Читать книгу: «Жена на день дракона», страница 2

Озноб пробежал по коже, несмотря на тепло грязи.

Нет, нет, нет! Я не хочу! Я хочу домой! Я не хочу быть запертой тут со столетним дедом!

Но что я могу сделать?

Сбежать? Орать и биться в истерике? Изобразить смертельную болезнь? Или хотя бы жестокий понос?

Амина потянула меня вверх:

– Всё, пойдём.

– Я уже чистая? – не удержалась от сарказма, оглядывая своё тело, покрытое тонким слоем чёрного песка. Ликки вздохнула, едва сдерживая раздражение, и ответила:

– Будешь чистая, когда я тебя отскребу и намажу маслами.

А вот я смех не сдержала:

– Скребочком? Как лошадку?

– Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь себя не очень уверенно и поэтому хорохоришься, – сказала Амина. – Однако тебе придётся смириться. Мать-драконица захочет посмотреть на тебя перед тем, как ты попадёшь к правителю, и, если продолжишь болтать без умолку и нарушать правила, она не даст тебе шанс.

– Шанс? Ты считаешь, что попасть к вашему правителю – это шанс, которого мне не хватало в жизни?!

Она посмотрела на меня своими красиво подведёнными карими глазами и ответила серьёзно:

– Да, я считаю, что это шанс, и ты должна воспользоваться им. Те, кто попал в гарем, не выходят отсюда. Никогда. Только мёртвыми. Ты хочешь прожить жизнь, купаясь в подарках и хорошо питаясь, или прислуживать, а то и выполнять самую чёрную работу до самой смерти?

Я молчала, колупая грязь на руке, и Амина прищурилась:

– Подумай об этом, пока я скребу. Если решишь воспользоваться шансом, я помогу тебе, обещаю.

Пока я раздумывала, что ответить, меня провели в следующую комнату, которая была похожа уже на настоящий массажный салон. С одним различием: никаких столов, никаких удобств, надо было сесть на твёрдую каменную лавку у стены и подставить сначала лицо, а потом все остальные части тела.

Амина вооружилась длинным скребком в виде загогулины и принялась снимать с меня корку прилипшего чёрного песочка. Я следила за её руками и ужасалась своей коже, которая покраснела от такого с ней обращения. Но молчала. Даже не терпела, потому что в принципе процедура была вполне приятной. Но краснота! Сойдёт ли она и как скоро? Впрочем, песочек очень качественно удалил все волоски и даже те, которые обычно надо было отдирать садистским шугарингом.

Когда я была уже вполне чистой, очень гладкой и равномерно розовой, как мультяшная свинка, Амина принесла большой глиняный горшок с рисунком стилизованного дракона и велела:

– Теперь ложись на спину.

Я легла. Она зачерпнула полную горсть белой густой субстанции и начала намазывать меня по всему телу – от кончиков пальцев на ногах до бровей. Эта жижа консистенции доброй деревенской сметаны оказалась ко всему прочему ещё и приятно-горячей, поэтому вскоре я забалдела и почти задремала.

Проснулась, когда ликки подтолкнула меня:

– Эй, повернись на живот!

Со стоном разбуженной белоснежки я перевернулась, подставив ей филей, и снова задремала… Как давно я не чувствовала себя так кайфово? Наверное, с класса девятого. Дома… Когда ничего особо не надо было делать, не колотиться по поводу денег и что я буду есть в ближайшие тридцать дней… Интересно, это и есть их сытая жизнь? Если да, то я подписываюсь! И даже готова привыкнуть к деду…

Нет, к деду не готова!

Я даже вскинулась, но Амина аккуратно придержала меня:

– Ты чего? Лежи спокойно!

– Я боюсь!

– Чего ты боишься, глупышка? – рассмеялась она, но мне показалось, что смех этот был слегка натянутым. Я обиделась:

– Правителя вашего. У тебя есть его фотка? Картина? Изображение какое-нибудь?

– Изображение правителя? – она сделала оскорблённое лицо. – Ты что! Это запрещено! Нельзя!

– Запрещено только правителя или…

– Нельзя изображать на картинах лица!

– Понимаю… Расскажи тогда, какой он!

– Я не могу, – призналась Амина. – Я никогда не видела правителя.

