно следует делать, как изменить себя и своё отношение к миру. Чтобы не пропустить что-нибудь важное, я хватался за каждую мысль, за каждую идею. Всё, что ещё год назад показалось бы мне если не абсурдным, то малореальным, теперь как минимум вызывало вопрос: а вдруг это и есть мой путь? Поэтому я не мог не прощупывать почву перед каждым своим потенциальным шагом. Вопрос: где было взять время для такого «прощупывания»? Его катастрофически не хватало. И однажды, когда я особенно устал после трёх больших операций, ехал домой на автопилоте и проклинал жизненную колею, из которой невозможно выскочить, я вдруг на удивление явственно осознал очень простую вещь. В моей голове выстроилась короткая, но ёмкая логическая цепочка: я стал врачом, значит, мне следует двигаться в этом направлении и ни на что не отвлекаться. Далее, я много чего узнал в медицине, и если это не решило всех проблем, значит, я ещё недостаточно узнал. Поэтому останавливаться в познании нельзя: количество перейдёт в качество, и тогда мне, наконец, удастся что-то изменить. И подумал, что для начала нужно усовершенствовать методы лечения хотя бы одного заболевания. В эту идею можно будет инвестировать средства и получать гонорары за изобретение, что освободит меня хотя бы частично от финансовой кабалы. Тогда у меня появится возможность двигаться дальше – реализовывать новые идеи. Иными словами, первым делом я должен расстаться с рутиной, поглощающей моё время и силы.

Но в одиночестве я не способен воплотить всё это. Мне нужны помощники. Я ведь и наше с тобой знакомство рассматривал с этой позиции. В итоге я решил, что именно так и должно быть. И всё начнет получаться, если я не остановлюсь. А для того, чтобы не останавливаться, нельзя бояться, отвлекаться и сомневаться: бояться однообразия и трудностей дней и сомневаться в правильности выбранной цели. Вот я и решил – не отступать и идти вперёд. По однообразной и трудной дороге, да, но без страха и мыслей о тщете и усталости. Дорогу, как известно, осилит идущий.

Юра закончил говорить. Наступила тишина. Он лежал на песке и глядел в небо. Вера сидела рядом, и он не мог видеть её лица. И хорошо, что не видел, поскольку с ней происходило нечто странное. Ни на что не похожий отзвук вызвали в её душе его слова. Был этот отзвук подобен эху, но только эхо повторяет оригинал и звучит тише его, а тут значение сказанных слов многократно усиливалось и принимало новый смысл.

Просыпаться и чувствовать тянущее томление в подреберье! Ну конечно, это так знакомо ей!

Ожидание чуда всегда просыпалось первым. Оно будило её по утрам медленным теплым взрывом в подреберье. Вера ощущала внутри себя пьянящую, головокружительную пустоту, которую предстояло заполнить чувствами, впечатлениями, событиями предстоящего дня. Проснувшись, она лежала без движения, почти не дыша, и с бьющимся сердцем прислушивалась к звукам пробуждающегося мира. Так начинался каждый день её детства.

Ощущала ли она себя другой среди своих сверстников? Разумеется да! Но это не терзало её. Даже бóльшие по сравнению с другими детьми нагрузки воспринимались ею как неотъемлемая часть некоего ответственного, но почётного отличия. Пока Вера училась в школе, мама заставляла её выполнять дополнительные, наиболее сложные задания по математике или выучивать наизусть не входящие в школьную программу стихи, или читать книги на английском языке. Верины аргументы, что им этого «не задавали», мама всегда отвергала: «У каждого своя жизнь и свои способности. К разным людям – разные требования. Это другим не задавали, а ты должна сделать больше, потому что тебе и дано больше. Ты делаешь это не для меня и не для учителя, а просто потому, что можешь это сделать».

