Читать книгу: «Двойное дожитие», страница 5

– Ну, это очевидно. Я по себе замечаю. Но при чём тут эйфория? Один наш общий знакомый после инъекции как под кайфом ходит. Даже с дофаминовой помпой не сравнить.

– Да. Я как раз об этом хотел сказать. Во-первых, наша инъекция, точнее подкожное введение микрокапсулы пролонгированного действия помогает сместить баланс в сторону молодых клеток. После введения микрокапсулы с субстратом тау-каспаза-8, полученным из плазмы крови донора, у реципиента инициируется апоптоз, и за счёт разрушения митохондрии…

– Опять вы незнакомыми словами сыпете!

Госпожа Сон, господин Шим и доктор остановились у кабинета.

– Простите. В общем, после укола происходит медленное расщепление действующего вещества, начинается более интенсивное обновление клеток, причём не только мягких тканей. И, как следствие, омоложению организма сопутствует интенсивная выработка дофамина, адреналина, прочих житейских гормонов, так сказать. Всё как в молодости. И показатели когнитивных способностей, регенерации тканей также заметно растут.

– Ну, хоть что-то я стал понимать.

– Хорошо. Причём эта выработка идёт без высокой амплитуды. И без гормонального шторма. Всё в умеренном диапазоне. Я не поэт. И не рекламщик. Но мы тут привыкли считать, что у нас покупают не укол, а свет молодости. Юный бодр и волен, старый вял и болен, старость – мрак, а юность – свет[7].

– Неплохо сказано. А что это за доноры?

– Пусть вас это не беспокоит.

– Погодите, – Шим указал на Пака. Разве не?..

– Один из. Хотя и не должен оставаться без сопровождения. Но не переживайте. Законов мы не нарушаем. Просто доноры – это не совсем, в моём понимании, люди.

– И вы так просто при нём говорите?

Голоса Пака не касались. Он безразлично смотрел на город, по которому шёл великий воин с верным весёлым лисом, и улыбался своим мыслям. Доктор успокаивающе повёл рукой.

– Они живут в мире, который мы им подарили. Даже когда бодрствуют. А они взамен дают нам нечто ценное. В их телах есть инородные устройства, отчего процесс образования новых клеток ускоряется, как и выработка специального фермента, того самого тау-каспаза-8. Просто представьте, что некий суррогатный пьяница готов вместо вас страдать от похмелья, тогда как вы будете наслаждаться приподнятым настроением, куражом без… В общем, если вы не передумали, то прошу в мой кабинет.

Через четверть часа доктор Мун, проводив посетителей, пригласил Пака. Подошёл к смотровому кабинету и движением руки около электронного замка открыл дверь. Вернувшаяся сестра усадила подопечного на кушетку.

Всё как всегда за этот год: нейроинтерфейс, анализы, касания, короткие вопросы и такие же, будто издалека и со стороны, будто и не его ответы. Холодные напутственные слова из смежной комнаты под шум льющейся воды:

– Желаю успехов в ваших приключениях, господин Хон.

Хон… Это слово кольнуло. Хон шёл по городу. Он туда попал по одной из тропинок. С ним верный девятихвостый лис. «Я видел это со стороны. Как он шёл», – подумал Пак. А вслух, медленно собирая слова в предложения, ответил:

– Извините, доктор. Но я Пак. По родителям Пак. А родителей надо чтить.

– Знаете, – доктор встал в дверях, вытирая полотенцем руки, – всем воздастся по мечтам. Жизнь настоящая, она там, где вы живёте. И настоящее имя оно там же. А что касается ваших родителей… Вы, конечно, любопытный человек. Я ознакомился с вашим профайлом. Вы не стали напоследок от жизни откусывать кусок повкуснее. Вместо этого оплатили колумбарий до конца своего дожития. Хотя могли гульнуть.

– Пока я жив…

– Ерунда это всё, – доктор Мун, словно услышав очевидную глупость от нежеланного и недалёкого собеседника, который отнимает драгоценное время, перебил его. – В колумбарии может находиться прах людей, у которых жив хоть один близкий родственник. Но поскольку колумбарии переполнены, правительство недавно заменило «жив» на «активен». А те, кто вступил в фазу дожития, к таким не относятся. Так что прах ваших родных уже развеян над морем. А вы теперь свободны от обязательств. Можете наслаждаться дожитием.

– Что? – Пак хватанул ртом воздух. Сладкая грёза двойного дожития обернулась кошмаром. Сердце забилось гулко и часто, так оживал мотор его крана. – Доктор, как же…

Тот удивлённо, как опытный анестезиолог удивляется пробуждению пациента от наркоза во время операции, повёл плечами:

– Чего вы всполошились? Не переживайте так. Это всё равно когда-нибудь случилось бы.

