Читать книгу: «Возьми мое проклятие», страница 17

Самойловых дома не оказалось, что, учитывая выдавшуюся для них бешеную неделю, было совсем неудивительным. Свадьба, похороны, больница… А кнопки «отключить» у животных-то нет. Удивительно ещё, что Вовка нашёл время, чтобы досрочно забрать жену из Староберезани – видно, хорошо её проняло от вида мёртвой медсестры!

– Что, не успела выписаться, сразу винище жрёшь? Ну я тебе покажу, тварь!

Вопль Сорокина Андрей услышал от самого порога – обернувшись на Филиппыча, бросился вперёд, ориентируясь на крики. Пробежал по коридору, поднялся на второй этаж, потянул на себя дверь с узорчатым матовым стеклом, за которой угадывались чьи-то фигуры и увидел Витьку, душащего на кровати сопротивляющуюся сестру. Кинулся разнимать, но, учитывая аффективное состояние Сорокина, вряд ли бы у него это получилось, если бы не помощь Филиппыча. Подскочив, тот схватил Витьку за руку и, словно бы массируя область в районе запястья, принялся оттягивать Сорокина в сторону. Странно, но это помогло: тот вдруг разжал ладони, отпуская Аню. Она захрипела, кашляя и ловя ртом воздух, а Витька вдруг затрясся как в лихорадке, схватился за голову, отошёл назад и, привалившись к стене, сполз на корточки.

– Ты идиот? – убедившись, что с девушкой всё в порядке, рявкнул Андрей на Сорокина. – Вспомни о матери! Ты что, хочешь собой пожертвовать? Старуха говорила, она заразна! Значит, убив её, ты станешь таким же! Пусть сама отвечает за свои поступки!

– Что вам надо? – просипела Аня, одёргивая край задравшегося халата и отодвигаясь ближе к стене, подальше от разлитого на кровать вина и раздавленного бокала. – Чего вы припёрлись? Что наговорили ему про меня? Я на вас заявление в полицию напишу!

– И не забудь рассказать, как две недели назад убивала Бабу-Ягу, – кивнул Андрей. – То-то они обрадуются, что ты сама явилась!

Аня вздрогнула, выпрямилась и приподняла подбородок, пытаясь придать себе независимый вид. Но руки её задрожали и, скрывая эту реакцию, она принялась тщательно разглаживать полы голубого халата, разрисованного бардовыми бутонами роз.

– У вас нет никаких доказательств! И вообще, я не понимаю, о чём это вы…

– А нам доказательства и не нужны. – подцепив стоящий справа стул, Андрей уселся возле кровати, глядя девушке в глаза. – Главное, что ты сама об этом знаешь. Ты девочка молодая, быстрая… Особым умом не блещешь. Зато импульсивности хоть отбавляй. Но кое-что наверняка заметила. Загибай пальцы: Женька Ерёменко – твоя великая любовь – раз. Юрка Самойлов – любовник – два. Ребёнка ты потеряла – три. Ксюша, медсестра из больницы – четыре. Лёша – племянник и собутыльник – пять. И это только начало. Дальше будет хуже, у тебя ведь есть ещё мать, муж, подруги, другие симпатии… Они все умрут. И виновата будешь ты. Потому что убила Бабу-Ягу и её проклятье перешло на тебя.

Аня слушала его белая, как лист ватмана, глядя огромными от ужаса глазами и беспрерывно мотая головой. Пару раз она пыталась что-то сказать, но речь отказывалась ей повиноваться и голос срывался на сип. Сидящий у стены Витька теперь плакал навзрыд и, хотя от его всхлипываний у Андрея начали бешено пульсировать вены на висках, на душе, как ни странно, стало спокойнее: до этого момента он всерьёз опасался, что Сорокин сойдёт с ума.

– Это всё неправда! Неправда!

– Пожалуй, только твой брат и останется в живых, – будто и не заметив выкрика, заключил Андрей. – Не думаю, что после случившегося он ещё питает к тебе братские чувства. Или ты его любишь? Не очень-то похоже, но… тогда он тоже умрёт. А ты останешься совсем одна.

