Читать книгу: «Станция расплаты», страница 2

– Чего уставился? – голос Лехи прозвучал совсем иначе. Он уже взял себя в руки, и теперь в голосе появились стальные нотки.

– Я помогу вам, – спокойно проговорил Егор. – В обмен на его жизнь.

Он кивком указал на Ивана Громова, который так и лежал, уткнувшись лицом в пол. Григорий захохотал.

– Вот это я понимаю, деловой подход, – выдал он. – Только вот вопрос: чем ты можешь нам помочь?

– Я знаю, как помечают ценные посылки и бандероли, – Егор старался, чтобы его голос звучал ровно. – Без моей помощи вы провозитесь не один час, а через тридцать пять минут будет остановка в Александрове, и к нам наведается начальник поезда.

– С чего бы вдруг? – недоверчиво поинтересовался Леха. – Разве это входит в его обязанности?

– Так положено, – коротко ответил Егор.

– Что-то мне подсказывает, что ты заливаешь, – Леха испытующе вглядывался в лицо Егора. – Хочешь взять нас на понт?

– Думаешь, мне сейчас до игр? – Егор усмехнулся. – Сынок, на тебя когда-нибудь наводили обрез?

Григорий снова заржал, переломил обрез, ловко поддел использованный патрон, тот полетел на пол. Достав из кармана россыпь патронов, загнал один в патронник. Щелкнув затвором, он навел оружие на Егора.

– А ты мужик крепкий. Мне это нравится, – осклабился он. – Ладно, ближе к делу. Давай показывай, где тут у тебя особо ценные посылки.

– Покажу, но ты должен отпустить его, – Егор снова кивком указал на Ивана. – Отпустишь – уйдешь отсюда с таким наваром, о котором и не мечтал.

– Предлагаешь выкинуть его из поезда? – Григорий, казалось, всерьез рассматривал такой вариант.

– Нет, просто отпусти его. Пусть идет в купе, запрется там до тех пор, пока вы не уйдете.

– Не пойдет. Кто знает, какой финт он может выкинуть.

– Взгляни на него: разве он кажется тебе опасным? – возразил Егор.

– Тут ты прав, дружок твой в штаны наложил и вряд ли быстро оправится, – согласился Григорий. – И все же, как говорится, береженого бог бережет.

– О Боге заговорил? Забавно, – на этот раз Егор не удержался от улыбки.

– Тянешь время? – Григорий внезапно озлобился. – Думаешь, поможет?

– Время тяну не я. Не хочешь оставлять его так, пусть твои шавки его свяжут, – Егор указал на подельников Григория, и тот снова разразился неприятным смехом.

– Шавки? А ты шутник, – Григорий одобрительно кивнул. – Что ж, пусть вяжут.

Едва уловимым кивком он подал знак подельникам. Из-за спины Григория вышел тот, кого Леха назвал Толстым, хотя вес его вполне укладывался в общепринятые стандарты обычного человека. Толстый пошарил глазами по полкам, схватил моток бечевки, какой обычно перевязывали посылки, завернутые в грубую бумагу, и направился к Ивану Громову. При приближении парня Громов съежился.

– Поднимайся, придурок, – скомандовал Толстый. – Сегодня тебе амнистия вышла.

Громов не шелохнулся. Толстый с силой ударил его ногой в бок, Иван вскрикнул, но головы не поднял. Тогда Толстый нагнулся и ухватил Ивана за ворот форменной куртки. И тут произошло неожиданное: с легкостью гимнаста Громов подскочил на месте, перехватил руку Толстого и быстро заломил за спину. Прикрываясь им, как щитом, он вдруг пошел прямо на Григория, взгляд его при этом казался совсем безумным.

– А-а-а-а! Сука! – взвыл Толстый. Он начал изворачиваться, пытаясь избавиться от Громова, но тот не ослаблял хватку.

«Что же ты творишь? Зачем? – Егор нервно сглотнул. – Я ведь почти договорился, а теперь все пропало!» С полминуты Егор наблюдал за сценой, а затем пришел в действие. Он ухватил деревянный ящик, в который ссыпал письма, оторвал его от пола и занес над головой. В следующую секунду он обрушил его на голову Лехи, который стоял, разинув рот, между ним и Григорием. Леха пошатнулся, но на ногах удержался.

