Читать книгу: «Пепел и кровь», страница 3

Глава 4

– Трибун, погрузка воды закончена!

Офицер ауксилариев возник у распахнутого полога капитанской палатки, когда Марк Гавий Флакк и капитан как раз обсуждали обратный маршрут их небольшой эскадры. Марк вышел на кормовой мостик, понимая, что от него ждут дальнейших приказов, а они с капитаном так и не пришли к обоюдному согласию, с какого побережья – восточного или западного – начать поиски пиратов. Каким количеством кораблей те располагали, оставалось неясным, что и затрудняло принять окончательное решение. Пираты могли разбиться на два отряда и промышлять у обоих берегов сразу. И только в том случае, если они сохранили не больше двух-трех судов, они бы вынуждены были держаться вместе. Сведения, добытые Лисандром в предыдущих карательных походах, разнились: в одних говорилось всего о паре потрепанных пентер, в других – о четырех быстроходных кораблях, наводящих ужас на жителей всего побережья Меотиды.

Флакку стоило одного взгляда на офицера, чтобы понять: у того есть что еще ему сказать. Он ободряюще кивнул командиру:

– Что-то еще, Квинт?

Офицер улыбнулся (подчиненным всегда льстит, когда командиры, даже временные, помнят их имена) и мотнул головой в сторону левого борта:

– Там местный рыбак. Кажется, он хочет нам что-то сообщить.

– Так почему ты еще не допросил его?

– Он будет говорить только с главным командиром! – Квинт подавил смешок и вновь напустил на себя серьезный вид.

– Главного ему подавай! – буркнул Флакк, поправляя перевязь гладия, и шагнул к надпалубному ограждению.

В рыбацкой плоскодонке, прибившейся к борту корабля, сидел крепкий, уже немолодой мужчина в заношенном синем хитоне. Густую копну черных волос прикрывала широкополая шляпа, как и хитон, знававшая лучшие дни; у босых ног рыбака, на днище лодки, лежали три или четыре крупные рыбины, у одной еще подрагивал хвост и двигались жабры.

– Ты желал говорить со мной? – окликнул его Марк.

Мужичок задрал голову и улыбнулся, обнажив наполовину беззубый рот. По всей видимости, богатый доспех римлянина произвел на него впечатление, и он, с достоинством огладив курчавую бороду, произнес:

– Так для того и приплыл. Но если вы не собираетесь пустить кровь собакам Митридата, что разбойничают у наших берегов, тогда я зря потратил время.

– Ты не зря потратил свое время, рыбак, – заверил его Флакк. – Мы как раз решаем, где их искать. Не подскажешь?

– А что их искать! – Мужичок, ободренный ответом главного командира, даже привстал в лодке, вытянув руку на юг. – Два дня назад они разграбили поселок севернее Кримн. Так что ищите их в одной из бухт западного побережья.

– Спасибо тебе за помощь. – Флакк бросил ему золотую монету.

Тот ловко поймал ее, взглянул и качнул головой:

– И тебе спасибо, командир! Намотайте кишки этих злодеев на трезубец Посейдона! Да помогут вам боги!

Он оттолкнулся веслом от борта корабля, и его лодка заскользила по воде в направлении устья реки. Марк какое-то время провожал ее взглядом, неожиданно для самого себя, задумавшись о судьбе этого человека. Она казалась ему безрадостной и наполненной тяжелым ежедневным трудом, который обеспечивал рыбаку его существование. Впрочем, не ему, римскому трибуну из сословия всадников, судить о жизни тех, в чьей шкуре он никогда не был – это бесполезное и неблагодарное занятие… Черные очертания лодки стали сливаться с бледно-зеленой гладью Меотийского озера; по ней, набирая силу, уже пошла легкая рябь. Флакк повернулся и встретился взглядами с капитаном и Квинтом.

– Идем на юг вдоль западного берега! Они там!

Паруса начали пузыриться, ловя ветер, и капитан, покрутив вздернутым к небу пальцем, который он предварительно смочил губами, удовлетворенно отметил:

– Ветер нам в спину! Сами боги помогают нам!

