Читать книгу: «День зимнего солнцестояния», страница 2

2

– Ужас, это был ужас, так все на районе говорят. – Женщина перекрестилась, не выпуская швабру из рук.

Дождь не утихал. К счастью, Искандер всегда возил в багажнике большой черный зонт. Продолжая задавать вопросы, он приблизился к женщине, чтобы укрыть ее от ливня.

– Значит, вы видели все, что произошло вчера на причале? – спросил он, стараясь расположить ее своим доброжелательным взглядом.

– Нет, лапонька, – ответила она и осторожно вылила содержимое ведра на край тротуара, чтобы грязная вода стекла в ближайшую ливневку. – Когда я пришла, никого уже не было. Только лента осталась. – Она указала на ограждение, перекрывающее доступ к причалу. – Но жители подъезда рассказывают, что это был настоящий ад. Говорят, труп лежал в луже крови. Энрике, с первого этажа слева, сказал мне, что у тела не было ни рук, ни ног. Водолазам пришлось доставать их со дна залива. Боже мой, какой кошмар! – Она снова перекрестилась и начала неразборчиво шептать молитву.

– Да, преступление чудовищное, – подтвердил журналист. Он нахмурился и снова окинул взглядом участок набережной, ведущий к месту преступления.

Искандер вспомнил, какое впечатление на него произвело сообщение в WhatsApp от главного редактора. Прикрепленное изображение было размытым, его сняли на мобильный телефон с большого расстояния. Однако даже нечеткость не могла скрыть весь ужас произошедшего. Он знал, что зло необязательно видеть – его можно почувствовать.

Жертва была прислонена к фонарному столбу на причале. Выше пояса тело выглядело как бесформенная красноватая масса. С такого расстояния Искандеру оно напомнило одну из тех потерянных детьми кукол, которых постепенно деформируют и уродуют суровая погода и время.

Изувеченное тело, выставленное на всеобщее обозрение. Возможно, предупреждение? Но зачем? И кому оно адресовано?

Журналист пока не мог ответить на эти вопросы, но он точно знал, что у трупа все конечности были на месте, а на снимке с места преступления не было видно луж крови. Страх заставляет людей преувеличивать.

– А вам известно, может, кто-нибудь из местных что-то заметил, хотя бы мельком?

Искандер плотнее закутался в свой коричневый плащ. Он неплохо защищал от дождя, но не спасал от пронизывающего северного ветра.

– Ну, у нас здесь народу немного. – Она поправила свои жидкие волосы, собранные в хвост. – Когда жильцы поняли, что внизу что-то произошло, территорию уже оцепили. Так что вряд ли они что видели.

– Но свидетели точно были. Не будем забывать, что полиция приехала сюда по звонку одного из соседей, – настаивал Искандер, которого уже начинало мутить от запаха хлорки, исходившего от перчаток женщины. – Вы на работе с раннего утра, у вас со всеми соседями дружеские отношения. Не могу поверить, чтобы вы и не знали, кто вызвал офицеров.

Она пожала плечами и уже собиралась отвернуться, как вдруг изменилась в лице. Искандер заметил, что глаза у нее заблестели – будто ее осенила внезапная догадка.

– Подожди-ка минутку, – сказала она, направляясь к домофону подъезда, который убирала. – Может, ничего и не получится, но попробовать стоит, правда? – Женщина подмигнула Искандеру.

Она решительно нажала кнопку вызова квартиры на третьем этаже. Спустя несколько томительных секунд ожидания старческий голос спросил:

– Кто там?

– Мария Исабель, дорогая, здравствуйте. Это я, Эрнестина, – ответила женщина заметно громче.

– А, Эрнестина! Что случилось?

– Ничего такого! Я стою тут внизу с очень приятным юношей из газеты «Эль Коррео». Он пришел расспросить о вчерашней истории на причале.

– Обожаю эту газету, – сказала старушка через домофон. – Не пропускаю ни одного некролога, знакомых там высматриваю. Почти все мои ровесники. – Она озорно хихикнула. – Пусть поднимется, лучше здесь поговорим, на улице сегодня очень холодно.