Что-то поднялось внутри, – резкий вдох и выдох, вдох и выдох, – волна за волной накатывало под стук в висках, и стало биться, захлёстывая плотину смирения: один, на веки вечные один! В сознании всплыло слово, услышанное в коридоре. Донор, это ведь про него. Донор. Как должник…

– Донор, я для всех вас только донор. Аккумулятор для… света молодости.

Доктор Мун вопросительно взглянул на сестру Ю-джон, та, покраснев, лишь виновато смотрела в пол.

– Слушайте, господин Хон…

– Пак! Я – Пак!

– Хорошо, господин Пак, как скажете.

– Не хорошо, это очень не хорошо! Я всё-таки… А вы… Вы… – Пак не смог подобрать слов. И от этого бессилия, невозможности высказаться, выразить звуком боль, а значит, быть услышанным, оглушить криком несправедливость, он принялся затравленно озираться по сторонам. Чтобы сделать что-то, раз не получается веско выразиться. Тут его взгляд упал на кресло.

Пак схватил оттуда халат доктора и, выскочив из кабинета, бросился в направлении перехода, чтобы вырваться в город. Но с другой стороны коридора уже шли два безопасника с дубинками. Увидев беспокойного клиента, те прибавили шаг. Один показывал, что нужно остановиться. Другой угрожающе стучал дубинкой по ладони. Пак развернулся и кинулся обратно. В дверях смотрового кабинета стоял доктор Мун, с укором смотря на подопечного. Пак свернул в холл, к окну. Удар ногой, плечом, ещё плечом, сильнее – до хруста, но бесполезно. Окно не поддавалось. Тогда Пак прислонил рукав халата к электронному замку около кабинета, где услышал разговор, который пожарным набатом вырвал из грёз, и заскочил внутрь. Тут же постучал рукавом с картой доступа часто-часто по считывателю изнутри, и тот, среагировав на панику нервной дроби, заблокировался. Ручка дёрнулась, потом затряслась, как в припадке. Снаружи рявкнул грубый голос:

– А ну открывай. Мы всё равно дверь сломаем. И тебе кое-чего.

Потом раздался спокойный голос доктора Муна:

– Не надо дурить. Сбежать не получится. Ничего не изменишь. Все документы вы подписали.

Пак стал озираться: окно сплошное, без створок. Не выбраться. Дверь. Как в смотровой – смежная комната. Подбежал и схватился за ручку: закрыто. Прислонил рукав халата. Дверь открылась. Сам собой включился свет. Окон нет, только ряды каких-то шкафов на таких же электронных замках со стеклянными створками, внутри, на заиндевелых полках, ровными рядами расставлены упаковки ампул с крохотными жемчужинками на дне. Пак прислонил рукав ко всем шкафам. Замки запищали, и двери стали открываться.

– Эй, что вы там делаете? – встревоженно закричал доктор Мун. – Не смейте! Это очень дорогое лекарство. Слышите?

И в сторону:

– Ломайте дверь. Быстрее. Он же там всё разгромит.

В дверь замолотили чем-то тяжёлым. Полотно треснуло.

Пак посмотрел на упаковки, потом на дверь, в которой уже образовалась прореха. И начал сбрасывать содержимое шкафов на пол, наслаждаясь этой божественной музыкой, пиццикато падающих ампул. Потом прошёлся туфлями с эмблемой клиники по тем, которые не разбились, чуть пританцовывая под лёгший на душу ритм, туда и обратно, туда и обратно, растягивая оставшуюся ему часть вечности. Мир не изменился, но его ощущение стало совершенно иным. Внутри бурлила жизнь. Жизнь яркая, вольная и бодрая. Настоящая жизнь, вечная жизнь. И это были мгновения бессмертия. Его, Пака, бессмертия.

Дыру расширили, и в пролом влез охранник, бросился в ярости к Паку, закричал, замахнулся дубинкой.

И свет померк.

***

Как только отгрохотали взрывы, в образовавшиеся проломы бросились первоконсульские головорезы. Охране удалось прижать их к земле плотным огнём, но ненадолго: следом шагнула громадная фигура и направилась к главному зданию. Энергоимпульсы хлестали по модифицированной броне, не нанося ощутимого урона. Зато защитники падали один за другим.

Понимая, что времени осталось мало, Морисанти увёл ингарийского профессора ко входу в катакомбы, дал навигатор, который указывал путь на поверхность и дальше, к шаттлу, пожелал удачи, а сам бегом направился к главному входу.

Нужно задержать этих безжалостных убийц. Любой ценой. Секрет бессмертия не должен попасть в руки спятившего Первого консула. Даругиец снял винтовку с предохранителя, и, присев, стал из-за угла следить за дверью. Как только та стала открываться, он выстрелил, потом снова и снова. Перевёл дух, всмотрелся: вроде бы никого. Но тут же в проём влетела шоковая граната.