Читать книгу: «Легенды зачарованных островов Атлантики», страница 8

В ПОИСКАХ НОРУМБЕГА

Сэр Хампфри Гилберт, полковник Британских войск в Нидерландах, обстоятельно изучал манускрипт Дэвида Инграма, моряка. В 1568-69 Инграм совершил самое длительное путешествие, которое когда-либо случалось на новом континенте, относительно которого все еще были сомнения, является ли он частью Азии или нет. “Несомненно, – Гилберт сказал своему сводному брату Волтеру Ралей, молодому человеку двадцати трех лет, – этот парень повидал странностей. Его высадил на берег Джон Хокинс в Мексиканском Заливе и оставил там. Он отправился на север вместе с двумя товарищами вдоль индейских троп. И он даже дошел до Норумбега. Он видел этот знаменитый город, где дома из хрусталя и серебра”.

– Сосновые бревна и кора болиголова, вернее всего, – сказал Ралей презрительно.

– Нет, – сказал Гилберт, – он все подробно описал. Он видел королей, украшенных рубинами в шесть дюймов в длину. Их несли на стульях из серебра и хрусталя, украшенных драгоценными камнями. Он видел жемчуг величиной с раковину, местных, украшенных изделиями из золота и серебра. Город Бега был три четверти мили в длину со множеством улиц, шире, чем Лондоне. У некоторых домов были массивные колонны из хрусталя и серебра.

– Какие у него доказательства? – спросил Ралей.

– Он клянется жизнью.

– Не велика жертва, однако. Здесь полно моряков лгунов, чьи жизни не стоят ничего, как и их рассказы. А что он рассказал про местных?

– Доброжелательны, – был ответ, – но дальше на север, где он не был, говорили, что живут каннибалы с зубами как у собаки, по которым их можно узнать.

– Россказни путешественников, – сказал Ралей, – оmne ignotum pro mirifico.

– Он вернулся, – сказал Гилберт несмотря на то, что его перебили, – на Гаргарине, французском судне под командованием капитана Шампейн.

– Мне думается, что что-то созвучное с фамилией капитана ударило в твою английскую голову. Хороший эль никогда не порождает таких фантазий. Он о слонах не рассказывал случайно?

–Нет, – колеблясь сказал Хамфри. – Ему не посчастливилось их увидеть, но он только слышал о них.

– Что он про них говорит? – спросил Ралей.

– Он говорит, что видел в этой стране слонов и барсов, и говорит, что трубы местных сделаны из зуба слона.

– А дома, – сказал Ралей, – расскажи мне про дома.

– В каждом доме, – сказал Гилберт, зачитывая из манускрипта, – у них есть совки, корзины, и лодки для ныряния, все из массивного серебра, при помощи которых они вычерпывают воду и используют для других нужд. Женщины носят большие золотые пластины, покрывающие все тело, и нити крупного жемчуга на манер корветов. Мужчины носят манилионы или браслеты на каждой руке и ноге, какие-то из золота, какие-то из серебра.

– От куда такие богатства?

– Есть там великие реки, где можно найти куски золота с кулак. Там большие куски хрусталя, для перевозки которых потребуется много кораблей.

Вот и все, что было сказано в тот день, но не было еще более страстного путешественника, чем Гилберт. Он написал “Дискурс Открытия Нового Пути в Китай и Восточную Индию ("Discourse of a Discoverie for a New Passage to Cathaia and the East Indies"), опубликованный без его ведома Джорджем Гаскойн. В 1578 он получил патент от королевы Елизаветы на исследование, который давал ему право собственности над всеми еще не колонизированными землями Северной Америки, взамен на пятую часть всего найденного там золота и серебра. На следующий год он с Ралей отплыл в Ньюфаундленд, но один корабль был потерян, а другой вернулся в Англию. В 1583 он вновь отправился в путь, взяв с собой рассказ Инграма, который он переписал. Также он взял с собой образованного болгарина из города Буда, по имени Пармениус, который желал воспеть хвалу Норумбега в стихах на латинском, но утонул вместе с большим флагманским кораблем сэра Хамфри – “Радость”.

