Читать книгу: «Время расплаты», страница 2

Глава 4. Лиля

Выстрел – рука дрогнула…

Я вспомнила, как его руки лежали поверх моих, как он направлял каждое мое движение.

Еще выстрел – уже привычнее…

Но я все равно помнила, как он прижимал меня к себе. Моя спина к его груди – и ничего нет вокруг. Так должно было быть всегда. Он за моей спиной.

Мое знакомство с оружием, хоть и не боевым. Я как будто сейчас, стоя на том же самом месте, что и тринадцать лет назад, проделывая те же движения, ощущала эти прикосновения на себе. Его руки, его грудь, его дыхание, которое обжигало мои волосы и кожу.

Третий выстрел – яблочко.

Четвертый – тоже.

Я палила и палила в мишень, пока не начали раздаваться только щелчки.

Да, становится легче, но не настолько, чтобы забыть.

Передо мной была тумба, на которой… Я провела по ней рукой, все еще держа в руках пистолет.

Он учил меня отдавать негатив в эту мишень. А потом, когда адреналин достигал отметки выше максимума, он брал меня прямо на этой тумбе. Иногда жестко, иногда нежно…

Мы вместе были безумием, слишком сильной страстью, сносившей все на своем пути. Полгода с ним изменили меня.

Вторая обойма…  Я ее вставила в ТТ со звонким щелчком.

Здесь все напоминало о нас. У этой стены он просто развернул меня и трахал сзади жестко, грубо. А на этой тумбе прошел губами по каждому сантиметру моего тела, прежде чем войти в меня, аккуратно, не спеша. И любить, любить меня… На полу я рвала его футболку, путалась в необычной пряжке ремня под наш смех, а он до боли сжимал мои бедра, целовал шею, грудь…

Мы задыхались. Без кислорода, которого так мало было, когда нас накрывало, прожить можно. Без поцелуев – нет. Мы всегда выбирали нехватку воздуха – сходили с ума, безумствовали. Здесь он пообещал мне: ничто и никогда не разлучит нас.

Он до сих пор во мне – нас связывает не только прошлое.

Женя просил от меня многого, но при этом и сам отдавал столько же. Всего себя.

Все как сейчас: все воспоминания, все ощущения.

Только осталось ли хоть что-нибудь от того парня?

– Лиля, хватит, – на мои кисти легла рука Арсена. – Я заварил кофе, пойдем.

В подсобке я устало опустилась на старую деревянную табуретку. В голове стало светлее, но воспоминания грузом легли на плечи, физически давили на грудь. Я сделала глубокий вдох, прикрыв глаза, и начала считать до десяти.

Один…

Подушечки пальцев закололо. Я вспомнила темные, чуть жестковатые волосы, в которые так любила запускать ладони.

Два…

Щеке стало щекотно. Он мог не бриться дня два, а потом целовать меня до головокружения, царапая кожу чуть отросшей щетиной.

Три…

Я впилась ногтями в свою ногу, но как будто ощущала его спину под своей рукой.

Четыре…

Я повела плечами, как будто его ладонь привычно прошлась от шеи к пояснице.

– Лиля!

Открыла глаза. Напротив сидел Арсен, глядя на меня вопросительно. Черт, а ведь я все, что вспомнила, ощутила. Самовнушение – великая вещь.

– Как дела? – спросила я, обхватив ладонями чашку.

– Да вот у тебя хотел спросить то же самое. У меня, как видишь, все по-старому. Тир, кофе, только вот теперь один не справляюсь, племянника привлек, – кивнул Арсен на дверь, за которой сидел чернявый парень. – А ты как? Где была столько лет?

Где я была… Сразу в психушке, куда меня упек отец, потом в Стэнфорде, а затем и вовсе с головой ушла в работу. Но Арсену, наверное, не стоит этого знать, поэтому я просто пожала плечами и ответила:

– В Нью-Йорке.

– И как там, в стране капитализма?

– Неплохо.

– Пошла по стопам родителей? Да что я из тебя каждое слово тяну?

– Арсен, да обычная жизнь у меня, как у всех. Окончила медицинскую школу Стэнфордского университета по специализации «Психиатрия и изучение поведения», вышла замуж, родила ребенка, открыла с мужем несколько клиник в Нью-Йорке, развелась… Что тебе еще рассказать?

– В общем, жила, – кивнул Арсен. – Я вот Жене тоже говорил, чтобы он женился, как говорится, стерпится – слюбится. А он… Впрочем, ладно.

