Читать книгу: «Выбор», страница 2

– А я вот хотела угостить… Ты куда то пропал – нерешительно сказала она, заглядывая ему за плечо. Она вдруг изменилась в лице, ему даже показалось что она вот-вот заплачет. Он хотел ответить, но она сунула ему тарелку, и быстро скрылось за дверью, а за спиной обнаружилась голая медсестра. Она чему-то рассмеялась и утащила его на диван. А ему еще долго было стыдно даже написать Ире. Стыдно за эту грубую пошлую медсестру, больше похожую на развязного мужика, так не похожую на нее. Он вообще считал, что кроме гарнизонных девок ему уже ничего не светит. Однажды, когда он был в части, Ира позвонила сама. Она плакала и просила помочь ей, спутано объясняя, что муж уехал, а она не может открыть дверь. И, рискуя попасть под трибунал, он бросил все и кинулся ей на помощь. Она сидела под дверью и тихо плакала, дуя на замерзшие ладошки. Он быстро справился с заевшим замком и долго грел ей ладошки в своих руках, не сразу поняв что они испачканы в солярке. Этого не заметила и она тихо плача у него на плече и рассказывая что поругалась с мужем, а потом вдруг подняла заплаканное лицо и долго смотрела ему глаза расспрашивая о медсестре. А он рассказывал, все как есть. Он даже не понял в какой момент вдруг рассказал что любит ее, а эта медсестра… это так… Это неважно. И вдруг она закрыла рот ему ладошкой, а в следующее мгновение поцеловала. Осторожно, неуверенно и он уже не смог остановиться…. Она несколько раз пыталась его остановить, шепча: «Нельзя…. Муж» и своей правильностью распаляла еще больше, а вскоре и вовсе сама притянула к себе, осыпая ласками и поцелуями. Они еще долго лежали на полу, не силах оторваться друг от друга. Она гладила хрупкими тонкими пальчиками его по лицу, словно стараясь запомнить каждый его шрам, каждый изгиб и тихо шептала о любви, а он задыхался от счастья, удовольствия и страха. Ему даже на мгновение стало страшно, что он одним только своим весом и ростом мог причинить боль… Он, по сравнению с ней, казался огромным медведем. И ему не верилось, что все случилось и когда-нибудь повторится снова. Не верилось, что она шепчет о любви. Что она правда может его любить.

Утром он словно на крыльях летел в часть, а вечером, купив огромный букет роз, не мог понять почему она так долго не открывает дверь. И долго не мог поверить когда она все-таки открыв, пряча глаза, попросила его больше не приходить, а из глубины квартиры ее звал муж. Он еще долго бил букетом по двери, осыпая все вокруг белыми лепестками, а потом выл в квартире от непонимания и нежелания верить что выбрала мужа. Еще неделю он пил, читая ее ежедневные сообщения с просьбой простить и понять, просьбами вернуться к их прежней дружбе и общению.

И он сходил с ума не понимая, почему она не бросит, если говорила что любит его. Он свел их общение к минимуму, он не хотел ее ни с кем делить, а она не хотела бросать мужа даже толком не объясняя почему. А вскоре замолчала и она.

В одну из ночей, после длительной командировки, когда он с сослуживцами устроил шумный сабантуй, в дверь настойчиво начали стучать и звонить. И, когда он распахнул дверь, что бы дать решительный отпор соседям на пороге стояла Ирка и бабуля, жившая этажом ниже. И они замерли, смотря друг другу в глаза под недовольный ропот бабули, а в следующее мгновение она бросилась к нему, повиснув на шее. Бабуля заохала, твердя что-то про бесстыдство, про мужа, а он уже нес Ирку на руках к себе домой. Он даже не понял когда ушли сослуживцы. Остались лишь он и плачущая Ирка. Она рыдала и, прижимаясь к нему, просила больше никуда не уезжать и обещала бросить мужа. Она больше никуда и не ушла. Они будто боготворили друг друга. Ирка развелась, но даже тут возникли проблемы. Вскоре у них появились ее родители, которые были от него не в восторге и требовали, что бы Ира оставила эту блажь и вернулась к мужу. Змеями шипели подруги твердя, что Леха грубый салдафон, который ничего не сможет ей дать, наиграется, бросит, а она останется ни с чем. Ирка пошла против всех. Леха добился перевода, и они переехали в другой город, где сыграли свадьбу. И все стало казаться таким простым, легким. У них появились общие друзья, знакомые. Ирка легко справилась с ролью офицерской жены, терпеливо перенося все тяготы. Даже друзья удивлялись как они могут обходится без ссор и скандалов. А еще через год у них родилась дочка. Его точная копия. Подходящий день настал по всем срокам, в первые январские дни. Роды застали Иру в гостях у их общих друзей, напугав всех, но родила сама, без лекарств, получив от акушера ярлык «достойной мамаши».