Это крушение произошло рядом с островом Сейбл, большая часть провизии экспедиции утонула с этим кораблем, и люди на оставшихся кораблях поторопились вернуться. Это были два судна: Золотая Лань в сорок тонн и Белка в десять тонн. Последнее судно скорее было лодкой, а не фрегатом. Маленькое суденышко, приводимое в движение двумя моряками на веслах, совсем не похожее на боевой корабль, получивший это название в дальнейшем. Люди на двух судах были настолько угнетены, что собирались на фальшбортах, показывая на пустые рты и оборванную одежду. Офицеры на Золотой Лани не хотели возвращаться, но сэр Хамфри пообещал, что они вернуться весной. В Англию они отправились 31 августа. Все хотели, чтобы он вернулся на Золотую Лань, более надежное и большое судно. Белка помимо того, что была маленьким судном, так еще и палуба была завалена ружьями, амуницией, сетями, что делало его не мореходным. Но когда его умоляли вернуться, он сказал: “я не предам свою маленькую компанию, возвращаясь домой, с которой я пережил столько штормов и опасностей”.

Одной из причин такого решения, как повествует рассказчик, были разговоры о том, что Хамфри боится моря. Это было безрассудство, а не взвешенное решение. Он предпочел жизнь образу.

В первый же день плаванья они увидели в первый раз больших тюленей или моржей. Вот как об этом говорит член экспедиции:

"Итак, в субботу днем, 31 августа, мы изменили курс, чтобы вернуться обратно в Англию. Именно в этот момент мимо нас по направлению к земле проплыло что-то похожее на льва, по форме, цвету и гриве. Он плыл не как животные, загребая лапами, а скользил по воде всем телом (кроме ног, они то опускались под воду, то поднимались вновь). Он плыл ни как киты, дельфины, тунец или другая рыба, но показывался над водой, не прячась.

Тем не менее, мы жестами и криками стали привлекать его внимание. Он проплыл мимо, поворачивая голову то туда, то сюда, широко зевая и демонстрируя длинные зубы и сверкающие глаза. На прощание он издал такой страшный рев, как лев, что мы не могли отойти от увиденного. Люди удивлялись этому странному существу: увидеть льва в океане или рыбу в образе льва. Я не знаю какое мнение сложилось у остальных, но наш генерал принял это за добрый знак, утверждая, что ему пришлось бы сражаться с ним, если бы это был дьявол”.

Когда они подошли к северу Азорских островов, их встретил там ужасный шторм. Как говорит рассказчик “взбунтовавшееся море”. Они также увидели на мачте маленькие огоньки, прозванные в последствии “Кастор и Поллукс” или “огни св. Эльма”. Однако, они видели только один, а это считалось признаком бури.

9 сентября, днем, “генерал”, как называли сэра Хамфри, сидел на корме с книгой и кричал людям на другом корабле: “нам до рая рукой подать как по воде, так и по суше”. В эту ночь около двенадцати часов фрегат шел впереди Золотой Лани, но внезапно огни судна поменьше исчезли, и все знали, что оно утонуло в море. Этот случай хорошо описан в балладе Лонгфелло.

Название Норумбега и его слава пережили сэра Хамфри Гилберта. На французской карте 1543 появляется город с замком и башнями. Джин Альфонс, посетивший Англию в этом году, описывает его как столицу большой богатой страны. Знатоки индийского языка перевели значение названия, как “место хорошего города”. Ученый Гротиус ухватился за это, как за доказательство посещения Норумбега северянами. Что же касается места положения, то в начале он появился на картах как большой остров, а после 1569 не как остов, а как часть суши, граничащей видимо с рекой Пенобскот. Уиттиер в поэме “Норумбега” описывает нормандского рыцаря, ищущего его в пустую.

"Он повернул, о Боже правый,

Мы люди, что сошли с пути;

И тот, кто город ждал увидеть

Могилу встретил на пути.

* * * * *

"'Мои уставшие глаза

Уж не увидят здесь строений,

Но только град нерукотворный

Уж ждет меня.'"