Зачем он об этом?! Зачем? Как будто с каждым словом в моей груди ворочали нож, всаженный туда уже давно.

– Ты меня осуждаешь? – спросила, отставив чашку.

Наверное, я выглядела стервой. Хорошо устроилась за океаном, даже замуж вышла. Только легко судить человека, когда не знаешь всего. А оправдываться я не хотела. Рассказать – значит, пережить все заново.

– Что ты, Лиля, – поднял руки Арсен и перевел тему: – Соболезную насчет отца. Своеобразный был мужик, но с характером.

Я в ответ только кивнула, но через минуту подняла глаза и удивленно спросила:

– Ты его знал?

– Ну так, слышал…

Арсен пытался выкрутиться, как будто сболтнул лишнего. Избегал смотреть мне в глаза – лгал. Начал постукивать указательным пальцем по чашке – нервничал.

– Мимика и движения тебя выдают. Я же сказала, что занималась изучением поведения.

– Лиля, ну ко мне приходят разные люди, рассказывают разные истории…

– Арсен!

– По-твоему, на какие деньги он уехал в Штаты?

– Не знаю, – протянула я, – никогда об этом не задумывалась.

– Он был хорошим хирургом, моего брата с того света, можно сказать, вытащил. Но будь ты хоть гением, развалившийся Союз этого бы не оценил. Люди зарабатывали, не брезгуя ничем. И когда начали делить территорию в девяностых, палили по области направо и налево. А в больничку с огнестрелами ой как не хотели обращаться…

Я сразу не поняла краткий экскурс в историю, но потом дошло:

– Ты хочешь сказать, что отец работал на ОПГ?

– Я всего-то намекнул, что он штопал людей вне больницы.

– Охренеть! – вырвалось у меня.

– Но я тебе ничего не говорил, – предупредил Арсен. – Хоть времена уже и другие, но те люди еще живы и на свободе, а некоторые даже неплохо поднялись.

Глава 5 Лиля

За годы в нашей старой квартире почти ничего не изменилось. Только мелочей вроде фотографий или статуэток, которые собирала мама, нет. Я почему-то была уверена, что отец продал все, обрезал концы перед отъездом, но, видимо, решил, что однажды его замучает ностальгия. Хотя кто поймет, чем действительно руководствовался отец и о чем думал. Я, кажется, его совсем не знала.

Бросив чемодан посреди зала, я толкнула дверь в комнату, которая когда-то была моей. Нет, все-таки кое-что отец изменил. Теперь она стала кабинетом.

Подойдя к столу, провела по нему пальцем. Пыли нет – значит, часто работал. Я опустилась в удобное кресло и начала открывать ящики стола. Отец был педантичен – любой беспорядок доводил его едва ли не до нервного тика.

Я перебирала найденные документы, копии документов, пока не добралась до нижнего ящика. Там лежала папка, похожая на те, что я уже нашла раньше. Но вот содержимое…

Сразу я решила, что у отца был профессиональный интерес, потому что первым лежал лист с отчетом патологоанатома. Но потом пошли протоколы допросов, отчет криминалистов, дактилоскопическая экспертиза. В общем, все, что и должно находиться в уголовном деле.

И зачем отцу это понадобилось? Может, это кто-то из его знакомых?

Елизарова Мария Александровна. Любовница? Нет, судя по всему, коллега. Хотя одно другому не мешает. Работала гинекологом в одном из медцентров отца, но не в этом городе, а в… Вот черт!

Я нашла один из протоколов допроса и посмотрела на фамилию. В то, что в городе работают два следователя с одинаковыми фамилиями и инициалами, верилось с трудом. Значит… Я водила пальцем по его подписи, точнее по ксерокопии, а потом углубилась в чтение.

Отложив папку через часа два, я откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди, и уставилась в потолок.

И что там отец хотел найти? Не поверил в несчастный случай? Или дело вовсе не в неизвестной мне Елизаровой?

Нет, в самом-то деле… У него, думаю, хватало забот, а вспоминать о том, с кем его дочь встречалась тринадцать лет назад, и пытаться дискредитировать его работу – это как-то не по-взрослому.

Я устала за сегодняшний день предполагать, что творилось у отца в голове. Посмотрев на часы, сняла со связки, переданной мне адвокатом, ключи от машины, взяла найденные на столе документы и вышла из квартиры.

Черный «Мерседес» подмигнул мне, когда я нажала на брелок. Представительная машина для успешного мужчины. Хоть здесь можно понять отца.

Я летела по трассе, отсчитывая минуты до закрытия медцентра. Не хотелось бы скататься бесцельно.

