В краю лесов

Глава 9

– Я услышала шум в кустах еще до того, как увидела вас, – сказала Грейс. – Сначала подумала: это какой-то страшный зверь, – потом: браконьер, и наконец: нет, это друг!

Слегка улыбаясь, Джайлс смотрел на нее и раздумывал, но не о ее словах, а о том, стоит ли ей говорить, что за ней наблюдали. «Не стоит», – решил он.

– Вы были в Хинток-хаусе? Впрочем, незачем спрашивать.

В самом деле, лицо мисс Мелбери выражало ту степень восторга, в какой человек перестает замечать подробности окружающего мира и едва сознает самого себя.

– Почему незачем?

– Потому что у вас сейчас лицо, какое, наверно, было у Моисея, когда он спустился с Синая^[7].

– Как вам не стыдно кощунствовать, Джайлс Уинтерборн! – покраснев, возмутилась Грейс.

– А зачем вы обожествляете эту породу людей? Впрочем, не сердитесь: я не хотел вас задеть. Как вам показались Хинток-хаус и хозяйка?

– О, они чудесные. Ведь я с детства не была в усадьбе. Тогда ее, помнится, еще сдавали – до того как она перешла к покойному супругу миссис Чармонд. А миссис Чармонд просто обворожительна!

Тут взгляд Грейс застыл в созерцании обворожительной миссис Чармонд, чей образ, материализованный силой воображения, казалось, вот-вот зареет в воздухе между Грейс и Уинтерборном.

– Она пробыла здесь всего пару месяцев, но не хочет оставаться дольше; она говорит, скучно, а в доме зимой сыро, – собирается за границу и, представьте себе, приглашает меня с собой.

Лицо Джайлса окаменело.

– Вот как? Зачем? Впрочем, я напрасно вас задерживаю. Эй, Роберт! – крикнул он появившейся в отдалении растрепанной фигуре. – Поработай за меня, я сейчас вернусь.

– Слушаюсь, сэр, слушаюсь.

– Дело в том, – пояснила Грейс, когда они продолжили путь вдвоем, – что у миссис Чармонд есть очаровательная склонность записывать путевые впечатления: как Александр Дюма, и Мери^[8], и Стерн, и другие. Только самой ей это очень утомительно. – И Грейс посвятила Джайлса в замысел миссис Чармонд. – Я нахожу, что стиль Мери подойдет ей лучше всего: его перу свойственна та же мягкость, полнота чувства и великолепие, что и у миссис Чармонд, – задумчиво добавила Грейс.

– Неужели! – с шутливым благоговением отозвался Уинтерборн. – Вы и впредь будете расточать свою ученость, мисс Грейс Мелбери?

– О, я не хотела, – с раскаянием сказала она, заглядывая ему в глаза. – Что до меня лично, то я французских книг не терплю. Я люблю наш милый старый Хинток и его жителей в сто раз больше, чем весь континент. Но самый замысел миссис Чармонд – разве он не прелестен?

– Затея неплохая, – смягчился Уинтерборн, – но вы ведь опять нас покинете.

– Совсем ненадолго. Мы возвратимся в мае.

– Ну что ж, мисс Мелбери, пусть решит ваш отец.

Уинтерборн проводил Грейс почти до калитки. У него не повернулся язык пригласить ее на рождественский вечер, хотя он только о том и думал весь день, дожидаясь ее у дороги, – такой убогой и неуклюжей показалась ему мысль о домашней вечеринке, по-деревенски старомодной и простодушной по сравнению с возвышенным складом речей и помыслов Грейс. Едва за ней затворилась дверь, Уинтерборн побрел обратно, не в силах отделаться от предчувствия, что затея с вечеринкой вряд ли приведет к чему-нибудь путному. Сегодняшний визит Грейс в поместье не сулил ему ничего доброго. Девушка, которая вхожа в Хинток-хаус, на дружеской ноге с его хозяйкой, и говорит-то как она, и одевается не хуже, – такая девушка не пойдет за него, простого фермера, сажающего елочки, как бы хорошо он это ни делал.