– Ах ты падла! – выкрикнул он и бросился на Егора.

Егор ловко ушел в сторону, и Леха, не удержав равновесие, полетел вперед и впечатался в стену из ячеек. Грязно матерясь, Леха оттолкнулся от стены и снова пошел на Егора. Но того Леха больше не интересовал, он рывком бросился к Григорию, понимая, что он – главное зло. Вопреки ожиданиям Егора, Григорий оставался абсолютно спокоен. Неспешно он поднял обрез и свистнул.

Повинуясь безмолвной команде, Леха отпрянул в сторону. Толстый обмяк и повалился на пол, утягивая своим весом Ивана. Тот потерял преимущество, оказавшись сверху на Толстом. Почти не целясь, Григорий нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, и в спине Ивана образовалась дыра размером с кулак. Егору не хватило каких-то пары сантиметров, чтобы предотвратить выстрел. Рука скользнула по рукаву Григория, а в следующее мгновение он полетел на пол, сбитый Лехой, напавшим на него со спины. Стряхнув с себя Ивана, поднялся Толстый. Он потряс головой, как будто пытался вытряхнуть из нее все мысли. Затем развернулся к Григорию.

– Ты мог попасть в меня или прострелить насквозь. Валялся бы сейчас вместе с этой падалью, – Толстый пнул ботинком мертвого Ивана.

– Ну не попал же, – Григорий зло сверкнул глазами. – Зато одной проблемой меньше. Похоже, у нас осталась всего одна проблема.

Он сделал шаг вперед и навис над Егором. Перекатил его с живота на спину, усмехнулся и ударил по лицу. Из разбитого носа тут же потекла кровь.

– Видишь, к чему приводит доброта? – почти ласково произнес он. – Мой тебе совет на будущее: не будь таким доверчивым и добрым. Пусть люди сами решают свои проблемы. Впрочем, о чем это я? Будущее? Думаю, ты понимаешь, что тебе оно не грозит?

Он в очередной раз загоготал над собственной шуткой, но Егора его смех не задел. Он чувствовал, как распухает нос, как струится кровь по щеке, и думал о том, что не успел поцеловать дочку перед поездкой. Она так сладко спала, облачившись в розовую пижамку, что тревожить ее не хотелось. Черт! Как жалко, что он этого не сделал! А теперь он смотрит в лицо смерти. «Зачем? Не желаю этого делать! Если уж пришло мое время, пусть это случится быстро. И я не обязан это видеть». Егор повернул голову вбок, чтобы не видеть дула, и тут он заметил, как приподнимается ткань на перегородке, отделяющей багажный отсек от сортировочного. «Нет! Не делай этого! – чуть не выкрикнул он, поняв, что произойдет в следующий момент. – Оставайся на месте, Ленька! Не глупи». Но Ленька не мог услышать его предупреждения. Его лицо, ошеломленное и испуганное, показалось из-под ткани, глаза их встретились.

– На что это ты там уставился? – прохрипел Григорий. – Привидение увидел?

– Да вот решил поразмышлять на досуге, – Егор вновь взглянул на своего мучителя. – Интересно, как долго вы будете наслаждаться свободой после того, как убьете и меня? Три трупа государственных служащих, да еще при исполнении трудового долга – это не старушку подушкой задушить. Как считаешь, Леха, сколько из оставшихся тебе лет ты проведешь на свободе?

– Заткнись, – прошипел Леха. – Думаешь, самый умный?

– Может, и не самый, но явно поумнее тебя, – продолжал Егор, не обращая внимания на недовольный вид Григория, ему нужно было подать знак Леньке, но так, чтобы понял только он. – На твоем месте я бы спрятался в укромный уголок, залез бы куда угодно, хоть в бак для отбросов, лишь бы не попасться. Да любой ради безопасности сделал бы подобное. К чему теперь геройствовать? Только себя погубишь.

– Эй, мужик, у тебя что, крыша поехала?