Итак, Чамплейн, в 1604 году не смог найти следов города и сказал, что такое чудо никогда не существовало, а Марк Лескарбот, парижский адвокат в письме 1609 пишет: “Если такой красивый город когда-нибудь существовал в природе, то я бы хотел знать кто его разрушил, так как нет там ничего кроме хижин, сделанных из жердей и укрытых шкурами или корой деревьев”.

Но он занимал свое место на картах до 1640, и даже Хейлин в его “Космографии” (1669) говорит о Норумбега, как о красивом городе, но, однако, никогда не существовавшем.

Любопытен тот факт, что позже г-н Джастин Винсор, знаменитый историк, после долгих расспросов потомков индейских племен в Мэн не смог найти ни одного кто бы слышал название Норумбега.

СТРАЖНИКИ СВ.ЛАВРЕНТИЯ

Когда в 1611 Сьер де Шамплейн вернулся во Францию, чтобы рассказать о своих чудесных путешествиях по Канаде, вскоре у него появился последователь – молодой француз по имени Вигнан, который целую зиму провел среди индейцев в деревне, где кроме него белых не было. Французы часто прибегали к данному методу, чтобы получше изучить жизнь индейцев и втереться в доверие. Вигнан стал дорогим гостем во всех салонах. Он привез с собой много их легенд к которым добавил несколько своих. В частности, он заявил, что прошел в глубь территории на северо-запад до озера с соленой водой. Как оказалось, французское правительство и вся Европа надеялись найти именно его. Они верили, что рано или поздно будет найден короткий путь через недавно открытый континент, проход, ведущий к Тихому Океану и далекому Китаю.

Это была мечта всех французских путешественников, а особенно Шамплейна, который мгновенно интересовался всем, что касалось Тихого океана. Вигнан подковался только нужной информацией. Он рассказал, что во время зимы с индейцами сделал необходимое открытие, что он достиг реки Оттава, которая привела к акватории с соленой водой такой большой, что походила на океан. Он сказал, что видел на берегу обломки английского корабля с которого дикари сняли восемьдесят человек и убили. Также у них был английский мальчик, которого они держали у себя, чтобы показать Шамплейну.

Этот рассказ о корабле был, очевидно, основан на недавних несчастьях Генри Гудзона, о которых Вигнан слышал разные домыслы и использовал для придания красок своей истории. В результате Шамплейн очень заинтересовался историей. Вигнан подвергся перекрестному допросу, и его заставили засвидетельствовать правдивость своих слов в присутствии двух нотариусов Ришелье.

Шамплейн имел аудиенцию с канцлером де Силлери, старым маркизом де Бриссаком, и другими, которые убедили его в том, что дело стоящее, и он решил безотлагательно заняться данным исследованием. Он плыл на одном судне, а Вигнан, взявший с собой пылкого молодого француза, Альберта де Бриссака, на другом.

М. де Вигнан, взяв с собой молодого Бриссака в путешествие, рассказал ему удивительные истории про монстров, которые, как он сказал, были стражниками реки св. Лаврентия. Он рассказал, что недалеко от устья данной реки в заливе Шалер был остров, на котором жило существо похоже на женщину и прозванное индейцами Гоугоу. Она была очень безобразна и такого огромного роста, что даже мачты судов не доставали до ее талии. Она уже съела множество путешественников и продолжала их есть, складывая в огромный карман пока не почувствует голод. Некоторые, кому удалось бежать из ее кармана говорили, что он настолько огромный, что туда мог бы поместиться целый корабль.