«И все же сердце у нее доброе, – думал он, вспоминая ее слова о Хинтоке». – Надо поговорить с ней начистоту, а там будь что будет».

Добравшись до участка с посадками, он обнаружил, что Марти уже там, и, отпустив Кридла, молча принялся за работу.

– Как вы думаете, Марти, – наконец проговорил он, глядя на ее вытянутую окоченевшую руку с багровыми следами царапин, – допустим, вы знаете человека и хотите, чтобы он лучше вас понял, поможет рождественская вечеринка ускорить дело? Выйдет из нее толк?

– Какая вечеринка, с танцами?

– Надо думать, с танцами.

– А он будет с ней танцевать?

– Пожалуй… да.

– Тогда что-нибудь да выйдет – хорошее или плохое.

– Чему быть, того не миновать, – заключил Уинтерборн, словно про себя, хотя произнес эти слова вслух. И, так как день был уже на исходе, добавил: – Вот что, Марти, завтра я пришлю работника, он закончит посадки. А мне придется заняться другими делами.

Марти не спрашивала какими, ибо видела, как он провожал Грейс Мелбери. Она взглянула на запад: небо на закате полыхало, как гигантская плавильня, в которой рождались новые миры. На фоне пламенеющего неба, отчетливо чернея каждым сучком, торчала безлистная ветка, на которой темными силуэтами вырисовывались три фазана, устроившихся на ночлег.

– Завтра будет ясно, – сказала Марти, внимательно глядя на птиц, и в ее зрачках горел киноварный отблеск заката. – Фазаны уселись почти с краю сука. Если бы шло к ненастью, они бы прижались к стволу. Им ведь, кроме погоды, не о чем думать, правда, мистер Уинтерборн? Им, должно быть, полегче, чем нам.

– Должно быть, полегче, – повторил Джайлс.

Прежде чем взяться за приготовления, Уинтерборн в тот же вечер направился к лесоторговцу. Нет, он не льстил себя особыми надеждами, но все же хотел знать наверняка, почтит ли его Мелбери своим присутствием. Однако, провозившись с силками для кроликов, объедавших деревья, он вышел из дому довольно поздно – свет луны, пробираясь сквозь ветви, уже ложился неровными лоскутами на крыши и стены домов. Мелбери как раз подходил к воротам, намереваясь проведать кого-то в деревне, но, увидев Уинтерборна, охотно отложил свое дело и стал расхаживать с ним взад-вперед по дорожке.

Униженно сознавая, что занимает в Хинтоке куда более скромное положение, чем Мелбери, молодой человек остерегался прямо объявить свои намерения, поэтому скромно сказал:

– Не могли бы вы с миссис и мисс Мелбери заглянуть ко мне послезавтра на часок?.. Я хочу сказать, если у вас не найдется других спешных дел.

Мелбери заколебался.

– Прямо не знаю, что сказать. Погоди до завтра: я спрошу женщин. Что до меня, я-то к тебе со всей охотой, да ведь кто его знает, что там у Грейс в голове. Шутка ли, столько лет прожить с образованными людьми, да еще тут миссис Чармонд… Ладно, спрошу. А пока большего не скажу, не знаю.

Расставшись с Джайлсом, лесоторговец зашагал своей дорогой. Он был уверен, что, какие бы чувства ни испытывала Грейс к Уинтерборну, она не ослушается отцовской воли, но он-то как раз склонялся к тому, что ей не стоит принимать приглашение. Оказавшись у церкви, он заколебался, идти ли дальше кладбищем или вдоль церковной ограды. По неизвестной причине он выбрал первое.

Лунный свет слабо озарял могилы, тропинку и фасад церкви. Внезапно сбавив шаг, Мелбери свернул в сторону и, ступая по траве, подошел к могильной плите. «Здесь покоится Джон Уинтерборн», – значилось на ней; ниже стояли даты рождения и смерти. Это была могила отца Джайлса.