Леха удивленно смотрел на Егора, но тот не обращал внимания. Все его мысли были сосредоточены на Леньке. Только бы он понял, только бы сделал так, как того требуют обстоятельства. Он знал, что на багажной половине прямо в стене установлен ящик для бытовых отходов. Металлическая крышка прикручена двумя петлями к полу вагона – все, что осталось от второго туалета. Если бы Ленька забрался туда, если бы сумел воспользоваться моментом, когда в него, Егора, начнут стрелять, то все бы еще обошлось.

– Ладно, мужик, дам тебе последний шанс. Расскажешь, какие метки на ценных посылках, – умрешь быстро и легко. Не расскажешь – буду отрезать от тебя по кусочку до самой Нерехты, – в дело вступил Григорий. – Так что там за метки?

– Да пошел ты. Не желаю больше видеть твою гнусную рожу, – Егор снова отвернулся и скосил взгляд на перегородку.

Лица Леньки он там не увидел. «Вот и молодец, мальчик. Вот и славно, – с облегчением подумал Егор. – Теперь мой выход. Ты только подожди, не поспеши, и все обойдется». Григория разозлили слова Егора, и он с силой ударил его прикладом в живот. На какое-то время Егор потерял способность дышать, но вскоре оклемался. Он начал подниматься, оперся рукой о стол, пересилив боль, поднялся во весь рост и смело взглянул в лицо Григория, а потом бросился на него. В следующий момент раздался звук выстрела, грудь разорвала нестерпимая боль. «Прощай, Ленька, – мысленно прошептал Егор. – Прости, что так вышло». Егор закрыл глаза, сознание померкло. «Все, отмучился!» – промелькнуло в голове, а после наступила темнота.

– Теперь точно все, – Григорий плюнул на бездыханное тело Егора, упавшее у его ног, и обратился к подельникам: – Ну, чего стоим? Хватайте мешки, вскрывайте посылки. Забираем только ценное.

Толстый и Леха не шелохнулись. Они во все глаза смотрели на тело Егора и отказывались верить в то, что все так далеко зашло.

– Ты его убил! – выдавил из себя Леха. – Ты всех убил!

– И что? Пойдешь закажешь панихиду? – Григорий дулом подцепил холщовый мешок, брошенный ранее Трофимычем, и перебросил его Лехе. – Принимайся за работу, малец, иначе…

Он не договорил, но угроза в его голосе заставила подельников шевелиться. Леха подхватил мешок и направился к дальней стене, где штабелями стояли посылки. Ему пришлось перешагнуть через бездыханное тело Ивана Громова. Ботинок угодил в лужу крови, и Леху чуть не вырвало. Справившись с тошнотой, он достал из кармана самодельный нож и принялся вскрывать коробки. Толстый не отставал: он обшаривал ячейки, прощупывал письма и бросал их на пол. Добравшись до ячеек с ценными отправлениями, он довольно загоготал.

– А вот и нажива, – вспоров первый пакет, объявил он. В руках у него оказался золотой кулон на цепочке.

– Неплохая вещица, – одобрил Григорий. – Граммов на десять потянет. Сдадим барыгам – разживемся.

Он перезарядил обрез и, прислонив его к стене, принялся потрошить коробки и пакеты. На пол летела бумага, из коробок разлеталась стружка, которой обкладывали хрупкие предметы, с хрустом лопались сургучные печати. Гора ценных предметов, сложенных на скамье, росла с каждой минутой. Импортные фотоаппараты, ювелирные украшения, ликеры, банки шпрот и вяленое мясо, дефицитные книги, коробочки с наручными часами и целая кипа одежды. Минут через двадцать Григорий подозвал к себе Толстого.

– Упакуй все в мешки, я пойду взгляну, что там на горизонте, – приказал он.

Толстый подтянул еще один мешок и сгрузил в него награбленное. Затянув край бечевкой, он перетащил мешок в тамбур и вернулся. Леха вскрывал последнюю коробку из «международной» почты. Свой мешок он набил до отказа.

– Заканчиваешь? – обратился к нему Толстый.

– Почти готово, – буркнул Леха.

– Чего ворчишь? Или недоволен наживой? – Толстый хлопнул по мешку рукой. – А по мне, так знатный навар. Не обманула твоя шмара, как говорила, так и вышло.

Леха промолчал, вспоминать о том, что первоначально идея напасть на почтовый вагон принадлежала ему, не хотелось. Знал бы заранее, с кем связывается, держал бы рот на замке. Толстый, казалось, не замечал отстраненности подельника и продолжал балагурить.