И вот наступает то незабвенное утро двадцать пятого декабря (даже дата запомнилась: ей недавно исполнилось четырнадцать лет), когда понимание пронзает её буквально в одну секунду. Ей вдруг становится ясно, что никакие чудеса не подстерегают её за углом жизни, что ей надо не просто сыграть некую роль в заранее запланированном кем-то событии, а самой это событие задумать и самой привести в исполнение. Вера почувствовала, что ей самостоятельно следует искать свой путь, измерять свои шаги на этом пути, уметь узнавать и благодарить судьбу не только за щедрые, но и за скупые подарки. И даже за испытания. Что главное при этом – не останавливаться, не оглядываться назад с тоской или горечью. Она поняла, что придётся с каждым шагом отодвигать горизонт, высматривая на нём новые цели. А иногда, в наказание за поблажки собственной слабости или лени, переживать грусть об ускользнувшем времени, сожаление о том, что так и не случилось. Вера вспомнила слова из песни: «Ты не жалей о том, что было, – о том, что не было, жалей». Вот именно так и не иначе она в четырнадцать лет поняла принцип жизни. Хотя песню услышала гораздо позже. Не было покоя, не было даже настоящей удовлетворённости. Подолгу накапливаемая горечь прорывалась минутами переосмысления, когда просыпаешься среди ночи и лежишь на горячей простыне, вглядываясь в чёрный потолок, и не находишь ответа… Надо ли было искать этот ответ в себе? Или встреча с кем-то принесла бы ей объяснение? А с другой стороны – нуждалась ли она сама в ком-нибудь, кто указал бы ей её путь?

Но со временем все изменилось. Она повзрослела, и утра стали иными. Прежние метания забылись под напором карьерных и семейных хлопот и радостей. Предвкушение сменилось планированием. И лишь очень-очень редко – толчок и ноющее чувство в подреберье – эдакий пережиток юности. Но, если о нём не думать, оно быстро проходит, и день идёт своим чередом.

Вера закрыла глаза и позволила воспоминаниям пройти перед мысленным взором. Да, её жизнь за последние годы настолько выровнялась, определилась, расставила по своим местам мысли и чувства. А всё самое дорогое, казалось, было защищено от жестокого мира прозрачной полупроницаемой стеной.

И вдруг в этот налаженный мир врывается Юра со своей Калифорнией, со своими идеями, с неведомыми дотоле перспективами, с фразой «You should look out of box», и тут что-то начинает меняться и в ней самой, и вокруг неё. Первым напомнило о себе почти к тому времени забытое чувство утренней неудовлетворенности. Сначала от него всё сложнее стало избавляться, а затем оно победоносно воцарилось, заняв собой весь день и утихая лишь к вечеру, и то не всякий раз. Как будто и не было «взрослого» периода в Вериной биографии.

Теперь Вера сидела на песке и думала, каким образом сказать об этом Юре. Как донести до него, что она до мельчайших деталей понимает все его чувства и сомнения? Что она поддерживает и разделяет его целеустремленность? Сочувствует будничным тяготам? Что он, Юра, сам того не ведая, повлиял на течение её жизни, и не исключено, что это тоже является частью его миссии; и в данную минуту она переживает такой редкий резонанс взаимопонимания, невероятное родство душ?

События вчерашнего вечера как-то вдруг отступили на задний план, потеряли ключевое значение. Безусловно, Юра прав в том, что к их судьбам неприменим сюжет курортного романа. Им действительно следует остаться в том же пласте дружеских отношений, с которых всё началось в Сан-Диего. Это будет лучше как для них самих, так и для общего дела, затеянного пару лет назад. Может быть, и эта встреча один на один, организованная судьбой вопреки всем их планам, состоялась именно ради сегодняшнего разговора на берегу Тихого океана?

