Читать книгу: «Инка. Повесть о любви в письмах», страница 16

Чувства, вспыхнувшие с новой силой

20.11.1968 г.

Поезд Москва-Кемерово.

Вадик, дорогой, мой (хотя уже не мой), но все равно дорогой и милый останешься по старинке, здравствуй! (не обижайся на такое обращение, ведь это же я, а ни кто-либо).

Как видишь начала уже тебе писать в поезде, так что не обижайся, что плохо пишу – дергает, а во-вторых, пишу на бумаге из блокнота, другой нет.

В вагоне очень хорошо, отлично играет музыка, все уже устроились на ночь, в нашем купе не хватает одного человека, так что едем только втроем (с мамой и Женей и мужчина один), вернее – три с половинкой.

Билеты мы взяли только на 9.01 вчера, раньше не шли в четные дни поезда в нашу сторону, так что видишь, мы просидели еще целый день в Москве (не знаю, почему я тебе это все пишу, просто так, как прежде, я забываю, что тебя теперь это уже может не интересовать). Извини, если что.

Сразу же, тебе, дорогой мой Вадик, я должна написать одну вещь, не знаю, будет ли она тебе неприятной или просто безразличной.

Дело в том, что мы не встретимся больше, просто не должны больше встречаться. Почему? – объясню.

В тот вечер, последний тот, когда мы были в кино, я, придя домой, не могла очень долго уснуть, и это, по сравнению с тобой, не делает у меня кофе. Я себя хорошо знаю, и поэтому сразу решили больше с тобой не встречаться. Не возражай, если, конечно, возражаешь, друзьями мы были и останемся, писать друг другу будем, как прежде, тогда еще. Об этом я не веду речь, а я о другом.

Понимаешь, у меня может снова пробудиться то, что было к тебе раньше, во времена «Розы», и что, я думала, уже погасло к тебе.

Но встретив опять тебя и поговорив с тобой, увидев тебя, того, моего Вадьку, я не могу, не должна просто допустить то, чтобы у нас состоялась хотя бы одна, единственная встреча. Что я?! – у меня совсем другое дело, а вот чтобы у тебя были разногласия в семье, я этого не хочу допустить, это ни к чему. Пусть мы останемся «заочными» друзьями и прочее, прочее, но только «заочными»! Но об этом хватит!

Что же тебе еще начеркать, хочется писать, писать, писать, а что же?!

Да, сегодня дома в Москве была страшная хохма. Все меня уговаривают приехать домой, т.е. вернуться из Чехии.

Я страшно сейчас колеблюсь, нахожусь, как на весах, и та чашечка с моим возращением, начала перевешивать. Но вот мы и дурим, шутим сегодня дома. Выдвинули такой план (шутя, конечно). Решили, я фиктивно выйду замуж за Валерку для того, чтобы получить прописку, и потом, конечно, моментальный развод, так как это ведь супружество не может быть – ведь он же мой двоюродный брат. Вот насмеялись. Но это все шуточки, а вообще, конечно, все-таки через год, может и полгода (все зависит на моем разводе там) я все-таки приеду в Москву, буду работать и учиться в вечернем институте.

Жить мне есть где, а временную прописку я уж как-нибудь достану. Одним словом, надо будет мне начинать все сначала, но я ничего не боюсь, как кашу заварила, так надо и расхлебываться.

В воду с моста еще подожду прыгать, а?

Вадик, все же, можешь мне написать (если уж я с тобой откровенна), почему ты не хотел, чтобы я познакомилась с твоей женой? Боишься ее показать меня (с накрашенными глазами и начесом и т. д.) или просто не хочешь мне ее представить, а? Упрямый же ты все-таки, да, да и да!!!!!!

Но как идут дела в институте, на кафедре??

Пиши. Что пишет мама о Тане, не скучает по родителям-то?!!

Я тебе, может, буду писать часто и нудные письма, все еще не могу привыкнуть, что ты хоть уже тот, но все же уже не тот Вадька, ты уж не обращай на это внимание. Это вот не значит, чтобы ты мне тоже часто писал, у меня пока куда больше времени, чем у тебя, так что, вот так-то.

Пиши, как идут дела у тебя во всем, что нового и т. д.