– Надо бы у тебя адресок этой шмары взять. Хороша девка, такой кусок нам оторвать помогла. Подумать только: простая почтальонша, а наводчица из нее вышла фартовая. Напомни, как ее зовут?

– Оставь ее в покое, – Леха продолжал набивать мешок, стараясь не смотреть на трупы, но они будто притягивали взгляд. – Не станет она с уголовниками связываться.

– С тобой же связалась, – гоготнул Толстый. – Вспомнил, ты ее Ольгой называл, а она тебя Темиком. Вот лажа! Темик! Как пса шелудивого.

– Отвали, Толстый, – Леха зло сверкнул глазами. – Сказал же: Ольга не для тебя!

– Ладно, ладно, не кипятись, – Толстый дал «задний ход». – Найдем получше твоей Ольги. Вот приедем на место, сдадим все скопом барыгам, и гульнем так, чтобы наутро до сортира не доползти.

– Или покатим по этапу на лесоповал, – чуть слышно пробурчал Леха.

– Да не кисни ты, Леха. Он свое дело знает, не впервой ведь, – чуть понизив голос, обнадежил Толстый. – Знаешь, из каких передряг он выбирался?

– Плевать мне, откуда он выбирался, – Леху вдруг прорвало. – Он не должен был никого убивать. На это уговора не было.

– Что поделать, если так случилось? – Толстый развел руками. – Не хотел он его уложить, зуб даю. Просто обрез – дело тонкое, никто не может быть уверен, куда из него пуля полетит. Старик тот распрямился не вовремя, вот и все. А он хотел пальнуть только для того, чтобы все сговорчивыми стали.

– Ты в этом уверен, Толстый? Можешь ручаться, что он не запланировал все так с самого начала?

– Да какая теперь разница? Хотел не хотел, убил не убил. Плевать. Лишь бы барыш был пожирнее, – отмахнулся Толстый. – Давай лучше мешок помогу тебе до тамбура дотащить.

– Неси, я тут пока закончу, – Леха подтолкнул мешок Толстому.

– Не забудь за загородкой посмотреть, – Толстый взвалил мешок на спину. – Кто знает, может, они туда самое ценное сложили.

– Там пусто, я смотрел, – ответил Леха.

– Все равно еще раз пошарь. Если не хочешь рассердить его, – и Толстый бросил быстрый взгляд в сторону тамбура, куда ушел Григорий.

Леха не ответил. Вместо этого он бросил распотрошенный посылочный ящик и шагнул за загородку. Там стояла импровизированная тахта из нескольких ящиков, накрытых тонким армейским одеялом, и больше ничего. Леха стянул с ящиков одеяло, попинал ящики, убедился, что те пустые и собрался вернуться в сортировочную, когда внимание его привлекло какое-то движение. Он поднял глаза от пола и осмотрелся. На дальней стене он увидел прямоугольную дверцу вровень с полом, больше похожую на крышку секретера. Двигаясь медленно, он подошел к стене и дернул дверцу. Поддалась она с трудом, но, когда открылась, Леха замер: из шкафа-ниши на него смотрел парнишка лет восемнадцати.

– Вот черт, – вырвалось у Лехи.

Парнишка не проронил ни звука, он просто смотрел на Леху и ждал своей участи. А Леха не знал, что делать. Сказать Григорию и получить еще один труп? Промолчать и оставить свидетеля в живых? Что так, что так – все паршиво. Пока он думал, у перегородки послышались голоса. Григорий торопил Толстого:

– Пошевеливайся, у нас на все не больше пяти минут. Станция вот-вот покажется, а я что-то не хочу попадаться на глаза начальнику поезда.

– Мы что, будем на ходу прыгать? – в голосе Толстого Леха уловил сомнение.

– А ты думал, за тобой вертолет прилетит и подхватит тебя с подножки, как в этих дурацких фильмах? – Леха услышал, как Григорий зло рассмеялся. – Шевели поршнями, тебе сказано. И где там твой дружок застрял?

Не раздумывая, Леха захлопнул дверцу. Она с тихим стуком ударилась о стену. В этот момент за перегородкой показался Григорий.

– Чего тут у тебя?