* * *

Танаис давно остался позади. Три септиремы, вытянувшись в линию, быстро двигались на юг. Белые барашки от буравивших воду весел тянулись за ними искрящимися в свете уходящего солнца дорожками. Весело поскрипывали туго набитые попутным ветром паруса, им вторили сопровождавшие корабли чайки. Унылой, однообразной линией тянулся вдоль правого борта холмистый, изрезанный бухточками и неглубокими заливами берег. Глядя на этот пейзаж, Флакк размышлял о том, что ни эта зеленоватая гладь озера, напоминающая выцветший изумруд, и ни бесконечная в своей тишине береговая линия – ни что из этого, видимо, не менялось никогда, оставаясь таким же диким и нетронутым с того самого дня, когда этот мир создали для себя боги. Единственный рыбацкий поселок был пройден еще под Танаисом, и вся оставшаяся часть дня прошла для экипажей кораблей в созерцании необжитых холмов.

Помимо трех септирем – больших боевых галер, с внушительным арсеналом артиллерии – в римскую флотилию вошли десять быстроходных либурн. Для большей мобильности Флакк разбил их на пары. Первые две оставил дежурить у места слияния Меотийского озера с Боспором Киммерийским на случай, если вражеские корабли, преследуемые им, попытаются вырваться на просторы понта. Оставшиеся шесть либурн, ушедшие с ним к Танаису, служили для разведки местных вод, а также для прикрытия флангов эскадры на марше. Сейчас две их пары прикрывали линию септирем по левому и правому борту. Третью Марк послал вперед прочесывать береговую линию, как только отдал приказ к движению флотилии на юг. Он не переставал всматриваться вдаль, надеясь увидеть своих разведчиков, возвращающихся с обнадеживающими новостями. Но пока что на горизонте, кроме размытых низких облаков, почти касающихся чистого зеркала воды, ничего не было. А солнце уже подкатывалось к верхней кромке неведомой ему земли, золотило шапки холмов и, как щупальца, запускало первые робкие тени в лощины и балки их склонов.

– Вижу корабли! – прокричал воин с носовой башни. – Наши либурны!

Флакк поднялся по ступеням на башню кормы. Она была ниже носовой и центральной, но значительно шире. Два лучника, находившиеся на ней, отсалютовали ему, а он поприветствовал их кивком головы.

– Не разобрать сигналов на мачтах! – За его спиной возник капитан.

– Пусть подойдут поближе, тогда разберем, – не оборачиваясь, ответил ему Марк и всмотрелся пристальнее.

Их разведчики, несмотря на встречный ветер, шли быстро – почти летели над водой, толкаемые вперед мощными гребками весел. Большие паруса были убраны, лишь малые носовые, развернувшись к ветру ребром, напоминали раздувшиеся бычьи пузыри, готовые вот-вот лопнуть. Наконец флажок на верхушке мачты ближайшей либурны стал различим. А спустя несколько мгновений можно было разглядеть сигнал и на втором судне.

– Они их нашли! – Флакк повернулся к капитану, в серых глазах которого обнаружил такое же восторженное нетерпение, что охватило и его самого.

Старый морской волк, на котором едва ли можно было найти свободное от шрамов место, хищно оскалился:

– Ну а мы готовы к встрече… Ты уже участвовал в морском бою, трибун?

– Два раза, – понимая, к чему клонит капитан, ответил Марк. – В сражении за Феодосию и у Киммерика.

Капитан посмотрел на него с уважением и, прищурив левый глаз, задал еще один вопрос:

– Уж не ты ли тот трибун, что спалил корабли Митридата в бухте Киммерика?

– Он самый, – усмехнулся Флакк. – И сделаю это еще раз, если понадобится.

Слышавшие их разговор лучники переглянулись, и сейчас Марк мог спорить на что угодно, что еще до столкновения с пиратами все воины его корабля будут знать, насколько крут их командир.

Капитан вытянул руку в направлении их курса.

– Они разворачиваются! Очень кстати. – Он повернулся к лестнице. – Спущусь к кормчим, прослежу, что б все шло как надо.

Флакк прокричал приказ поднять ответный сигнал, дождался, когда либурны сделают полный разворот, и только после этого спустился на палубу – пришло время еще раз проинструктировать своих парней.