Интерьер квартиры Марии Исабель явно отражал моду шестидесятых. Деревянный пол был покрыт оливково-зеленым ковролином, на котором тут и там виднелись пятна, а в проходных зонах он и вовсе изрядно протерся. Однако мебель из орехового дерева в прихожей и гостиной была очень хорошего качества. Искандер подумал, что она, вероятно, сделана из цельного массива. К сожалению, в некоторых местах присутствие короедов было особенно заметно. Из-за их упорной работы у комнаты – да и у квартиры в целом – был упадочный вид.

Они прошли в гостиную. Диван стоял напротив мебельного гарнитура, занимавшего всю стену. На выцветших полках выстроилась пестрая смесь сервизов всех мастей. В эту хрустальную структуру встроился современный плоский телевизор, который помогал старушке коротать свободное время.

Стены были увешаны портретами улыбающихся людей. Глядя на снимки, было несложно догадаться, что все они сделаны в разные годы. Одни были черно-белыми, другие – в тонах сепии (эти казались еще более старинными), несколько – цветными. Искандер остановился, чтобы внимательно рассмотреть одну из первых фотографий, на которой группа тореадоров гордо входила на арену для корриды Виста Алегре.

В этот самый момент появилась Мария Исабель с алюминиевым подносом, на котором стоял фарфоровый кофейный сервиз. Рядом с ним лежала изящная жестяная коробочка, наполненная датским масляным печеньем.

– Правда мой отец был красавцем? – спросила она, указывая на фотографию, привлекшую внимание журналиста.

Он удивленно обернулся.

– Ваш отец был тореадором? Который из них?

– Вот этот. – Она указала на самого высокого в группе и поставила поднос на стол. – Франсиско Руис. Он был новильеро⁶ и никогда не выходил на арену с боевыми быками. Эту фотографию сделали третьего сентября тысяча девятьсот сорок четвертого года на корриде для юных тореро, проходившей на Виста Алегре. С тех пор много воды утекло.

– Наверное, вы очень гордились своим отцом.

Мужчина сел на диван и положил свою записную книжку на край стола.

– Очень. – В уголке ее глаза блеснула слезинка. – Но знаете, чем я гордилась больше всего?

Искандер покачал головой.

– Тем, что он никогда не переставал улыбаться. Несмотря на то, что ему приходилось уходить из дома каждый день в пять утра и возвращаться только к девяти вечера; несмотря на то, что нужно было следить, чтобы у меня и моих братьев всегда был кусок хлеба на столе. Воспоминания о его чудесной улыбке будут со мной до конца моих дней.

Старушка вытерла слезу, покатившуюся по щеке, и, взяв в руки изящный кофейник, налила мужчине немного кофе.

– Знаете что, Мария Исабель?

Репортер выдержал драматическую паузу. Женщина смотрела на него выжидающе.

– Обычно я об этом никому не рассказываю. Честно говоря, вы одна из немногих, с кем я этим поделюсь. В молодости мой отец тоже был новильеро. Страсть к боям с быками текла в его жилах. Пусть я и не унаследовал этой любви, однако не могу не восхищаться искусством корриды.

Озарившая ее лицо радость не оставляла сомнений: признание Искандера попало точно в цель. Теперь она готова была без утайки рассказать ему все, что знала. Репортер улыбнулся про себя, взяв тронутую до глубины души Марию Исабель за руки. Невинная ложь, все как у Макиавелли: цель оправдывает средства. Маленький безобидный и безвредный обман, повторял он себе, пытаясь заглушить пробуждающиеся муки совести. Ему нужно сдать репортаж. Репортаж, который попадет на первую полосу газеты.

Три часа спустя Искандер уже садился в метро на станции Сан-Мамес, собрав более чем достаточно материала для отличной статьи.