На сегодня кончу, если куплю конвертик на станции завтра где-нибудь, так отправлю. Если нет, так может быть, еще по дороге допишу еще кое-что и отправлю только дома, в Новосибирске.

А пока, крепко целую, по-дружески, не сердись, с огромным приветом.

Инна

PS. Вадька, продолжаю писать на второй вечер, как видишь, конверт не нашла, а значит, и не отправлю письмишко. День сегодня прошел хорошо. В соседнем купе собралась веселая, интересная компания, так познакомились, посидели, посмеялись, поговорили, в дороге это необходимо: время пролетит быстро

А в общем-то, дорога уже надоела, скорей бы уже быть дома, в Новосибирске. Дома уже буду ждать твоего письма, посмотрю, когда ты мне его напишешь, только после получения моего или раньше, посмотрю, посмотрю!!!

Все, тебе пока не буду писать, на такие вот письма, я уже не имею право, так кончаю, отправлю с первой же возможностью, напишу еще потом.

А пока прикрепко целую,

Инна

Среда, 27 ноября – Новосибирск (1968 г)

Мой ненормальный дорогой и милый Вадька – привет!

Вот уже в третий раз перечитываю твое письмо, боже, как я давно уже не видела и не читала эти милые «закорючки», такие дорогие и далекие, и вот, после длительной разлуке, я их вижу опять: на душе птицы поют, спасибо. Ты тоже, наверное, уже получил мое первое письмо, которое, не дождавшись своего приезда домой, я писала в вагоне.

Ты знаешь, у нас и до сих пор во многом одинаковые мысли, вот и на сей раз не ошиблась я, знала, что ты мне напишешь еще до получения моего письма – так оно и есть. Как замечательно это чувствовать, что человек тебе пишет от души, от необходимости написать, а не оттого, чтобы просто ответить на полученное письмо.

Одно и то же мы пишем о слове «мой», «моя». Что же, при нашем общем желании ведь мы можем быть «свои». Хотя бы пока в письмах, а? Вот опять читаю отрывки из твоего письма, и не могу поверить, что это письмо от тебя и оно для меня. Боже мой, как это неожиданно, стихийно, и кто бы мог подумать.

Да, Вадик, мой любимый, зашли мы оба далеко, и я не знаю, сможем ли мы перевернуть то, что есть, и нужно ли это?!!

В первом своем письме я тебе тоже написала, что ты мне не безразличен, потому-то и не хотела наших дальнейших встреч. Я не знала, да и до сих пор не знаю, что и как у тебя в семье. Но после этого твоего письма у меня возникли во многом сомненья. Ой, как бы было хорошо почувствовать, а не писать, я боюсь, что просто не могу написать то, что хочу, а ты тоже «храбрец», почему мне все это не сказал, ведь время у нас было достаточно. Но вот, приеду в Москву, встретимся, и я тебя выведу на чистую воду (шучу).

Вадик милый, ты задаешь мне один вопрос. Я не знаю, стоит ли на него отвечать. Во-первых, ты мог бы почувствовать, как я была счастлива, когда встретились, ведь необязательно все определять только по бурным реакциям!!

А во-вторых, прочитав мое первое письмо, ты тоже должен сделать соответствующий вывод о моих чувствах к тебе. Кажется, мы с тобой ненормальные, а?

Так что, Вадик, дорогой, этот твой вопрос неуточненный, это лишний вопрос. Один ты в моих мыслях никогда не стирался и остался со мной. Сколько у меня было и есть знакомых парней, сколь их мне объяснялись в любви, но только твой образ у меня был всегда, только те строки из твоих писем мне вспоминались, и не чьи-либо другие, а их было немало.

А над другими я только или смеялась, или забывала их, или просто относилась равнодушно.

Раньше, хоть это было и в детстве, я тебе писала, что люблю тебя, и ты это знаешь, этого я уже никогда никому не говорила сама. Даже мужу, я никогда этого не сказала, правда положительно отвечала на его вопрос. И это слово, очень трудно выдавить из моих уст, для меня оно осталось не истрепанным, честным словом, и только тебе, одному, я могу открыто сказать, что да (вот видишь, опять по привычке пишу «да», но не «люблю», оно просто обжигает меня, когда я его не только произношу, но даже думаю).