– Пусто, – твердым голосом сообщил Леха. – Думал, припрятали здесь что-то, но нет. Одни пустые ящики.

Для наглядности Леха поднял один из ящиков и с шумом бросил на пол. Григорий стоял и пристально смотрел на Леху.

– Что-то мне твой тон не нравится, – вдруг заявил он. – Скрываешь что-то?

– С чего ты взял? – ощетинился Леха. – Крысой меня считаешь? Так и скажи! А после поговорим по понятиям.

– Вид у тебя странный, – продолжал Григорий, не обеспокоенный угрозой Лехи. – Зашкерить что-то ты не мог, не та натура, а вот чуйка мне шепчет, что лажей пахнет.

Григорий еще с полминуты буравил Леху взглядом, затем развернулся и вышел из-за перегородки. Леха вздохнул с облегчением и двинулся следом. Не успел выйти из-за перегородки, как вернулся Григорий. На этот раз он держал в руках обрез.

– Говори, что там, – приказал он, и Леха подчинился.

– Там еще один, зашкерился в ящике, который в стене, – Леха указал рукой в угол.

– И что ты собирался с ним делать? Отпустить? – Григорий зловеще прищурился.

– Не гони туфту, – огрызнулся Леха. – Я бы тебе сказал, только не там. Забыл, что ствол здесь оставил? Или я должен был голыми руками его удавить?

– Ладно, об этом позже, – подумав, произнес Григорий. – А сейчас нужно устранить проблему. Давай, малец, дерзай.

Григорий протянул Лехе обрез, тот машинально взял его. Как только ладони ощутили тяжесть ствола, до Лехи дошло, чего от него хочет Григорий. Он побледнел, но оружия из рук не выпустил. Сделав шаг за перегородку, он прицелился и крикнул:

– Эй, вылазь!

В ответ не услышал ни звука. Григорий прошел внутрь, распахнул дверцу и махнул Лехе. Тот медленно вдохнул воздух и спустил курки. Два выстрела прогремели почти одновременно, Леха опустил оружие и, не оглядываясь, вышел.

Глава 2

Олег Гудко лежал в ванне, до краев наполненной горячей водой, и наслаждался жизнью. Он пришел со службы пять минут назад и собирался весь вечер нежиться в постели. После того, как хорошенько отмокнет, разумеется. Только сегодня он вернулся из командировки и, позвонив с вокзала домой, попросил мать приготовить для него ванну. Вода приятно пахла хвоей от специального экстракта, который мать добавляла всякий раз, когда готовила «омовение» для любимого сына. Пена щекотала ноздри, залезала в уши, и это слегка раздражало, но убедить мать не устраивать из гигиенических процедур целое действо Олегу не удавалось. Впрочем, почему бы и нет? Он свое отпахал, может позволить себе расслабиться.

В уголовном розыске на Петровке он работал больше года. Кое-кто из сослуживцев считал, что место ему обеспечил отец, подполковник милиции в отставке, но сам Олег знал, что тот и пальцем бы не пошевелил, не считай он, что сын достоин этого места. Две недели назад его отдел работал над сложным делом, связанным с тройным убийством, и завершил его в рекордно короткие сроки, задержав всех подозреваемых. В связи с этим Олега и его товарища по службе капитана Дангадзе отправили в Ленинград на расширенное совещание, посвященное повышению эффективности межведомственного сотрудничества. Почему выбрали именно их, никто не объяснял, а задавать вопросы в отделе было не принято.

В итоге они провели в Северной столице четыре дня, затем почти пятнадцать часов тряслись в поезде, так как на скоростной не успевали – тот, согласно расписанию, уходил раньше. С вокзала заехали в отдел, отчитаться о командировке. Их непосредственный начальник подполковник Семипалов расчувствовался и наградил подчиненных двухдневным отпуском. Довольные и счастливые, Дангадзе и Гудко разбежались в разные стороны, намереваясь использовать нежданно-негаданно выпавшие выходные на полную катушку.