Леха, ставший счастливым папашкой, всё время родов стоял перед родильным домом, вдыхая морозный воздух. Он долго пританцовывал от нетерпения на месте в ожидании известия. Сжимая замерзший букет роз и пакет, полный фруктов. Ни то ни другое техничка передавать не спешила, строго наказав приходить утром и никак не раньше. Время было позднее, за полночь. Но вытерпеть до утра казалось невыполнимой задачей. Он до затекания шеи всматривался в заветное окно, не решаясь, побеспокоить, помешать звонком. Иру и тот комочек счастья, что она подарила ему в эту ночь. Потому можно было лишь молча бродить под окном и вздыхать. Сейчас покажет в окно. Вот уже сейчас.

За стёклом мелькнул заветный силуэт. Сердце ударило в грудь, защемило и застучало быстро-быстро. Уже перед рассветом, когда люди начали спешить на работу, в светлом окне, показался такой родной силуэт Иришки с драгоценным свертком. В тусклом предрассветном свете мало что можно было разглядеть, но Леха ощутил, что в районе солнечного сплетения образовалось маленькое персональное солнце и по телу пошла приятная волна. На лицо наползла глупая, добродушная улыбка.

– Я люблю тебя!!! – Неожиданно закричал он очень громко, поспешно прикрывая рот рукавом.

Она грозно погрозила пальчиком и скрылась глубине палаты прижимая к груди сверток. Тогда Леха впервые понял, что значит плакать от счастья.

Однажды, когда он поздно вернулся с учений, подходя к дому, был очень удивлен. На телефоне высветилась куча сообщений о пропущенных звонках с незнакомых номеров, командира части, но не обратил на них внимания, спеша вернуться домой. Удивило не только это. Окна в их квартире оказались темны, хотя обычно Ира ждала его возвращения, даже если приходилось ждать до утра. Открывая дверь с поднимающимся чувством тревоги, он думал, что возможно, они устали и уже легли спать, но дома их не оказалось. Квартира встретила его тишиной и такой непривычной пустотой. Включив телефон он снова и снова пробовал набрать ее номер, но абонент был не в сети, что в принципе было ей не свойственно и голос оператора о ее недоступности выводил из себя. Он не мог понять что произошло, где его близкие люди, где привычная суета вокруг крохи? Пытался присесть и успокоиться. Больше минуты сидеть не получалось. Подскакивал и быстро-быстро ходил по коридору, бессмысленно нарезая круги из комнат на кухню и обратно. Просто не мог остановиться.

В голове роился миллион мыслей. Все такие нелепые, примитивные. Обиделась, что мало уделил внимания? Нет, знает же, что занят. Не могла обидеться. Есть обиды обоснованные, а есть вымышленные, из категории: сама придумала – сама обиделась. А Иришка она не такая. Она не маленькая девочка, чтобы так чудить. А что ещё думать? Любовник? Вот уж точно бред. Мило общаться утром и уйти вечером, забрав ребёнка? Все вещи же на месте, только коляски нет.

Пытался успокоиться и подумать трезво, но покой не приходил. Леха даже подумал обзвонить полицию, больницы, морги, но подумал: « Какие к чёрту морги? Они просто задержалась с дочкой где-то. Просто вляпались в нелепую историю. Пустяк какой-нибудь, над которым вскоре все вместе посмеются. Даже Ира улыбнется. Ничего больше произойти не может. Всё будет хорошо. Иначе и быть не может». И друг его прожгла догадка. Она ведь недавно очень сдружилась с женой его сослуживца, вот наверно у нее и задержались. Подумаешь, это же в соседнем дворе. Уже облегченно улыбаясь, он набрал номер подруги. Катя ответила практически сразу и, проигнорировав все вопросы, попросила не волноваться, сказав, что они сейчас придут и все объяснят.