Город мне был незнаком, поэтому пришлось включить навигатор и двигаться по нему. Остановилась я перед входом за пятнадцать минут до конца рабочего дня. Девушка за стойкой напротив входа улыбнулась, увидев меня, и поздоровалась.

– Здравствуйте, – ответила я. – Могу я поговорить с кем-нибудь из администрации?

Профессиональная улыбка никуда не делась, но в глазах появилась настороженность.

– Могу я узнать, по какому вы вопросу?

Времени на объяснения не было, поэтому я воспользовалась своим козырем:

– Меня зовут Лилия Николаевна Родионова.

Девушка напустила на лицо скорби и кивнула, сказав:

– Увы, уже никого из администрации нет, только врачи заканчивают смену.

– Вы давно здесь работаете?

– С открытия.

Она даже испугалась. Ну а что можно подумать в подобной ситуации? Ворвалась богатая наследница и сейчас начнет наводить свои порядки.

– Мне нужно поговорить с кем-то из врачей или медсестер, кто работал с Марией Александровной Елизаровой.

– Второй этаж, кабинет двести одиннадцать. Медсестру зовут Елена Дмитриевна.

Девушка выпалила все на одном дыхании и снова вернула улыбку, наверное, поняв, что пока никто никого увольнять не собирается.

– Спасибо, – кивнула я и, заметив лестницу, направилась к ней.

Пять минут до закрытия – пусто. Я постучала в дверь кабинета и, открыв, увидела, что и врач, и медсестра уже стоят в верхней одежде.

– Слушаю вас, – вздохнув, сказал мужчина, а я посмотрела на женщину и спросила:

– Елена Дмитриевна?

Женщина удивленно кивнула, а потом надела очки и внимательно на меня посмотрела.

– Вы Лиля, дочка Николая… – запнулась она, бросив взгляд на врача, и добавила отчество: – Николаевича.

– Я хотела с вами поговорить. О Елизаровой.

– Простите, я вам не нужен? – вмешался врач.

– Всего доброго, – сказала ему и снова повернулась к медсестре. – Давайте я вас домой подвезу, заодно поговорим.

Она кивнула, не задумываясь. К бабке не ходи, отца моего она знала не только в качестве начальника. Ну хоть чем-то он мне помог.

Елена Дмитриевна сама разговор не начинала. Молча устроилась на пассажирском сидении и уставилась в окно. Правда, назвала адрес. Жила медсестра недалеко – я уже через десять минут тормозила во дворе новостройки.

– Поднимемся? – повернулась ко мне Елена Дмитриевна.

– Это удобно?

– Я одна живу. Идемте.

В квартире явно поработал хороший и наверняка дорогой дизайнер. Все здесь было подобрано слишком идеально. Коридор, кухня – ничего лишнего, каждая деталь на грани перфекционизма. Я не знаю, была это догадка или просто интуиция сработала, но у меня вырвался бестактный вопрос:

– Вам квартиру мой отец купил?

Елена Дмитриевна просыпала кофе мимо кружки, вздрогнув от моего вопроса, и обернулась.

– Откуда?..

Я подошла к ней и, забрав банку с ложкой, пожала плечами:

– Слишком сильно чувствуется здесь его вкус, его рука. Вы с ним спали?

– Лилия Николаевна…

– Елена Дмитриевна, – перебила я, – мы же взрослые люди, а это обыденные вещи. Здесь нет ничего зазорного.

– Вы похожи на него.

Это последнее, что я мечтала услышать. Хотя, возможно, медсестра и права. Если я что-то от него и переняла, то это умение зрить в корень, выбивать людей из колеи, быть холодной и расчетливой. Как часто повторял мой уже бывший муж: «Стерва». И оказалось, что так жить намного проще, чем с никому не нужными эмоциями и съедающей изнутри болью.

Мы с Еленой Дмитриевной устроились за столом, и я наконец-то перешла к делу:

– Вы работали с Елизаровой.

– Да.

– Не знаете, почему ее смерть так заинтересовала отца?

Медсестра задумалась, поджав губы, а потом ответила:

– Он любил все контролировать…

Я чуть не фыркнула. Тоже мне новость! Как будто я не знала.

– Но это не повод тратить время, чтобы получить копию дела.

– Я не знаю, честное слово, не знаю. Я и тогда была как в тумане, все произошло так неожиданно. Мы с Марией дружили, так что ее гибель ударила по мне. Все происходило как не со мной. Я на вопросы полиции отвечала, как робот, даже не помню, что говорила. Следователь, забыла его фамилию, очень дотошный был, много вопросов задавал, которые вроде бы и отношения к Марии не имели. Думаю, если дело закрыли, то ничего странного или необычного, что могла заинтересовать Николая… Николаевича, там не было.