В его подчинении находилась когорта ауксилариев – пять сотен воинов, прибывших на Боспор в качестве подкрепления. По сотне их разместилось на септиремах, а оставшихся солдат, отрядами по двадцать человек, Флакк отрядил на либурны. Кроме того, его боевой контингент был усилен лучниками (получив назначение командовать флотилией, идущей в Меотиду, Марк настоял на том, чтобы их число увеличили). Восемь десятков стрелков – вместо изначальных трех – были распределены соответствующим образом: по десять на септиремах и по пять на либурнах. В случае необходимости они могли присоединиться к ауксилариям во время абордажной схватки. Но Флакк надеялся, что этого не дойдет: артиллерия его галер позволяла пустить ко дну корабли пиратов еще до того, как они сцепятся бортами.

– Мои ребята готовы, командир, – доложил ему Квинт, сияя, как и его начищенный до блеска шлем. – Все жаждут скорейшего финала этой охоты.

– Мы все его желаем, Квинт. – Флакк сдержал улыбку, чтобы не обидеть настроенного на боевой лад офицера. – Ну, а я, пожалуй, больше других. Думаешь, мне доставляет удовольствие гоняться по этой зеленой луже за недобитками Митридата?

Командир ауксилариев пожал плечами.

– У нас приказ. Мы обязаны его выполнить.

– Конечно, выполним, даже не сомневайся! – Марк по-дружески хлопнул его по предплечью. – Но разобраться с этими ублюдками – только половина нашего задания. В дальнейшем нам предстоит нести дежурство у Танаиса.

– Как долго, трибун?

– До окончания боевых действий на суше.

– Не думал, что мы застрянем…

Квинт не договорил – с носа корабля долетел крик смотрящего: «Сигнал к стоянке! Либурны сворачивают к берегу!» Не успел его голос умолкнуть, как к ним присоединился капитан.

– Скоро стемнеет, – сказал он, разглядывая береговую линию, к которой устремились их разведчики. – Они выбрали для стоянки удобную бухточку. Дождемся в ней утра.

– Согласен, – кивнул Флакк. – Никуда они от нас не денутся. К тому же мы уже знаем, где их искать.

Септиремы медленно забирали вправо, нацеливая свои форштевни в тихую неглубокую бухту с плоским, поросшим кустарником берегом. Розовые тени чернели на глазах, ползли по песку и замирали у кромки воды. Медленно закатывалось за край видимой земли красное, как свежая кровь, солнце.

– С рассветом продолжим путь, – бросил Марк капитану.

– С рассветом, – повторил тот…

Первые блики зари едва упали на воду, а корабли уже покидали место ночной стоянки, занимая свои места в принятом накануне строю. Шли малым ходом, со спущенными парусами – за ночь ветер переменился и дул теперь с запада на восток. Такое положение вещей Флакка несколько встревожило – пираты могли воспользоваться попутным ветром и уйти к восточному побережью. Он поднялся на кормовую башню и посмотрел на восток, где линия слияния воды и неба была уже различима.

Солнечный диск выползал из-за горизонта горбушкой расплавленного золота, рассеивал, выжигал остатки ночи, еще цеплявшиеся за гладь озера, и, словно заботливый родитель, обласкивал зеркало воды искрящимися, как драгоценные камни, дорожками. Они рассеивались по всему видимому пространству, пробуждая в Меотиде жизнь и побуждая к действию всех, кто не боялся выйти на ее просторы.

За спиной Флакка скрипнули ступени лестницы. Он не стал оборачиваться, поскольку догадался, кто именно поднимался на башню.

– Если верить разведчикам, то совсем скоро мы будем у бухты, где бросили якоря наши разбойники, – произнес Квинт, вставая рядом с ним.

– Если… если только они уже не покинули ее, – заметил Флакк.

– Наши действия в этом случае? – В голосе ауксилария прозвучала растерянность.

Марк обратил лицо к встающему над горизонтом светилу.

– Со всей возможной скоростью пойдем на восток.

– Это вряд ли! – хмыкнул Квинт, вытягивая руку по направлению движения эскадры. – Наша дичь запоздала с бегством. Командуй, трибун!

Три судна – две двухрядные пентеры и унирема – под полными парусами шли наперерез их курсу. Они выскочили из-за длинной, выступающей в озеро косы и, видимо, пользуясь попутным ветром, спешили уйти на восток. Флакк вцепился в бортик башни с такой силой, что на руках вздулись жилы, и во все горло прокричал вниз, как раз появившемуся у палатки капитану:

– Сигналы к атаке! Поднять паруса!

