Читать книгу: «Куда бежать? Том 1. Вера», страница 3

Зашевелилась Сухаревка

Наутро все домочадцы были в движении. Все были чем-то заняты. Мама и сестра ходили то в своих спальнях, то в залах, то собирали чемоданы, то разбирали. К завтраку чемоданы всё-таки были собраны и женщины уже кружили у кареты. Князь предложил не торопиться: до поезда в столицу ещё три часа, и все проследовали завтракать.

На платформе вокзала князь ещё раз объяснил всё матери. Детально, потом вкратце повторил намерения и суть своего письма. Княгиня в волнении от ожидания встречи с избавителем от кредиторов и спасителем чести мужа уже ничего не слышала. В её воображении был только восторг от погашения векселя, от возможности забыть эту ужасную историю.

Князь Александр Александрович, всё ещё одетый в военную форму, проводив мать и сестру, оказался почти один на платформе. Как-то мгновенно все провожающие стаей покинули перрон. Князь, не спеша, в раздумьях вернулся к карете. Уже у кареты к нему подошёл мужчина в возрасте, одетый очень опрятно, в цилиндре и бабочке, с красивой тростью. Обратился к князю по имени-отчеству, представился Альбертом Шмидтом и предложил обсудить выкуп антиквариата, картин, мебели из дома, который неминуемо перейдёт к Марку Афанасьевичу. На этой части он сделал особый акцент.

Зашевелилась Сухаревка.

С начала хождения слухов по Москве о судебной тяжбе отца князя вся Сухаревка воображала скупку картин, старинных книг, мебели и многого другого из дома Барковского за бесценок. Мерились возами, кто сколько скупит и у кого какой будет фарт.

Ещё при жизни Александра Григорьевича к нему часто обращались с предложениями о выкупе, но он напрочь отказывал всем, сильно оскорблялся и демонстративно не скрывал эти чувства. Сухаревцы стали отвечать взаимностью и распускали слухи о нищенском положении князя, о всевозможных поддельных картинах, о потёртых коврах, о старой и изношенной мебели. Тема обсуждалась неделями, пока сухаревцы не находили другой предмет всеобщего интереса.

Молодой князь воспринял идею выкупа положительно и посчитал её перспективной. Пригласил Шмидта в дом оценить стоимость произведений, мебели и убранства.

Шмидт осмотрел интерьеры дома, сделал записи, о некоторых картинах и старинных книгах XVII века говорил: «Ну, это не особенная ценность», «Это не редкость, но, пожалуй, я возьму» – и непременно делал запись. Составив опись на его взгляд особо ценных произведений и антиквариата, он предложил их выкупить за три тысячи и был готов добавить ещё две тысячи на выкуп всего остального в доме, вплоть до занавесок, ковров и туалетных принадлежностей. Князю это показалось ничтожно мало, да и очень странно. Ответил отказом. Шмидт, услышав отказ, попытался всевозможными убеждениями подвигнуть молодого князья на положительный ответ. Дошло до того, что князь попросил придверника вывести гостя на улицу. Шмидт, осознав, что окажется в положении выдворяемой собаки, любезно, как только мог, принёс все какие только знал извинения, оставил на столе свою визитную карточку и настоятельно просил непременно ответить в самое ближайшее время.

Позднее к дому князя с небольшим интервалом подошли аж три господина, подобных Шмидту, и каждый норовил войти в дом без приглашения. Князь никого из них не принял, усомнившись в справедливости оценки подобных знатоков искусства, да и подходило время встретить кредиторов.

Не по закону, а по справедливости

Встреча сразу с тремя кредиторами одновременно прошла довольно быстро. Их позиция была безо всякой гибкости. Требовали погасить или весь кредит с процентами или проценты за прошедшие месяцы – и прощайте на один месяц. Поставили ультиматум. При его неисполнении обратятся к участковому приставу, и по праву князь окажется в долговой яме. Князь ответил на ультиматум:

– Господа, вы имеете право обратиться в полицию или в суд, и я по закону окажусь в долговой яме. Но это будет означать только одно: вы никогда не получите свои средства обратно. Я же вам предлагаю пересмотреть сроки погашения и дать мне возможность погасить ваши векселя в течение одного календарного года.