Лесоторговец коснулся надгробия ладонью, и черты его смягчились.

– Не кори меня, Джек, – сказал он. – Я своему слову хозяин и вину перед тобой заглажу.

В тот же вечер, возвратившись домой и застав Грейс и миссис Мелбери за шитьем у камина, он решительно сказал:

– Джайлс приглашает нас к себе на часок послезавтра. Я думаю, раз зовут, надо пойти.

Возражений не последовало, и наутро, как было уговорено, к Джайлсу послали сказать, что его приглашение принято.

То ли от желания быть ненавязчивым, то ли просто по забывчивости Уинтерборн не оговорил времени визита, поэтому Мелбери, не предполагая у Джайлса других гостей, исходил из собственных удобств. Случилось же так, что он в этот день управился с делами раньше обычного, и задолго до наступления сумерек семейство уже было готово к выходу. Как бы показывая, что приглашение малозначительно, все трое шли по улице не спеша, точно прогуливаясь без видимой цели или собираясь ненароком заглянуть к соседу на чашку чая.

В то же самое время в доме Уинтерборна царила суматоха. Около шести замышлялось устроить чаепитие, а ближе к одиннадцати – добрый веселый ужин. Как холостяк и человек неизбалованный, Джайлс взял часть хлопот на себя, а другую возложил на вездесущего Роберта Кридла, незаменимого во всех домашних делах, от уборки постели до ловли кротов на хозяйском поле. Кридл бессменно служил Уинтерборнам еще с тех времен, когда хозяйство возглавлял отец Джайлса, а сам Джайлс был озорным мальчуганом.

Джайлс и Кридл отличались известной медлительностью, поэтому в изображаемый момент хлопоты их были в полном разгаре, тем более что гостей ждали никак не ранее шести. Сам хозяин с засученными рукавами орудовал в кухне у печи, то подбрасывая сухие ветки боярышника, то вороша полыхающие поленья огромной кочергой, похожей на адские вилы Вельзевула; пот струился по его разгоряченному лицу, глаза сверкали, боярышник трещал и сыпал искрами. Кридл в ожидании, пока раскалится плита, суетился у стола, заставленного противнями с яблочными пирогами, и напоследок сверху приглаживал тесто скалкой. Рядом на огне кипела большая кастрюля, а в открытую дверь кухни виднелся мальчишка, который, усевшись на каминную решетку, начищал щипцы для снимания нагара. Подсвечники дожидались своей очереди на каминной конфорке, куда их поставили, чтобы растопить пристывшее сало.

Мимоходом взглянув в окно, Кридл остолбенел: к дому в праздничном костюме шествовал лесоторговец, за ним в лучшем шелковом платье – миссис Мелбери, и, наконец, Грейс в том самом привезенном с континента наряде, который она надевала по случаю визита к миссис Чармонд. Не дойдя до двери, все трое остановились: их внимание привлекли яркие отсветы огня, лежавшие на лицах Джайлса и работника и на кухонной утвари.

– Боже милостивый, да они уже тут! – всполошился Кридл.

– Как, не может быть! – воскликнул ошеломленный Джайлс и, обернувшись, увидел, что мальчишка уже восторженно приветствует вошедших, размахивая дымящим подсвечником.

Делать нечего: растерянный Уинтерборн поспешил навстречу гостям.

– Дорогой Джайлс, мы не слишком рано? – озабоченно спросила миссис Мелбери.

– Нисколько, я очень рад. Что же вы не заходите? – Джайлс был в замешательстве.

– Да у тебя настоящий пир! – грозно проговорил мистер Мелбери, оглядываясь и тыча палкой в сторону кухни.

Джайлс замялся.

– Что ж, надо думать, ты и музыкантов из Большого Хинтока позвал, и танцы будут?

– Я сказал троим, чтобы зашли, если выберут время, – скромно подтвердил Джайлс.