Да, я тебя Вадик дорогой мой, любимый люблю, любила и буду любить, да ведь ты этого заслуживаешь просто тем, что ты такой, какой есть, мой дорогой Вадька. А мужа я не любила хотя мне это немного казалось, но это я быстро поняла, что он мне просто нравился, а теперь я с ним просто несчастна, так мне и надо.

Теперь о твоем лозунге. Вообще-то, он отличный, только надо его уточнить, как мы должны быть вместе? В одном городе или в одном доме, или в одной семье. Если это, то последнее, тогда я его боюсь принимать. Но думаю все-таки, что ты имел в виду «вместе» это может быть близко, видеться, жить недалеко друг от друга, так? Ведь сам же пишешь «не сегодня, не завтра, может через год…». На это у меня другие соображения, я же, решив приехать, всеми путями буду стараться сделать это, максимум за год, больше, дальше тянуть нельзя, или ты думаешь встретиться нам через 3–6 лет, это ничего хорошего!? Нет, больше года я там не буду, и, если еще буду знать, и буду на 100 % уверена, меня кто-то ждет, буду стараться как можно быстрее приехать и не тянуть.

Но если же, ты, Вадик, думал то последнее «быть вместе» (хотя я боюсь это и думать, но уточнить надо), тогда я даже не знаю, что делать.

Со мной это все решено, а у тебя… Я даже не знаю, как бы тебе это написать. Ты мне вот пишешь, что сделал две ошибки, а по-моему, три. Третья – дочь. Что с Таней, ведь не забудь, что ты еще ей и отец по всему. Мне это очень трудно писать, но надо. Боже, как это все сложно. Оба мы дураки, в полном смысле слова, как вот в жизни получается, как-то не так. Мы с тобой должны все очень-очень взвесить, до миллиграмма, как взвешивают золото, не иначе. И не только жить своими чувствами, но и чувствами других людей, детей.

Вадик, любимый, взвесь все, обдумай и напиши, как ты все это представляешь. Мне трудно, что-либо писать, пойми меня, во всех отношениях – трудно, дорогой мой Вадька, ненормальный!!!

Наверное, не должна была я тебя встречать, писать тебе, все завинила я, одна я, но я не могла тебе не написать, зная, что ты находишься в Москве. Извини. Ведь если бы ты не встретился со мной, так бы и жил, как жил, как устроил себе жизнь, и вот бы было бы хорошо, относительно. А?

Да я к тебе, Вадик Дорогой, милый мой, сейчас и не подошла бы, встречаться было бы со мной, может быть интересно, но жить…

Я не знаю, как вот у меня в дальнейшем сложится, куда пойду учиться, чем займусь и т. д. Я бы тебе не смогла помогать чертежами и т. д. Не было бы у нас много общего (имею в виду интереса к твоей специальности), интереса, который есть у тебя и твоей жены. Ведь я в том, чем ты занимаешься – сущий профан, но это конечно, не главное, ведь живут доктора с инженерами и т. д.

Я пишу уже чушь, надо кончать об этом, пиши ты, я буду нетерпением ждать, как прежде, а может быть еще сильней.

Прошу тебя, сжигай мои письма, чтобы не возникли в твоей семье ненужные конфликты. Боже мой, если бы оба только жили в разных городах и без всяких других хвостиков, как было бы отлично, мы бы очень быстро могли бы быть вместе, но такова жизнь!

Здесь у нас все отлично. Уже видела кучу знакомых. Говорят, что я изменилась, но в лучшую сторону (только ты один признал в худшую сторону (авт. из-за макияжа).

Сегодня еду в Новосибирск в театр оперы и балета. Принесли мне вчера уже билет. Также и на 29 ноября достали мне билетик в театр, еду со своим бывшим партнером по танцам и его женой.

На день рождения придут ко мне минимум 6 человек, хочешь не хочешь, надо что-то сделать. Ты же будешь и вообще быть рядом со мной, на ведущем месте. Ты ведь и так молчишь в компании, тебя и не заметно, что-то мне надо будет только представлять твой образ и вот – ты на дне рождения. Хотя мне его и представлять-то не надо, он передо мной.