Эпилог

– Ну и чего мы дальше будем делать? – заплетающимся языком поинтересовался Сорокин, когда спустя час после незадавшегося разговора с Аней они сидели втроём на кухне у Филиппыча. – Так это оставлять нельзя! Зря ты меня остановил, Андрюха. А теперь куча народа в опасности. И Вовка, кстати, тоже.

Сказав последнюю фразу, Витька машинально потёр наливающийся багрянцем фингал, цапнул бутылку с настойкой, принесённую из кладовки Филиппычем, предложил остальным, а когда они отказались, пожал плечами и налил одному себе.

Андрей переглянулся с Филиппычем и вздохнул. Да уж, ситуация почти как в анекдоте: «И тут не вовремя вернулся муж…» Причём в самый пиковый момент, когда Аня только-только начала осознавать весь ужас своего положения. Оказывается, доставив её из больницы, он поехал не на работу, а в магазин. Естественно, увидев перепуганную жену с синяками на шее и троих мужчин в её комнате, он не стал слушать их оправдания, а первым делом врезал по физиономии безропотному Сорокину, потом же, повинуясь воплям раззадорившейся супруги – «Это он его на меня натравил!» – кинулся на Андрея. Пришлось выкрутить ему руку и легонько оттолкнуть, тщательно соизмеряя силу и прикидывая траекторию. Вовка приземлился лицом аккурат в мокрый подол Ани – взревел, вскочил, сжимая кулаки, но после такого прокола слегка подрастерял азарт и нападал уже без особого рвения. Больше матерился и угрожал.

Но разговора у них всё равно не получилось: судя по нелестным комментариям пьяного Сорокина, в одну глотку употребившего семисот пятидесяти граммовую бутылку «лекарства», Самойлов и в нормальном состоянии не отличался адекватностью, если дело касалось Ани. Тем более он не станет беседовать с напавшими на жену негодяями.

– Зря, зря, – пьяно повторил Сорокин, отодвигая подальше от себя тарелку с нарезанной колбасой, наливку и приборы. Расчистив пространство на столе, взял со стоящего рядом пустующего стула небольшую подушку, положил под голову и промычал уже с закрытыми глазами: – Филиппыч, ты это…можно, я чуток подремлю? Я недолго, честное слово.

Филиппыч не ответил. Он сидел, не сводя с Андрея упрямого взгляда, похлопывал ладонью по столу и выстукивал какой-то подозрительно знакомый военный мотив, название которого ему всё никак не удавалось вспомнить. Андрей прекрасно понимал значение этого взгляда: надо действовать. Времени больше не осталось. Нельзя тянуть. И он не мог не согласиться с этой мыслью. Но не собирался принимать решение, читающееся в лице и жестах старика. Он не допустит его самопожертвования.

– Нет. Даже не думай. – наконец произнёс он. И, запнувшись, прибавил: – Нет, отец.

Филиппыч слабо улыбнулся, убрал со стола ладонь, отбивающую марш, и поинтересовался нарочито-невинным тоном:

– Я только одно не понял, Андрей. Ты сказал, Аня надела на свадьбу бусы из драгоценностей Кузнецовой? Но как это возможно?

Лежащий на подушке Сорокин перестал по-младенчески причмокивать губами и вдруг ответил совершенно трезвым голосом, но не открывая глаз:

– Да дура она. Дура. За шаг не может последствий предугадать. А начинаешь предупреждать и объяснять – злится. Сплошные «хочу» и никогда «надо». Вот и всё.

– Думаю, она понадеялась, что раз шкатулку нашёл Лёша, это отведёт от неё подозрения, – предположил Андрей. – Возможно, рассчитывала в будущем вернуть все драгоценности.

– Дура, – с подоконника подтвердил Мрак, задумчиво почёсывая скрытое под перьями ухо кончиком когтя. – Приехали.

– Приехали, – сонно согласился Витька и пробормотал. – С Новым годом пошёл нафиг.

– Так! – хлопнув ладонями по столу, поднялся Андрей. – Пора что-то решать. Так это дело оставлять нельзя. Пойду-ка, обмозгую, как лучше поступить. Только прошу: не лезьте на рожон. Договорились?

Филиппыч хмыкнул, вставая из-за стола, подцепил с подоконника стоящего наготове с вытянутой лапой Мрака, передал его Андрею и всё-таки ответил:

– Ты же сам понимаешь – кто-то должен это сделать. Почему не я? Я своё пожил. Пусть и другие поживут.