Беседа с Марией Исабель оказалась гораздо плодотворнее, чем он мог себе представить. Терпеливо выслушав рассказ добродушной женщины о ее многочисленных родственниках, Искандер наконец смог спросить, знает ли она, кто из соседей сообщил о происшествии в муниципальную полицию. К его удивлению, она знала. Это был мужчина, живший рядом с железнодорожной станцией. Соседи звали его Ману Эль Рубио⁷ – не из-за цвета волос, а из-за его пристрастия к курению табака этого сорта.

Следующий час он провел разыскивая Ману по всему району, пока не нашел его вместе с собакой недалеко от места преступления. Мужчина был одет в черную куртку North Face поверх синего спортивного костюма, который, казалось, был на пару размеров больше нужного. Стоя под зонтом, он наблюдал, как собака обнюхивает шины припаркованных у залива машин. Позже он подробно расскажет Искандеру обо всем, что видел накануне утром.

Эль Рубио до этого уже дал показания нескольким агентам. «Некоторые из них обращались со мной так, будто это я ее убил. Я даже начал думать, что меня арестуют», – сказал он. Ману повторил ту же историю, которую рассказал полиции: когда он первый раз прошел мимо пирса, то не заметил ничего, кроме граффити – теперь уже стертого, – и подумал, что это дело рук каких-то проказников, ребятни, которая со скуки малюет на стенах. И только почти через час, когда возвращался с прогулки с собакой, обнаружил тело женщины. Он подошел ближе и увидел ее чудовищные увечья. Его вырвало прямо там.

– Но это же не все, не так ли?

Журналистское чутье редко подводило Искандера. Тень сомнения, мелькнувшая во взгляде Эль Рубио, подтвердила его правоту.

– Было раннее утро. Еще даже не рассвело! Как тут упомнить все детали, когда перед глазами стоит та кровавая картина, – сказал мужчина, нервно потирая руки. – В тот момент я не придал этому значения. А когда вспомнил, было уже поздно. Полиция уехала.

– Не переживай, мне можно доверять. Я никогда не раскрываю источники. Никто не узнает, что информация поступила от тебя.

И снова его кропотливая работа принесла свои плоды. Он не просто восстановил картину событий, но и нашел кое-что получше. Теперь в его руках было нечто, способное принести заурядной статье сногсшибательный успех.

То, о чем полиция и не подозревала.

– Следующая станция – Бассарате.

Разнесшееся по вагону объявление вырвало Искандера из размышлений. Он вышел на этой станции. В этот час поезда были забиты студентами и работниками, спешившими домой. Выйдя из метро, журналист спустился по улице Пинтор Лосада и прошел мимо парка Бассарате. Ближе к концу проспекта расположилась редакция газеты «Эль Коррео».

Несмотря на молодость – ему только исполнилось двадцать девять, – Искандер уже выделялся среди авторов престижного баскского издания. Секрет, возможно, был в том, что он избегал зоны комфорта, поиск хорошей новости превращал в одержимость и без колебаний бросался в омут с головой ради захватывающего расследования.

Его отец вовсе не был новильеро, как он сказал доверчивой Марии Исабель, а моряком. Он погиб во время кораблекрушения: шторм настиг несколько судов, в том числе и то, на котором он возвращался в порт Ондарроа. Искандеру было тогда пятнадцать.

Потеря отца потрясла его юную душу с той же силой, с какой штормовые волны разбивали в щепки корпуса рыбацких лодок. Тот день изменил все. Отношения с друзьями, споры с матерью – все стало другим. Жизнь нанесла ему глубочайшую рану.

Оставив в прошлом подростковые капризы, он начал хвататься за любую работу: доставщик пиццы, официант, помощник в пекарне, переводчик. Всю зарплату он отдавал матери, чтобы они могли хоть как-то сводить концы с концами.

После школы Искандер поступил на факультет журналистики в Университет Страны Басков, где стал лучшим среди однокурсников. Так благодаря упорству и несгибаемой воле он сначала попал в «Эль Коррео» на стажировку, а затем занял постоянное место в редакции.