– Так какого же ты дьявола прямо не сказал про эту затею? Если ты сам толком не говоришь, откуда же нам знать, что у тебя на уме? Ну, теперь что прикажешь делать: заходить или, может, назад вернуться, подождать, пока ты тут управишься?

– Заходите, пожалуйста, присаживайтесь, виноват, виноват, мне только несколько минут, я мигом все улажу. Надо быть порасторопней, конечно. – Обычно сдержанный, Уинтерборн не мог скрыть волнения.

– Мы сами виноваты, что поспешили, – проворчал мистер Мелбери. – Да не держи ты нас в гостиной, веди прямо на кухню. Коли уж так вышло, надо тебе помочь. Ну-ка, хозяйка, давай надевай фартук, берись за дело. Я займусь печью, а ты, Джайлс, иди разделывай уток. – Его взгляд с беспощадной быстротой устремился в дальний угол неуклюжей кухни, где висели вышеозначенные птицы.

– А я помогу испечь пирог, – весело добавила Грейс.

– Этого только не хватало! – недовольно отозвался Мелбери. – Оставь-ка пироги нам с мачехой, на кухне тебе не место.

– Да-да, я этого не допущу, Грейс, – спохватился огорченный Уинтерборн.

– Нечего спорить, пирогами займусь я, – решительно сказала миссис Мелбери. Сняв шелковый шарф, она повесила его на крюк, аккуратно засучила до плеч рукава и отобрала у Джайлса передник. Пока отец с мачехой помогали Уинтерборну управиться со стряпней, Грейс праздно бродила по кухне, блуждая взглядом по убогой обстановке. Перехватывая временами этот взгляд, Джайлс не видел в нем ничего, кроме жалости, но эта жалость колола его больнее, чем презрение.

Пока гости разбирались в хозяйских кастрюлях, сковородах и припасах, Кридл, улучив минуту, подкараулил Джайлса у колодца и хрипло прошептал ему в самое ухо:

– Вот это переплет, хозяин! Кто бы мог подумать, что нелегкая принесет их в такую рань!

Удрученный взгляд Уинтерборна говорил больше, чем слова, хотя он изо всех сил старался казаться спокойным.

– У тебя сельдерей чищен? – спросил он вместо ответа.

– Позабыл, как есть позабыл. И что за напасть такая, никак я про него не упомню. Ты мне хоть что дай, хоть золотом осыпь, все равно не упомню. Только я тебе вот что скажу и от своего не отступлю: сельдерей как ни чисть, если по нему скребком не пройтись, он все одно будет грязный.

– Хватит, хватит болтать. Пойди лучше позаботься о гостях, – оборвал его Джайлс, но через минуту, вернувшись с кореньями из огорода, застал Кридла все с тем же трагическим выражением на лице.

– Будь вы женаты, хозяин, такой истории с нами бы не приключилось, – заверил он Джайлса.

Наконец все было улажено, жар в печи полыхал, оставалось только ждать, когда поспеет ужин. Перебравшись из кухни в гостиную, миссис и мистер Мелбери, теперь уже гостями, удобно в ней расположились, хотя здесь было далеко не так тепло и уютно, как в кухне. Начали появляться другие приглашенные, среди прочих – фермер Баутри и столяр, и вскоре чаепитие пошло полным ходом.

Грейс была так ровна и приветлива, так снисходительна к хозяйственным просчетам Джайлса, что он невольно заподозрил, не видит ли она огрехов больше, чем открыто его взгляду. Сочувственная улыбка на ее лице, не исчезавшая с самого прихода, не оставляла в нем на этот счет никаких сомнений.

– Надо полагать, вам давно не приходилось видеть такой неразберихи? – спросил Джайлс, улучив минуту.

– Может быть, но мне это даже нравится. Так приятно убедиться, что в старом добром Хинтоке ничего не изменилось. Правда, стулья, по-моему, не стоило мазать, а в остальном все превосходно.