Вера повернулась к Юре, чувствуя себя, наконец, готовой произнести нечто важное. Юра лежал на песке молча, закрыв глаза. По тому, как медленно двигалась его грудная клетка, Вера поняла, что он уснул. А ведь каких-то десять минут назад лицо его было тревожным и задумчивым. Теперь же морщина у переносицы разгладилась, линия рта стала спокойной и уверенной, а ноздри медленно и едва заметно двигались в такт дыханию. Вера с минуту рассматривала его черты – черты усталого, но вдумчивого и уверенного в себе человека. Как ни странно, чем дольше она смотрела на Юру, тем сильнее её одолевало желание встать и отойти, а лучше и вовсе уехать из этих мест, чтобы остаться наедине с собой и осмыслить то, к чему она уже так давно не возвращалась. Глядя, как он спит, Вера думала: «Он чужой и останется чужим. В моей жизни он появился лишь для того, чтобы что-то передать мне, о чём-то рассказать и дальше идти собственной дорогой, не сворачивая с неё. В лучшем случае, наши дороги станут параллельными, но соединиться в одну им не суждено, да и не нужно».

Сопротивляясь неожиданному желанию уйти, Вера вместо этого медленно склонилась к Юриному лицу и приблизила свои губы к его губам. Она закрыла глаза и замерла на мгновенье в миллиметре от его лица, прислушиваясь то ли к его дыханию, то ли к собственным чувствам. Нет, ни желание, ни горечь не всколыхнулись в её сердце. «Ты оказался прав, – мысленно произнесла она. – Я действительно ищу чего-то. Только я ошиблась, решив, что не одинока в этом поиске».

Вера встала и быстрым шагом направилась в сторону океана. Ветер немного успокоился, дымка рассеялась, и даже выглянуло солнце. Вера закатала брюки до колен, вошла в воду и, испытывая наслаждение от её соленой свежести, умыла горячее лицо. А позади неё робкие волны продолжали монотонно облизывать безразличный песок.

Часть вторая

12

Андрея разбудил телефонный звонок. От неожиданности он подскочил в постели. «Уф», – выдохнул он, озираясь по сторонам и не сразу соображая, где он находится и откуда исходит звук. Наконец он локализовал жизнерадостно заливающийся телефон и перевел его в бесшумный режим.

«Что ж такое?» – подумал он, откидываясь снова на подушку. Раньше ничего подобного с ним не случалось. Он уже лет восемь подряд, просыпаясь, наблюдал обстановку этой комнаты, и поводов её не узнавать у него не было. Сколько, интересно, сейчас времени? Шесть пятьдесят утра. Десять минут до сигнала будильника. Звонил кто-то с неизвестного номера – скорее всего, ошиблись. А если действительно он срочно кому-то понадобился с утра пораньше? Ладно, перезвонят. А почему он один и рядом нет Иры? Нет… ну, точно что-то с головой… Она же ещё неделю назад уехала в Россию к родителям.

Странно – обычное время для пробуждения, а он совершенно не выспался. Хотя… что тут странного? Сам виноват. Зачем он до трёх часов ночи просидел вчера у компьютера, пил кофе и скачивал программы для работы с видео? А пока они загружались, путешествовал по просторам интернета. Нашёл блоги современных российских литераторов и зачитался. Среди прочего попался ему на глаза необычный рассказ. Зацепило название: «Рейс Москва – Пермь».

Рассказ был о судьбах тридцати людей, не знакомых друг с другом (полстраницы на судьбу). Все они они летели из Москвы в Пермь. Во время полета люди знакомились и разговаривали со своими соседями. Самолет взорвался в воздухе, не долетев до места назначения несколько километров.

Все истории пассажиров были разрознены. Единственное, что объединяло погибших, – это общие обстоятельства гибели. Однако Андрею не давала покоя мысль, что так не бывает. По крайней мере, в литературе. Должно быть ещё что-то общее между героями. Без этого «общего» рассказ не был рассказом, он распадался на тридцать маленьких историй. Андрей перечитал его повторно, и ощущение ускользания смысла только усилилось. Это было похоже на некий ребус или детектив. Но сколько он ни перебирал в голове детали сюжета, задача не хотела решаться.