Переломный момент в его карьере наступил в прошлом году. Муниципальные власти Бильбао зафиксировали резкий рост преступности, связанной с наркоторговлей. Крупные партии кокаина, героина и других опиатов изымались в ходе многочисленных рейдов, проводимых различными полицейскими подразделениями. Участились случаи насилия и мелкого воровства; на тротуарах – точно как в суровые восьмидесятые – можно было видеть искаженные лица, одурманенные действием наркотиков. Казалось, героин вернулся, но на этот раз навсегда. Рос поток кокаина. Страна Басков незаметно превращалась в один из главных наркотических коридоров Европы.

Искандер почувствовал необходимость действовать и лично разобраться в происходящем. Ему нужно было поймать пульс города. Недолго думая, он снял квартиру в районе Сан-Франсиско и начал бродить по местам, где, по его данным, торговля запрещенными веществами была обычным делом.

На протяжении трех месяцев он разбирался в хитросплетениях наркоторговли и втирался в доверие к местным. Ему удалось внедриться в одну из самых активных организаций – «3–7». Чем выше был риск, тем сильнее рос его авторитет в редакции. Ряд его репортажей попали на первую полосу и вызвали большой общественный резонанс.

К сожалению, все закончилось в тот день, когда Алжирец, один из самых высокопоставленных членов «3–7», узнал, что Искандер и был тем самым журналистом, привлекшим внимание СМИ к их группировке. Юноша получил три удара ножом и чудом не истек кровью – вовремя подоспевшая скорая спасла ему жизнь. У него ушло четыре долгих месяца, чтобы оправиться от полученной травмы, но к тому времени, как он вышел из больницы, его статус в редакции изменился: теперь он был не просто хорошим журналистом – он был звездой.

Искандер прошел через стеклянные двери, ведущие в здание редакции, вошел в лифт и нажал кнопку последнего этажа – там находился кабинет Хосе Луиса Артеты, главного редактора. Он робко постучал костяшками пальцев по двери и, выждав пару секунд, широко распахнул ее.

– Здравствуйте, можно? – жизнерадостно улыбаясь, спросил он начальника.

Артета, не переставая яростно стучать по клавиатуре компьютера, посмотрел на него поверх темно-коричневых очков в пластиковой оправе.

– Кого это к нам занесло? – сказал он, на мгновение оторвавшись от работы и откинувшись в удобном кожаном кресле. – Ни много ни мало, репортера-звезду, героя дня. Человека, которому служебный телефон – что заключенному кандалы, который забывчивость и безразличие кличет «свободой».

Редактор схватил лежавший рядом мобильник, поднял его над головой и возмущенно потряс.

– Пятнадцать раз я звонил тебе сегодня! Пятнадцать! А знаешь, сколько раз ты мне ответил? – указательным пальцем свободной руки он нарисовал в воздухе овал. – Ни разу!

Он швырнул очки на стол и, погружаясь глубже в кресло, пристально посмотрел на подчиненного.

– Он еще и лыбится, гад! – фыркнул мужчина.

– Ладно вам, шеф! Вы же знаете, что я не люблю работать под давлением. Спешка ни к чему. Новости нужно готовить тщательно, чтобы потом несварения не было. Вспомните хотя бы, что случилось с Фернандесом Пуэртасом: он подготовил материал о мошенничестве в стоматологической клинике в Абандо, мы вывели его на первую полосу, а потом оказалось, что это фейк. И все почему? Потому что он не проверил источники, – оправдывался Искандер, пытаясь смягчить гнев редактора. Он снял плащ, повесил его на вешалку, а затем сел в кресло напротив Артеты. – Вы же знаете, что во время интервью я всегда выключаю телефон.

– Слушай, Искандер, замечательно, что у каждого репортера есть свои методы, свой подход к работе. Это все прекрасно. Но ты понимаешь, чем мы здесь занимаемся? – Он широким жестом обвел просторный кабинет. – Мы тут не энциклопедии пишем, друг мой. Мы выпускаем газету, которая, как намекает ее название, должна выходить каждый день: сегодня, завтра, послезавтра и так далее, пока Земля не перестанет вращаться вокруг Солнца или пока человечество не вымрет, не знаю, что там наступит раньше.