Кредиторы остались при своих требованиях и покинули дом. Не более чем через час в дом князя вошёл городовой и с важным видом огласил требование непременно явиться в участок, где в последующем молодой князь будет помещён в долговую яму. Придверник, хорошо знавший городового уже более десяти лет, сунул ему полуимпериал⁴ и просил зайти на днях, когда князь будет дома. Городовой поблагодарил и попросил передать молодому князю требование явиться в участок, как только будет дома. Князь от всей этой сцены оторопел. Придверник поспешил объясниться:

– Ваше Сиятельство, пока вы в пределах дома…

– Погодите! – перебил князь придверника. – У меня несколько вопросов: почему вы ему отдали деньги? Откуда они у вас?

– Это не мои деньги, Ваше Сиятельство. Ваш покойной отец, царство ему небесное, дал мне два десятка полуимпериалов для подобных случаев. Я уже три из них применил. Городовой сегодня не за вами пришёл. Он пришёл за своим полуимпериалом…

В душе князя закипело. Он стал свидетелем сцены, нарушавшей все мыслимые принципы порядочности.

– Прикажете вам отдать оставшиеся? – продолжил вопросом придверник.

– Прошу меня простить, – повторно перебил князь придверника. – Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы ему отдали деньги? Как часто городовой приходит за ними?

– Ваше Сиятельство, городовой приходит один раз в две-три недели. В этом месяце он пришёл в первый раз. В апреле он получил …

– Погодите! – князь опять прервал речь придверника. – Ответьте на один вопрос. Почему вы ему отдали деньги?

– Ваше Сиятельство, помилуйте. Если не отдать, вы окажетесь в тюрьме. Из тюрьмы вы не сможете гасить свалившиеся на вас обязательства Александра Григорьевича.

– Но это не по закону! Я не отказался от рода, от отца, от семьи. Я должен ответить за семью…

– Но по справедливости, Ваше Сиятельство, – воспользовавшись паузой, ответил придверник. – Какой прок от вас, если вы будете в тюрьме? Никакого. Вы нужны дома, нужны на свободе. Это нужно семье и это нужно вам. У вас душа сильная! Вы с этими долгами быстро справитесь! У Александра Григорьевича временами их было больше. Справлялся.

Князь от удивления только и мог, что слушать рассуждения придверника. Слова куда-то испарились. Мысли были заблокированы, а расположение души – индифферентно. От усталости он прилёг в малом зале на диване перед большим портретом деда, тем самым найдя себе нового собеседника, но мысли так и не перешли в суждения или высказывания. Обратился потом к придвернику с просьбой распорядиться на кухне приготовить успокаивающий чай или что-нибудь для умиротворения души. Чай подали очень скоро, после чего князь прилёг. От душистого чая уснул и проспал до самого вечера. Проснулся от разговора у входной двери. В дом вновь кто-то настойчиво просился осмотреть интерьер. Придверник не зря ел свой хлеб в доме князя, он справился с незваным гостем, а заметив князя после отдыха, велел подать обед, хотя по времени больше походило на ужин. Ранний ужин, он же поздний обед удался. К князю вернулся аппетит, и он съел почти все блюда, которые ему были поданы. После трапезы князь обратился к придвернику с просьбой более не поступать подобным образом, как сегодня с городовым, без его разрешения. Договорённость была достигнута быстро. Придверник начал было пояснять что-то, но князь строго это пресёк.