Вскоре в прихожей раздались торопливые шаги и спорившие голоса сослуживца и его жены. Когда они начали говорить ежик волос на голове встал дыбом, передавая озноб в позвоночник. Прошлый мир начал рассыпаться на глазах. Едва сумев дослушать, сполз на пол и долго не мог ни подняться, ни просто пошевелить рукой или ногой. Силы покинули его. Силы жить и дышать. Несмотря на то, что грудная клетка продолжала впихивать в себя воздух, заставляя жить, существовать продолжала только его человеческая оболочка и какая-то надежда, что это просто глупая шутка. Взгляд зацепился за их семейное фото, с выписки из роддома. Алексей перестал понимать замечать, что было вокруг.

В голове все так же глухо бились слова:

– Лех… Мы пытались сообщить… Ирка… Анечка…. Их машина сбила….

Уже через час Леха был в больнице. И стоя в морге перед полуприкрытым простыней, изувеченным телом Иры, он не мог поверить что это все реально. Анечка, их дочка, прожила на три часа дольше и не дождалась его буквально пятнадцати минут.

Лишь позже он узнал что их сбил джип какого то богатого обдолбаного сынка, когда они как обычно вышли погулять перед сном. Леха почти не помнил, как хоронил Ирку и Анечку. Он до последнего держал их за руку, за тоненькие маленькие пальчики Анютки, он просто не мог поверить, что их больше нет.

Днем всячески пытался добраться до этого ублюдка, желая вцепиться в горло малолетней твари, порвать его на части, а по ночам выл в ставшей пустой квартире. Казалось, он еще даже слышит их голоса, смех Иры, плач Анечки, ее агуканье…

На суде эту мразь признали невиновным, а за устроенную в зале суда драку, где Леха почти добрался до этого богатенького гаденыша, его отправили в КПЗ, а позже приговорили к условному сроку. Уже выйдя, он узнал, что родители успели спрятать отпрыска за границей. Леха перестал жить. Осталась лишь его оболочка. Сначала он жил лишь благодаря желанию отомстить, а что бы окончательно не сойти с ума пил. Очень быстро с него сняли звания. Он не заметил, как исчезли друзья, знакомые. Лишь иногда заходил тот самый сослуживец, сообщивший о смерти Иришки и Анечки. Он устроил его охранником в ночь, где Леха охранял склады.

– Ира…. – снова прошептал Леха и, глотнув из горла водки, начал натягивать форму Чоповца.

Борис и Кристина

Кристина курила между этажей, смотря как за мутноватым стеклом окна падают первые апрельские капели и, глубоко задумавшись, вздрогнула, когда сзади крепко обняли. Кристина оттолкнула Бориса и, оглядевшись, поправила халат и форму.

– Помнешь, а у меня через час операция и вдруг кто увидит… – Борис закатил глаза, его раздражали ее страх быть пойманной на месте преступления. Их роман вспыхнул три года назад, а они до сих пор прятались по углам как дети. Но на то были свои причины. Она была замужем за главврачом больницы, да и он был женат. И у обоих росли дети. Кристина аккуратно поцеловала в щеку, стараясь не смотреть в глаза, и затушив сигарету, поспешила в отделение. Борис достал пачку сигарет и, закурив, крепко затянулся.