– Нет! – с напором повторил Андрей. – Нет, слышишь? Я против. Против!

Филиппыч улыбнулся грустной и щемящей сердце улыбкой, развёл руками, вздохнул и повторил:

– Кто-то должен.

– Нет! – резко приказал Андрей. – Сиди дома, слышишь? Я всё решу. Сам. Пусть её лучше арестуют. Я не готов жертвовать собой из-за какой-то безголовой шалашовки и не готов, чтобы жертвовали собой близкие мне люди. Дайте мне час полного одиночества, и я придумаю, как подстроить для неё несчастный случай к которому никто не подкопается. Час, слышишь?

– Не больше, – всё-таки согласился Филиппыч, отступая в сторону. – Час. Один. Иди. Я тебя наберу.

При этих словах Андрей рванул с места в карьер, экономя каждую секунду. Сидящий на плече Мрак покачнулся и впился когтями в кожу, но он даже не почувствовал. Пробегая мимо выходящего во двор кухонного окна, машинального повернул голову и увидел спящего за столом Витьку с приоткрытым ртом и блаженным выражением лица. Филиппыча внутри не было. У калитки он остановился, пересадил Мрака на забор – из-за неустойчивого положения, тот принялся что есть силы бить крыльями – и вышел за двор. Его машина по-прежнему стояла у обочины. Андрей направился к ней, на ходу доставая ключи и прикидывая, куда неподалёку можно отъехать чтобы побыть в одиночестве, но в последний момент остановился. Осознание яркой вспышкой осветило его разум: Филиппыч не станет ждать. Не зря он напоил Сорокина и так легко уступил ему этот час. Да и вообще – учитывая, сколько нового в последнее время он узнал о своём…отце, будет неудивительно, если у того имеется какое-нибудь незарегистрированное ружьецо. Чёрт! Вот и как работать в такой нервной обстановке?

Психанув, Андрей вытащил из кармана мобильник и уже собирался набрать Борисова, но в этот момент тот беззвучно зазвонил, и на экране возникло имя сына. Мысленно ругнувшись, Андрей хотел нажать отбой, но неловко мазнул пальцем и принял вызов. Пришлось подносить трубку к уху, говорить «алло»… И вместо Артёма услышать голос совсем другого человека. Того или, вернее, той, о которой сейчас были все мысли.

– Алло, Артём? Что ты хотел?

– Папу он хотел видеть, – мурлыкнула Аня, заставив Андрея вздрогнуть. – А то мы тут без тебя соскучились. Паршивый ты папаша, Андрей. Шляешься непонятно где, суёшь нос не в свои дела… Хотя должен быть как примерный семьянин дома, с женой и сыном. Правда, Артём?

На заднем фоне кто-то всхлипнул, заорал телевизор и вдалеке раздался голос сына:

– Папа!

Чувствуя, как в жилах стынет кровь, а сердце замирает в ожидании чего-то непоправимого, Андрей прохрипел в трубку:

– Ты, тварь…

– Мы ждём тебя!

Вызов оборвался и Андрей, торопливо сунув мобильник в карман, бросился к калитке. Только теперь он заметил, с какой ненормальной яростью лает Бим. Да, этот пёс очень легко подкидывался на любого прохожего, но сейчас на улице он находился один, а к нему тот за эти дни привык. Забежав во двор, увидел Бима, стоящего на задних лапах и надсадно лающего в сторону дома; Мрак летал над крышей и оглушительно каркал. Приостановившись на пороге, Андрей достал пистолет, потянул на себя дверь и, не снимая обуви, зашёл внутрь.

– Андрюша-а! У тебя ведь есть оружие, правда? Твой сын мне сказал что есть!

Голос Ани – высокий и звонкий, резанул по нервам фальшивой радостностью. Судя по звукам, слышанным в трубке, она была в зале, вместе со всей семьёй. Туда-то он и направился, на ходу рефлекторно досылая в патронник патрон и стараясь двигаться бесшумно. Первые, кто бросились в глаза, стоило ему переступить порог комнаты – Ирина и мать, сидящие в обнимку на диване и смотрящие на происходящее с непониманием и ужасом на лицах. Ирина рыдала в голос, а белая как мел мать, успокаивающе гладила её по спине. Встретившись глазами с Андреем, та прошептала:

– Сын, ты что натворил?