Да, Вадь, когда у тебя будет больше свободного времени: до Новосибирска или после? Я еще не знаю, когда мне лучше отчалить туда / к черту.

Уже кончу, пиши в свободное время, и спи ты, не мучь себя, пожалуйста, а говоришь, что ждал бы меня больше года, чтобы стало с тобой.

Крепко целую – люблю, жду – Инна.

28 ноября 1968 год, четверг

Мой любимый, ненормальный, дорогой, Вадик!

Уже, наверное, в сотый раз перечитываю твое письмо, и уже в третий раз начинаю тебе писать, появилась какая-то в этом потребность. Что бы я ни делала – всегда ты перед глазами, если так будет продолжаться дальше, недолго и сума сойти, но мне этот невидимый образ приятен, на счастье, вот и возникает необходимость с ним поговорить, тогда читаю твое письмо и пишу тебе. Только два моих предыдущих письма остались неотправленными, не знаю, какая судьба ждет это письмо.

Приходят минуты, что я себя ругаю за то, что написала тебе о встрече в Москве, жили бы мы, как и раньше, может быть, неудовлетворенные своей жизнью, но жили, а сейчас устроили себе «мучения», оба. Ой, как тяжело. Но отвлекусь от этого.

Вчера ездила в театр, смотрела балет «Раймонда», завтра иду опять слушать оперу «Искатели жемчуга» Бизе, а на воскресенье вроде бы наклевывается опять билеты на балет «Баядерка», так что время пролетит очень интересно, будет что вспомнить. Еще не ходила в лес на лыжах, но на следующей неделе обязательно надо выйти, снегу очень много, хожу в валенках (в первый раз в жизни), не умею еще в них ходить, но ничего, тепло, а главное, без них здесь не пролезешь – столько намело снега.

У мамы мне очень нравится, так тепло, уютно, и как я раньше ничего не ценила этого, не могу себе простить.

Видела уже почти всех одноклассников тоже все поизменились, многие уже успели жениться, выйти замуж и т. д.

Женька себя чувствует здесь как настоящий «сибирский медвежонок», валяется в снегу, перебрасывает с места на место – смех один.

А на моей душе «кошки скребут».

Так не хочется возвращаться, если бы взяла все документы – не поехала бы, но надо. Хочется и тебя побыстрее увидеть, и в то же время – это будет 1–2 вечера, что ты можешь встретиться со мной, а потом – почти год разлуки опять. И кто знает, что и как изменится за этот год. К сожалению, еще не человек располагает своей судьбой, судьба его поворачивает, как хочет.

А ты вот сам выдвигаешь лозунг – «быть вместе», и пишешь, что, может быть, не встретимся через год, значит, если встретимся через 20–30 лет, это тебя вполне удовлетворит!? – смешной и ненормальный ты, мой дорогой Вадька.

Ты хоть там спокойно живешь, жена, занятия отвлекают тебя от разных второстепенных мыслей. Это естественно, а я вот здесь действительно мучаюсь, даже во сне – совсем не спится. Ложусь поздно, а рано утром хоть «глаз выколи», убийство! В жизни у меня такого не было.

Вадик, я уже много раз задумывалась над одним вопросом и не могу его разрешить – ума не хватает. Вадик, милый, любимый, может быть, мы не должны так поступать, а? Обо мне здесь не идет речи, речь идет только о тебе. Прошу тебя, может быть, мы неправы во всем, может просто надо себя перебороть и жить для того, что себе создали, все как-то не так… Мне это, поверь, очень трудно писать, но надо, ведь мы же с тобой уже не дети, и не делим игрушки, это посложнее, посерьезнее. Может быть, нам просто не суждено быть вместе. Боже, ну зачем тебе нужно было жениться, зачем???

А вообще, я сейчас счастливая, зная, что увижу тебя, зная, что ты тоже с радостью увидишь меня. Это чувство тебе, наверное, тоже знакомо.

На сегодня кончу. Отправлю свою «рукопись». Извини, если что-то написала не так, хочется написать что-то потеплее, да тяжело как-то, что-то мешает с твоей стороны.

Пока, целую крепко, крепко

Инка

29 ноября 1968 г.

Вадька дорогой мой, милый, приветище!!