Данное существо имело привычку издавать ужасные звуки, и несколько спасенных, оказавшись на борту, жаловались, что слышали их. Человек из Сант-Мало, Франция, Сьер де Превет, подтвердил этот рассказ, сказав, что он проходил настолько рядом с этой ужасной фигурой, что все, кто был на борту могли слышать ее шипение, и все люди попрятались внизу, чтобы она их не утащила. Все это, несомненно, произвело огромное впечатление на Сьера де Брисссака, и он много раз пожалел, что не остался дома. С другой стороны, он видел, как М. де Вигнан и М. де Преверт бесстрастно относятся к данной истории, поэтому, похоже, не было причин терять веру в себя. Однако он был крайне рад, когда, пройдя множество островов и узких проток, река расширилась, и они оказались наконец в реке св. Лаврентия, миновав опасную бухту Шалер. Они определенно слышали рычание и шипение в отдалении, но это могли быть волны, наползающие на берег.

Однако, не в последний раз видели они предполагаемых стражей св. Лаврентия.

В то время, как корабль продвигался вверх по красивой реке, однажды утром они увидели, как от леса отделилась лодка, в которой было три человека, одетых как демоны в собачьи шкуры, белые и черные. Их вымазанные лица были чернее угля, а на голове были рога больше ярда длиной. Когда лодка проходила мимо корабля, один из мужчин произнес длинную речь, не глядя на путешественников. После этого все трое упали на дно лодки, а другие индейцы поплыли им на встречу, чтобы отвезти лодку к берегу.

Затем в лесу собралось много индейцев, и они начали громко разговаривать. Их разговор был слышен и на корабле и продолжался полчаса. После этого двое их предводителей вышли на берег с поднятыми руками. Их головные уборы были скрыты под верхней одеждой, и они высказывали глубокое почтение. Глядя вверх, они иногда выкрикивали “Иисус, Иисус” или “Иисус Мария”. Капитан спросил не случилось ли чего дурного, и они ответили на французском "Nenni est il bon", что значит “ничего хорошего”. Они рассказали, что их бог Кудрейгни говорил в Хочелага (Монреаль) и послал этих троих, чтобы они показали путешественникам, что в стране, куда они отправляются, много снега и льда, что погибнет тот, кто туда пойдет.

От этого французы рассмеялись, сказав в ответ, что их бог Кудрейгни просто дурак и зануда и не знает, что говорит. Скажи им, – ответил капитан, – что Христос защитит их от холода, если они поверят в него.

Индейцы спросили капитана говорил ли тот с Христом. Он ответил, что нет, но с ним говорил его священник и им обещали хорошую погоду. Услышав это, местные поблагодарили капитана и рассказали об этом другим индейцам в лесу, которые все высыпали на берег, похоже очень радостные. Они стали издавать громкие звуки, петь и танцевать, как и прежде. Они стали носить на корабль рыбу и хлеб из пшена. Да так много, что казалось еда упала из Рая. Потом французы сошли на берег, и люди толпились вокруг них, поднося на руках детей, чтобы они прикоснулись к ним и осветили. В качестве ответного подарка, капитан выстроил женщин в ряд и подарил им бусы из олова и другие безделушки, а мужчинам раздал ножи.

Всю ночь индейцы жгли костры, танцевали и пели на берегу.

Однако, когда французы наконец достигли устья Оттавы и начали подниматься под предводительством Вигнана, у них появились причины, чтобы вспомнить угрозы бога Кудрейгни.

Поднимаясь на каноэ по Оттаве мимо водопадов, валунов и обрывов, они наконец с большим трудом добрались до острова Аллюметт, находившемся на расстоянии двухсот двадцати пяти миль. Часто было невозможно пронести их каноэ мимо водопадов, потому что леса были настолько густыми, что им приходилось тащить лодки за веревки, пробираясь между скалами или карабкаясь по обрывам. Постепенно они оставили свои доспехи, провизию и одежду, оставив только каноэ; они питались рыбой и дичью и иногда оставались без пищи по двадцать четыре часа в сутки. Сам Шамплейн нес три аркебузы или коротких ружья, три весла, свой плащ, и много предметов поменьше, постоянно атакуемый тучами москитов.

Вигнан, Бриссак и остальные были также тяжело нагружены. Племя индейцев, которое они встретили, считало, что их месторасположение недосягаемо для врагов, поэтому люди подумали, что пришельцы свалились с неба.