А вот какого черта мне вообще все это надо? Потому что нашла у отца папку или потому что увидела фамилию следователя? А может, мне просто заняться нечем?

Глава 6 Женя

Мало того, что постоянно приходил первым на работу, так еще и уходил последним. А иногда даже ночевал в кабинете. Вот и сейчас я, кажется, один на этаже, а может, и во всем здании, если не считать дежурных.

– Евгений Алексеевич!

Нет, все-таки не один. Может, не только меня никто дома не ждет?

– Ты еще здесь? – не поднимая голову, спросил я опера.

– Уже собрался уходить. Вы идете?

Я отрицательно покачал головой и посмотрел на папку, которая так и лежала на моем столе.

– Саша, – попросил, – дело не определишь на место?

– Окей, – согласился он. – Ничего нового не заметили?

– Да сегодня целый день перечитывал, но… Может, все-таки самоубийство? – предположил я. – Смотри, – начал объяснять, когда опер удивленно на меня посмотрел, – мы тогда обращали внимание на голые факты. А если взять в расчет профессиональное выгорание, эмоциональную составляющую. Одинокая врач-гинеколог, к которой полгорода на аборты бегало. Причем за полгода до гибели у нее обнаружились серьезные проблемы со здоровьем.

– Ну, Евгений Алексеевич, вы, по-моему, уже придираетесь к мелочам. Если ей так не нравилось то, что она делала, она могла бы пойти работать в репродуктологию. Ее же никто не заставлял. Согласно федеральному закону, врач может отказаться от проведения абортов по личным убеждениям. Может, нам проконсультироваться с той психологиней, которая у нас тренинги проводит? – вдруг радостно предложил Саша.

Я поморщился и ответил:

– Только если ты это сделаешь.

– А вы с ней не нашли общий язык?

Как раз очень хорошо и нашел, но ненадолго. Да и то потому, что она вроде как собиралась уезжать из города, но потом передумала. Еще и постоянно здесь ошивалась под предлогом повышения чего-то там у работников правоохранительных органов.

– Саш, а выпиши-ка мне адрес подруги Елизаровой. Она работала вместе с ней, Линкова, если не ошибаюсь.

Опер открыл папку, взял со стола ручку и лист для записей и, переписав адрес и телефон, протянул мне листок с данными:

– Вот, но мне кажется, что вы зря тратите время.

– Ну у тебя и почерк, – заметил в ответ. – Я пьяный левой ногой лучше пишу.

Итак, Линкова Елена Дмитриевна. Улица Красноармейская – недалеко, можно прокатиться. Зерно сомнения полковник во мне не посеял, но стало интересно, зачем Родионов интересовался смертью Елизаровой.

Блядь, вот работой бы заняться или чем-нибудь еще полезным, а я копаюсь в старом деле. Зачем ехать к этой медсестре? Что нового я могу услышать от нее? Не знаю, но почему-то упорно двигаюсь по темным улицам в сторону ее дома и убеждаю себя, что это просто работа, ничего личного.

Вся опергруппа, которая занималась тем делом, поначалу рассматривала версию суицида. Мне кажется, Саша до сих пор ее придерживался – не зря же подсунул мне тот журнал со статьей. Черт! Я и так не мог вырвать ее лицо из памяти, а тут еще эта фотография…

Сзади послышались настойчивые гудки, и я, подняв голову, понял, что не заметил, как сменился сигнал светофора. Тронувшись с места, свернул на нужную улицу и начал всматриваться в номера домов. Тот, в котором жила Линкова, выглядел новым, пара лет ему от силы. И откуда у медсестры деньги на новую квартиру?

Так, это уже точно отношения к делу не имеет. Ну, Родионов, черт возьми! Он умел заставить сомневаться в себе.

Я остановился напротив подъезда и потянулся за сигаретами. Закурил, не выходя из машины и не заглушив двигатель.

Родионов не только говорить умел так, что ты чувствовал себя полным ничтожеством, но и смотреть. Я помнил и нашу первую встречу, и последнюю. Тогда я был молод и горяч, не придавал многому значения, а стоило. Может, если бы я его не послал тринадцать лет назад, все бы сложилось по-другому. А в итоге моя жизнь полетела в пекло. Я мог прожить ее по-другому, так, как планировал, но Родионов забрал у меня все, разбил все мечты и… кости.

