На острове вулканов

Глава 5
Киты, китята и китищи

В музей китов я очень хотела попасть. Не потому, что сильно люблю китов. А потому, что мы обещали привезти Коле китёнка.

Не то чтобы мне Колю так уж хотелось порадовать. Но раз запланировали, будем выполнять.

Как только мы вошли в музей, я сразу направилась в сувенирный отдел. Выбирать китёнка.

На полке лежал странный игрушечный кит. Он не был похож на игрушечных китов, которых я видела в Москве. Они без пупырышек были и кругленькие такие, а этот – вытянутый, как будто рыба. А кит-то не рыба.

Гриша увязался за мной.

– А я хочу нарвала, – сообщил он, хватая с другой полки дельфина с рогом на голове.

– Мы завтра купим себе пухликов в зоопарке, – сказала я.

– А я и пухлика хочу, и нарвала, – заявил мой братец.

– А тебе не кажется, что ты СЛИШКОМ многого хочешь? – поинтересовалась я.

– Норма-а-ально, – протянул Гриша.

Это выражение прямо сводит меня с ума. Терпеть не могу, когда он так говорит. Поэтому я стукнула Гришу Колиным китёнком. А он меня – нарвалом. Я тогда взяла странного кита в серых пупырышках и ткнула им Гришу в плечо. В плечо! Это важно! Потому что он схватил белька и швырнул мне в голову!

В голову! Не очень-то честно! Тогда я закричала:

– Прекрати немедленно!

Но меня не было слышно, потому что где-то над ухом закричала мама:

– Дети, хватит!!!

«Дети»? «ДЕТИ»? Я – ребёнок?! Я тинейджер!

Да что она, в самом деле?! Я разозлилась так, что думала – лопну. Вот прямо посреди этого музея с китами. Я их всё равно не люблю! И музеи не люблю! И Исландию эту… с её китами! И… и… всех не люблю!

– Выбрали Коле сувенир? – спросила ласково мама.

Я молча сунула ей в руки китёнка, и мама направилась к кассе. Вернулась она с бумажным пакетом и горой каких-то проводов и коробочек, которые передала папе.

– Маша, возьми свои наушники! – сказал папа, протягивая мне одну коробочку.

– Я не люблю наушники! – прошипела я, но папа мне их всё равно всучил.

Пришлось надеть на голову. А мама включила кнопку на аппарате. Оказалось, что это аудиогид. Тётенька с неприятно добрым голосом поприветствовала нас в музее китов и пообещала рассказать всё самое интересное о них.

Я только пожала плечами. Её-то небось давно никто ребёнком не называл, может и о китах своих думать. А мне что делать?!

Родители и Гриша тоже надели наушники, и мы вошли в полутёмное помещение, откуда доносились резкие вскрики. Входим, а там – киты висят. Огромные такие! Белые, серые, тёмно-синие. Я сначала испугалась, может, это чучела?! Нет, киты были игрушечные, только в натуральную величину. И вообще такие… как настоящие. А запись вскриков звучала, чтобы мы поняли, как киты общаются в природе.

Тётенька в плеере начала рассказывать про дельфинов. Гриша тем временем подошёл к гигантскому кашалоту и засунул ему в рот голову.

– Мама! Сними меня! – громко прошептал он.

Мама, конечно, сразу наставила на него телефон. Как будто не она совсем недавно сердилась на нас, что мы ругаемся. Тут я вспомнила, что ещё злюсь на Гришу, нахмурилась и перестала слушать про дельфинов.

А потом стали рассказывать про косаток. Косатка висела чуть дальше. Красивая, чёрно-белая. Как в фильме «Освободите Вилли». Тётенька сказала, что косатки – опасные морские хищники. И бывали случаи, когда в их животах находили целого белого медведя! «Интересно, а маленьких мальчиков с именем на букву “Г” у них в животах не находили?» – подумала я.

Тётенька сообщила нам, что у косаток – матриархат. То есть главная там самка.

«Это хорошо», – одобрила я мысленно, наблюдая за тем, как Гриша щекочет пузико дельфина.

«А ещё косатки очень любят свои семьи и тоскуют без них, – добавила тётенька. – А теперь давайте посмотрим на нарвала!»