Протирая усталые, словно присыпанные песком глаза, Андрей подумал, что на сегодня с него хватит. Но то ли из-за кофе, то ли из-за прочитанного он ещё долго не мог уснуть. Странный сюжет растревожил его. Может быть, ещё и потому, что Ира сейчас в России, хотя заезжать в Пермь она не собиралась: её родители жили в Ижевске. А может, само упоминание родного города так на него подействовало? Андрей не помнил, как уснул.

А, вот ещё что: ему ведь приснился сон – первый раз за последние пятнадцать лет. Снился ему самолёт, на котором он сам летел куда-то. Вдруг самолет этот начал падать, среди пассажиров началась паника. И тут Андрей подумал, что его с этими людьми ничего не объединяет, значит, и не может он взять и погибнуть вместе с ними. Самым правильным решением показалось ему зажмурить глаза и представить, что он уснул, а дальше всё будет элементарно просто – останется лишь проснуться дома, в своей постели. Андрей так и поступил: плотно-плотно, что есть силы, зажмурился и подождал немного, а когда разрешил себе открыть глаза, обнаружил себя лежащим в своей детской спальне.

Стену напротив пересекал знакомый ему луч солнца, а из кухни доносился разговор родителей и звук перебираемой посуды. Это мама готовила всем завтрак, а папа читал вслух утреннюю газету и иногда отпивал из большой чашки чай, и после каждого глотка чашка с приглушённым звяком возвращалась на блюдце. А сам Андрей лежал не шевелясь, наслаждаясь давно забытым умиротворением и сказочным предвкушением очередного интересного дня. Он был ребёнком, и он был дома. Надо же было так случиться, что в этом месте сна и зазвонил злосчастный телефон! А может, и к лучшему, что он проснулся именно в этот момент. Неизвестно, что ждало его дальше в этом запутанном сне. Он вспомнил, что когда-то читал объяснение снов с двойным пробуждением, но самого объяснения не припомнил.

Вновь зазвонил телефон.

– Bueno, – сказал он в трубку.

– Это Мигель, – раздалось из телефона, – простите, я не рано?

– Не переживай, меня уже кто-то до тебя разбудил. Кстати, это не ты минут десять назад звонил? Что-нибудь случилось?

– Нет, не я. Извините, я думал, вы уже проснулись. Нам ведь через два часа надо быть в аэропорту. На самом деле я очень волновался – удалось ли вам решить проблему с видеороликами операций? Почему они не прокручиваются в презентации?

– Не переживай. Я нашёл нужные кодеки – теперь проблем не будет.

– Здорово! Спасибо. А то я даже спал плохо. У меня ведь завтра с самого утра доклад, на первой хирургической секции.

– У меня тоже, но я, заметь, никому не звоню в шесть утра. Ничего, прилетим, в отель заселимся – и целый вечер будет для отдыха.

– Смотря о каком отдыхе вы говорите…

– Мигель, ты взрослый мужик, а такие вопросы задаешь. Книжку почитаешь перед сном – вот о каком. Ладно, всё. Увидимся в аэропорту.

Закончив разговор, Андрей убедился, что телефон заряжен достаточно. Сразу же приготовил зарядное устройство, чтобы не забыть его взять с собой. Пожалуй, чемодан – потом; сначала – кофе.

13

Однажды северный сосед Мексики, осознав, что Куба надолго перестала быть местом отдыха «капиталистов», начал вкладывать деньги в развитие курортов на Юкатане. Поэтому Канкун, а вслед за ним и Ривьера Майя стали довольно быстро развиваться. Обычный рай превратился в рай туристический со всей необходимой инфраструктурой: прекрасные дороги, дорогие отели с ресторанами, пляжами и бассейнами, эко-парки, спа-резиденции и т. д. Как и положено в раю, песок там совершенно белый и очень мягкий, а море имеет удивительный бирюзовый оттенок. Поблизости имеются коралловые рифы – мечта дайверов, а в придачу ещё и множество археологических памятников – построек времен цивилизации майя. Так что Канкун способен удовлетворить самые разные, в том числе и весьма притязательные вкусы.