Продолжительный променад

Князь сказал придвернику, что идёт нагуливать сон и вышел на улицу, где уже смеркалось и было удивительно свежо для первой половины мая. Прошёлся немного вдоль бульвара в одну сторону, а потом и в другую, присел на лавочку напротив дома, стал его осматривать и с сожалением думать, что прожить в этом доме осталось чуть менее трёх недель. Поностальгировав немного о детстве, о юности, о прожитом в родительском доме времени, он обратил внимание на молодого человека, который уже третий раз проходил мимо него, прогуливаясь вдоль бульвара. Стал за ним наблюдать, и незнакомый молодой человек на протяжении получаса совершил ещё четыре прогулки по бульвару туда и обратно. Когда он поравнялся с князем, князь поднялся со скамейки и, став на его пути, любезно поздоровался. Ему также любезно ответили и попытались обойти, но князь продолжил:

– Прошу меня покорно извинить, что прерываю ваш променад перед сном, но меня заинтересовал ваш график прогулок, а точнее, продолжительность. Вы уже довольно долго прогуливаетесь. У вас, наверное, есть какая-то теория о променаде перед сном?

– Всё куда тривиальнее, чем вы рассуждаете, – грустным голосом ответил незнакомый молодой человек.

Только подойдя ближе, князь заметил, что пальто у молодого человека было чистое, но порядочно поношенное. Шарф, обмотанный вокруг шеи, да так, что ещё и уши захватывало, также был не первой свежести. Сапоги у незнакомца были сильно изношены, а один сапог, как потом оказалось, был почти без половины подошвы. Хорошо, что дождя уже неделю в Москве не было.

– Позвольте представиться: князь Барковский Александр Александрович. Поручик. Состою на службе в полку лейб-гвардии Гусарском Его Величества, – и протянул руку пока ещё незнакомому молодому человеку.

– Зотов Дмитрий Иванович, студент университета, третий курс. Изучаю инженерное дело, – и тоже протянул руку.

Дмитрий был родом из Самарской губернии, старший сын служащего железнодорожной станции с годовым доходом в двести пятьдесят рублей. От родителя он последний раз видел материальную помощь ещё на первом курсе университета, и то в самом начале, до поступления. У Дмитрия было ещё три брата и сестра (самая младшая в семье), которые ему наступали на пятки по возрасту и тоже требовали денежного внимания в учёбе. Дмитрий учился особенным образом. Он год учился, а на следующий календарный год брал академический отпуск и ходил на рыбный промысел – зарабатывал на учёбу. Вот таким образом он уже был пять лет как студент, но по факту только третий курс оканчивал. В прошлом году у него случилась беда. Подрядчик не заплатил обещанного заработка за последние шесть месяцев, и Дмитрию пришлось весь третий учебный год жить впроголодь, снимать дешёвое место и с каждым месяцем искать жильё всё дешевле и дешевле. В течение года в Москве иногда случались какие-то заработки, что немного облегчало жизнь, но не сильно. Учёба требовала всё больше и больше времени и денег. Его талант и находчивость в инженерной мысли покорили преподавателей, и от него стали требовать большего участия в обучении, требовали расширить его горизонты знаний. Учёба ему давалась легко, но отсутствие денег на исследовательские работы, на разработку его же инженерных идей отдаляло его от заветного диплома, а в дальнейшем и от доходного места. На его счастье, в конце прошлого семестра он получил премию в размере пятидесяти рублей за инженерную идею по доработке основы тормозного механизма локомотива, и это ему помогло справиться с долгами и протянуть до сегодняшнего дня. До окончания учебного года осталось ещё совсем немного.

– Студент вы, значит. Как это здорово. Так что с променадом? Поделитесь секретом? Почему такой график?

– Простите меня, Ваше Сиятельство… – студент начал было отвечать, но слова как-то не выбирались наружу.

– Дмитрий Иванович, прошу вас, не стесняйтесь меня. Мы ещё не начали даже общаться на интересную для меня тему, а вы уже прощения просите. Помилуйте. Мы с вами ещё ничего не обсудили, – высказался князь после паузы в незавершённой речи студента.

