Лотта в Веймаре

Этот роман Манна оказался самым для меня тяжёлым. И не из-за сюжета, а из-за бесконечных разговоров «высоким штилем»… Неужели люди раньше ТАК разговаривали?! Даже «Иосиф и его братья» прочитались гораздо легче. Но всё равно хорошая книга.

Я победила. Этот роман - высоченная крепость, которую я мучительно долго брала штурмом. Я даже не припомню, чтоб еще что-то давалось мне так нелегко. Я искренне удивлена. Это ведь не первая вещь для меня этого немецкого автора, и два других его романа были прочитаны чуть ли не на одном дыхании... В этот же раз еле-еле осилила. А ведь Т. Манн верен себе и по стилю, и по языку, и по сквозной теме (*природа времени*). Шикарный текст, истинная интеллектуальная проза, неспешное и подробнейшее описание... Один гениальный писатель повествует о другом гении, исследуя природу гениальности. Оба немца. Оба оставили глобальный след в мире литературе. Разделяет их лишь время. Излюбленная сквозная тема Т. Манна. В этом плане от творит чудеса. Он умеет писать о времени так, что начинаешь ощущать всю его скоротечность. Не покидает ощущение, что пока ты сидишь и грызешь эту книгу, оно просачивается сквозь твои пальцы и ускользает навсегда. Время, это то, что не остановишь, не удержишь, не пощупаешь и до конца не осознаешь.

Я не могу судить насколько правдиво и точно повествует нам о великом и гениальном Гете Т. Манн, но даже если он прав хотя бы на половину, то это же ад кромешный. Для меня по крайней мере. Я не читала ни одного творения Гете (не знаю хорошо это или плохо), так что ни в коей мере не умаляю его достоинств и охотно верю в его непревзойденное мастерство (не зря он будоражит читателей сквозь века). Но даже если он гениальнейший из всех гениальнейших людей, он все равно непозволительно уродлив в своем внутреннем мире. Гаденький человечишка, возведенный на пьедестал и обладающий бездной обаяния. Стоило ему открыть свой рот, как люди восхищенно замирали и внимали каждому оброненному им слову. Человек, который ощущал себя выше всех этих скудоумных и пошлых людишек вокруг. Человек - тиран, вытирающий свои ноги о других. Человек, который упивался этим раболепством и считал себя горящей свечой. Одна из глав полностью посвящена мыслям, роящимся в его голове. Бррр... Одна из самых неприятных глав во всем романе. Да еще как назло и самая большая по объему.

Сюжет построен просто до невозможности. Шарлотта Кестнер (прообраз Лотты) приезжает в Веймар, чтобы свидеться с другом юности, некогда в нее безумно влюбленного. И вот к ней один за другим приходят приближенные к великому гению. И тут перед нами разворачивается шикарные монологи-диалоги, которые рисует перед нами образ Гете со всех сторон. Блестяще завершает сей образ ужин, который дает сам Гете и диалог между ним и Шарлоттой уже в самом конце романа (кстати, в общем-то он меня все же впечатлил).

Вот такое вот исследование природы гения. О том как живется таким людям. Как они воспринимают этот мир и жалких никчемных людишек в нем. Т. Манн (как бы тяжело не далось мне чтение и как бы я не плевалась от созданного им образа гения, который от меня далек с любой точки зрения) в общем-то сотворил очередной литературный шедевр. Что-то мне подсказывает, что Т. Манн увидел в великом Гете самого себя, хотя бы в общих чертах... Что наталкивает на не очень хорошие размышления.

Книга написана довольно витиеватым языком. Необходимо вчитаться, чтобы ощутить прелесть слова. Очень много размышлений и рассуждений. Интеллектуальная проза. Не каждому зайдет. Некоторые места чересчур невнятны. Не понятно (лично мне, допускаю), что автор вообще хотел сказать. История интересна больше не философией, а житейской составляющей. Встреча старых друзей через много лет. Встреча с девушкой, которую любил.

Я полагаю, что трудно писать отзывы о книге, исходя лишь из описания. Лаконичная история, хороший финал. Сколько не читай - всё мало.

Произошла ли та встреча в Веймаре 63 –летней Шарлотты Кестнер и 68-летнего Гёте после 43-летней разлуки? Может быть, и произошла, а может быть и нет. Лично я удовлетворюсь и тем, что эта встреча произошла в фантазийном полусне Томаса Манна, а, может быть, и в реальной нереальности. Важно ли это?