Снег не растаял, но весна уже грела лучами. Их роман начался банально, как в дешевом мыле. Их вместе отправили на симпозиум, в то время в голове не было даже мыслей о каких то романах, но после пары бокалов шампанского и прогулки по осенней Москве они разговорились, впервые не о работе. О том, кто что любит, что смотрит, что читает. Неожиданно выяснилось, что у них масса общих интересов. И смотря ей в глаза, таких контрастно зеленых на фоне рыжей осени, он вдруг увидел в ней не просто коллегу, с которой они без конца спорили в отделении, не ту, которую за спиной обсуждали за брак с пожилым главой больницы и называли карьеристкой, нет… Он увидел в ней женщину. Красивую яркую женщину. Весь вечер он стыдливо гнал от себя эти мысли, стараясь думать о жене и сыне. Кристина вообще не хотела ехать, дочка болела и болезненно воспринимала даже разговоры о поездке. Но муж настоял, и отправили все-таки ее. Муж требовал, что бы она соответствовала его статусу. Заведующий отделением сразу заметил ее среди другого персонала больницы, так же как и она его. И ее не смущала разница в возрасте почти на двадцать лет, она до одури влюбилась в его большие льдистые голубые глаза, в его талант хирурга и управленца. Тем более он оказался не таким, уж черствым сухарем, как говорили у него за спиной. Он красиво ухаживал, был холоден на эмоции, но она считала это издержками возраста и жизненного опыта. За ней бегало много мужчин коллег, но она не замечала никого кроме мужа. Забеременев, долго не решалась сказать, боясь что, будучи жестким, он отправит на аборт, а она хотела этого малыша, но когда все-таки рассказала, он был на седьмом небе от счастья и все девять месяцев сиял, буквально помолодев. Когда родилась дочка, впервые взяв ее на руки, он плакал от счастья. В то время как ее подруги мечтали о страстях, она радовалась, что у них все спокойно, что никто не устраивает сцен ревности. Дома было хорошо тихо спокойно и уютно. А все вокруг говорили, что она стала такой же, как престарелый муж. Тем более что он продолжал баловать ее и периодически устраивал сюрпризы. На трехлетие дочки они отправились в Париж, дочка вволю наигралась в Диснейленде, весело бегала вокруг родителей пока они целовались стоя под Эйфелевой башней. Как и во всех семьях, постепенно романтика начала уступать место быту. Дочка пошла в садик, а она вернулась на работу. Муж к тому времени перестал оперировать и занимался исключительно административными делами больницы. А потом Кристина начала ловить себя на мысли что муж обращает внимание только на дочку. Ее попытки приласкать его все чаще заканчивались холодом с его стороны, все чаще он просто отворачивался и засыпал. Но Кристина продолжала его любить, уже хотя бы за то, что он подарил ей их маленькое чудо – доченьку, которая росла точной копией папы. А та осень чуть не перевернула все ног на голову. Симпозиум растянулся на три дня. Еще в первый день она боялась что молодой хирург – онколог, с которым ее и отправили, так же как и остальные коллеги, непременно пустит колкость по поводу неравного брака, но этого не произошло. И в вечер первого дня она не отказалась прогуляться по вечерней Москве. Выпитый бокал шампанского приятно расслабил и все еще грызущие опасения окончательно отступили. Она вдруг снова почувствовала себя молодой, замечающей красоту города и думающей не только об операциях и семье. Впервые за пять лет ее спросили о том, что она любит из музыки, какие смотрит фильмы и читает книги. Она никогда не обсуждала это с мужем полностью разделив его интересы и забыв о своих. А Борис оказался на удивление интересным собеседником, даже вернувшись в гостиницу они продолжили разговор у нее в номере. Перед этим он завел ее в чайную лавку, где они долго выбирали чай. Борис показывал и рассказывал ей о сортах, а она вдыхала аромат сушеных листиков и не могла поверить что в мире так много запахов и вкусов. Она уже давно ни с кем не разговаривала так долго и так откровенно. Под звуки легкого льющегося джаза запаха шоколада смешанного с нотками аромата китайского чая они словно растворились, обсуждая практически все. Ей нравилось, что он не делает даже намека на флирт, как это старались сделать пожилые влиятельные знакомые мужа, нравилось, как рассказывал о сыне. Уже под утро, когда они смотрели на ноутбуке фильм и обсуждали героев, она случайно коснулась его руки чуть ниже края рукава футболки и почувствовав кончиками пальцев такую теплую кожу, перекатывающие мышцы когда он смеется, она вдруг поймала себя на мысли о том, как давно у нее не было мужчины. Она уже даже не могла вспомнить, когда муж последний раз целовал ее в губы, и со стыдом поняла что ей так не хватает мужчины. А когда Борис аккуратно подтолкнул ее локтем, пытаясь вырвать из мыслей, ей вдруг так захотелось ощутить его ближе, почувствовать запах и ощутить его в себе. И, встряхнув головой, отгоняя такие нелепые мысли, она как можно мягче попросила его уйти, намекнув что уже слишком поздно. Он подумал, что чем то обидел, даже попытался извиниться, если сделал что-то не так, но когда столкнулись глазами, вдруг будто что-то понял и, вспыхнув как и она щеками, поспешил уйти в свой номер. Но ни Борис, ни Кристина так и не смогли уснуть. Сгорая от стыда, уже через полчаса она стояла перед его дверью сгорая от желания, которое казалось уже никогда не почувствует. Она даже не успела постучать. Дверь открылась и на нее буквально вылетел Борис. Всю оставшуюся ночь они провели вместе, она буквально таяла от его рук и движений и захлебываясь от удовольствия и уже не могла остановиться, а Борис еще никогда не чувствовал себя таким желанным, покрываясь от удовольствия мурашками. На утро и Борис и Кристина сгорали от стыда, не решаясь посмотреть друг другу в глаза и оба не могли подобрать слов.