– Мазать? Чем мазать?

– Не знаю. Я хочу сказать, что они пачкают платье. Впрочем, это не так важно, оно все равно неновое.

Тут только до Джайлса дошло, что переусердствовавший Кридл натер мебель для блеска политурой и не вытер насухо, чтобы не портить эффекта. Извинившись, Джайлс тут же сделал Кридлу выговор, но было поздно: он видел, что в этот вечер против него ополчилась сама судьба.

Глава 10

Настало время ужина. Он был сервирован на снежно-белой скатерти с топорщившимися четкими складками – ни дать ни взять как на «Тайной вечере» кисти фламандского художника. Кридл и мальчишка, его подопечный, с поразительным проворством сновали из кухни в гостиную, сменяя блюда. Желая польстить наставнику, мальчишка наедине с ним без устали восхищался его умом и талантами.

– А правда, мистер Кридл, что вас в ополчении научили всему на свете?

– Как неправда, правда. Чего я там только не навидался. Конечно, сегодня-то мне Джайлс помог, без его подмоги мне бы такого лоска не навести. Я его Джайлсом зову, даром что он мне хозяин. Надо бы величать его как положено, да мы с его родителем как родные братья росли, ну совсем как от одних отца-матери.

– А правда, мистер Кридл, что вы историю всю насквозь знаете?

– Как не знать. Что ни случалось: сражения, мор или там казни – все помню. А в нашем приходе сколько почтенных людей на моей памяти перемерло. Вот, опять им подавай чистые тарелки: старые для пудинга не хороши, видите ли. Нет чтоб поставить их кверху дном, как раньше бывало…

Тем временем Уинтерборн, едва ли сознавая происходящее, восседал в гостиной во главе пиршественного стола. Сраженный неудачей, унизившей его в глазах Грейс, он в рассеянности поедал хлеб кусок за куском и снимал нагар со свечей так часто, что их мигающие фитильки утопали в растопленном сале. За пудингом последовала печеная утка: Кридл внес ее прямо на треногой жаровне, высоко поднял в воздух и с плеском вывалил на блюдо, предупреждающе воскликнув:

– Осторожно, леди и джентльмены!

Грейс вздрогнула, заморгала и прижала к лицу носовой платок.

– Боже милостивый! Что ты наделал, Кридл! – гневно закричал Джайлс, вскочив как ужаленный.

– Да я что: без гостей так делали, – ну я и хотел опять… – громким шепотом начал Кридл.

– Ладно тебе, – оборвал его Джайлс и поспешил выразить надежду, что масло не попало Грейс в глаза.

– Нет-нет, пустяки, – успокоила она его. – Мне только слегка брызнуло в лицо.

– Поцелуй – и все как рукой снимет, – галантно заметил мистер Баутри.

Грейс вспыхнула.

– Ничего, обойдется, – быстро вступил лесоторговец, – беда невелика. – Но лицо его вразрез со словами говорило: «Этого надо было ожидать».

Джайлс и сам был не рад своей затее: что говорить, Грейс совсем не место среди этих людей. И зачем было приглашать Баутри со столяром? Но кого же тогда звать, если других приятелей у него нет, а без гостей дом выглядел бы совсем пусто и неуютно. Нет, не такой виделась ему в мечтах эта рождественская вечеринка: прочие гости должны были только заполнить пустоту, отдав первенство семейству Мелбери, а вышло так, что они вылезли вперед, оттеснив Мелбери на задний план.

После ужина сели за карты. Баутри со столяром мигом завладели новой колодой и, облюбовав в углу отдельный столик со свечой, принялись за свою нескончаемую игру. Всюду, куда бы эти двое ни являлись, они тотчас с видом важной задумчивости садились продолжить прерванную игру, при которой мелок поминутно переходил из рук в руки. Остальным гостям поневоле пришлось довольствоваться вынутой из комода старой колодой, заигранной еще бабушкой Джайлса. Посредине карт были темные сальные пятна – отпечаток азартных пальцев нескольких поколений игроков, давно сошедших в могилу, – от времени короли и дамы приобрели унылый вид и смотрели не царственными особами, а обездоленными изгнанниками, ютящимися под случайным кровом. Чинное молчание за общим столом изредка нарушали доносившиеся из угла рифмованные прибаутки фермера Баутри или столяра:

 
Попомни, друг, мои слова,
Что тут всего лишь тридцать два!
 