Нет, это что-то невозможное, что делается со мной. Как только находится свободная от дел минутка, так мне ничего не хочется делать, кроме того, чтоб писать тебе.

Каждый день я жду (как когда-то давно, давно) почтальона, и видя, что от тебя ничего нет, читаю твои письма, обманываю себя тем, что якобы получила твое такое же замечательное, сказочно-неуверительное письмо.

Вот и сегодня, мой день рождения, я не могу выпустить тебя из мыслей. Боже, за что это такое, неужели это действительно то, чего я так боюсь и чего я еще не проживала. Если это любовь, так ей, наверное, суждено быть несчастной, так как многое зависит уже не только от тебя и от меня.

Только вчера я написала тебе, еще может лежит неотправленное то письмо, а я уже пишу другое, я тебя ими, наверное, замучила, но ничего, прочитать их много времени у тебя, занятого и загруженного «по горло» человека, они не займут.

Вадик, прошу тебя, давай что-нибудь делать, так действительно нельзя жить. Давай поставим точку на нашем знакомстве. Наверное, иного решения нет. Я не смогу разрушить твою семью, семью, созданную по твоей воле, а так писать тебе и на что-то надеяться я тоже не смогу, очень уж все это тяжело.

Может быть, я пишу ерунду, но я просто не знаю, как лучше написать. Вчера, когда легла спать, в уме мысленно сочинила такое чудесное письмо, откуда, казалось бы, взялись слова, фразы. Села, взялась за перо… и ничего, ничего не выходит, в голове одна пустота.

Получила уже пять писем от мужа, а ответила только на одно – совсем не хочу писать, да и не знаю – о чем?! А он мне муж, но как он далек от меня, и насколько далек, ты настолько близок, а я уже не имею никакого права тебе так писать, думать, а вот, как видишь, пишу – думаю.

Говорят, что в настоящей любви ревности не должно быть, и все же ревность – признак любви, наверное. Вот Бориса (мой муж) я никогда не ревновала, чтобы он не делал, ничего подобного в моей груди не было, вот и сейчас думаю, что если бы мне кто-нибудь что-нибудь о нем говорил (может быть, это были бы сплетни), мне бы это вот было безразлично. А вот у тебя – другое дело. Тебя я уже ревновала к Розе (поэтому из-за своей глупой, наивной гордости) я перестала тебе писать, тоже делал, конечно, и ты), сейчас я ревную тебя к твоей жене, и вообще к людям, которые тебя окружают. Как это глупо, но это, к сожалению – факт!

У вас, в Москве, как слышу, стало очень тепло, держится плюсовая температура. У нас же, метели и морозы. Я уже простыла, чихаю и т. д. Но это все ерунда, конечно. Вот и сегодня метет, в мой день рождения, наверное, этот целый год в моей жизни будет такой же неспокойный, как и на улице сегодняшняя погода. Ехать надо в театр, а я простыла, придется натягивать теплые свитеры, что же делать…?!

Мама вчера сказала мне, что в воскресенье вечером в нашем кинотеатре будет выступление лилипутов, наверное, пойду, интересно посмотреть на них.

Неужели мы вместе с тобой, Вадька, будем ходить когда-нибудь. Не верится, но человек так устроен, что может мечтать, представлять, воображать. А пока ты всюду ходишь со мной, это тоже неплохо, а?!

Часто вспоминаю Москву, кино, наши прогулки… все было так отлично, но так мало. И жаль, что се это уже осталось в прошлом, и, кто знает, что нас с тобой ждет в будущем.

Закончу свою писанину.

Пиши, как выберешь свое время, только не урывай от занятий.

Очень люблю тебя, целую, обнимаю.

Инна

Суббота 7 декабря (1968) Новосибирск

Вадька милый и любимый мой человек, дорогой мой, привет!

Дорогой мой, извини за мое нетерпение и прочее. Я уже не могу больше ждать твоего письма. До сих пор я не получила от тебя другого письма, то первое, я уже выучила, наверное, все наизусть. Я уже и дни подсчитываю, и вышло у меня, что, если бы ты ответил на мое первое письмо, я бы его должна была бы уже получить, но увы… письма идут, но не от того, от которого я жду, все не то!