О смене курса опытному моряку говорить было лишним. Он уже увидел вражеские корабли и тут же отослал помощника к кормчим. Затем его голос, слегка надтреснутый, но зычный, полетел над палубой галеры.

Септирема ожила, словно проснулась после долгой утомительной ночи. Матросы, разбившись на команды, натягивали канаты, поднимая паруса (капитан предусмотрительно распорядился еще с вечера не зачехлять их). На башнях – носовой и центральной – занимали позиции расчеты скорпионов; баллистарии заряжали ядрами свои орудия на палубе. По ее центру уже выстраивались лучники, два из них взбежали на башню к Флакку. Он не без гордости отметил, как слаженно действуют его люди – без лишнего шума и суеты, каждый знает свое место и четко выполняет инструкции. Когда ауксиларии, закрывшись щитами, стали у фальшбортов, хлопнули, ловя ветер, паруса обеих больших мачт. К этому времени артемон уже напоминал вздувшийся за форштевнем корабля пузырь.

– Сигнал либурнам не вступать в бой, только преследовать! – отдал новый приказ Флакк и повернулся к одному из лучников. – Когда подойдем ближе, попробуй снять рулевого униремы.

Стрелок кивнул, кинулся к лестнице и через пару мгновений уже бежал по палубе в нос судна.

Двигавшаяся впереди пара либурн стала поворачивать на восток, ложась таким образом на параллельный курс с беглецами. Марк мысленно похвалил капитанов за сообразительность и подался вперед, буквально буравя взглядом пиратские корабли, пытавшиеся уйти от столкновения. Теперь в дело должны были вступить его септиремы. На короткий миг возникла мысль, а не предложить ли пиратам сдаться – две пентеры были бы неплохой прибавкой к флоту Котиса (решение затопить однорядку он принял сразу). Однако, видя воинственный настрой своих солдат, понял, что лишит их возможности выпустить пар – многие и так уже были недовольны тем, что не приняли участия в походе их армии на Митридата.

Меж тем враг успел проскочить, не подставившись под боковой удар, и быстро удалялся. Капитан приказал прибавить ход, и септирема, рванувшись всем корпусом вперед, стала ускоряться. Две другие галеры, развернувшись в строй для атаки, заняли позиции на флангах, отставая от корабля Марка не более чем на сотню шагов.

Отставала от своих товарищей по разбою и унирема. И расстояние это заметно увеличивалось с каждым гребком весел пентер. Возможно, на униреме не хватало гребцов либо они были более измождены, чем на двух других кораблях. Как бы то ни было, но септирема Флакка ее настигала, уже практически дыша ей в корму.

Марк не заметил, как его лучник пустил стрелу. Увидел лишь, как кормчий однорядки оторвался от рулевого весла и, взмахнув руками, упал за борт. Потерявшее управление судно по инерции еще проплыло несколько локтей, затем его стало разворачивать влево. Кто-то бросился к опустевшему рулю, еще несколько человек возились с парусом, пытаясь с помощью ветра выровнять свою посудину. Но было уже поздно…

Обшитый бронзой таран прошелся по униреме, как нож по свежему сыру, разрезав ее на две части. Треск крушащегося дерева заглушил вопли людей, которые прыгали в воду, чтобы не быть раздавленными, как их корабль. Кому-то повезло меньше: киль септиремы, искалечив тела, сразу отправил несчастных на дно озера. Но и те, кто барахтался в воде, не надолго пережили своих товарищей. Кого-то сразили стрелы лучников Флакка, ну а тех, кто уцелел и после этого, добили бы с плывущих следом либурн.

На пентерах, судя по всему, возмутились тому, как обошлись римляне с их братьями по оружию. Корабли стали разворачиваться, нацеливаясь своими таранами на либурны, что плыли параллельным курсом. И Марк не сразу раскусил смысл этого маневра.

– Самый полный ход! – крикнул он капитану, сообразив, что происходит. – Носовой баллисте дать залп!

А пентеры уже неслись на либурны, как пара хищников на беззащитную дичь. В бешеном ритме работали весла, рвались вперед наполненные ветром паруса. Неожиданно с их палуб сорвалась и полетела к небу песня. В ней чувствовались мощь и сила поющих ее голосов. И радость, звенящая в каждом из них. Это была хорошо знакомая Флакку песня, которую он уже слышал у Киммерика, в ту ночь, когда топил боспорские корабли. Это была песня идущих на смерть мужчин.