Выбравшись из ванной, Олег обернул вокруг талии полотенце и босиком прошлепал на кухню. Там мать, в прошлом повар шестого разряда, а ныне пенсионерка, колдовала над плитой, собираясь потчевать сына разнообразными изысками. На столе громоздились тарелочки, мисочки и блюда с готовыми яствами. Одуряющий запах свежеиспеченных булочек заполнял кухню, сводил с ума. Олег ухватил с тарелки ломтик сыра, закинул в рот и потянулся за следующим, но получил по рукам полотенцем.

– Нечего кусочничать, – строго произнесла мать. – Сейчас отец вернется, будем ужинать.

– Я пару кусочков, – принялся клянчить Олег, напомнив матери дни счастливого детства. – Голодный, как волк. Готов барана целиком проглотить.

– Барана не обещаю, а вот уткой фаршированной побалую, – мать улыбнулась тайком, стараясь не подать вида, как ей приятно вновь ощутить себя молодой мамашей.

– Ого, утка? С чего такое расточительство? – удивился Олег. – Вроде дня рождения ни у кого нет, и до Нового года еще далеко.

– Есть повод, – уклончиво ответила мать. – А ты вместо того, чтобы куски хватать, пошел бы оделся.

– Успею, – отмахнулся Олег. – И вообще, я что, не имею права в родном доме в трусах походить? Жара на улице зверская.

– Оденься, тебе говорят, – настойчиво повторила мать, и по тому, как она сжала губы, Олег понял, что та не шутит.

– А где отец? – насторожившись, спросил он.

– Ушел по делам, – мать снова уклонилась от ответа.

– Это по каким же делам? Не по сердечным ли? – Олег почуял подвох.

– Может, и так, – сдалась мать. – Сегодня к нам его друг придет. С дочерью.

– Ах, с дочерью, – протянул Олег. – Ну, значит, мне пора.

– Куда это ты собрался? – всполошилась мать. – Гости на пороге, а он из дома? Нет, мой родной, так дела не делаются.

– Это не мои дела, мама, – сердито произнес Олег. – Хватит с меня вашего сватовства! Сказал же уже: когда время придет, тогда и стану невесту искать.

– Да твое время никогда не придет, – мать в сердцах хлопнула сына по спине. – Мы и так с отцом долго ждали. Вот погоди, помрем, внуков не дождавшись, тогда по-другому запоешь!

– А кто вам виноват, что вы с моим рождением долго тянули? Во сколько ты меня родила? В тридцать пять! Так почему я должен осчастливить вас внуками в неполных двадцать семь?

– Не начинай, сынок, ты знаешь, что я отвечу, – мать опустилась на табурет и печально посмотрела на сына. – Просто мы с отцом за тебя беспокоимся. Думаешь, легко оставлять тебя одного на целом свете?

– Никто никого не оставляет. Вы с отцом еще сто лет проживете, – смягчился Олег. – И внуков понянчите, и правнуков. А невесту я себе сам найду, обещаю.

– И все же неплохо было бы познакомиться с Ариной. Девушка она скромная, работящая. Институт окончила, сейчас в школе работает, ребятишек уму-разуму учит, – принялась приговаривать мать, почувствовав, что сын дал слабину. – Плохо ли в матерях учительницу иметь? Раз уж она с чужими справляется, то и с твоими сорванцами совладает.

– Почему ты решила, что мои дети обязательно будут сорванцами? – Олег ласково улыбнулся матери.

– Потому что ты был сорванцом, и уж я-то знаю, в кого.

– Мама, мы уже говорили на эту тему, – Олег не хотел говорить с матерью в резком тоне, но по опыту знал – иначе нельзя. – Больше я не хочу возвращаться к этой теме. Вы с отцом должны уважать мои желания, разве нет?

– Сынок, уступи старикам, – в глазах матери засверкали слезы. – Только в этот раз. Если Арина тебе не приглянется, больше мы тебя не потревожим. Обещаю.

– Смахивает на шантаж, ты это понимаешь? – Олег, как и раньше в подобных ситуациях, начинал сдавать позиции, и мать отлично это знала. – Юридически – это уголовно наказуемое деяние.

– Так уж и уголовно, – мать ласково погладила сына по руке. – Иди, оденься. Я приготовила для тебя новую рубашку. Она отлично подойдет к твоим голубым глазам.