А может быть, я зря это, может быть, ты мне уже написал, да не одно, может быть виновница всему – почта. Боже, как плохо ходит почта сейчас! Порой мне даже кажется, что в царское время ямщики на тройках добирались с депешами куда быстрее, чем это делается при современном виде транспорта. Кошмар какой-то!

Тебя же обвиняю в одном. Нет, ни в том, что ты мне долго не пишешь, ведь это легко объяснить: во-первых, жена, а во-вторых, время, учеба…

Обвиняю лишь в том, что ты мне признался, снова, как и прежде, раскрыл свои чувства ко мне, а этим устроил мне каторгу (я сейчас действительно нахожусь, как в ссылке на каторге!). Я как ненормальная, со мной творится что-то незнакомое мне: я не сплю, потеряла аппетит, чтобы не делала, куда бы не шла, всюду вижу тебя, читаю твои письма, а этим – разговариваю с тобой. Уже жду (хотя мне здесь очень хорошо с мамой, сыном и вообще все окружающие меня действуют успокаивающе на нервы), а я уже жду дня отъезда в Москву, т.к. надеюсь, что увижу тебя, увижу хоть минут на 5–10…

Хочется тебе столько написать, но от такого количества мысли разбегаются и пишу, наверное, только одни бредни, ты уж извини меня, Вадик!

Вот лежат передо мной два письма по 2 листа каждое, написанное тебе, но не отправленные, т. к. и неудобно надоедать тебе, когда ты мне не пишешь, и боюсь тебя отвлекать этой чепухой в напряженное тебе время, а я бы писала тебе до бесконечности.

В Москве, узнав, что ты был с обручальным кольцом, меня тоже стукнуло, хотя и почти задушила чувства к тебе (со времени Розы). Я понимала, что письмами не удержишь ни любовь, ни человека. Это ведь естественно. После встреч в Москве я чувствовала, что тебе неплохо со мной, но в то же время была уверена, что ты нашел свое место, свою половинку сердца (как говорится) и боясь очень многого, и поэтому уже в поезде просила тебя не встречаться больше со мной, т. к. я бы и на сей раз смогла бы погасить тот огонек, который тлеет давно, скоро уже 10 лет.

Помнишь ли ты, Вадим, что в мае будет 10 лет, как мы знаем друг друга, просто неуверительно, да?! Но на сей раз я ошиблась в своих предположениях, ты своим письмом разорвал цепи, сковывающие меня, а быть может и тебя.

Я и благодарна тебе за это и обвиняю тебя, а в общем-то, я сама не знаю, что теперь делать, хотя в себе я уверена, т. к. смогу с собой, со своими чувствами сделать так, как будет нужно.

Да, Ваденька, большое спасибо тебе за поздравительную открытку, это было самое дорогое, самое приятое поздравление из всех тех, какие я получила. Я ждала его, я знала, что ты поздравишь меня, и не ошиблась.

А счастье, которое ты мне желаешь в жизни, по-моему, у меня будет, будет оно большое – пребольшое, даже великанское, которого хватит не только для меня одной, но и для рядом идущего со мной человека, а этим человеком можешь быть ты, мой любимый Вадик, если только ты сам этого захочешь.

Была я в отдел милиции насчет продления своего срока визы (он у меня кончается 15 декабря), мне же его продлили еще на месяц. Но я решила на Новый год быть уже в Праге, т. к. нечего терять время, надо же мне в начале года уже поступать на работу, учебу и т. д.

Так что поеду в Москву поездом «Сибиряк» (еще не знаю, как он ходит: по четным или нечетным), если по четным, то выеду 22 декабря (воскресенье), по нечетным, тогда 23 декабря.

Буду в Москве 24-го или 25-го декабря. Так что, Ваденька, если ты захочешь и найдешь время, то позвони мне вечером уже 24 декабря, т. к. поезд приходит днем, до вечера я уже буду, конечно, дома. Так что часа в 3–5 дня можно звонить, я буду ждать, с надеждой хоть услышать твой голос.

Договорились, хорошо?! Спасибо.

Ты же мне уже не отвечаешь, конечно, на мое это письмо, т. к. оно уже меня здесь не застанет: зато впереди самое приятное – я увижу снова тебя, как хорошо! Нет, я просто ненормальная, это факт!