– Хорошо, хорошо, понял. Но, думаю, ожидание того стоило, – солнечно улыбнулся молодой репортер.

– Gorritxo! Ekarri!⁸

Андер наблюдал за своим ирландским сеттером, искавшим заброшенный на добрую сотню метров мяч.

– Молодчина! – похвалил он пса, когда тот вернулся с добычей, и ласково почесал его за ушами.

В этот полдень на широком лугу, кроме них, никого не было. В Бильбао весь месяц лили дожди, и из-за сырости и слякоти гуляющие предпочитали избегать горы Кобетас, выбирая менее открытые маршруты. Но для Андера такие условия были идеальными для прогулок с Горритчо.

Четыре года назад он переехал в небольшой двухэтажный домик неподалеку от бетонной лестницы, ведущей к шоссе Кастрехана. Купил его в плачевном состоянии. Последние месяцы в нем жили окупасы⁹, оставившие от него почти одни руины. Но это не помешало Андеру – он приобрел дом и сделал там капитальный ремонт, превратив его в потрясающий дуплекс с двумя спальнями и поразительным видом на Бильбао и реку.

В день, когда Андер впервые переступил порог нового дома, его отец, Кармело, привел к нему Горритчо. «Раз уж ты теперь будешь жить один, кто-то должен следить, чтобы у тебя сердце совсем не очерствело», – сказал он, передавая сыну поводок. С тех пор пес стал для мужчины не просто питомцем, которого нужно выгуливать трижды в день, а самым преданным другом. Именно поэтому, когда работа позволяла, Андер всегда возвращался домой в обеденный перерыв, чтобы наспех перекусить и прогуляться с Горритчо. Этот ритуал стал для него своеобразной терапией, клапаном для выпуска накопившегося за день напряжения. Но самое главное – он помогал ему держать в узде внутренних демонов, которые могли настигнуть в любую минуту, без предупреждения. В моменты, когда мир казался мрачным и пугающим, достаточно было провести рукой по густому рыжему меху пса или поцеловать его влажный нос – и зловещие тени рассеивались.

Все утро он провел составляя отчеты о передаче дел, над которыми работала его группа на момент обнаружения тела в Олабеаге. Перед уходом домой Креспо договорился с коллегами встретиться ближе к вечеру, чтобы обменяться информацией и обсудить ход расследования.

Он взглянул на часы – половина четвертого. Пора возвращать Горритчо домой.

Дорога раскисла от влаги; гравий, земля и дикая трава слиплись в скользкую, склизкую массу. Утренняя пелена тумана давно рассеялась, открывая взору красивую просторную равнину. Огромная поляна, на которой сотни жителей Бильбао могут отдохнуть, не мешая друг другу, и где раз в год проводится грандиозный фестиваль на сорок тысяч человек.

Андер подозвал собаку двумя короткими свистками, и они направились домой. На своей улице они столкнулись с Эрменехильдо – соседом лет восьмидесяти, который обладал отменным здоровьем и каждый день проходил пешком по двадцать километров.

– Здорово, Андер! – бодро поприветствовал он, проходя мимо быстрым шагом. – Отличный денек, чтобы собирать улиток, правда?

– Эрме, мне кажется, сегодня даже улитки не рискнут выползти, – засмеялся тот.

– А это мы еще поглядим! – весело откликнулся пожилой мужчина. – Вот увидишь, к вечеру на твоей двери будет висеть сеть, битком набитая улитками. Запомни мои слова! Ну, бывай!

Андер посмотрел ему вслед; старик удалялся короткими, но уверенными шагами и, словно часами для гипноза, помахивал палкой из остролиста, которую использовал вместо трости.

Эрменехильдо был в тех же самых джинсовых шортах, которые носил и в знойные летние дни, и в лютые зимние холода. Креспо восхищался его выносливостью и упорством, в глубине души надеясь, что хоть немного этой жизненной силы передастся и ему. Он много раз задавался вопросом, каким будет сам в таком возрасте, но ответ оставался неизменным: до восьмидесяти он не доживет.