«Они решили умереть в сражении», – догадался он, наблюдая, как ловко маневрируют его либурны.

Легкие двухрядки римлян, увеличив скорость, меняли курс. Они расходились в стороны, изображая бегство, но Марк сразу понял задумку их капитанов: корабли пиратов становились прекрасной целью для артиллерии септирем, которая могла начать бой, не боясь задеть своих.

Первое ядро пролетело над палубой ближней пентеры и упало в воду за ее правым бортом. Капитан мельком взглянул на Флакка и понял его без слов.

– Принять влево! Ход не сбавлять! – охрипшим от напряжения голосом крикнул он кормчим.

Послушная рулю, септирема накренилась левым бортом к воде, затем выровнялась и пошла под острым углом к пентерам. Другие две повторили ее маневр, при этом либурны сопровождения продолжили движение, не меняя его направления – они заходили неприятелю в тыл, отрезая возможный путь к отступлению. Впрочем, судя по тому, как разворачивались события, отступать пираты не собирались.

Септирема Флака и та, что шла за ней, произвели залпы из носовых и бортовых баллист. Свинцовые ядра, как стая ястребов, со свистом понеслись к цели. Одно пробило фальшборт и смело людей на палубе той самой пентеры, которую не достали при первом залпе, второе разнесло в щепки фигурную оконечность ее акростоля, оставив от рыбьего хвоста безобразный острый обрубок. Команды септирем взревели от радости, а баллистарии, воодушевленные успехом, послали следующие заряды. В этот раз часть их обрушилась и на вторую пентеру, повредив ей весла и борт. При этом расстояние между кораблями противников сократилось до полета стрелы. И когда одна из пентер, сбавив ход, стала медленно разворачиваться в сторону римлян, Флакк не удивился.

– Приготовиться убрать весла правого борта! – крикнул он вниз, и капитан тотчас продублировал его приказ.

Ветер был на стороне латинян, их суда неслись навстречу врагу при полных парусах и подгоняемые веслами. Пираты же могли рассчитывать лишь на своих гребцов – паруса стали бесполезны, и их спешно убрали. Поэтому и втянуть весла внутрь решились в последний момент, однако скорость римской галеры была настолько стремительной, что большую часть из них она успела переломать. Палубные скорпионы выстрелили гарпаксами, как крючок наживку, сцепляя корабли, и воины за канаты подтянули пентеру к своему борту вплотную. Команда пиратского судна огрызалась дротиками и стрелами, посылала проклятия. Но это было скорее отчаяние, чем жажда победить. И после того, как «вороны» с грохотом обрушились на вражескую палубу, намертво вгрызаясь в нее, Флакк понял, что все кончено.

Лучники на его башне посылали стрелу за стрелой (Марк даже не заметил, когда вернулся на свой пост второй стрелок, сразивший рулевого униремы). В каком-то отстранении он наблюдал, как ауксиларии перебегают по трапам на палубу врага и сразу вступают в схватку. Они значительно превосходили противника числом, так что исход этого боя, больше напоминавшего бойню, был предрешен. Флакк переключил внимание на водную гладь, уже не такую спокойную и мирную, какой была она всего час назад; поискал глазами вторую пентеру. Потерявшая маневренность и скорость из-за перебитых ядрами весел, она стала легкой добычей для четверки либурн, окруживших ее, точно волки загнанного оленя. Марк повернул голову в другую сторону: ведущая пара его двухрядок возвращалась к месту сражения; острые тараны вспенивали воду, разбрасывая в стороны белые буруны; у форштевней, за ограждением носа, выстроились воины: над сомкнутыми щитами блестело на солнце железо шлемов, сверкали солнечными зайчиками наконечники копий.

«У Митридата нет шансов, таких парней не сломить», – подумалось вдруг ему, и мысли перенеслись к неведомой земле дандариев, по которой уже должны были скакать бок о бок его боевые друзья Лукан и Марциал.

Глава 5

Окрестности Фанагории, это же время

Серый жеребец Аквилы пританцовывал на месте и нетерпеливо похрапывал. Префект только что вернулся из хвоста колонны, где задержался, отдавая последние распоряжения арьергарду.