Олег тяжело вздохнул и направился в комнату. На спинке кровати висела одежда, приготовленная заботливой рукой матери. Быстро натянув летние брюки светло-коричневого цвета и голубую льняную рубашку, Олег подошел к зеркалу. Высокий, под метр девяносто, светло-русые волнистые волосы чуть длиннее, чем предписывают правила, ярко-голубые выразительные глаза, мужественные черты лица – чем не красавчик? И отчего это родители так беспокоятся о его личной жизни? Неужели и правда думают, что с его внешними данными и, что не менее важно, личностными характеристиками ему не удастся найти для себя хорошую партию? Родители познакомились после окончания Великой Отечественной, когда обоим было за тридцать, и все же их брак оказался крепким. Так почему бы не дать ему время найти свою половинку?

Размышления Олега прервал телефонный звонок (обладателями домашнего телефона они стали совсем недавно и еще не успели привыкнуть к подобной роскоши). Заливистая трель разлилась по квартире, после чего раздались торопливые шаги матери. Олег прислушался, мать говорила намеренно тихо, и он догадался, что спрашивают его. Открыв дверь, он вышел в коридор.

– Это меня? – одними губами спросил он.

– С работы, – мать недовольно хмурилась, но трубку сыну передала.

– Слушаю, – коротко произнес в трубку Олег.

– Здорово, Олег, ты еще не начал праздновать свое возвращение? – в трубке зазвучал голос капитана Абрамцева, коллеги и хорошего друга Гудко.

– А должен?

– Лучше бы нет, тут у нас аврал. Сможешь приехать? Знаю, Семипалов обещал вам с Дангадзе выходные, но тут история похлеще самого кровавого кинофильма про бандюгов, – на одном дыхании выложил Абрамцев. – Дангадзе уже в пути.

– Через тридцать минут буду, – бросил Гудко и, положив трубку, повернулся к матери. – Прости, мама, там запарка.

– Что-то серьезное? – мать беспокойно теребила фартук.

– Думаю, да. Извинишься за меня перед гостями?

– Конечно. Ступай, сынок, и будь осторожен.

Сердце Олега затопила волна благодарности: в таких ситуациях мать всегда была на высоте. Ни криков, ни обид, ни упреков, а лишь понимание и сочувствие. «Повезло же мне», – наверное, в тысячный раз подумал Олег. Он наклонился и нежно поцеловал мать в щеку. Она погладила его по щеке и подтолкнула к двери.

– Беги, работа ждать не будет.

* * *

Подходя к зданию на Петровке, Олег бросил взгляд на часы, стрелки показывали без четверти семь. «Добрался быстрее, чем планировал, это хорошо», – мысленно похвалил он сам себя. С самого детства Олег терпеть не мог опаздывать и с определенной долей осуждения относился к тем, кто этому правилу не следовал. Хотя с годами все же начал подходить к этому вопросу дифференцированно. Взять хотя бы Гию Дангадзе – в уголовке ему равных нет, он буквально нутром чует, где какой метод работы подойдет. И везде-то он на месте: хоть несговорчивого свидетеля на откровенность вывести, хоть матерого преступника «расколоть», хоть погоню устроить. К делу Дангадзе подходит творчески, почти художественно, лучшего напарника и представить трудно, а вот в повседневной жизни человек он абсолютно необязательный. Сколько раз за последний год Олегу приходилось прикрывать напарника перед начальниками всех рангов и положений!

И все же для Гии Олег готов был сделать исключение и закрыть глаза на его непунктуальность. Порой свободное отношение Гии к условностям было даже приятно, особенно если сравнивать со следователем Супоневым. Вот уж кто действительно педант до мозга костей! С опергруппой Гудко Николай Супонев работал не первый год, и, вопреки расхожему мнению о вечной вражде «оперов» и «следаков», их группа являлась исключением из правил. Взаимоотношения оперативной группы и следователя были не просто дружескими, а по-настоящему крепкими.

Поначалу Гудко не понимал, отчего так складывается, что все в группе уважают Супонева и безоговорочно выполняют все его требования. Он ничего не принимал на веру, каждую мелочь проверял лично. Он заставлял оперативников снова и снова выполнять одни и те же действия, повторять опросы и осмотры до умопомрачения, бессчетное количество раз вызывать одних и тех же свидетелей на беседу, организовывать круглосуточное наблюдение без видимых причин, а сам сидел себе в тепле кабинета и строчил, строчил, строчил бумажки, важно именуемые протоколами. Его дотошность могла любого свести с ума, и только после того, как подряд три дела, направленные следователем Супоневым в прокуратуру, завершились полной победой, и преступник получил сполна за свои мерзкие злодеяния, Гудко понял, что ради такого результата готов простить Супоневу все, включая его занудство.