Жутковатое животное этот нарвал всё-таки. Вроде как дельфин, но из головы рог торчит. Вот зачем он ему нужен? Оказалось, что никто толком и не знает зачем. Учёные до конца не выяснили. Главное, что это не рог, а зуб. Точнее, бивень. И нарвал его использует по-разному. Иногда как орган осязания: зуб ему помогает формировать представление о мире. А иногда может оглушать им врагов. Но самое интересное, что благодаря этим бивнями люди в прошлом поддерживали веру в единорогов. Путешественники привозили бивни в подарок своим правителям. Вот, мол, рог единорога вам, правители дорогие.

Это было любопытно!

Тут ко мне подошёл Гриша и спросил, про кого я слушаю.

А у меня как раз про кашалота было – какой он опасный и что у него фонтан из спины.

– А я ещё про нарвала, – вздохнул Гриша. – Но я перемотаю.

– Зачем? – удивилась я.

– А мне приятно с тобой одно и то же слушать!

Я только фыркнула презрительно. А потом перешла к горбатому киту. Он был в каких-то странных наростах.

«Это тот самый, с пупырышками, – вспомнила я. – Который в сувенирном продавался».

Тётенька сказала, что наросты на морде кита – это паразиты. А ещё что горбатый кит, или горбач, который так называется потому, что у него на спине плавник, похожий на горб, – вымирающий вид. Мало их осталось. Хоть и занесены в Красную книгу, а всё равно исчезают. Бывают сезоны, когда у них совсем не появляется потомство…

Вид у кита был печальный, как будто ему было страшно грустно, что он вымирает. Тёмный, почти чёрный, с жуткими пупырышками на морде, он глядел на нас, сощурившись, словно прощался.

А под китом на диванчике сидела печальная мама. Наушники висели у неё на шее, а сама она что-то говорила папе, который фотографировал горбатого кита.

– Ругаются, понимаешь, всё время ругаются. Как мне грустно из-за этого, нет слов!

Видимо, кит на всех так печально действовал, и я перешла к последнему экспонату. Огромному-преогромному киту. «Синий кит! – объявила тётенька. – Самое большое животное на планете!»

– Вот и неправда! – громко сказал Гриша. – Самое большое животное на планете – это гриб!

– Гриб не животное! – возразила я.

– У него грибница знаешь какая! – не унимался Гриша.

Я оглянулась на маму. Она молча смотрела на нас с таким видом, что её тоже хотелось занести в Красную книгу.

– Пойми ты, – прошипела я Грише. – Грибы – отдельное царство!

– Ну и что! Самый большой – гриб!

– Сам ты гриб!

– А ты кит! – буркнул Гриша.

«Удивительное дело, но самое огромное животное на Земле – размером с баскетбольное поле – питается планктоном! Едой размером со скрепку!»

Мы с Гришей замолчали. Я представила себе поле и скрепку на нём. Ведь если такая скрепка всего одна, её даже можно не заметить!

«А новорождённый китёнок весит как язык взрослого кита – три тонны!»

– То есть если оторвать киту язык, а вместо него пришить китёнка, нормально будет? – спросил Гриша с серьёзным видом.

– Что?!

Меня разобрал смех.

– Да я не в смысле…

– Гриша!

Я смеялась всё громче. Громче даже китовых песен, которые доносились из репродуктора. Ну надо же было такое сморозить, а?!

– Да я в смысле, что он поместится там, во рту, – попытался возразить Гриша, но тут его тоже пробрало, он стал хохотать.

И мы смотрели друг на друга и хохотали, а потом подошла мама. И папа. Мы им рассказали про китовый язык, и они тоже начали смеяться, а Гриша стал высовывать язык и приговаривать, что у него во рту новорождённый Гриша. Вот такой же, как сейчас, с рюкзаком и в кроссовках, только маленький.

И мы опять развеселились, и я вдруг подумала, что наша семья иногда похожа на баскетбольное поле, а ссора – на скрепку. Если всего одна, то можно её и не заметить.

Глава 6
Еда викингов

Обедать родители отправились в кафе-буфет неподалёку от китового музея. Там нужно было заплатить сколько-то крон, чтобы получить доступ к прилавку, на котором стояло множество разных тарелок с едой.

Гриша подошёл к прилавку, всё осмотрел, заметил макароны и показал папе большой палец. Мол, да, подходит мне тут еда.