Как идут дела у тебя, зачеты и т. д.?

Как здоровье всей твоей семьи?1

Как слышу, у вас в Москве стоит отличная погода, а у нас морозы доходят до 40° и больше, иногда бывает ночью и утром. В воскресенье ездила я со знакомыми в театр Оперы и балета. Видела балет «Баядерка». Боже, какое чудо. Я в восторге от музыки, декораций, игры, вернее, исполнения артистов. Просто чарующая вещь, как жаль, что я не могу такие вещи смотреть с тобой, наяву, а не с образом твоим. Они были бы еще более прекрасны.

Мороз в этот день доходил до 42°, но балет стоил за то, чтобы его посмотреть в такой мороз. Не жалею, что поехала в театр в такую погоду, хотя промерзла порядочно.

Кончу, обнимаю, целую, жду письма.

Инна

Воскресенье, 8 декабря, Новосибирск

Дорогой ты мой, прелесть моя, здравствуй!

Для меня сегодня «цветы расцвели на снегу» – я получила твое письмо, и не одно, а сразу два. Как я счастлива!

Я, оказывается, не ошиблась в своих расчетах: как я и предполагала твое письмо должно было прийти вчера, т. е. 7 декабря, оно так и есть. На штампе стоит число 7, только доставили его сегодня. А я вчера тебя отправила письмо, полное горя и упреков ко всем и всему (исключая тебя), так что опять ты получишь сразу два моих письма.

Вадик, дорогой мой, прошу, умоляю и тому прочее (я не знаю, какие еще слова существуют к просьбе, я никогда никого не просила), но тебя еще раз умоляю не надо писать мне на каждое мое письмо. Я не хочу отнимать драгоценное время. Я бы, конечно, лучше, если бы не писала тебе так часто, но я не могу, просто не в силах это сделать. Знаю, что ты тоже бы писал мне и стремился это сделать, но, Ваденька, родной, не отрывай время от своих необходимых дел, от учебы. Я буду и пишу часто тебе, т. к. знаю, что мои письма приносят тебе радость, а если бы еще они и помогали тебе, я бы была очень счастлива. Тебя же прошу не выкручиваться, не искать подходящие минутки для ответа, не надо. Я мысленно уже знаю, что ты ответишь на то или иное мое письмо, ведь у нас столько похожего в наших письмах, взглядах, и я тебя уже за столько лет знаю, хоть немножко (не хочу говорить, что хорошо знаю, это было бы еще не совсем точно). Так что, милый мой, выполни мою эту просьбы, хорошо?!

Теперь еще раз о встрече. Мне очень жаль, Вадим, что рушу твои предположения, но раньше 20-го декабря (как я тебе уже писала) я выехать не смогу. Зависит это уже не от меня, а от мамы (она должна работать до 20-го, и этот день ее последний день работы). А я тебя уже писала, что выеду в зависимости от поезда 22-го или 23-го декабря. Жаль, что я попадаю в «самую гущу» учебы, но что сделать?! Я не буду (даю честное слово) отнимать у тебя время, а встретиться мы сможем даже в метро. Во время твоих переездов, куда тебе необходимо ехать. Даже эти мимолетные встречи будут милы и нужны сердцу.

Но ты мне позвони, и обо все договоримся, ведь неужели, живя в одном городе, мы не сможем встретиться?!

Смотри, выполни свои соцобязательства, и теперь, когда встреча отложена (по твоим предположения) еще на неделю, ты уж тем более должен с ним разделаться, с твоим проектом злополучным!!! Не обманывая меня напиши, да нет, наверное, уже скажешь сам, сделал ли его к 15-му или нет!

А то, что ты «эгоист», этому я не верю. Хоть человек в какой-то степени хоть немного – эгоист.

Я же эгоистка точно такая же, как и ты, т. к. Валерка (брат) даже на меня немного обижался, что мы не брали его с собой, когда ходили по Москве. Я тоже этого не хотела, но эта обида его была мною устранена, так что сейчас, на счастье, никто ни на кого не обижается. Хорошо!