Роскошная переговорная Четвертой группы была привилегией, которую Андер получил как руководитель ведущей команды Отдела уголовных расследований. Для нее переоборудовали небольшой склад и оснастили его самым современным оборудованием.

Инспектор вошел, опустив взгляд, – он был погружен в свои мысли, образ жертвы не отпускал. Он подошел к растянувшемуся на полкомнаты столу для переговоров. Ближайшую стену полностью занимала белая магнитная доска.

Все члены группы уже были на своих местах.

Андер с грохотом бросил папку с делом на стол и сел.

– Как прошло ваше утро? – спросил он, откидываясь в кресле. – Я вот просидел за составлением отчетов, – продолжил он, пристально глядя на коллег и вопросительно подняв брови. – Кто начнет?

Гардеасабаль откашлялся и подтолкнул к центру стола пакет для улик. Внутри лежал элегантный синий кожаный кошелек, украшенный высококачественным тиснением.

– По дороге сюда заскочил в Норвегию (так в народе прозвали Олабеагу, на шумные причалы которой норвежские моряки раньше привозили свои товары), чтобы еще поспрашивать людей – вдруг кто вспомнит что-то новое. Пока я говорил с одной из местных жительниц, мимо на бешеной скорости промчался парень на ржавом велосипеде. Я прыгнул в машину и вдавил педаль в пол. Догнал его в районе причала Сиргерас, прежде чем он успел свернуть на велосипедную дорожку. Этот болван испугался, увидев несущуюся на него машину. Наверное, подумал, что я его собью, и вывернул руль так резко, что потерял управление. К счастью, фонарь на набережной и ограждение спасли его от неизбежного заплыва.

Гардеасабаль сделал паузу, покачал головой и улыбнулся. Адреналин, полученный во время погони, явно добавил красок его утренней смене. Он потянулся и взял пакет своей огромной рукой, которой, казалось, мог бы раздавить бильярдный шар.

– Это было у него в куртке. Синий кожаный кошелек. Внутри, конечно, нет ничего ценного, но зато есть удостоверение личности. – Он вытащил кошелек и извлек из него пластиковую карточку. – Глория Редондо, сорок пять лет, жительница Аморебьеты.

Андер встал и взял удостоверение в руки. Серьезная и строгая женщина средних лет смотрела прямо в объектив, близоруко прищурившись. Он почувствовал холодок, осознав, что это лицо с хорошо различимыми чертами вполне могло принадлежать изуродованному телу, которое накануне нашли у фонаря на набережной Олабеаги.

– Ты считаешь, это она? – спросил инспектор.

– Честно? Почти уверен, – ответил Гардеасабаль без колебаний.

– Карманник мог стащить карту у кого угодно на улице. Почему ты думаешь, что Глория – наша жертва? – поинтересовался Креспо.

– Задержанный утверждает, что кошелек валялся в высокой траве на пустыре рядом с дорогой. Это недалеко от нового здания на улице Дуке, но тот пятачок используют как свалку. Возможно, именно там убийца избавился от улики. Но самое главное – Глория Редондо числится в списке пропавших, который составил Арреги, – объяснил Гардеасабаль и передал слово коллеге.

– Все так, босс, – подтвердил тот. – Муж женщины подал заявление об ее исчезновении три дня назад. В последний раз ее видели восемнадцатого числа в восемь вечера, когда она выходила с работы в Ордунье, – сказал он, почесывая голову.

Андер задумчиво посмотрел на фотографию на удостоверении. Затем его взгляд переместился на доску, в углу которой висело сделанное на месте преступления изображение тела.

– Визуально опознать ее невозможно. Даже если это она, ее не узнала бы и собственная мать. Арреги, поезжай домой к Глории и поговори с ее мужем. Скажи ему правду: объясни, что его жена, возможно, была убита и нам нужен образец ДНК для сравнительного анализа. Зубная щетка, расческа – что угодно подойдет.

Мужчина нервно заерзал в кресле и кивнул. Ему было почти сорок, и годы работы в Отделе охраны правопорядка закалили его, однако сообщать родственникам о возможной смерти близкого – особенно тяжелое испытание. Это одна из самых трудных и болезненных задач, с которой может столкнуться полицейский.