А я могу и не смотреть на еду: мне из ресторанной еды почти никогда ничего не подходит (только хлеб!). Поэтому родители всегда берут с собой для меня термос с овсянкой, а официанту говорят, что у меня особая диета. Я теперь знаю, как это сказать на двух языках – на английском и испанском.

Родители взяли подносы и набрали кучу всякой еды. Мама сказала, что там была и красная солёная рыба, и белая солёная рыба, и какие-то большие розовые рыбные чипсы, и тушёная рыба, и жареная. В общем, всё из рыбы. Хорошо, что у меня овсянка была с собой.

А ещё у прилавка стоял пожилой дяденька и всем бесплатно наливал кофе.

Мы принялись за еду, но вдруг Гриша замер и завопил:

– Тут всё с рыбой!

– Точно! – обрадовалась мама и наколола на вилку какую-то небольшую засушенную рыбёшку.

– Даже макароны! – с ужасом воскликнул Гриша. – У-у-у!

Он закрыл глаза и скривился, будто откусил кусок лимона.

Гриша, как и я, не любит рыбу. Но овсянку из термоса он тоже есть не станет ни за какие коврижки.

– Знаешь, – осторожно сказала мама, разглядывая свою тарелку, – я видела такую вот рыбу в одном сувенирном магазине, и там было написано, что это «закуска викингов». Ты ведь знаешь, какие викинги? Сильные! Храбрые! Умеют добиваться своего! Может быть, ты побудешь сегодня викингом и…

– Я не буду викингом! – бушевал Гриша. – Я не буду рыбу! Фу! Не хочу! Вообще не буду обедать!

– Так, – строго сказал папа. – Я там видел мясо. Иди и положи его себе. И съешь. Без разговоров.

Гриша буркнул что-то, но послушался. Вот кто настоящий викинг-то был! Папа наш. Не зря он грыз эту сухую рыбу.

– А мясо гнилой акулы? – вспомнила я. – Будете пробовать?

– Хаукарля тут нет, – сказала мама то ли с сожалением, то ли с радостью.

Она ещё раз сходила к прилавку, на этот раз – за кофе. И вернулась с торжествующим видом.

– Зато смотрите, что я нашла! Это же традиционное исландское блюдо! Вулканический хлеб! Давайте скорее пробовать.

Все отломили по кусочку.

М-м-м, ну что сказать! Хлеб был чёрным, а на вкус оказался сладким и таким… липким. Наверное, когда долго бредёшь по исландским горам и навстречу попадаются только овечки, его вполне можно съесть. Но моя овсянка всё-таки вкуснее.

После обеда родители медленно побрели по улицам. Наверное, они, как киты, съели очень много всякой рыбы и теперь как будто плыли по океану. Ветер с побережья дул нам в спину. Наверное, волновался, что мы сами не справимся.

– Погодите, – притормозила мама, вглядываясь в какую-то вывеску. – Это же он! Знаменитый «Дом вулканов».

– Ну-у, я видел, – скучающим голосом сказал папа и зевнул. – Ещё по дороге к музею китов. Не, не пойдём.

– Почему?! – спросили мы втроём.

– Ну-у-у, там просто крутят фильмы о вулканах, – протянул папа. – Их можно и дома посмотреть.

– Там написано «эксклюзивные фильмы», – прищурилась мама.

– А чем ещё прима-а-анивать? – снова зевнул папа. – Не пойдём. Иначе вы сами знаете, что там будет.

Мы с Гришей переглянулись. Нет, мы не знали.

– Я буду играть в свою любимую игру, – загадочно сказал папа.

Мы снова переглянулись. Странно. Мы вроде не брали с собой ни «Уно», ни «Пробуквы». А другие настолки папа не признаёт. Может, в города?! Его никто не может обыграть в города. Вот когда надо подобрать город на букву «Я», и Ярославль с Якутском уже назвали, он ка-а-ак скажет какой-нибудь:

– Ямунанагар!

А потом посмотрит на всех и пожмёт плечами: «Ну а что? Город в Индии!»

Но при чём тут вулканы, вот вопрос!

Мама нас взяла за руки и потащила в этот музей. Папе пришлось плестись за нами.