Андрей любил туда ездить. Да и все мексиканцы любили. Вероятно, поэтому в Канкуне и проводилась каждая третья национальная конференция, в том числе и по урологии. Но в данном случае конференция ожидалась урогинекологическая и международная, а это вообще особое событие. Андрей должен был председательствовать на ней в двух секциях.

Регистрация участников проходила в фойе отеля. В ярких портфелях всем выдавали материалы конференции. Андрей отошёл к столикам, находившимся метрах в пятнадцати от стойки регистрации, и сразу же приступил к изучению содержимого портфеля, а точнее, только одной бумаги – списка участников.

Андрей ожидал встретить кого-нибудь из русских. Три месяца назад он даже позвонил и разослал электронные письма нескольким знакомым московским урологам, в том числе одному профессору, чтобы проинформировать о предстоящей конференции. По правде говоря, он не особенно рассчитывал, что они приедут. Люди не посещают одни и те же конференции из года в год. А на этой многие были прошлым летом в Париже. К тому же Мексика – слишком уж далеко. Так что шансов мало. И всё-таки он надеялся…

Заканчивая просматривать список участников, Андрей понимал, что всё меньше остаётся шансов увидеть в графе стран «Россия». Последние несколько букв алфавита он просмотрел уже вскользь. Так и есть – никого. Он отодвинул на дальний край стола злополучный список, а остальные бумаги резким движением убрал в портфель. И в ту же секунду ему стало неприятно – и от того, как он глупо надеялся, и от того, с какой насмешливой предсказуемостью не сбылась его надежда, и от того, как по-детски он обиделся на обманувший его листок. Злясь теперь уже на себя, он придвинул ни в чём не повинную бумагу и, секунду поколебавшись, убрал её в сумку вслед за другими материалами.

Его коллеги что-то оживлённо обсуждали за соседним столиком в холле отеля, где вся компания несколько минут назад прошла регистрацию. Предметом обсуждения был сегодняшний вечер. Материалы конференции совершенно никого не интересовали (может быть, потому, что мексиканцам некого было искать в списке участников?).

– Ничего там нет хорошего, и дорого всё. Ты, видно, давно не заглядывал в «Блэк Джек», – кипятился Роналдо.

– То, что ты мотаешься без конца по эндоскопическим конгрессам, не даёт тебе права решать всё за всех, – отвечал Мигель. – И то, что тебе надоел «Блэк Джек», ещё не значит, что он надоел всем остальным. Я там был, например, два года назад, и мне понравилось.

– Тебе понравился не «Блэк Джек», а та девчонка. Все помнят, как ты размахивал пачкой купюр, привлекая её внимание. Помнится, даже пришлось тебя урезонивать.

– Подумаешь! Какой правильный выискался! Я, между прочим, своими деньгами размахивал, а не твоими.

– Эй, друзья! А не лучше ли вам успокоиться? – присоединился к обсуждению Андрей. – Давайте-ка я сам решу, кто что будет делать и куда мы пойдём.

Андрей, будучи шефом нескольких урологов из собравшейся здесь компании, обычно не был склонен злоупотреблять своим административным положением, но сегодня ему вдруг захотелось этой привычке изменить.

– Профессор! Хорошо, что вы пришли. Вы ведь тоже здесь часто бываете! Может, подскажете, где лучше провести вечер? – с надеждой обратился к нему Мигель. – Что думаете насчёт «Блэк Джека»?