– Ваше Сиятельство… Это не предсонный променад, как вы предположили… Так случилось, что сегодня я лишился места в квартире. Имею неоплаченный долг в шесть рублей хозяину. Вот вынужден вести променад. Извините меня, но не могу поделиться другим опытом. Мой променад от безысходности, – грустно закончил речь студент и отвёл глаза.

– Мы с вами, Дмитрий Иванович, чем-то очень похожи, – от услышанного князь только улыбнулся, несмотря на довольно болезненную историю. – Возможно, в это вам будет сложно поверить. Ваши события опережают мои почти на три недели… – Князь ещё раз оценивающе посмотрел на студента и спросил: – Вам, должно быть, холодно в этом лёгком пальто? Кстати, пальто совсем не студенческое. Нет, по крайней мере, пуговиц с гербом… Дмитрий Иванович, прошу простить меня за моё наблюдение.

– Пальто с гербовыми пуговицами ценится дороже. Чтобы как-то себя прокормить, я был вынужден его обменять с доплатой… – студент посчитал нужным ответить непременную правду, совершенно не стесняясь. – В этом пальтишке мне прохладно, но человек такое существо, что ко всему привыкает…

– Я вас приглашаю к себе в гости. Прошу не отказывать… Согреетесь. Наверняка вы ещё и голодны. Приглашение принимаете?

Студенту было так холодно, и он был настолько голоден, что на выражение радости от предложенного пока не хватало внутренних сил, но силы на приветливую улыбку нашлись, и с этой улыбкой он ответил:

– Ваше Сиятельство, если вас не затруднит и не принесёт неудобства, я принимаю приглашение.

Князь сказал: «Идёмте», и показал рукой в сторону дома, который был в нескольких десятках шагов. Пройдя шагов десять, князь остановился и, повернувшись к студенту, после паузы обратился к нему:

– Вот дом, который перед вами, – это мой родительский дом. Но он мой только на несколько недель. Мой кредитор, виноват, кредитор моего отца, отнимает его у нас. Таковы законы. Я вас приглашаю погостить безо всякого для вас стеснения и прошу вас относиться к моему приглашению не как к моему снисхождению к вам как к студенту, нуждающемуся в ночлеге. А прошу относиться к моему приглашению как к дружбе. У меня нет шести рублей дать вам в долг, да и не те времена, чтобы мне давать кому-то в долг, но пригласить вас в дом погостить я пока ещё могу.

– Ваше Сиятельство, я в таком положении, что даже ваше снисхождение для меня благо.

– Тем не менее, я свою просьбу огласил. Очень прошу её учесть. Идёмте, – ответил князь и рукой показал на дом.

Оказавшись в прекрасном и красиво меблированном доме, студент по просьбе придверника, стеснительно припрятав глаза, почти прячась за князем, снял верхнюю одежду и попытался самостоятельно развесить, но придверник безо всякой суеты помог студенту. Ничего необычного для придверника не происходило, он знал и ранее о подобных обстоятельствах. Придверник и ранее развешивал разные пальто в этом доме, но таких «усталых» ботинок, как у студента, давно не видел. Предложил студенту домашнюю обувь, что удивило даже хозяина дома, но он тут же понял замысел и сам переобулся. Князь, представив своего гостя, попросил распорядиться накрыть стол в буфетной, так как в буфетной сейчас, по мнению князя, должно быть теплее.

Придверник показал, что любой званый гость в этом доме равен домочадцам и как только мог уважительно пригласил гостя следовать за ним.

Князь с гостем прошли в малый зал, где началось представление предков, изображённых на картинах. Ужин подали очень скоро. Студент, сидя за столом, но ещё не приступив к ужину, обратился к хозяину дома:

– Ваше Сиятельство, позвольте выразить безмерную благодарность за тёплый приём, за ужин. Я вам очень признателен. Я, право, не понимаю, чем заслужил присутствовать в вашем доме и чем заслужил этот прекрасный ужин… Ваше Сиятельство, прошу простить меня за мой прямой вопрос, но чем буду обязан?