– Почему? – удивилась я. – Он никогда не приходит в гарем?

– Приходит, конечно. Но его видели только его сёстры и некоторые из жён. Потому что на него нельзя смотреть, когда он проходит по коридору!

– Да ты что…

Амина подняла брови и сказала твёрдо:

– Да. И ты должна уяснить эти правила. На правителя нельзя смотреть, если он тебе не велел поднять глаза.

– Хорошо, – покладисто ответила я, вспомнив сказку о Роксолане. – Что ещё?

– Нельзя заговаривать с правителем. Нельзя попадаться ему на пути. Нельзя шептаться или издавать любые звуки, пока правитель не удалился. А, ещё нужно обязательно склониться в глубоком файшет.

– Что такое файшет?

– Я тебе покажу. Сначала смою жир, намажу тебя маслами, расчешу волосы…

– Ещё долго?

– Потом нужно будет одеть тебя. Мать-драконица наверняка приготовила платье для первой встречи с правителем.

– Логично, в моём я гожусь только, чтобы мной полы подтирать, – снова съязвила я. Амина посмотрела на меня с неудовольствием, но ничего не ответила.

Масло пахло какими-то незнакомыми мне цветами и на удивление быстро убрало красноту. Я приятно блестела, хорошо пахла и была воодушевлена. Не то чтобы прямо горела желанием попасть к правителю в постель, но, наверное, лучше так, чем работать, как Амина, и скрести других наложниц. Ведь у правителя должно быть много наложниц, не правда ли?

Кстати, а где они все? Где остальные служанки? В гареме всегда полно народу и все ходят туда-сюда. Почему же я никого не вижу?

Задала этот вопрос Амине. Она закатила глаза, ответила:

– Ты ещё не принадлежишь гарему. Как только Мать-драконица осмотрит тебя и удостоверится, что ты подходишь правителю, ты получишь своё место в гареме и познакомишься с остальными жёнами.

– Сколько же у правителя жён?

– Триста двадцать семь.

– СКОЛЬКО-О-О-О?

– Три сотни и ещё двадцать семь жён, – вежливо ответила Амина, натягивая на меня смешные панталончики-шаровары и коротенькое розовое болеро. Оно выгодно приподняло мой бюст эффектом пуш-ап, и я подняла брови, любуясь грудью. Потом спросила рассеянно:

– И что же, правитель видит каждую из жён раз в год? И тридцать дней отпуска?

– Прекрати болтать! – рассердилась Амина. – Лучше смотри на меня. Я покажу тебе файшет!

– Ну, давай. Я умею в реверансы, я училась в театральной школе.

Девушка раскинула руки в стороны, согнула их в локтях, опустив кисти вниз, изображая цыплёнка табака. Мне стало смешно. Но файшет оказался гораздо сложнее, чем показалось. Амина присела, слегка расставив ноги, выгнулась и стала похожа на…

– Курица, которая высматривает червячка, – назвала я этот этюд и прыснула от смеха.

Глава 3. Кастинг

– Курица – очень элегантная птица, – сказала Амина с неудовольствием. – Будь осторожна с такими высказываниями, Мать-драконица не любит языкатых! А ну, повтори файшет.

– Я не стану изображать курицу, – отказалась. – Быть может, у вас она и элегантная, но я не собираюсь оттопыривать жопу даже перед Матерью-драконицей.

– Ша-ас-са! – прошипела Амина, будто выругалась. Упёрла руки в боки и выпрямилась, отчеканила: – Я не для того трачу своё время с тобой, чтобы тебя сослали в прачечную! Сейчас ты выдохнешь, быстренько подумаешь головой и сделаешь мне красивый глубокий файшет. Потому что ты очень красивая девушка, и жаль будет, если такая красота пропадёт на тяжёлой работе через пару лет.

Бла-бла, красивая, красота… Я не только красивая, но и талантливая! Я умная! Я сообразительная! Я… Так, стоп, я оттопырю филей, чтобы стать похожей на курицу, которая ищет червяка, чтобы понравиться матушке правителя, который возьмёт меня триста двадцать восьмой женой?

А у меня есть другой выход?

В принципе, думаю, что нет.

А раз я умная девочка, то попытаюсь подстроиться под образ жизни и дурацкие правила, которые мне навязали, не спросив.

Как она там раскорячивала локти?