Он не ответил, а посмотрел на Аню, стоящую возле кресла, в котором сидел напряжённый отец с Артёмом на руках. Она была растрёпанной, в том же испачканном вином голубом халате, с потемневшими уже пятнами на шее, «Сайгой» в руках и шальной улыбкой на губах. Её взгляд был полон такой бездумной пустоты, которую до этого Андрей видел только у конченых наркоманов. Втянув воздух сквозь зубы, он через силу выдавил:

– Ты что творишь, идиотка?

Шагнул, рассчитывая отобрать ружьё, но Аня, продолжая растягивать губы в той же сумасшедшей улыбке, без предупреждения и малейших раздумий, сместила ствол ружья чуть вниз, прицелилась в бедро отцу и надавила на спуск. Грохнул выстрел. Тот дёрнулся, вытянулся в струнку, застонал от боли и обмяк, привалившись к спинке кресла. Артём хотел вскочить с его рук, но получил чувствительный тычок стволом в плечо и послушно опустился обратно, не отрывая потрясённых глаз с Андрея.

– У меня ещё есть патроны, – скаля зубы в полоумной усмешке, весело предупредила Аня. – Не сомневайся, выстрелю. На всех хватит.

И, подняв ствол, приставила его к виску вздрогнувшего и зажмурившегося Артёма. Ирина заорала, рванулась с дивана, но упала обратно, остановленная грозным криком Ани и матерью, но продолжала причитать, умоляя о чём-то Андрея. Он не слушал – сейчас весь его мир сузился до лица спятившей девицы и ствола, направленного в голову сына.

– Чего ты хочешь?

– Выполняй свою работу, мент. – Аня кивнула на опущенный пистолет. – Или я убью твоего сына. Как ты убил моего мужа.

– Ты спятила?

– Это ты виноват! Если бы ты не совал нос куда не следует, не настроил против меня брата, не хотел рассказать всё Вове… Он бы не перенервничал и не упал с лестницы! Да ещё и так! Всё из-за вас, вы его довели!

– Не пори чушь. Ты сама во всём виновата. Если бы не убила Бабу-ягу, ничего бы этого не случилось!

Услышав кличку Кузнецовой, в кресле заматерился раненый отец, позади охнула мать, громче заплакала Ирина. Отвлёкшись на них, Аня дёрнулась всем телом и на секунду отвела ствол от головы Артёма, но тут же вернула обратно. Крикнула:

– Так! Мне надоела эта болтовня! Считаю до трёх и стреляю! Раз!

Андрея не мучили этические вопросы убийства – он всегда придерживался позиции: человек, убивающий от жадности, бездумной злобы или толкаемый болезненными склонностями, вполне заслуживает смерти. Неважно, действует ли тот умышленно, или повинуется сиюминутному импульсу – не умея держать в узде инстинкты, он мало чем отличается от животного, значит, относиться к нему нужно соответствующе. Поэтому, не дожидаясь слова «два», он прицелился Ане в левую руку чуть повыше локтя и нажал на спуск. Убивать её не собирался, но в последний момент что-то пошло не так – девушка, стоявшая чуть боком, внезапно стала поворачиваться, и пуля вошла аккурат в карман над левой грудью.

Опешив от такого поворота, Андрей застыл с опущенным дымящимся стволом, бездумно наблюдая, как бардовый бутон на ткани распускается в пышную розу. Сзади что-то безостановочно кричала мать и рыдала Ирина. Аня, пошатнувшись, стала заваливаться на кресло и сползать на пол, Артём вскочил и бросился к Андрею. Это наконец-то вывело его из ступора – отодвинув в сторону сына, он кинулся к девушке, впервые в жизни молясь всем богам, чтобы та выжила. Когда отбросил в сторону ружьё, стискиваемое побелевшей от напряжения рукой, и обхватил Аню за талию, та ещё дышала. Почувствовав прикосновение, подняла тяжелеющие веки, шевельнула ладонью, стиснула его запястье и с торжествующей улыбкой прошептала:

– Теперь оно твоё.