Еще неделю после симпозиума и той ночи они буквально дошли до невроза. Кристина сгорала от стыда перед мужем и дочкой и безумно боялась, что о случайной связи узнает муж, а Борис больше всего боялся лишиться сына и как-то выдать своим поведением случившееся. Осень незаметно перешла в зиму и буря в стакане, которая казалась навсегда отпечаталась в памяти, начала блекнуть среди будничной суеты, пациентов и операций. Но что то внутри них все же изменилось. Борис все чаще ловил себя на мысли что засыпая, теперь думал не о жене, не о сыне, а о Кристине и обманывая ее, себя притягивал жену и всю ночь…. Не любя.. Пытаясь получить такое же острое удовольствие… Увидеть это безумное желание в глазах жены, которое так и не появлялось. Изменения произошли и в Кристине. Больше не стало слез, обид на мужа, который, как и прежде совсем не видел в ней женщину. Она по-прежнему была безумно благодарна за дочку и безмерно уважала как человека, но теперь их отношения напоминали скорее отношения отца и дочки. И это устраивало их обоих.

Однажды под новый год по какой то нелепой случайности, которой они оба так тщательно избегали, их дежурства совпали. Весь вечер они тщательно избегали оставаться вдвоем в ординаторской. Тем более привезли девочку, на первый взгляд с обычным обмороком от переутомления и поднявшаяся суета на некоторое время отвлекла и от мыслей и от уединения. Она даже сумела вывести его из себя, требуя, что бы он внимательнее проводил обследование. Он был не хуже ее, и его бесило, что она указывает как и что делать. Кристина не любила спорить и сдалась первой. Тем более что была уверена в Борисе как в первоклассном докторе и надеялась, что предновогодняя суета не отвлечет от первоочередного призвания лечить и помогать. Закончив очередную операцию, уже во втором часу ночи, Кристина все же вернулась в ординаторскую, ноги гудели от напряжения. Борис сидел за столом, просматривая карты пациентов, и не сразу заметил Кристину. А она невольно замерла. У нее всегда при виде Бориса что замирало внутри а в животе приятным комочком словно сворачивался маленький котенок и становилось так тепло… Несколько мгновений она смотрела на опущенные ресницы, чуть растрепаную челку, на то как он закусывает губу где-то далеко в отделении что-то еле слышно брякнуло и она с долькой сожаления все же смяла распускающийся внутри комочек тепла и удовольствия. Она не хотела и не могла позволить себе влюбиться. Слишком поздно… Прислушавшись и убедившись, что скорая не везет очередного пациента все же открыла подаренную пациентом бутылку. Кофе с коньяком приятным теплом разлилось по телу. Борису нестерпимо хотелось поговорить с Кристиной, неважно о чем, просто поговорить, как тогда, как с лучшим другом. Лучшим и самым близким. Между ними словно появилась невидимая связь, которая не разрывалась ни смотря на то, что они считали все конченым. Борис все же не сдержался. Тяжело дались только первые слова. При отсутствии посторонних она не стала играть в эту нелепую игру которую они придумали сами, не сговариваясь, делая вид что их связывают исключительно рабочие отношения. Кристина даже себе не смогла объяснить, почему он вызывал столько доверия и тепла. Скоро они снова буквально погрузились друг в друга. Словно отчаянно стараясь продлить миг, они почти до боли сжимали друг другу пальцы, смотря в глаза, и боясь хоть на секунду прервать эту связь. А скоро, они уже как подростки прижимались к друг другу, опасаясь что кто-нибудь войдет. Борису казалось, в тот момент он порвал бы любого, кто посмел войти в ординаторскую и разрушить их хрупкую связь. Но судьба будто сжалилась и практически до самого окончания смены все отделение будто забыли об их существовании. С тех пор их отношения очень изменились и они уже не пытались бороться с собой. Теперь целью стало провести вместе каждую свободную минуту, но все так же скрывая все от семей и знакомых. Обоим, порой, было невыносимо стыдно смотреть в глаза детям, врать о том, что задержали на работе. И каждый ночами просил Бога простить и помочь все исправить. Иногда Борис даже думал избавиться от мужа Кристины, он бы смог подстроить все под обычный инфаркт, но его жена… она никогда бы не отдала сына и, тогда, надо было бы избавляться и от нее. В такие минуты он понимал, что доходит до безумия. Без сына он не смог бы. Так же как и Кристина без дочери. Месяцы безумного романа скоро перешли в годы. Они словно смирились, окружив себя паролями, явками, тайными смс и бесконечным обманом. Как же он устал от этих пряток. С сожалением посмотрев на тлеющий окурок, Борис достал еще оду сигарету и вдруг увидел спускающегося по лестнице мужа Кристины и шел он явно к нему. Он ждал этого разговора. За несколько дней до этого Борис и Кристина сильно поссорились, на глазах у всей больницы. Уже под вечер она ворвалась в его кабинет и не глядя на медсестер швырнула в него карту пациента а вслед за картой полетела газета. Борис не сразу узнал бывшую пациентку. Из когда то весело улыбающейся девочки, теперь со страниц газеты на него смотрело похудевшее практически до точки мертвенно бледное, в теплой нелепой шапочке существо с запавшими глазами.