– Твой файшет неплох, – задумчиво сказала Амина. – Но нужно постараться и изогнуться ниже. Расставь ноги пошире. Гибучести у тебя не хватает… Нет, не хватает.

– Да ладно! – фыркнула я из позы курицы, которая защищает цыплят. – Нет такого слова – гибучесть.

– Ц-ц-ц, – Амина покачала головой. – Опять твой язык. Закрой рот, – и она провела пальцами по губам, как будто повернула ключ в замке. Закатив глаза, я выпрямилась и снова растопырилась разъярённой курицей.

– Вот так! Очень хорошо, – сказала Амина. – Теперь садись, я сделаю тебе причёску.

Время тянулось так долго, что я заскучала. Ликки вертела мои волосы, как ей хотелось, правда, не дёргала и не тянула, чем часто грешат наши парикмахеры. А, когда закончила, поднесла мне зеркало в красивой тяжёлой бронзовой оправе:

– Посмотри. Тебе очень идёт эта причёска! Она выгодно оправляет твоё лицо. Думаю, ты понравишься правителю!

– Бу-бу-бу, – откликнулась я. – Сколько времени жду, никак не дождусь, чтобы увидеть вашего правителя.

– Он не только наш, а теперь и твой, – поправила меня Амина. – Пора возвращаться к Гасспару, а он представит тебя Матери-драконице.

– Наконец-то, – выдохнула я. – Пусть уж поскорее…

– Не терпится попасть к правителю? – лукаво усмехнулась ликки. – Вижу, ты решила быть покорной! Это хорошо. Покорная рабыня понравится правящей семье!

Я промолчала. Усилием воли. Очень большим усилием! Молчи, не жужжи, делай всё, как надо, как положено, и ты, возможно, понравишься правящей семье! А если вдруг тебе захочется проявить немного индивидуальности, не забывай, что любят только покорных, а непокорных наказывают.

Амина оглядела меня со всех сторон, поправила локон там, складку болеро сям и кивнула сама себе. Набросила мне на голову всё то же неизменное покрывало и велела:

– Следуй за мной по пятам, ни на кого не смотри и не вздумай ни с кем заговорить!

Я только фыркнула. Ей-богу, мне хотелось, чтобы всё закончилось поскорее. Мать-драконица, правитель, постель, отмучиться и жить спокойно целый год.

Гасспар встретил нас в конце длинного коридора. Всплеснув руками, зацокал языком:

– Красавица, ах красавица! Я знал, что не ошибся в тебе, Амина! Посмотри, какая нежная кожа! Какая белая! По моему скромному мнению, ни у одной женщины в гареме нет такой белой кожи!

– Ты прекрасно знаешь, Гасспар, что в гареме нет ни одной человеческой женщины, – Амина покачала головой и сказала тише: – А эта слишком языкатая. Вот уж не знаю, сможет ли она сдержаться и не язвить в присутствии Матери-драконицы…

– Ай-ай, Алина, ты же придержишь свой острый язычок? – спросил подозрительно цветочек. – Ты же не подведёшь меня? Ты же помнишь, что ты специальный подарок для правителя! У меня нет времени искать другой!

Я пожала плечами. Буду молчать. Вообще ничего не скажу, ни слова! Ни полслова, ни буквы, даже если это будет буква «ы».

– Пойдём, Алина, – Гасспар кивнул мне. – Нельзя заставлять Мать-драконицу ждать.

Ну ещё бы, подумала я. Алле, хоп, рысью! И двинулась за ним, разглядывая сквозь полупрозрачную ткань коридор. Двери какие-то, прикрытые строгими занавесями, факелы в железных креплениях на стенах, камень холодный и безразличный. Сколько же километров в этом коридоре? Не меньше пяти, ёлки! Должен же он когда-то закончиться?

Когда я уже устала топать за Гасспаром и молчать (главное – молчать!), коридор неожиданно вывел на большой зал с каменной лестницей, ведущей на второй этаж. Тут уже было больше жизни – сновали девушки и женщины постарше, гладколицые мужчины в смешных шляпах, вероятно, одного вида с главным хранителем покоев. Кто-то где-то напевал незатейливую мелодию, слышались птичьи голоса, звяканье посуды, перестук чего-то деревянного.