Андрей, признаться, и сам был не против отправиться в «Блэк Джек» – самый известный ночной клуб в Канкуне, славившийся своим table dance. Может, ничего сверхъестественного и особо нового они не увидят, но зато и неожиданностей не случится (а неожиданности в таких делах, как известно, чаще бывают неприятного свойства). Вечер пройдет, по крайней мере, «на уровне» и без приключений. Но почему-то вдруг ему показалась неуместной беззаботность друзей-мексиканцев, не знавших других проблем и терзаний, кроме выбора ночного клуба на сегодняшний вечер. И вместо того, чтобы окончательно утвердить выбор «Блэк Джека», он сказал:

– Тебе, Мигель, если ты не забыл, завтра выступать рано утром. Так что никуда мы не пойдём.

Роналдо злорадно осклабился.

– Вот это правильно, доктор Андрей. Нечего отвлекаться от научной программы. Тем более людям с неуравновешенной психикой, – он исподтишка глянул в сторону Мигеля.

Мигель стоял красный и молчал.

– Но хотя бы завтра мы туда сходим? – спросил он мрачно.

– Завтра сходим, – смягчился Андрей. – А Роналдо, как мне кажется, без нас ещё и быстрее сориентируется в программах местных клубов. И утром всем нам расскажет.

Конгресс шёл своим чередом. Программа была плотная, научная часть перетекала в развлекательную без пауз и промежутков. Андрей был доволен и своим утренним докладом, и последующим обсуждением, проходившим в рамках хирургической секции. Он был на высоте: в извечном споре со своим оппонентом – профессором из Национального университета – Андрей сегодня одержал сокрушительную победу, а его видеопрезентация была явно более убедительной.

Вечером на второй день все отправились в выбранный накануне клуб, тем более что и встретившиеся докторам из Мехико-сити коллеги из Веракруза и Чигуагуа тоже туда собрались. Компания образовалась большая и весёлая. К ним присоединились некоторые ценители жанра из Чили и Аргентины. Многие были знакомы друг с другом. Андрея знала большая часть докторов, поскольку он бывал председателем на многих конгрессах, как национальных, так и латиноамериканских, а также вёл эндоскопические курсы.

За столиками было оживлённо. Программа была новая, девушки выступали хорошо. Мигель держался поближе к своему шефу и веселил того своей юношеской непосредственностью. Последняя выражалась в том, как восхищённо он смотрел на танцовщиц и как радовался их особенно нескромным движениям. Андрею было забавно наблюдать реакцию молодого подчинённого. Сам он уже давно утратил свежесть восприятия.

Нельзя было сказать, чтобы женщины не интересовали его. Скорее напротив, он умел находить удовольствие даже в самом поверхностном общении с ними. Непринуждённый разговор, который Андрей с возрастом научился умело вести, включал элемент ни к чему не обязывающего, но изысканного флирта. Поведение зрелого, умудрённого опытом мужчины, по всей видимости, притягивало к нему представительниц противоположного пола. Они с удовольствием принимали его ухаживания и в ответ также флиртовали.

Может быть, по той же причине из всей компании собравшихся за столом мужчин девушка-танцовщица выбрала именно Андрея? А может, она просто сочла его за американца. Так или иначе, но именно ему адресовала она свой танец, к нему обращались и движения её тела, и её взгляд. В этом плане разгорячённый Мигель не прогадал, заняв место рядом со своим шефом. Ему тоже перепадало внимание танцовщицы, и её подвижное гибкое тело вызывало у него ту самую непосредственную реакцию, столь забавлявшую Андрея.

Танец менялся вслед за музыкой. Чем быстрее она звучала, тем зазывнее и откровеннее танцевала девушка. По всей видимости, это была одна из лучших танцовщиц в клубе. Она притягивала взгляды мужчин, сидевших за соседними столиками, образовав вокруг себя центр всеобщего внимания. Кроме того, у девушки были светлые волосы и серые глаза. Она не была похожа на мексиканку. Её длинные белые руки и бедра с каждым тактом едва заметно, но очень уверенно приближались к Андрею, обволакивая его своим ритмичным покачиванием. Вскоре он уже мог различить светлые, едва заметные волоски на её коже.