Когда Шамплейн поинтересовался относительно соленого моря, обещанного Вигнаном, то, к своему возмущению, узнал, что вся история – вздор. Вигнан провел всю зиму в той деревне, где они были, и признался, что не продвинулся дальше на север ни на лигу. Индейцы не знали ни о каком море. Они просили разрешения пытать Вигнана и убить за обман. Они громко называли его лжецом, и даже дети кричали и надсмехались над ним. Они сказали, – разве вы не видите, что он хотел вашей смерти? Отдайте его нам, и он больше не будет лгать. Шамплейн защитил его от их нападок, и перенес все философски, а молодой Бриссак вернулся во Францию, оставив надежду достичь соленого моря, разве что во сне, как холодно сказал самому себе Шамплейн.

Хранители Святого Лаврентия, по крайней мере, наложили свое заклятие на протяженность маршрута, говоря: до сюда и не дальше. Вигнан никогда не признался, что он выдумал историю про Гоугоу и подкупил индейцев, которые играли роль дьяволов, – а может быть, и нет, – но совершенно очевидно, что ни о великанше, ни о боге Кудрейгни больше никогда не было слышно.

ОСТРОВ ДЕМОНОВ

Те американские путешественники, что с удовольствием бродят по узким переулкам под живописными нависающими крышами Онфлёра, не знают какая странная трагедия приключилась во время путешествия, что началось из этого причудливого старого порта более 350 лет назад. Когда в 1536 году британский моряк Жакес Картье вернулся из первого путешествия по исследованию св. Лаврентия, в котором тот дошел аж до Хочелага, король Фрэнсис I. пригласил его в высокий старый дом, известный как “Дом Саламандры”, стоящий на узкой улочке странного города Лизьё. Сегодня кажется невероятным, что самый могущественный король Европы когда-то бывал в этом убогом переулке, но дом до сих пор стоит как свидетель, хотя теперь посетитель должен отодвинуть в сторону снасти и робы рыбаков, что висят над его дверью.

По этой лестнице, между прочим, бывало ходили трубадуры Пьер Ронсард и Клемент Мэрот, напевая свои песни или играя на виолах. Через эту дверь в славе вернулся Де Лордж, когда бросился в логово льва, спасая перчатку своей дамы. Дом все еще носит свое прозвище благодаря огромной рептилии, изображенной на внешней стене дома, от пола до потолка у двери.

Именно в этом доме великий король намеревался принять британского моряка, который установил у св.Лаврентия крест с гербом Франции с надписью “Franciscus Primus, Dei gratia Francorum Rex regnat”. Он подверг себя опасности, украв короля Доннакона и привезя его во Францию. Этот свирепый Властелин сам был доставлен в Лизьё, чтобы увидеть своего французского собрата-государя. И веселый король, горячо убежденный, решил снова послать Картье, чтобы исследовать другие чудеса и, возможно, вернуть других царственных братьев. В то же время, раз дело касалось короны, то он решил послать также джентльмена рангом повыше, поэтому выбрал Жана Франциска де ла Роше, Сьера де Роберваля, которого он назначил лейтенантом и губернатором Канады и Хочелага. Роберваль был человеком слова, хорошо известным в Пикарди. Его даже иногда шутливо называли “маленьким королем Вимеу”. Он был назначен в Фонтенбло и приступил к надзору за строительством кораблей в Сен-Мало.