– Вот увидите, – твердил он, – я точно буду играть в свою любимую игру!

Глава 7
0бсидиан, пепел и любимая игра нашего папы

«Дом вулканов» располагался в просторной комнате. Когда мы вошли, то увидели несколько столов, а на них – груды камней. Самых разных: чёрных, серых, коричневых. В центре стоял чёрный стол, на нём лежал огромный зелёный камень, похожий на лягушку.

Вдоль стены тянулся прилавок, на котором были разложены книги, буклеты, открытки и сувениры, а ещё возвышалась касса. За ней стоял толстенький рыжебородый продавец и улыбался. Рядом с кассой я заметила табличку. На ней было написано, сколько стоит билет на фильм про вулканы для взрослого, а сколько – для ребёнка. Папа поглядел на цену и попятился, но тут продавец провозгласил по-английски:

– Добро пожаловать в «Дом вулканов»!

И так заулыбался, что папа тоже улыбнулся и что-то ответил. Они разговорились, только я не поняла о чём. Тем временем Гриша потянулся к большому тёмному камню и прошептал:

– Это же обсидиан!

Папа перехватил его руку и уточнил у продавца, можно ли трогать камни, а тот сказал, что даже нужно. Обсидиан был огромным, больше, чем Гришина голова. Чёрный, блестящий, похож на гигантский кусок смолы, только твёрдый – как стекло.

– Это всё вулканические породы, – пояснила мама. – Куски лавы.

Одни камни напоминали кораллы, другие – куски дерева. Вокруг висели плакаты с фотографиями вулканов. Я узнала вулкан Геклу (по-исландски он звучит как Хекла), мы его проходили по географии. Это самый активный вулкан в Исландии. Папа спросил продавца, можно ли подобраться к нему поближе. Бородач объяснил, что это довольно сложно, нужно быть альпинистом, и к тому же Гекла-Хекла любит извергаться каждые десять лет. А сейчас уже прошло девять с момента последнего извержения.

Это нам папа всё перевёл.

– Круто! – восхитился Гриша, который наконец оторвался от обсидиана. – Вот бы извержение началось сейчас! Пока мы тут, в Исландии! Вот было бы суперкруто!

– Не уверен, – сказал папа, сдвинув брови, а мама потрясла головой, будто ей предлагали что-то очень неприятное, например вырвать зуб.

Продавец засмеялся и добавил, что мы можем, конечно, туда забраться «на свой собственный риск».

Выражение on your own risk мы слышали потом в Исландии очень часто. На острове немало опасных мест. Исландцы считают, что не надо ставить слишком много заграждений. Достаточно предупредить человека: «Там опасно!» А дальше пусть он своей головой думает, лезть или не надо.

Я решила, что это предупреждение подходит больше для меня, чем для Гриши. Я – как исландцы. Всегда думаю, прежде чем залезть куда-то. А у Гриши руки и ноги сами куда-то лезут. А потом уж он и думает. Вот сейчас чуть не рассыпал какую-то чёрную пыль из ящика на столе у стены.

– Осторожнее, – сказала я ему, подойдя поближе. – Сюда, наверное, продавец всю грязь сметает. Рассыплешь – ему много новой работы!

– Это не грязь! – с восторгом ответил Гриша. – Это же вулканический пепел!

Удивительно, но так и оказалось. На столе рядом тянулись бесконечные ряды банок и коробочек – соль с вулканическим пеплом, мыло с вулканическим пеплом и просто сам пепел, – и в ящике его была целая куча. Можно было подойти, потрогать, пересыпать его из ладони в ладонь или написать на нём своё имя. Что Гриша, конечно, и сделал – по-английски и по-русски. Ящиков обнаружилось даже несколько. Над каждым висела фотография вулкана, возле которого набрали этот пепел, и табличка с названием. Над Гришиным ящиком было выведено: «Эйяфьятлайокудль».

Я прочла, наверное, только с седьмого раза. Подошла мама, потрогала пепел и сказала, что этот вулкан извергался совсем недавно, в 2010 году, и из-за него самолёты не могли летать – было очень много пепла. Вот такого пепла, как в ящике.

– Может, купить пепел в подарок дедушке? – задумчиво спросила мама.

– По два евро за кулёк? – возмутился папа. – Может, просто сразу сжечь деньги? Тоже пепел получится.