А с письмами моими ты ловко придумал. Ты не можешь уничтожить их собственной рукой, так разрешишь это сделать другим, т. к. пролежав на почте «до востребования» определенный срок, они ведь уничтожаются автоматически почтовыми работниками, а у тебя, конечно, только и будет времени, чтобы бегать по разным почтам и собирать, вернее, вбирать их! Ловкач, ничего не скажешь! (шучу, конечно). Брось ты Вадим, ведь это же не главное, и, если нет возможности. Лучше их не оставлять, нарвешься на лишние, ненужные тебе неприятности, а то, что в них было написано ты прочел. А главное, ту цепочку – ниточку, пронизывающую все письма ты не упустишь, ее нельзя ни забыть, ни потерять, вот что главное и должно у тебя остаться. Оно необходимо, ведь только эта цепочка связывает нас, а остальное все – это только излучение, лучи от той светящейся цепочки.

Так что не делай себе заботы еще и с письмами. Согласен?! Да?!

Как хочется выругать тебя за все твои пропущенные лекции, занятия, но что толку от моей ругани, ведь ты только над тем посмеёшься и все, но, Ваденька, милый, если эти уходы обусловлены только временем для меня, так лучше этого не делай, прошу тебя.

А теперь «нерешительный» человек, я тебе скажу, что мы будем вместе, я тебе это заявляю от всего сердца, иначе не может быть, не должно быть, хоть оба мы и зашли очень далеко, но «лучше поздно, чем никогда». Ведь такие отношения, что взгляды, мысли, какие переплетаются в наших письмах, встречаются у двух людей очень редко. А, если они и встретились, так теперь уже трудно разойтись, ведь действительно, жить только ради того, чтобы жить нельзя. Это так?!

И с той «хрустальной вазой» (которая склеена) ты тоже четко, метко написал. Действительно, если мы не разбили тот маленький, тоненький детский стаканчик, вряд ли теперь сможем разбить, огромную вазу. Хотя, по независимым от нас причинам, мы можем просто эту вазу потерять, так и оставив ее неразбитую, но потерянную. Только я об этом не думаю, не хочу думать.

У нас опять морозы. Сегодня температура поднялась опять до −40°. Ужас, а у вас, по сравнению с нашей погодой – просто рай!

Извини, что я тебе напишу одну цитату. Я просматривала Шекспира «Отелло», и эта фразы врезалась мне в душу. Так как она очень подходит к настоящему моему положению. Очень замечательно сказано, она тебе говорит, что я тебе даю (любовь, конечно!).

А пока крепко целую своего и не своего Вадьку.

Инна

Новосибирск, 19 декабря, четверг

Мой дорогой любимый и милый Вадька, вторая половинка моего сумасшедшего сердца, привет!

К моему приогромнейшейшему счастью, я получила сегодня, нет сейчас (вот три минуты тому назад) долгожданное, дорогое сердцу твое письмо. Письмо, которое жду изо дня в день, ты же заглядывал в почтовый ящик по сто раз в день, хотя знаю, что даже чисто теоретически невозможно получать так часто письма (а вот так часто их писать даже практически можно, я бы могла это доказать!). Села вот писать и написала слово, сижу «отдыхаю», тяну время, чтобы как можно дольше растянуть это удовольствие – подольше писать это заколдованное письмо. (Боже, я вот больше удивляюсь себе и не знаю совсем себя, со мною еще никогда такого не происходило, я даже, честно говоря, немного боюсь того, если это, действительно, то, что называется любовью). Боюсь, не в смысле того, что не хочу этого, нет, я рада всему этому, а боюсь оттого, что, со мной будет твориться там, где я не буду, не смогу тебя видеть, и даже мало буду от тебя получать весточки (т. к. я до сих пор не знаю, какой тебе дать адрес, чтобы ты мне написал. Тот, что я тебе дала, вычеркни, он отпадает, дам при встрече тебе другой, пока не узнаю, что-нибудь конкретно. Но это уже при встрече.

Зато тебе оттуда я буду писать все так же часто, не обижайся и уж тогда на те мне «надоедливые» письма, ведь только тем я буду жить там, в далекой от Москвы Праге. Как она хороша и весела. Но сейчас, зная, что где-то есть, живет, работает непотерянный для меня мой Вадька, она будет казаться такой пустой, скучной и ненужной, ненужной мне.