– Ничем не обязан. Не придумывайте себе обязательства, прошу вас. Предлагаю всё-таки отужинать, а потом… Потом выделим вам комнату и сможете выспаться.

С каждой следующей минутой трапезы стеснение студента улетучивалось. Тело полностью согрелось и жадно принимало всё, что попадало в ложку или на вилку. Студент съел все предлагаемые блюда. Ему казалось, что другого подобного ужина в этой жизни не будет. От чая с десертом студент любезно отказался.

У князя, наоборот, аппетита для второго ужина не было. Поначалу руки отказывались подносить кушанье ко рту, но постепенно он заразился аппетитом студента и на ужин выпил чашку чая и съел десерт.

После трапезы студент обратился к князю:

– Ваше Сиятельство, вы сказали, что этот дом отойдёт кредитору. Чем я могу вам быть полезен в сложившейся ситуации?

– Если у вас есть сто тридцать тысяч рублей, то можете дать их мне в долг и тем будете полезны.

– Если вы меня, Ваше Сиятельство, пригласили в дом, накормили, предложили переночевать и рассчитываете на много тысяч рублей, то я вынужден вас огорчить. У меня нет этой суммы. Мне трудно даже себе представить эти деньги!

– Дмитрий Иванович, я не рассчитываю на ваши тысячи. Я прекрасно понимаю и ваше, и моё положение. Я хотел и по-прежнему хочу для вас сделать что-то хорошее. Накормить ужином и предоставить место для отдыха – это в моих силах ещё некоторое время. Дальше будет видно. Я сам даже не знаю, как буду существовать с июня. Имение у нас тоже, скорей всего, отберут, если проценты по долгам не оплатить в этом месяце.

– Давайте мы предпримем необходимые меры и сохраним вам и дом, и имение, – с воодушевлением предложил студент.

– Какие? – ответил князь и оживился.

– Давайте обсудим. У меня нет всех знаний по этой теме, но вы можете на меня рассчитывать. Я завтра закрываю досрочно сессию. Осталось один предмет сдать. Мне нужно в Садках забрать с кузни одно приспособление и показать его профессору, таким образом закрыв сессию. Я всегда закрываю сессию досрочно. Правда, я завтра же планировал подать в университете прошение на ещё один академический отпуск и ехать на промысел на Волгу, но я не поеду, пока вам не помогу. Правда, я не знаю, чем могу быть вам полезен, но я готов.

– А что за приспособление вам необходимо забрать с кузни?

Студент в течение следующего получаса рассказывал князю о своей любви к механизмам и металлообработке, к кузнице, о том, как он с железом на ты, как получил премию и надеется получить ещё одну за новое приспособление, которое заберёт завтра.

– Вы можете задержаться ещё на один день, нет, извините, на три-четыре дня в Москве?

– Безусловно, могу, Ваше Сиятельство! – с восторгом ответил студент своему сегодняшнему благодетелю.

– Через несколько дней должна вернуться моя мама из столицы и, если она приедет хоть с одной хорошей новостью, я вам сделаю предложение ехать со мной в имение. Там мы вам найдём работу поинтереснее промысла.

– Ваше Сиятельство, я успел убедиться в ваших чистых намерениях, и, не зная ваших условий, я принимаю предложение с превеликим удовольствием.

Неловкость

Дмитрию определили гостевую спальню на третьем этаже. Выдали необходимые туалетные принадлежности, и студент исчез в потёмках. До самого утра князь о нём и не вспоминал. Но о студенте помнил придверник.

Перед сном Григорий Матвеевич подобрал из своего гардероба сюртук (по его мнению, единственная вещь его гардероба, подходящая по размеру студенту) и обратился к хозяину дома с предложением предоставить более свежую одежду и обувь Дмитрию. Совместными усилиями и с добрыми помыслами подобрали из старой одежды князя Александра Григорьевича почти новое пальто, добротный костюм и великолепные ботинки, подходящие по размеру.