Я даже замедлила шаг, чтобы всё рассмотреть, но Гасспар шикнул мне на ухо:

– Не отставай! За мной!

– Иду, иду, – пробурчала я, нащупав ногой первую ступеньку лестницы. Мы поднялись на второй этаж, и там уже оказалось больше воздуха – широкий коридор с частыми маленькими зальчиками, по стенам которых стояли узкие, но мягкие скамеечки, перемежаясь с длиннолистными растениями в кадках. Гасспар вдруг перешёл на коротенький шаг, напомнив мне знаменитый танец «Берёзки» – ног мужчины не было видно, и казалось, что он плывёт над полом. Остановился хранитель покоев только у двери, возле которой стояли, склонив головы, две девушки в платьях из серых и красных перьев. Девушки, не глядя на Гасспара, синхронно открыли обе створки двери, и он кивнул мне:

– Следуй за мной и молчи.

Мы вошли в большую комнату, где каменные полы были застелены пушистыми коврами, круглый камин у стены пожирал огнём два больших полена, а на банкетках возле окна чинно сидели, сложив руки на юбках платьев (без перьев!) три женщины без возраста. Перед ними на столике стоял поднос с тарелочками и пиалами, полными разных вкусностей, которые я никак не могла разглядеть. В комнате витал запах сандала, который я очень любила в мужском парфюме, и ещё что-то неуловимо знакомое, но ускользающее.

– Драгоценная Мать-драконица, умоляю, удостойте вашего мудрейшего внимания подарок нашему любимейшему правителю на День его дракона! – залебезил перед старшей из женщин Гасспар. Я силилась рассмотреть её лицо через покрывало, но не могла. Мать-драконица сделала лёгкий жест рукой, и Гасспар сдёрнул тряпку с моей головы. На секунду наши с женщиной взгляды встретились, и я ощутила холодок, пробежавший вдоль позвоночника. Поспешно опустила глаза, уставившись на тканый рисунок ковра, и в панике несколько раз вдохнула и выдохнула.

На лице Матери-драконицы – на её висках, скулах, шее – вился узор из чешуек, подозрительно напоминавших змеиную кожу. И эта женщина-змея молвила сурово:

– Одной мало, где вторая?

– Драгоценная, если я могу позволить себе, вторым подарком занимался Лалик, но я могу сейчас же пойти узнать, если вы пожелаете! – согнулся в поклоне Гасспар. Мать-драконица отослала его жестом, и хранитель покоев, не разгибаясь, попятился до двери. Интересно, если он не смотрел на женщину, как узнал, что она согласна?

Но додумать эту мысль мне не дали. Одна из женщин – постарше – сказала с упрёком:

– Разве тебя не научили, что перед Матерью-драконицей нужно проявить уважение?

Я вспомнила про файшет и поспешно растопырила локти, приседая в глубоком «ку» с подвыподвертом. Очень хотелось посмотреть на реакцию дракониц, но я никак не могла из этого положения. Застыла и, молча, стиснув зубы, терпела боль в растянутых мышцах.

– Она неплоха. – Голос женщины постарше.

– Ты действительно считаешь, что она может понравиться правителю? – А это Мать-драконица. Не слишком довольна.

– А кто она? Какой расы? Из какого мира? – Третий голос, глуховатый, но приятный. – Я нахожу её бледноватой. И слишком худой.

– У нас нет времени раскармливать подарок.

Скрип диванчика. Тихие шаги. Шорох юбок. Меня обдало запахом песка после дождя. Ничего себе, это у неё такие духи, что ли? Мне нравится! Я тоже такие хочу!

– Встань.

Машинально я выпрямилась и взглянула на драконицу. Она подняла брови:

– Я не приказывала тебе поднять глаза, только подняться самой. На первый раз прощу. Но не вздумай ослушаться снова.

Достали!

Опустив взгляд на ковёр, я принялась считать завитушки вокруг большого круга. А дамы совещались вполголоса, обсуждая меня, будто я не могла их слышать.

– Ни одно платье не подойдёт на эту нескладную фигуру.

– Матушка, можно позвать портниху и быстро подшить платье.

– Иссэини, не стоит, потому что, если повезёт, она не останется в платье надолго.

– Ассарна! Что за мысли!

– Простите, матушка.