Я долго не мог поверить, что Лиля уехала. Приходил и смотрел на темные окна квартиры, бросался на каждый телефонный звонок, пока не понял: все, это конец. Она выбрала отца и предала меня. А ведь обещала…

Окурок обжег пальцы, и я, выбросив его в приоткрытое окно, вышел на улицу. Подойдя к подъезду, достал листок с каракулями Саши, чтобы посмотреть номер квартиры, но дверь как раз открылась. Под ноги мне бросилась мелкая собака, за ней вышла пожилая женщина и, окинув меня взглядом, кивнула в знак приветствия. Я ответил тем же и вошел в подъезд.

Подниматься пришлось пешком, чтобы не пропустить этаж. Еще и опер со своим почерком… Семьдесят шесть или семьдесят восемь? Вроде на шестерку больше похоже. Я нажал на звонок и ждал. Долго не открывали. Наверное, стоило предварительно позвонить Линковой, но мне не хотелось ехать домой, как и достал уже собственный кабинет.

Наконец послышался щелчок замка. Не ошибся. Я узнал Елену Дмитриевну. Сейчас она выглядела лучше, чем в тот день, когда мы общались в отделе. Меня она, кажется, тоже узнала, потому что удивленно спросила:

– Вы?

– Здравствуйте. Можем поговорить?

Она открыла дверь шире и кивнула:

– Проходите. Вы из-за Маши? Ну, Марии Александровны Елизаровой…

– Да, – ответил, направившись за ней в кухню.

– Удивительно. От меня только что ушла дочка Родионова, и интересовало ее то же самое.

Елена Дмитриевна даже не заметила, насколько ее слова меня выбили из колеи. Я настолько сильно сжал зубы, что перед глазами появились темные круги, а в ушах зашумела кровь. Я перевел взгляд на стол, где стояли две чашки – на одной отчетливо виднелся след помады.

Какой-то бессознательный порыв, я даже сам не понимал, что делал, когда накрыл чашку ладонью и провел большим пальцем по отпечатку ее губ. Блядь, это сильнее меня. Это что-то нездоровое, на грани одержимости. Когда же ты, Лиля, меня отпустишь? Или я тебя…

– Кофе хотите?

Черт! Что-то я увлекся, даже забыл, что нахожусь в чужой квартире под пристальным взглядом хозяйки.

– Нет, спасибо, – покачал головой в ответ. – И что Лилия Николаевна от вас хотела?

– Вы ее знаете? – удивилась медсестра.

Я ее знал – теперь нет.

Нашу встречу не допустила пара минут – значит, не судьба, не стоит нам видеться и ворошить прошлое. Так бывает у всех: люди встречаются, клянутся друг другу в любви и верности в двадцать лет, потом расходятся, взрослеют, забывают, женятся на других, за других выходят замуж. Может, уже без той юношеской страсти, но это, наверное, и к лучшему.

Только я, кажется, оказался однолюбом. Ну, или просто идиотом.

Разговор с медсестрой ничего нового не дал. Все те же слова, что и полгода назад. Только вот тогда я как-то упустил, что клиника, в которой работала погибшая Елизарова, принадлежит Родионову. Вернее, уже принадлежала. Ну а в принципе, что бы это поменяло? Мое отношение к делу? Вряд ли. Работа есть работа, а прошлое есть прошлое. И мои разногласия тринадцатилетней давности с Родионовым точно не пришьешь в папку.

Уже в коридоре, когда Елена Дмитриевна меня провожала, я все-таки спросил:

– Лилия Николаевна приехала, чтобы вступить в права наследства?

Медсестра замялась и опустила глаза.

– Не думаю, – наконец ответила она.

– Почему? – я вцепился мертвой хваткой в слова, поняв, что Елена Дмитриевна что-то не договаривает.

– А какое отношение это имеет к Марии Александровне?

– А что вы скрываете? – ответил вопросом на вопрос.

– Ничего…

– Но?..

– Понимаете, – собралась Елена Дмитриевна с силами, – у меня с Николаем Николаевичем были не только деловые отношения. И он говорил, что бизнес оставит не своей дочери, но я все равно не понимаю, при чем здесь смерть Маши.

– Ни при чем, – согласился я. – Всего доброго.

И нахрена я все это спрашивал? Меньше знаешь – крепче спишь. Не знаю, правда, что меня больше удивило: что Елена Дмитриевна могла крутить роман с Родионовым или то, что он не оставил Лиле свой бизнес.

А вообще… Это не мое дело.