Маргарита Роберваль, его светловолосая и черноглазая племянница, должна была отправиться в путешествие вместе с ним и вместе с другими дамами высокого происхождения, а также с овдовевшей мадам де Ноэйллес, ее гувернанткой. Сам Роберваль остался в Сен-Мало, чтобы руководить строительством кораблей, а Маргарита вместе с гувернанткой сидели часами в красивом уголке недалеко от верфей, где он могли наблюдать за быстрым строительством кораблей, или наблюдать за красивыми приливами и отливами. Во время отлива вода обнажала бухту, но во время прилива она поднималась на восемь саженей. Часто приходил туда и конструктор кораблей с шляпой в руке, чтобы спросить или ответить на вопросы тех честных и многочисленных французских рыбаков и моряков, которых французский писатель описывает как "un solide gaillard," или Виктор Гюго в "Les Travailleurs de la Mer". Сын нотариуса, Этьен Госселин, был образован лучше многих благородных людей, которых знала Маргарита, и только страсть к морю и строительству судов удерживала его в качестве строителя судов. Нет ничего удивительного в том, что Маргариту, ведущую затворническую жизнь французской девушки, привлек его мужественный вид, открытое лицо, веселые голубые глаза и кудрявые волосы. В ней жила жажда романтики, поэтому такому любовнику было намного проще покорить ее сердце, чем человеку из ее круга. А так как само путешествие уже было романтикой, то добавить еще чуть-чуть не составило труда. В то время как мадам Ноэйллес читала молитвенник, перебирала четки и немного дремала, перед ней начинала разворачиваться опасная драма, о которой она и не подозревала. Когда вернулся Сьер Роберваль, судостроитель снова стал судостроителем.

Три больших корабля отплыли из Онфлёр 22 августа 1541. На одном из них под названием La Grande Hermine, получившим такое имя, чтобы отличаться от маленькой лодки с таким же названием, на которой ранее отплыл Картье, были Сьер де Роберваль, его племянница и ее гувернантка. Также с ней была нянька-гугенот, которая заботилась о ней с самого детства и была бесконечно ей предана. Совершенно естественно, что Роберваль взял с собой, для будущих нужд, лучшего судостроителя Сен-Мало, Этьена Госселин. Путешествие было долгим, и нет причины думать, что Сьер де Роберваль был плохим моряком, в отличии от гувернантки, которая была также бесполезна, как компаньонка, страдающая морской болезнью, во время прогулки на яхте. Она старалась, чтобы самые важные события не прошли мимо. Вскоре она обнаружила то, что уже заметили более строгие пожилые дамы на борту, что ее молодая компаньонка слишком часто и слишком долго пребывает в компании Этьена Госселин на шканцах, когда он планирует корабли для ее дяди. Когда она это обнаружила, она была возмущена, но будучи доброй женщиной и имея сердце, размягченное чтением бесконечных историй мадам Скудери, она только приструнила Маргариту, поплакала над ее маленьким романом и пригрозила сообщить печальные вести Сьеру де Робервалю, однако так этого и не сделала.

Другие дамы были менее чувствительными, поэтому внезапно выложили все сердитому дядюшке. Юношу заковали в кандалы, пригрозили поркой и запретили приближаться к шканцам. Но любовь смеется над замками. Госселина освободили от оков через день или два, так как его нельзя было отрывать от работы над будущим судном, и поскольку он и Маргарита были решительными по своей натуре, через старую няньку они получили помощь гугенотского священника, что был на борту и ранее плавал с Картье, чтобы позаботиться о душах некоторых протестантских бродяг на борту, и который по этой же причине теперь совершал вторую поездку. Этой же ночью после наступления темноты он соединил двух влюбленных в браке. Роберваль узнал об этом в течении двадцати четырех часов и вынес приговор быстрый и суровый.

Следующим утром по его приказу их корабль оказался в лье от скалистого острова, известного морякам как l’Isle des Demons из-за ужасных ветров, что бушевали вокруг него. Там не было ни дома, ни живого человека, только скалы, пески, и непроходимые леса. С тревогой услышала компания корабля, что Роберваль твердо намерен высадить ослушавшуюся невесту на берег, дав ей в компанию только старую няньку, провизии на три месяца, чтобы, если повезет, изгнанных женщин забрал другой корабль за это время. Те самые леди, любительницы скандалов, что ранее рассказали ему все в мельчайших подробностях, теперь умоляли его в слезах не подвергать ее такой страшной участи. Напрасно мадам де Ноэйллес молила о пощаде для молодой девушки, об избавлении ее от наказания, которое не встречалось ни в одном из романов мадам Скудери. Напрасно священник-гугенот и католический капеллан, яростно спорившие по вопросам доктрины все путешествие, теперь объединились в мольбах о прощении. В конце они уже умоляли разрешить преступникам взять одного или двух мужчин слуг, чтобы защищать их от диких зверей или браконьеров.