– Почему ты не отдал ее мне?! – яростно кричала Кристина под удивленные взгляды коллег. – Я же просила! Ей можно было сделать операцию! – Борис скорее бесцельно начал листать карту, он помнил девочку смутно и совсем недавно, за чашкой горячего чая мечтал о том, как останутся ночью с Кристиной вдвоем. И ее внезапная вспышка злости из-за какой то пациентки…. Он никак не мог снова собраться с мыслями… Кристина вырвала карту и довольно сильно ударила Бориса в лоб, он наконец вырвался из плена мыслей и перехватив ладони, попытался успокоиться, ласково называя кошечкой и совсем забыв про присутствующих коллег.

– Чем я ей мог помочь? Ты же прекрасно знаешь, что твой муж никогда бы не позволил сделать эту операцию бесплатно, а денег у той семьи не хватило бы… Ты же видела их…. – Кристина вспыхнула и влепила звонкую пощечину.

– Причем тут деньги? Уж с мужем я бы смогла договориться. Сделала бы операцию, а уже потом бы разбиралась, есть у них деньги или нет! Да что ты вообще за врач?! Понимаешь, что тогда ей еще можно было помочь?! И не было бы вот этого ничего – она яростно потрясла газетой у него перед лицом – ты хоть представляешь до каких размером выросла опухоль?! Ты….! – она хотела сказать что то еще но Борис не дал, прижав ее к себе.

– Она всего лишь пациент… Представь сколько еще таких будет, нельзя так Кристиночка за каждого переживать. – и она сдалась, разревевшись и уткнувшись ему в грудь. Они оба очнулись, когда дверь кабинета громко хлопнула и раздался громогласный голос мужа Кристины, вопрошающий что происходит. Кристина отпрянула и с ужасом глядя на улыбающихся медсестер, буквально вылетела из кабинета.

Прошло уже несколько дней, но больница до сих пор гудела и шушукалась. Борис ждал, что муж Кристины вот-вот вызовет и заставит написать по собственному желанию. И у него непременно возникнут вопросы…

Некурящий Михаил Иванович вдруг попросил у Бориса сигарету, и медленно, словно растягивая удовольствие, долго слушал о причине скандала в стенах больнице, недовольно морща лоб, он все же вынес вердикт что Борис тогда сделал все правильно, а он поговорит с женой что бы подобного больше не повторялось. Борис даже почти решился поговорить по поводу Кристины, но оглядевшись по сторонам, муж Кристины вдруг буквально вжал его в стену своим выступающим пузом и, схватив за воротник халата, потребовал даже не смотреть в сторону его жены, угрожая уничтожить его как хирурга, если разговоры по больнице не прекратятся. Борис, к своему стыду, понял что даже не может ничего ему ответить. Михаил Иванович все так же холодно спокойно отпустил его и, ухмыльнувшись, удалился. А Борис еще долго сидел на грязных ступеньках успокаиваясь и думая, что же будет дальше.