Лично мне больше подходит фантазийный вариант, я бы хотела, чтобы эта встреча по ряду причин не состоялась. У той, которую воспел еще совсем юный Гёте «в страданиях молодого Вертера» и поставил эту девушку на мифический пьедестал, наделив ее свойствами ангела, сделав ее живой легендой, и, ко всему прочему, его поэтическое своенравие позволило ему, не задумываясь, выставить души, взаимоотношения напоказ всему свету, буквально всему земному шару, и вдобавок смешать правду и вымысел с тем опасным искусством, которое умеет сообщать поэтический образ правдивому, а вымышленному придавать вид действительного. И Лотта, вернее ныне вдова советника Кестнера, так и живет под неусыпным оком почитателей творчества великого писателя немецкого народа Гёте. А уж жителям Веймара особенно знакомо то чувство, что все живое вертится вокруг их литературного классика. Даже мне пришлось испытать такое же чувство во время поездки в Германию и посещения Веймара: там воздух насыщен и наэлектризован духом Гёте. И было такое чувство, что и он здесь.

Особенно чувствовала это я, «провинившаяся» перед ним. В универе не сложилось взаимоотношения с преподавателем, фанатиком творчества Гёте, я не вписалась в его коллектив, и многое прошло мимо меня. Я очень жалею о том времени. И только потом, чуть позже, перечитывая, я проникалась самостоятельно тем, что пытался он нам донести. Тогда мне казалось, что я не должна доверять странноватому преподавателю с разноцветными носками, которые мелькали из-под слишком коротких брючин, разве мог он в своей куртуазной тяге к прекрасному донести это через своей абсурдный внешний вид и манеры. Отторжение был неслучайным, оно было бунтарским. Даже стыдно вспоминать, но это было. И тогда «Страдания юного Вертера» показались мне скучными, а позже и «Лотта в Веймаре» тоже скучным; слишком нравоучительным и безсобытийным.

Там одно событие – приезд пожилой возлюбленной к пожилому писателю, виновнику ее популярности и преклонения – и сплошные диалоги и монологи. Но годы сделали свое дело: теперь я с полной откровенностью и восторгом уверяю, что более насыщенно - эмоционально-тугого произведения я не знаю, там каждое слово, мысль, судорога на своем месте и в словесном оркестре слышна до пронзительности каждая нотная фраза, фабула ошеломительна, тишина прозрачна, а аккорды оглушительно-неслышны. Вот такое это произведение. Оно на кончиках пальцев, дунь и улетит, и не оттого, что легкое на подъем, оно обидчивое - требует ответственного к себе отношения, потому что гений писал о гении.

И все же была ли эта поздняя встреча, та, от начала которой не осталось практически ничего, чувства угасли, жизнь прошла, а то, что было, быльем заросло, однако маг сделал свое дело – Лотту знают все – «от детски наивных масс до просвещеннейших людей эпохи несут свое растроганное благоговение к женщине, имя которой стоит в начале или почти в начале истории гения. Это имя навеки вплетено богом любви в его жизнь, а, следовательно, и в историю становления отечественного духа, в царство немецкой мысли».

Гете в маске Вертера, влюбившись в чужую влюбленность, вторгается в жизнь, созданную другими, и лакомится яствами с чужого стола. Любовь к нареченной другого – вот что заставляло впоследствии молоденькую Лотту ломать голову все годы замужества и вдовства, любовь, сочетаемая с верной дружбой к жениху, которая при всех домогательствах отнюдь не намеревалась ущемить его права и обязанности. Но он все же домогался ее и был этаким попрошайкой. Но эта влюбленность или эгоизм, принес плоды. Ему - славу, ей - славу.

А глава седьмая, где Гёте наедине с собой. Особая. Позвольте несколько фраз из нее.

Я – баланс жизненных натяжек, точно дозированная счастливая случайность природы, - танец меж ножей, стремление к трудностям и поблажкам, натяжка и допущение пополам с гениальностью – да и может ли быть иначе? Ведь гений всегда натяжка и допущение.

Противостоять искушению не значит его уже более не ведать – такого испытания никто не выдерживает; оно слишком сладостно. Богам любо ниспосылать нам искушения, нас в него вводить так, словно оно от нас исходит, парадигма всех искушений и виновностей, ибо одно здесь равняется другому.

Госпожа советница: помогать героине Вертера при выходе из экипажа Гёте – это событие. Как же назвать его? Событие, достойное увековечения.

Написана в рамках «Игры в классики».