А Гриша уже оставил в покое ящик с пеплом (по-моему, он написал на нём имена всех своих одноклассников) и побежал к следующему столу.

– Пумис! Пумис! – завопил он. – Написано: «пумис»! Смотрите, тут какая-то куча камней, а рядом банка с водой, и если кинуть камень в банку, он не тонет! Волшебный камень! Мама же говорила, что в Исландии волшебство на каждом шагу! Вот оно, тут!

– Во-первых, не «пумис», а «памис», – поправил его папа, который подошёл к нам. – А по-русски – «пемза». Это так называемое пористое вулканическое стекло.

– То есть этот маленький кусочек вылетел из вулкана? – с уважением спросил Гриша, насыпав мне в руку целую горсть лёгких, почти невесомых камешков.

– Не только вылетел, но и насытился воздухом. Поэтому пемза такая лёгкая. На две трети из воздуха состоит.

– Хотел бы и я так легко на воде держаться, – с завистью сказал Гриша и сунул руку, чтобы выловить самый маленький камень.

– Пемза со временем тонет всё-таки, – покачал головой папа. – Как наберёт внутрь побольше воды. Ну что ж, ребята, я купил билеты. Фильм через пятнадцать минут.

– Ой, правда? – растерялась мама. – Я видела, ты что-то покупал, думала, сувениры…

Вид у неё был не очень довольный.

– Что? – прищурился папа. – Ты передумала?

– Ну… Я подумала, что фильм на английском… Дети вряд ли что-то поймут, – пролепетала мама. – Я подумала, может, ты прав… И… И… лучше домой пойти. Мы тут вроде всё посмотрели…

– Нет уж, – сурово сказал папа. – Я купил билеты, и обратно их не вернуть. Будете наблюдать за моей любимой игрой.

– Не огорчайся, – утешила я маму. – Папа будет Грише шёпотом переводить, а ты мне. Пойдём лучше посмотрим, что на во-он том зелёном камне написано. Правда, он на лягушку похож?

Я подвела их к чёрному столу, который заметила с самого начала. На нём были выложены разные породы вулканических камней. Гриша оглядел круглый горбатый камень и протянул нам:

– Скорее на ухмыляющегося тролля!

На камне висела табличка, на ней было написано: «The green rock», то есть зелёный камень. А сбоку приписка: «Try to lift my top! But be careful!»

– «Попытайтесь поднять мою крышку», – перевела мама.

– «Но будьте осторожны», – закончила я.

И взялась двумя руками за «крышку». То есть как бы за голову тролля. Холодная, тяжёлая!

– Ой, – испугалась мама. – Осторожнее! А то покатится сейчас эта крышка!

Внутри зелёного камня оказалась жёлтая полоска, похожая на язык. Будто тролль хоть и застыл от солнечного света, но всё равно дразнился.

– Маша! – позвал меня Гриша. – Тут написано «бомбы», да?

Я подошла к нему. Гриша держал в руках тёмно-красные шарики, напоминавшие ядра для пушек.

– Да-а, тут написано «вулканические бомбы», – согласилась я.

Потом прочла потихоньку одно предложение, за ним второе и вдруг поняла, чтó про эти бомбы написано.

– Понимаешь, когда куски лавы взлетают в воздух, а потом падают вниз, воздух их охлаждает и придаёт им такую вот форму. Как комок. Потому и называется «бомба».

– Круто! Очень круто! – присвистнул Гриша, перекидывая «бомбу» с ладони на ладонь. – Извержение вулкана – это очень здорово!

Тут рыжебородый продавец хлопнул в ладоши и позвал нас смотреть фильмы.

– Сегодня вам покажут два фильма, – переводила за ним мама. – Один – про извержение вулкана на островах Вестманнаэйяр. Вы узнаете о том, как люди справлялись с бедой. А второй – про знаменитый вулкан Эйяфьятлайокудль.

– О, из-за него самолёты перестали в Европе летать! – выпалил Гриша.

– А ты откуда знаешь? – удивилась я. – Это мама мне объясняла!

– А я подслушивал, – сказал Гриша и зловеще засмеялся.

Так, как смеялся бы тролль из зелёного камня.