Надо сказать, что мексиканки различными способами борются со свойственным им повышенным оволосением, и потому их кожа отсвечивает особым бронзовым глянцем, который всегда отталкивал Андрея своей ненатуральностью. А у этой девушки не было никакой необходимости избавляться от нежного пушка, не имевшего ничего общего с гирсутизмом южанок. Эта маленькая живая деталь вдруг сильно взволновала Андрея. По его собственной коже побежали мурашки. Золотистые волоски на теле девушке были видны так отчётливо, а ритмичные движения её рук, живота и бедёр стали так близки и столь непозволительно откровенны, что неожиданно для самого себя Андрей почувствовал, как волна возбуждения захлестнула его.

И в этот миг музыка неожиданно изменилась: зазвучала Besame Mucho в исполнении совершенно ангельского, почти детского голоска. Такой версии известной песни Андрей раньше не слышал. Как только песня началась, танцовщица довольно заметно отстранилась от своей «жертвы», и «просьбу о поцелуе» выражала теперь очень медленным танцем преимущественно рук и верхней части тела. Эта некоторая отстранённость и почти невинные движения составили явный контраст предыдущему танцу, и, возможно, от этого вожделение физическое сменилось необъяснимым душевным томлением. Андрей мог бы поклясться, что ни один интимный танец не задевал его за столь глубокие струны.

После окончания танца многие девушки «выходят в зал», то есть позволяют мужчинам посадить себя на колени или по специальному заказу исполняют индивидуальный танец в одной из уединённых комнат второго этажа, куда по очереди удаляются со своими расщедрившимися и раскрасневшимися спутниками. Андрей ждал, что подобное случится и в этот раз. Девушка уже явно сделала свой выбор и непременно должна была к нему подойти как минимум за чаевыми. Но она почему-то исчезла, а вместо неё к их столику уже приближались две другие танцовщицы. Одна из них обхаживала довольного Мигеля, а другая направилась прямиком к Андрею. Когда она приблизилась, Андрей движением пальца пригласил её наклониться и поинтересовался, куда ушла её предшественница. На что получил ответ, что той запрещено задерживаться в клубе дольше часа ночи, поэтому она уже, наверное, отъезжает от запасного выхода на заднем дворе. «А не могла бы ты передать своей подруге вот это?» – спросил Андрей и, не дождавшись ответа девушки, вложил в её руку довольно крупную купюру и вышел из-за стола. На вопрос Мигеля, куда он уходит, Андрей ответил, что устал после перелёта и всех сегодняшних событий и хочет выспаться.

Андрей вышел на улицу. Ночь, к счастью, была не такая жаркая, как день. Тем не менее воздух был плотный и нёс в себе причудливую смесь запахов моря и прибрежных ресторанов. Не хватало свежести (в Мексике Андрею всегда не хватало свежести), но, подумав минуту, он решил, что даже такой воздух будет ему сегодня полезнее, чем продукт работы кондиционера в отеле. Стремясь скорее избавиться от запахов барбекю, Андрей свернул к пляжу. У кромки воды вполне можно было найти уединение, недоступное в дневное время суток.

Он шёл вдоль воды босиком, позволяя тёплому прибою омывать его стопы. Удивительно, как мог танец настолько тонко передать драматизм динамики чувства? Не изолированного плотского притяжения, а чего-то давно забытого, родом из юности? Того, как сексуальный накал в исключительных случаях сменяется безнадёжным растапливанием души, удовлетворить которое уже и вовсе невозможно. За этим обычно следует опустошение и разочарование. Что-то давно забытое и несбыточное, а оттого и болезненно-томительное, пробудила в нём сегодня белокожая танцовщица.