– Твой друг, трибун, не особо доволен тем местом, которое я определил ему. Его замечание было адресовано Лукану, и тот не замедлил с ответом:

– Марциал никогда не любил топтаться на заднем плане. Он боевой офицер и, помимо Таврики, прошел Британию.

– Я знаю об этом, – улыбнулся Аквила, – и обязательно учту во время битвы.

– Возвращаются наши разведчики! – прервал их Котис, переключая общее внимание на довольно большой отряд всадников, приближавшийся к колонне со стороны степи.

Это была сотня из вифинийской алы, которую префект отправил на разведку местности. Они скакали быстро, рассыпавшись по степи неплотным клином. Поднятая копытами лошадей пыль скрывала задние ряды отряда, и ее серая клубящаяся масса не позволяла что-либо разглядеть. Возможно, всадники уходили от преследования, но, скорее всего, спешили с какими-то срочными известиями. Лукан увидел, как напряглись лица Котиса и Аквилы, как вздулись вены на их загорелых шеях. Сам он подумал о Мании Марциале, алу которого префект определил в арьергард – замыкать колонну их войска во время движения и прикрывать ее в случае внезапного обхода врага. В то, что отряды Митридата могут зайти им в тыл, Маний не верил (потому и нервничал по поводу отведенной ему Аквилой роли), а вот Гай такой возможности не исключал и в этом отношении был полностью солидарен с префектом. Однако, зная упрямство и легкую вспыльчивость приятеля, он попытался объяснить ему решение командира тем, что кавалеристы Марциала пока еще не имеют реального боевого опыта. И, судя по угрюмому молчанию друга, его слова возымели на того действие.

– Встретимся на поле боя! – подбодрил его Лукан, когда их войско строилось за пределами лагеря для марша.

На что Марциал мрачно ухмыльнулся:

– Обязательно, дружище!..

Командир отряда разведчиков осадил лошадь в трех локтях от царя и его свиты. Его глаза из-под козырька шлема блестели огнем возбуждения; вздрагивали, как у взявшей след гончей, крылья ноздрей.

– Повелитель! – Он склонил голову перед Котисом, но взгляд задержал на Аквиле. – В трех милях отсюда мы обнаружили стоянку конного отряда, угли костров были еще теплыми.

– Примерное количество отряда? – попросил уточнить Аквила.

Разведчик на мгновение задумался, затем уверенно, выпрямившись в седле, доложил:

– Не больше десятка, префект. Определенно, дозорные противника.

– Благодарю, Цельс, – кивнул офицеру Аквила. – До моих распоряжений отведи людей на фланг колонны. – Когда разведчик, отсалютовав, вернулся к подразделению, он обратился к Котису: – Митридат уже знает о нас, вне всяких сомнений.

– На внезапность я и не рассчитывал, – с улыбкой ответил царь. – Я слишком хорошо знаю своего брата.

Лицо префекта при этом оставалось спокойным, ни один мускул не дрогнул на нем, как если бы ему сообщили о чем-то совершенно обыденном, например, о задержке по вине повара ужина. Он провел рукой по густой гриве своего красавца-коня.

– В таком случае что он станет делать?

– Выберет удобное для себя место и навяжет нам сражение. – Котис пнул пятками бока своей лошади, пуская ее рысью, и, обернувшись уже к Лукану, повторил: – Я слишком хорошо знаю своего брата.

Гай Туллий Лукан привстал в седле, вглядываясь в горизонт: золотисто-серая равнина в месте слияния с небом упиралась в пологие, точно вздувшиеся пузыри, холмы; за ними, размытые дымкой, угадывались очертания невысоких гор, таких же синих, как и нависающий над ними свод. Ни потревоженной человеком живности, ни черных дымков от костров вражеского войска – ровным счетом ничего не указывало на присутствие в раскинувшейся впереди местности какого-то движения, какого-то пусть и крохотного, но признака жизни. Этот пейзаж и это состояние неопределенности, которое неожиданно наполнило Лукана, показались ему смутно знакомыми. Чувство тревоги усилилось, и мысли вернулись к Марциалу, находившемуся сейчас со своей алой в самом конце их колонны… Марциал! Его парни!

В голове словно вспыхнула молния, и Лукан отчетливо, как наяву, увидел картину из прошлого: он и Маний мчатся на лошадях по степи; за ними, не отставая, следует турма из кавалерии легиона; впереди, по всей линии горизонта, протянулась желто-серая полоса боспорской стены, именно к ней они и мчатся, а вокруг – будто вымершая равнина, даже нет, не вымершая – наблюдающая за ними, прислушивающаяся к каждому звуку, что они издают.