Так, одну из женщин, та что оценила меня неплохой, зовут Ассарна. И она дочь старшей драконицы. Резка и слегка цинична. Другая, Иссуини, тоже дочь, но мыслит практично и отвлечённо. Если я правильно помню законы турецких гаремов, Мать-драконица тут главная после правителя, а потом её сыновья и дочери. Ладно, поберегу зубы, а то сотрутся так скрипеть… Потерплю немного, а когда стану главной и самой любимой женой – заправлять буду я.

Ёшкин кот, я уже собралась тут всем заправлять? О побеге надо думать! О возвращении в свой мир. О кастингах, съёмках и своей семье! А я думаю о том, как выжить в гареме…

В дверь постучали, и почти сразу же я услышала шелестящие шаги.

– Драгоценнейшая! – голос Гасспара стелился по коврам так же, как и полы его халата. – Я привёл вам второй подарок для нашего мудрейшего правителя!

По ковру переступили ноги в тонких балетках и шароварах, как у меня. Ещё девушка? Правителю одной мало? Подавай сразу двух? У нас что, будет партеечка на троих?

– Гасспар, в каких мирах вы их нашли?! Что за худышки?

– Это неприсоединившиеся миры, моя драгоценная госпожа, – в голосе хранителя покоев я услышала страх, но Гасспар взял себя в руки и снова залебезил: – У нас ещё не было таких девушек, во всяком случае, целительницы таких не видели.

– Матушка, не тревожьтесь! Правитель оценит ваш подарок.

Мягкий голосок Иссэини начал меня раздражать. Слишком сладкая, слишком беззаботная. Её вообще ничто не беспокоит, наверное, кроме рукоделия и вкусной еды… Какое ей дело до тех, кого силой привели в это место и заставляют спать со столетним дедом!

– Правитель празднует сто пятидесятый День дракона, это должен быть идеальный праздник, и подарки должны быть идеальными! – сердито ответила Мать-драконица. – А вы притащили непонятно что! Даже одеть их прилично не получится. Худые, необученные, глупые!

Этого я снести уже не могла.

– Я не глупая! – вскинув голову, возразила женщине. – И я получила вполне себе хорошее образование! И не худая, а стройная, вот!

Гасспар икнул.

Вторая девушка рядом со мной чуть отодвинулась в сторону, боязливо сжавшись.

Чёрт, почему я не умею вовремя затыкать себе рот?

– Дерзкая, – удивилась Мать-драконица, подняла одну бровь и кивнула Гасспару: – В Забытые покои.

– Но, драгоценная наша, как так? – изумился он. – Ведь деньги уплачены охотнику… Я выдрессирую, не извольте волноваться… Я смогу!

– Нет времени. У нас есть один подарок, второй… обойдёмся без второго. Прочь с глаз.

Гасспар подхватил меня под локоть и потащил к выходу, постоянно кланяясь. Я возмутилась:

– Стоп, стоп! Так нечестно! Я же уже настроилась!

– Надо было молчать, как рыба, – прошипел хранитель покоев. – А теперь ты попадёшь навсегда в ублиеты, и там у тебя будет вся жизнь, чтобы раскаяться о своём вызывающем поведении перед лицом Матери-драконицы!

– Подожди, нет! Ты не сделаешь этого, – я попыталась вырвать руку.

– Ещё как сделаю! Мне повелели – я подчиняюсь.

– Ты можешь просто отправить меня домой, я знаю, что ты можешь!

Он остановился, не выпуская меня из цепкой ладони, и разразился гневной тирадой:

– Ты не вернёшься домой! Домой – нельзя! Запрещено! И закрой уже свой рот, спрячь язык, чтобы я вообще никогда тебя больше не слышал! Ты меня разочаровала! Я думал, ты умненькая девочка, а ты глупая и невоздержанная!

Я аж задохнулась от негодования. Нет, что он себе позволяет?! Я дура? Я не дура, я умнее некоторых здесь, которые ничего не знают о свободе слова и демократии! А воображают из себя всесильных цариц савских!

Гасспар тем временем толкнул меня на лестницу, ведущую вниз. Я чуть было не споткнулась на первой ступеньке и возмущённо воскликнула:

– Осторожнее!

– Да теперь уж всё равно, в каком состоянии ты будешь прозябать в ублиетах!