– Что нам известно о задержанном? – Креспо обратился к Гардеасабалю. – Есть ли у него судимости?

– Да, пара арестов за хранение героина.

– А что говорит твое чутье? Он может оказаться убийцей?

Тот пожал плечами и покачал головой. Офицер зажмурил глаза, что только подчеркнуло его густые черные брови, и громко вздохнул.

– Честно говоря, не думаю. Он утверждает, что нашел кошелек сегодня утром, когда искал среди зарослей металл.

– Какое удачное совпадение, не правда, Гарде? – заметил Андер.

– Да, я тоже сначала подумал, что он мне лапшу на уши вешает, но, похоже, алиби у него в порядке. Он утверждает, что провел ту ночь в муниципальном приюте в Элехабарри. Я позже загляну к ним, чтобы проверить записи.

– Хорошо, договорились. Но сильно не спеши, я хочу, чтобы задержанный… как там его зовут? – спросил инспектор.

– Горка Бланко.

– Хочу, чтобы господин Бланко провел ночь в камере следственного изолятора, – продолжил Андер, постукивая указательным пальцем по столешнице. – Если его алиби подтвердится, завтра я сам допрошу его, прежде чем отпустить. Возможно, бессонная ночь поможет освежить ему память.

Гардеасабаль записал все в маленькую тетрадь на пружине, с которой никогда не расставался. Некоторые коллеги в участке подшучивали над этой его привычкой, за спиной называя Студентом. Конечно, никто бы не осмелился сказать ему это в лицо – так можно и без зубов остаться. Тетрадь была для него путеводной звездой: она служила и записной книжкой, и дневником. Каждую ночь перед сном он тщательно ее проверял, чтобы убедиться, что не упустил ни одной задачи, а также составлял список дел на следующий день. Таким был Педро Гардеасабаль – удивительный человек, сумевший превратить дерзкие манеры в стремление к абсолютному перфекционизму. Чтобы преодолеть свои недостатки, ему пришлось провести огромную работу над собой.

– Следующий пункт повестки – граффити с числами девяносто четыре слеш семьсот тридцать два, – зачитал инспектор. – Что нам о них известно, Альдай?

– Сначала я предположил, что это может быть номер стационарного телефона в нашей провинции. Девяносто четыре – это код Бискайи, а остальные цифры могли быть частью семизначного номера. – Альдай убрал со лба выбившуюся прядь, достал объемный список и положил его в центр стола. – Здесь собраны все стационарные номера Бискайи, в которых встречается последовательность семьсот тридцать два. – Он провел большим пальцем по стопке страниц, подчеркивая количество контактов. – Их буквально сотни. Я обзвонил все. Как и ожидалось, большинство не ответили. Рабочие номера я отметил.

Гардеасабаль похлопал юношу по спине и протяжно присвистнул.

– Молодчина, парень. Теперь ты официально ударник нашего участка, – изумленно сказал он.

– Я спросил у каждого, не пропадал ли у них кто-то из родственников, – продолжил Альдай, не обращая внимания на коллегу. – Все ответили отрицательно.

– И тогда ты позвонил в ОТП, – опередил его Андер.

– Именно. После этого я связался с ребятами из ОТП, и они навели меня на кое-какую мысль. Мы сошлись во мнении, что число семьсот тридцать два должно быть концом какой-то последовательности. Оно не может быть встроено в более длинный ряд – это бы увеличило количество возможных комбинаций в сотни раз. Что было бы нелогично, желай убийца действительно установить с нами контакт.

Креспо встал и налил себе кофе из стоявшей на ближайшей полке кофеварки.

– Серийные убийцы обычно оставляют подпись, – сказал он, возвращаясь к столу с дымящейся чашкой в руках. – Торрес считает, что пока рано выдвигать подобную версию. Как истинный приверженец канонов криминологии, он не готов навешивать ярлыки, пока не будет как минимум трех трупов. Я понимаю его позицию, однако все улики указывают на то, что преступник скоро снова даст о себе знать. – Он подул в чашку, и клубившийся над ней пар полетел в сторону агентов. – Продолжай, Альдай.