Он отказывался до тех пор, пока не устал, и его дикая натура не поддалась одному из тех внезапных импульсов, что обычно охватывали его, и он воскликнул, – “им нужен мужчина слуга? Пусть освободят эту наглую девчонку Госселин от оков и высадят на берег. Пусть он будет слугой для моей племянницы, или, раз перед лицом медведей и браконьеров гугенотский брак также хорош, как и остальные, пусть зовет того негодяя мужем, если ей так нравится. Я закончил с ней. Род, из которого она происходит, навеки отрекается от нее”.

Так и было сделано. Этьена освободили от оков и отправили на берег. Ему дали аркебузу и боеприпасы. Преодолевая импульс сделать первый выстрел в сердце тирана, он высадился на берег. Последнее, что увидели пассажиры, удаляясь на Grande Hermine: фигуру Маргариты, всхлипывающую на его плече, и несчастную няньку, немного избалованную и явно не подходящую на роль первопроходца, которая сидела на скале и безутешно рыдала.

Паруса корабля наполнились, сердитый Роберваль так и не посмотрел на брошенную племянницу, ночь спустилась на одинокий Остров Демонов, теперь заселенный тремя неожиданными постояльцами, двое из которых, по крайней мере, были счастливы друг с другом.

Вместе с ними на берег были привезены несколько коробок с печеньем и несколько бутылок вина, достаточно, чтобы прокормить их несколько недель. Они привезли кремень и сталь, чтобы стрелять, и кое-какие боеприпасы. Главное наказание за это преступление заключалось не в холоде, голоде, диких зверях и возможных набегах пиратов; оно заключалось в том, что это был остров Демонов, где они должны были остаться; и в ту суеверную эпоху это означало все, что было ужасно. В первые несколько ночей своего пребывания здесь им казалось, что они слышат нечеловеческие голоса в каждом дуновении ветра, в каждой ветке, которая скрипела о другую ветку, они слышали и более существенные звуки ночных волков или медведей, которые приплывали на льдинах к этому северному берегу.

Они смотрели, как уплывает Роберваль, который радовался, как гласит древняя легенда Теве, что наказал их, не запачкав руки в их крови (ioueux de les auior puniz sans se souiller les mains en leurs sang). Вначале они как могли построили убежище из веток и застелили пол листьями, пока не убили достаточно диких животных, чтобы заготовить их шкуры. Их запаса хлеба хватило ненадолго, но вокруг были фрукты, и рядом была свежая вода. “Однако, было ужасно, – гласит древний рассказ Теве, – слышать пугающие звуки, издаваемые злыми духами, которые пытались сломать их обитель, принимая форму пугающих животных. Но в конце концов, побежденные постоянством и настойчивостью этих кающихся христиан, мучители больше не огорчали и не тревожили их, только часто по ночам они слышали такие громкие крики, что казалось будто более пяти тысяч человек собрались вместе” (plus de cent mil homes qui fussent ensemble).

Так прошло много месяцев изгнания, и, о Боже! Муж сдался первым. Ежедневно он забирался на скалу в поисках корабля. Каждую ночь он становился все грустнее и грустнее. Пока другие спали, он ходил. Чувствуя, что он навлек на всех беду он скрывал депрессию, но вскоре это было уже не скрыть. Он только удвоил свои заботы о жене, видя, что она стала сильнее за них двоих. Он тихо сгорел и умер. Его жене нечем было себя утешить, кроме как приближающимся материнством – она будет жить своим ребенком.

Когда ребенок родился и был крещен во имя Святой Церкви без полных церковных церемоний, Маргарита почувствовала силу материнства, став лучшей охотницей и лучшим добытчиком. Но пришла новая беда. Через шестнадцать или семнадцать месяцев пребывания на острове, умерла старая кормилица, а вскоре за ней последовал ребенок. Маргарите казалось, что все ее оставили, даже Небеса. Она была одна на этом северном острове, без товарищей. Ее муж, ребенок и няня умерли. Ей не хватало еды из-за быстро сокращающегося запаса боеприпасов. У нее поехала голова. Несколько месяцев подряд у нее были отчетливые видения, которые изгоняла только усердная молитва, и только приобретенная привычка к охоте позволяла ей почти механически добывать мясо для поддержания жизни.