– Я не собираюсь нигде прозябать, – фыркнула. – Я выйду из них очень быстро!

Он остановился, глянул на меня, как на прокажённую, и вдруг захохотал, откинув голову и разбрасывая эхо по длинному лестничному пролёту. Я вырвала руку из его пальцев и пихнула Гасспара в грудь:

– Чего ты ржёшь, как конь? Сказала: выйду, значит, выйду.

– Не выйдешь, Алина, – ответил он, покачав головой, и принялся спускаться, подталкивая меня вниз. – Не выйдешь никогда, и тебе лучше с этим смириться.

– Значит, вам проще и дешевле кормить меня еще шестьдесят лет, чем просто отпустить и забыть?

Я не могла смириться. Это не та жизнь, для которой я родилась! Не может такого быть, чтобы в самом расцвете сил, в расцвете лет меня заперли где-то только потому, что я сказала то, что думаю! Но по мере того, как мы спускались под первый этаж, углубляясь в землю, становилось сырее, прохладнее, темнее, и я вдруг ощутила – даже не разумом поняла, а всей кожей, всем своим существом, что да. Может. Меня отсюда не выпустят. Я буду сидеть в этих чёртовых ублиетах, пока не сдохну – от болезни ли, от старости, от тоски или от скуки, но сдохну. Меня похоронят и забудут.

Здесь были каменные стены – не влажные, конечно, как в замковых подземельях или где-нибудь в тюрьмах прошлых веков, но мрачные и холодные. Кое-где на стенах висели факелы – и это только усилило моё впечатление, что я в подвале, где водятся крысы и ходят молчаливые стражники с алебардами… Гасспар вёл меня вперёд, вниз, опять вперёд, неожиданно вверх. А я нетерпеливо спросила:

– Ещё далеко? В моей камере хотя бы кровать будет?

– Женщина, на твоём месте я бы уже начал думать над своим дерзким поведением, – покачал головой хранитель покоев. – А ты опять языком мелешь!

– Слушай, я привыкла говорить то, что думаю, и задавать вопросы, когда хочу что-то узнать, – возмутилась я. – А у вас тут, походу, вообще разговаривать не принято!

– Разговаривать принято, но ты разговаривать больше не будешь ни с кем, – в голосе Гасспара появились мстительные нотки. – Служанка, которая убирается в комнатах и приносит еду – глухонемая.

– Подстава-а, – пробормотала я. – Ты серьёзно? Вообще ни с кем не общаться? Торчать всю жизнь в комнате? Не слишком ли строгое наказание за фразу, брошенную по незнанию?

– Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты не послушалась? Не послушалась. Теперь ты наказана.

– Охренеть, – только и ответила я. Заткнулась. Рыдать и умолять больше не буду. Не дождутся!

Именно в таком настроении, ещё и с гордо задранным подбородком я вошла в свою «камеру». Отдельную, со всеми удобствами, с окном. Твою мать, они мне оставили окошко, чтобы дышать свежим воздухом? Миновав лежанку со свёрнутым матрасом и постелью, миновав туалетный столик с маленьким зеркалом, я шагнула прямо к окну, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до подоконника, и выглянула наружу.

Сад. Красивый сад, ухоженный, цветущий. Девушки в длинных платьях, в накидках, закрывающих волосы, прогуливались по две, по три, чуть ли не под ручку. Смеялись. Срывали цветы и нюхали их. Счастливые… Я даже ладонь подняла, чтобы помахать им, привлечь внимание, но сзади раздался голос Гасспара:

– И не мечтай, тебя никто не увидит и не услышит! Снаружи окно запечатано заклинанием.

– Подлюки, – с достоинством ответила я, не оборачиваясь. – Этот вид в садик – чтобы заставить меня страдать ещё больше?

– Таково твоё наказание, Алина. А теперь прощай, мы больше никогда не увидимся.

Он шагнул назад, за дверь, но я крикнула ему со злостью:

– А вот и не прощай! Я выйду отсюда, даже если тебе этого не хочется! Даже если весь мир будет против меня, я не сдамся и выберусь из этой дыры!

Гасспар покачал головой, как мне показалось, скорбно и закрыл дверь. Замок щёлкнул. Шелестящие шаги удалились по коридору.

И я осталась одна.