Утром, когда солнце только-только начинало появляться над горизонтом, студент уже на ногах в парадной пытался, не поднимая шума, отыскать своё пальто, которого на вчерашнем месте не было. Придверник, который никогда не ложился в постель, если в доме были гости, спал на гостевом диванчике в парадной. От шороха он проснулся и, увидев студента, ещё сонным голосом остановил его поиски:

– Дмитрий Иванович, доброго вам дня. Извините, задремал немного. Вашего пальто тут нет. Мы вам приготовили новое пальто и другую одежду. Надеюсь, вы не откажетесь и примете от нас новое одеяние, – и показал на вещи, аккуратно сложенные на стуле в парадной.

После небольшого эмоционального потрясения студент подавил чувство восторга и робко коснулся одежды. Совершенно не веря происходящему, он стал с удивлением рассматривать предлагаемое одеяние. Подумал, это сон, даже ущипнул себя за правое ухо, потом за левое. «Нет, это не сон», – решил Дмитрий.

Такое пальто, костюм и обувь он видел только у высоких господ и у некоторых преподавателей. Придверник попросил студента пройти наверх в спальню, примерить обновки. Через десять минут Дмитрий был опять у входной двери в прекрасном наряде и уже хотел было подойти открыть дверь парадной, но придверник его остановил:

– Дмитрий Иванович, возможно, у вас неотложные утренние дела, но в этом доме не принято уходить, не попрощавшись с хозяином. Прошу меня простить, но я вынужден вам об этом сообщить.

– Александр Александрович так любезен, что я не осмелюсь нарушить правила дома… Могу ли я вас просить пригласить Его Сиятельство?.. Или, может, мне самому можно?..

Студент понял нелепость вопросов и не закончил свою мысль. После небольшой паузы он продолжил, смутившись:

– Как мне поступить, если мне очень нужно в Садки и потом в университет? Мне очень нужно… Хочу закрыть сессию сегодня. Мне нужно вернуться ещё в университет.

Придверник в подобной ситуации никогда ранее не оказывался и не знал, что ответить, да и не успел ничего придумать в ответ. По лестнице со второго этажа спускался хозяин дома в домашней одежде. В этой одежде он уже казался не таким возмужавшим, как в военной форме, а более молодым. Кто-то мог бы сказать, вовсе юноша. В этот же момент, думая о возрасте, студент осознал, что князь, должно быть, ему ровесник.

– Дмитрий Иванович, решили покинуть нас? Я так и подумал, что вам нужно уйти пораньше… Поэтому встал, как только солнце озарило мою комнату. Доброе утро, господа! – обратился он и к студенту, и к придвернику. – Дмитрий Иванович, вы сегодня совершенно другой человек в этом наряде. Вам всё к лицу! – князь с восхищением и оценивающе осмотрел студента. – У вас сегодня судьбоносный день. Вы официально перейдёте на четвёртый курс университета. Может, вы позавтракаете перед дорогой?

– Ваше Сиятельство, я бы с удовольствием, но могу опоздать в Садки. Идти больше двух часов в одну сторону и потом в университет нужно успеть.

– А что, вы пешком в Садки собрались? А, ну да… – князь вспомнил, что у студента нет денег и распорядился отдать свою карету в распоряжение Дмитрия, собрать еду в дорогу и выразил благодарность придвернику за выбранный наряд.

Дмитрий всё не верил своей удаче, часто теребил ухо, пощипывая его, чтобы проверить, не сон ли это. В карете он, как настоящий барин, ехал по бульвару, потом кучер повернул на набережную, далее вдоль Кремлёвской стены поехал на восток, а затем выехал за город. Сидя в карете, он прятал своё лицо от прохожих, встречных лихачей и карет. Всё время пути ему было очень неловко, можно сказать, даже стыдно, когда он видел, как проезжавшие заранее сторонились его кареты и многие лихачи пропускали его. Это были новые и необычные чувства, к которым Дмитрий с каждой минутой привыкал и примеривал их на себя.