К счастью, она больше не видела знаков и не слышала криков демонов, которые преследовали ее воображение во время первых нескольких дней и ночей на острове, но вокруг нее собралось много диких зверей, когда у нее осталось только одно ружье, чтобы отпугнуть их. Однажды, в один день она застрелила трех медведей, один из которых был белым. Она сохранила его шкуру.

Какие ужасы тех одиноких дней и ночей может нарисовать воображение? Многие люди жили отшельниками на островах, как, например, Александр Селкирк, в регионах близко к тропикам, где воздух был мягче, плодородная почва, и над головой светил Южный Крест. Но быть одному длинной зимой, наедине с Северным Сиянием – это провоцирует другие страхи. Быть скованным льдами, слышать долгий и страшный вой волков, защищать могилы любимых, чтобы их не разрыли, смотреть на плывущие айсберги, не зная какого нового и опасного посетителя могут занести они на остров. Какой же это был ужас для Маргариты!

Два года и пять месяцев провела она на острове Демонов, последний год совершенно одна. Однажды, когда она стояла на берегу, какие-то британские рыболовецкие суденышки в поисках трески появились на горизонте. Подавая сигналы о помощи при помощи огня, она подозвала их ближе, но она была одета только в мех, поэтому показалась им демоном острова. Аккуратно и внимательно они подошли к берегу так близко, чтобы было слышно ее голос, и она рассказала им свою печальную историю. Наконец они взяли ее под свою опеку и доставили во Францию вместе со шкурами, которые она заготовила. Скрываясь в деревне Нотрон, в отдаленной провинции (Перигорд), где она могла избежать гнева Роберваля, она рассказала свою историю исследователю Теве, Принцессе Маргарите Наваррской (сестре Франциска I.), и другим. Теве рассказывает об этом в своей "Cosmographie", а Маргарита Наваррская в "Cent Nouvelles Nouvelles."

Она рассказала Теве, что после первых двух месяцев демоны к ней больше не приходили до того момента, как она осталась абсолютно одна. Они возобновили свои приходы, но не постоянно, поэтому было не так страшно. Теве также пишет о ее признании, что, когда пришло время ступить на британский корабль, чтобы плыть домой, ею овладело сильное желание отказаться и умереть в этом одиноком месте как умерли ее муж, ребенок и слуга.

Этот порыв человеческой природы больше всего остального доказывает, что данная история абсолютная правда. Нет сомнений в том, что именно тот одинокий остров, что много лет на старых картах был обозначен как Остров Демонов (l’Isola de Demoni), позднее стал именоваться Островом Леди (l’Isle de la Demoiselle).

Принцесса Маргарита Наваррская, умершая в 1549, также, кажется, знавшая свою тезку, укрывавшуюся в Перигорде, дает другой вариант истории Теве, и говорит, что ее высадили на берег вместе с мужем, так как последний обманывал Роберваля. Она ничего не говорит ни про няню, ни про ребенка, но идентично описывает пребывание Маргариты на острове после смерти мужа. Она говорит, что, хотя, ее тело вело животный образ жизни, но жизнь души ее была праведной (aînsî vivant, quant au corps, de vie bestiale, et quant à l’esprit, de vie angelîcque). У нее был, как говорит принцесса, веселый и ясный ум в истощенном и полумертвом теле. Впоследствии, согласно принцессе, ее с большим почетом встретили во Франции и воодушевили открыть школу для детей, где она обучала чтению и письму дочерей высокородных семей. “Этим благородным занятием, – говорит принцесса, – она поддерживала себя всю оставшуюся жизнь, не имея никакого другого желания, кроме воспитания любви и уверенности в Боге во всех остальных, приводя в пример великую милость, что оказал ей Господь”.