Мы немножко попихали друг друга по дороге в зал, а потом нас «разобрали» родители. Папа Грише переводил, что в фильме говорилось, а мама – мне.

Нам показали карту Исландии, объяснили, что по территории страны идут стыки тектонических плит и через стыки иногда пролезает магма, которая находится в центре Земли.

Только Гриша папе переводить не давал. Всё просил его рассказать, в какую игру папа собирался играть.

– Ну ладно, – сдался папа. – В пожарных!

Мы переглянулись с Гришей. «В пожарных»? Э-э-э… Тушить пожар? А что, пожар будет? Ну хотя бы было понятно, как это связано с вулканами.

На огромном экране тем временем показывали всякую жуть. Огромная чёрная гора с огоньками огня медленно ползла на деревню, подминая всё на своём пути. Мама сказала, что это магма, которая вырвалась из жерла вулкана.

– Здорово! – проговорил Гриша.

– Не здорово, – покачала головой мама, глядя на экран.

Показывали очевидцев, которые с ужасом вспоминали: вот они проснулись ночью от толчков и грохота, вот выбежали на улицу… А потом показывали, как эвакуировали людей (детей передавали с рук на руки, пожилых осторожно поддерживали с обеих сторон). Всех сажали на корабль, чтобы увезти с дымящегося острова. Ещё на корабль грузили мебель – кровати, шкафы. И конечно, забирали с собой домашних животных. Только животных не всех удалось спасти! Когда я увидела двух овечек, погибших в ту ночь, я чуть не расплакалась. Бедняжки! А вулкан всё дымил, и это было страшно.

А нам уже показали другие кадры: вулкан перестал извергаться, люди вернулись в свои дома, только многие своих домов не нашли! И не потому, что до них добрался жуткий чёрный ком магмы! Нет, потому, что их разрушил… пепел! Да-да, вот тот самый пепел, который мы с Гришей легко сдували в ящике. Вот этот лёгкий пепел – когда его много – становится очень тяжёлым. И если его много насы́палось на крыши домов, то крыша проседает, и дом разрушается! Нам два раза такое показали. Стоит-стоит дом с кучей пепла на крыше. А потом прямо на глазах – вжих! И едет, поломанный, вниз, как будто это домик из печенья, на который налили слишком много сгущёнки.

Но самое интересное – это когда показывали, как люди боролись с пеплом. Экскаваторы набирали полные ковши пыльно-серой земли и высыпали в кузовы грузовиков. Те увозили пепел. Однако большинство людей просто сгребали его лопатами.

– Это же какой труд, – прошептала мама. – Ты представь, сколько было пепла!

Я представила. Да, это правда восхищает и поражает! Всё-таки исландцы очень трудолюбивый народ. Прямо как мы с мамой (а Гриша нет, он любит веселиться, а не работать). Я покосилась на Гришу и увидела, что он… спит. И папа спит тоже! Я толкнула маму легонько локтем. Она улыбнулась и покачала головой.

Начался второй фильм. Про вулкан со сложным названием. Эйя… что-то там. Но этот фильм оказался гораздо скучнее. Ни людей не показали, ни овечек. Только карты, стрелки и куча непонятных пояснений на английском. Я зевнула и тут вспомнила.

Когда мы были маленькими и папа укладывал нас спать, он говорил: «Всё! Идём играть в пожарных!» Мы не понимали, почему это так называется, но не спрашивали. Папа говорил, что выиграет тот, кто первый заснёт. Ну мы и старались выиграть. Вот на что намекал папа!

Фильм закончился, зрители зашевелились. Папа потянулся и зевнул.

– Ты всё проспал! – с упрёком сказала мама.

– Нет, я всё видел, – возразил папа. – Просто во сне. Но я вас предупреждал!

– Пап! А почему эта игра называется «в пожарных»? – спросил Гриша, погладив на прощание гладкий блестящий бок обсидиана.

– Потому что пожарные сильно устают, – объяснил папа. – И если ты первый заснул, то ты – настоящий пожарный!

– А вам понравился фильм? – спросила мама, когда мы вышли на улицу.

– Что-то я передумал, что извержение вулкана – это здорово, – хмуро сказал Гриша. – Как-то не очень.

– А я думаю, что этот фильм вообще не про вулканы, – добавила я. – Он про людей. И немножко – про бедных овечек.