– Итак, повторюсь: исходя из этой гипотезы семьсот тридцать два – это окончание какой-то последовательности. При этом в ней должно быть и число девяносто четыре. Зная все это, ребята из ОТП провели перекрестный поиск по своей обширной базе данных.

Коллеги внимательно следили за тем, как он достал из лежавшей рядом бежевой папки несколько печатных листов. В цифровую эпоху, когда все отчеты выводились на принтерах, было странно видеть документы, набранные на печатной машинке, – почти анахронизм.

– Вот что удалось найти. Дело тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Если быть точным, дело номер тысяча девятьсот девяносто четыре ноль-ноль-ноль семьсот тридцать два.

Андер взял документ и пробежал его глазами.

– Это наше дело, – сказал он, продолжая читать. – Нераскрытое. Дело о пропаже человека, – закончил он вполголоса.

Тень глубокой печали скользнула по его лицу. Он еще раз изучил фотографию жертвы из Олабеаги, сжимая ладонями горячую чашку кофе. Ему нравилось ощущать этот жар – он напоминал о детстве; о кружке только что подогретого на огне молока; о том чувстве уюта и безопасности, которое дарило это тепло, и о людях, с которыми он делил такие мгновения на кухне родного дома. Коллеги молчали, представляя, о чем думал инспектор.

В 1999 году бесследно исчезла Энара, сестра Андера. Тогда он был молодым полицейским, который всего год назад, после нескольких лет службы, добился перевода в Отдел уголовных расследований. Креспо отчаянно просил начальство включить его в группу, занимавшуюся этим делом, но получил категорический отказ. Руководство сочло его слишком эмоционально вовлеченным и посчитало, что от него будет больше вреда, чем пользы.

Несмотря на все усилия, брошенные на поиски, Энару так и не нашли. Дело закрыли. Шли годы, но они не могли унять его боль. То горькое отстранение все еще жгло мужчине грудь.

– Селия Гомес, восемнадцать лет, родом из Португалете, – прочитал Андер. – Пропала вечером, возвращаясь домой после урока английского. Родители девушки обратились в муниципальную полицию Португалете в ту же ночь. Дежурный офицер, идентификационный номер AB три-девять-пять, сообщил им, что заявление можно будет подать только спустя двадцать четыре часа после исчезновения. – Он сделал паузу. – Потеряли двадцать четыре драгоценных часа. Ключевых, – добавил он, уставившись в стол пустым взглядом.

– Больше ее никто не видел. Никаких следов, ни записки, ни зацепок. Ничего. Будто сквозь землю провалилась, – продолжил за него Альдай. – Даже представить не могу, какой ад пережила ее семья за эти годы. – Он сочувственно посмотрел на начальника.

Андер взял удостоверение личности Глории и положил его рядом с делом Селии.

– Если граффити нас отсылает к нему, значит, перед нами стоит двойная задача. С одной стороны, нужно выяснить, как убийца узнал внутренний номер дела, – рассуждал Креспо. – Альдай, я хочу, чтобы ты проверил записи о доступе к архиву дел о пропавших. Принеси мне список всех, кто обращался к этим данным за последние годы.

Агент кивнул, помечая информацию в блокноте.

– С другой стороны, нужно расследовать возможную связь между этими двумя женщинами. Будем искать причинно-следственные цепочки. В 1994 году Глории было почти столько же лет, сколько Селии, возможно, они были знакомы. Поговорим с родителями девушки, посмотрим, куда нас приведет эта зацепка.

Гардеасабаль кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Это как запускать сигнальную ракету в темноте, Андер, – начал он. – Если она не осветит нам путь, мы потратим массу времени и ресурсов на поиски, которые могут не дать результатов. Может, это просто устроенная убийцей дымовая завеса. Хочет, чтобы мы метались в темноте. Отличная идея, если его единственная цель – посмеяться над полицией.