Капитан Абрамцев, третий коллега, с которым Олег Гудко делил все тяготы и невзгоды милицейской службы, выгодно отличался от остальных сослуживцев тем, что всего в нем было в меру. Аккуратный в работе, внимательный к сослуживцам, с начальством держит золотую середину, не подхалимничает, но и на рожон не лезет. Вне службы – душа компании: сам любит повеселиться и про друзей не забывает. Он единственный из группы обзавелся семьей. С женой Татьяной нажил двоих детей, мальчика и девочку, чему коллеги немного завидовали. Олег втайне мечтал во всем походить на Абрамцева и искренне огорчился бы, если бы узнал, что коллеги считают его полной противоположностью Ивану Абрамцеву.

– Тяжелая артиллерия прибыла? – поприветствовал Олега дежурный по части, весельчак и тезка Олег Бодин. – Торопись, дружище, подполковник Семипалов три минуты как прибыл.

– Наши все здесь? – расписываясь в журнале, осведомился Гудко.

– Дангадзе задерживается, остальные на месте, – дежурный убрал журнал и, нажав кнопку, открыл «вертушку».

– Вызов ты принимал? – Гудко решил задержаться и выяснить, ради чего вызвали их опергруппу.

– Нет, сверху спустили, – Бодин понизил голос. – Говорят, на железной дороге ЧП, сам зам. нач. Главка генерал-майор Трушкин прибыл.

– Трушкин здесь? – Гудко нахмурился. Заместителя начальника Главка он видел лишь однажды, да и то на военном параде в честь Дня милиции. – Хочешь сказать, нас вызвал он?

– Похоже на то, – подтвердил Бодин и добавил: – Тебе лучше не опаздывать.

Гудко кивнул и направился к лестнице. Пролетев четыре пролета, он оказался на третьем этаже, там располагался кабинет подполковника Семипалова. У дверей кабинета стояли Абрамцев и Супонев. Гудко поздоровался с каждым за руку.

– Дангадзе внизу не встретил? – задал вопрос Абрамцев. – Должен бы уже подъехать.

– Не встретил, – ответил Гудко и кивком указал на дверь кабинета Семипалова. – Чего не заходим?

– У начальства, – ответил Абрамцев. – Сам Трушкин приехал.

– Слышал, – Гудко немного помолчал, затем снова спросил: – Ради чего собрали?

– Толком ничего не известно, – Абрамцев понизил голос до шепота. – Мне сам Семипалов позвонил, я еще домой уйти не успел, с бумагами задержался. Сказал: на железной дороге серьезное происшествие, тройное убийство при ограблении почтового вагона. Поезд едва успел от Москвы отойти, так что сам понимаешь, история скверная.

– Понимаю, – Гудко покачал головой. – Подробностей не знаешь?

– Откуда? Семипалов лишь обмолвился, что это дело сам начальник Главка под личный контроль берет, а потом Трушкина прислали.

Гудко покосился на следователя Супонева, стоявшего особняком. Опершись о стену спиной, Супонев прикрыл глаза и что-то тихо насвистывал под нос. Его спокойствие всегда удивляло Гудко, казалось, он в любой, самой сложной ситуации остается невозмутимым. Только он собрался высказать свою мысль Абрамцеву, как в коридоре показался подполковник Семипалов. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности. Завидев оперативников, он махнул рукой и приказал:

– Проходите в кабинет.

Абрамцев вошел первым, за ним потянулись остальные. В приемной их встретил старший лейтенант Кабанцев, личный помощник Семипалова. При виде посетителей он поспешно вышел из-за стола и открыл дверь в кабинет. Пропустив всех внутрь, он обратился к подполковнику:

– Для меня будут распоряжения?

– Не сейчас, Толя, – отмахнулся Семипалов. – Приготовь чай, похоже, я сегодня остаюсь без ужина.