Три года прошло с того памятного рейда к первой линии укреплений Боспора, но Гай увидел все настолько отчетливо, как будто он пережил это буквально вчера. Тогда Марциал практически без потерь вывел их отряд из-под обстрела под самым носом врага. И тогда же он получил первое ранение в этой войне, которую теперь им предстояло закончить. Закончить, чтобы и в Риме, и в Пантикапее, и во всей Таврике все – от аристократа до простого рыбака – вздохнули наконец с облегчением.

За спиной Лукана взревели буцины, и колонна пришла в движение. Он дернул повод совсем легонько, но Аяксу этого было достаточно. Жеребец радостно рванулся вперед, в два счета поравнявшись с белоснежной кобылой Котиса.

* * *

Ночь поглотила равнину стремительно, словно заглотнула ее в свое черное бездонное чрево. Крохотными светлячками, прилепившимися к нему, выглядели мигающие на небе звезды и огни костров на земле. И уж совсем не к месту, нарушая положенный этому часу покой, прозвучал, как бой корабельного барабана, стук копыт – группа всадников промчалась по утрамбованной траве лагеря к палатке царя.

Митридат не спал. Да и мог ли он заснуть в таких обстоятельствах! Армия Котиса высадилась-таки у Фанагории и вот-вот двинется вглубь его территории. Судя по донесениям шпионов, которыми он нашпиговал и Фанагорию, и Гермонассу, силами его младший брат располагал не такими уж и значительными: не более трех тысяч всадников и порядка пяти тысяч пеших воинов. Однако у самого Митридата войско было не намного больше, а по пехоте даже уступало противнику. Было о чем задуматься, и он ломал голову над тем, как ему при данных обстоятельствах поступить.

Тем не менее, когда Теламон вошел в царский шатер, Митридат уже знал, как он будет действовать.

– Мой царь, вернулся дозор, – сказал старый воин, застыв у порога.

– Превосходно! – Митридат поднялся с горки мягких подушек, на которых размышлял о существующем положении дел. – Идем, я хочу поговорить с ними лично.

Они вышли в черный бархат ночи, и глаза бывшего владыки Боспора не сразу различили чуть в стороне от шатра группу всадников. Бледный, рассеянный свет луны выхватывал из темноты суровые бородатые лица, скользил по кожаным головным уборам воинов и недорогой сбруе похрапывающих лошадей.

– Говори! – приказал Митридат, безошибочно определив в десятке конников главного.

– Повелитель! – Высокий крепкий муж с закрывающей один глаз повязкой, легко спрыгнув с лошади, преклонил колено. – Войско Котиса покинуло лагерь и движется к Гипанису. Оно в двух дневных переходах от нас.

– Идут все?

– Только боспорцы и римляне. Отряд из Херсонеса остался охранять лагерь.

– Сколько в нем бойцов?

– Не больше четырех сотен, повелитель. И еще сотня стрелков пришла из Фанагории.

– Изменники, подлые трусы! – сквозь зубы процедил Митридат и, смягчив взор, благодарно качнул головой дозорному: – Эти вести как нельзя кстати. Пусть твои люди поедят и отдохнут. Завтра они мне опять понадобятся.

Воин поднялся с колена, отвесил почтительный поклон и взмахом руки приказал своим людям спешиться. Негромко переговариваясь, ведя лошадей под уздцы, они направились к ближайшему костру.

– Утром сворачиваем лагерь и выдвигаемся вверх по реке, – обратился Митридат к Теламону, наблюдая, как растворяются в ночи его разведчики.

– Мы будем отступать или примем сражение? – поинтересовался стратег.

Митридат сложил на груди руки, все еще сильные и жилистые, способные не только держать меч, но и сломать, как стебель камыша, в случае необходимости чей-нибудь хребет.

– Мы отойдем на удобную для боя позицию. В первую очередь, удобную для нас, – произнес он, устремив взгляд к белому серпу луны. – И дождемся там конницы Зорсина.

– Сираки могут не успеть, мой царь, – высказал сомнение Теламон.

Митридат усмехнулся:

– Они прибудут как раз вовремя. Их отряды уже в пути!