Для актёра очень важно уметь вжиться в роль. Маститым это сделать легче – у них опыта больше, они дольше живут и попадали в разные жизненные ситуации, из которых могут черпать пережитые эмоции и показывать их зрителю. А начинающие, как я, должны импровизировать и выдумывать.

В том, что приключилось со мной, был только один плюс. Я без труда смогу теперь играть недавно схваченную рабыню или осуждённую на пожизненное заключение преступницу.

Мои эмоции трудно было описать словами. В первые полчаса я просто сидела на жёсткой кровати, тупо глядя в одну точку на стене, и твердила себе, что всё это просто сон, ибо в реальности случиться такого не могло никак. Потом разозлилась на себя и на проклятых драконов, на цветочков, на камешков и иже с ними, пинала дверь, стучала в окно, орала даже и матом крыла всех, кого видела снаружи, но это тоже ничего не дало.

После гнева пришёл торг.

Я принялась молиться, хотя никогда не была особенно верующей. Ну, для меня бог существовал где-то в других измерениях, ангел-хранитель частенько отлучался, зато карма всегда била без промаха. Чем я провинилась настолько, чтобы со мной случилась такая невероятная и жуткая история? Если я пообещаю, что буду хорошей девочкой, что буду жить, не высовываясь, и что никогда в жизни никому не совру, меня выпустят? И молилась. Долго, горячо…

Но боженька не проявил себя никаким знаком. За окном уже начало темнеть. Я лежала, безучастно водя пальцем по узору ткани, покрывавшей изголовье кровати, и вяло думала о том, что вот так мне придётся провести остаток жизни. Хоть ты бейся лбом о стену, хоть ты молись по десять часов в день – никто не придёт и не спасёт. Я обречена, остаётся только смириться…

До пятой стадии принятия неизбежного я дойти не успела.

В коридоре послышались шаги. Небось, глухонемая служанка, которая мне несёт ужин. Даже вставать не стоит, останусь лежать и жалеть себя.

Замок снова щёлкнул. Дверь распахнулась. Ставь уже еду и вали отсюда…

– Вставай, Алина, тебе неслыханно повезло!

Услышав голос Гасспара, я уныло удивилась. Слуховые галлюцинации? Вроде бы рано ещё, я и суток не провела в заточении и информационной депривации! А потом будто очнулась, подскочила на кровати и уставилась на хранителя покоев. Он был спокоен, как слон, надут, как павлин, и доволен, как кот над сметаной. Вот такой цветочек-зоопарк.

– Меня что, простили? – с обычным ехидством уточнила у него. Гасспар закатил глаза. Я спохватилась: – Ой, вырвалось! Я больше не буду, честное слово!

– Мать-драконица никогда бы не простила тебя, – веско заметил он. – Если бы не обстоятельства.

– Какие?

– Второй подарок пришёл в непригодность.

Нифига себе заявленьице! Я встала, а в голове засела мысль – ту самую напуганную девушку убил правитель. Ну, может, не нарочно… Может, он хотел с ней того самого этого, а она померла со страху!

Мамочки!

– Да не смотри на меня так, – пробормотал Гасспар. – Она заболела. У эльфов это обычное явление – слабенькая душевная конституция… С этими утончёнными натурами всегда одни проблемы.

– Изверги вы, ей-богу, – сказала я с убеждением. – Игрушка сломалась, дайте другую? И не важно, что это живой человек… эльф… существо!

Он поджал губы. В его глазах я увидела разочарование. И какую-то тоску, что ли. Вздохнула. Выпрямилась, вскинула голову. Мне нужно выжить. Мне нужно выбраться отсюда, раз уж судьба услышала мои молитвы и подкинула второй шанс. А для этого стоит и правда прикусить язык. Я же могу комментировать происходящее про себя! А вот потом… Потом я развернусь по полной программе.

– Прости меня, Гасспар, – сказала ему с виноватой улыбкой. Актриса я или нет? Умею я играть на публику или нет? – Я всё осознала, я закрою рот и больше не буду говорить, не подумав.

Он смерил меня с ног до головы подозрительным взглядом и поджал губы снова, теперь уже скорчив гримасу недоверия. Но кивнул, предложив следовать за ним. А я облегчённо выдохнула.

Второй шанс, я не упущу тебя!