Их сопровождал скрип мела по столу, вслед за этим слышалось новое восклицание, перебранка, и карты сдавались заново. Лесоторговец уже не скрывал своих чувств: на вопрос Джайлса, не скучно ли ему и его семейству, он с самодовольной миной похвалил вечеринку, заверив его покровительственным тоном:

– Не бойся, все идет как по маслу. Экие славные у тебя бокалы. Не знал, не знал, что у тебя в хозяйстве столько добра. Люси, – обратился он к жене, – надо бы и нам такие завести.

Окончив игру, он, как хозяин, стал спиной к камину и свысока, точно вещь, оглядев что-то говорившего ему Уинтерборна, заметил:

– Ладная у тебя куртка, Джайлс. И я бы не прочь в такой ходить, да не знаю, где взять. Ну, мне за тобой не угнаться.

Заждавшиеся музыканты из Большого Хинтока выступили вперед и заиграли. Начались танцы. Грейс сделала несколько па и сбилась – за годы разлуки с Хинтоком совсем забыла фигуры деревенских танцев. Джайлс почувствовал, что все пропало, а Грейс, глядя на движущиеся в старинном ритме пары, припоминала себя в светлом зале просторного дома среди прелестных воздушных подруг, точно эльфы порхавших в облачке легкого муслина. Сейчас, должно быть, они далеко: в местах, ничуть не похожих на Малый Хинток.

Какая-то незнакомая Грейс женщина, взяв со стола карты, предложила ей погадать. Грейс согласилась, и женщина сбивчиво и несвязно, извиняясь, что давно уж не пробовала гадать, что-то ей напророчила.

Стоя рядом, мистер Мелбери презрительно комментировал:

– Да что ей гадать? Ее судьбу люди ученые, не тебе чета, предсказали. Знаешь, как они называются? Френологи. А это что за гадание? Столько лет поживешь среди умных людей, разве в Хинтоке чему удивишься?

Наконец подошло время расходиться по домам. Когда семейство Мелбери откланялось, игроки в углу еще не поднимали голов от карт, успев исчеркать мелом весь столик красного дерева. Ночь была погожая, дорога недальняя, и все трое Мелбери решили прогуляться пешком.

– Хороший парень Джайлс, ничего не скажешь, – сказал мистер Мелбери, выйдя на аллею под своды деревьев, среди которых, точно вкрапленные в узор ветвей, ярко светились звезды.

– Очень хороший, – подтвердила Грейс таким тоном, точно хотела уверить собеседников, что Джайлс ничуть не упал в ее глазах.

Выйдя на прогалину, откуда днем был виден дом доктора, они заметили свет в одном из его окон, хотя было уже далеко за полночь.

– Еще не ложился, – заметила миссис Мелбери.

– Важная работа, стало быть, – отозвался лесоторговец.

– А со стороны подумаешь: нет у человека забот, так хоть поспит вволю. Днем-то его, почитай, и не видит никто.

После событий минувшего вечера особенно приятно было отвести душу разговором об образе жизни мистера Фитцпирса.

– Что странного, что никто его не видит? Какой интерес такому человеку жить в нашей глуши? Ну да, надо думать, он у нас не задержится.

Тут мистер Мелбери снова припомнил Джайлсову вечеринку, и, пользуясь тем, что Грейс ушла чуть вперед, доверительно сказал:

– Что ни говори, а эта жизнь не по ней. Не к тому она приучена. Вот ведь, ничего наперед не угадаешь: думал, пусть учится, по заграницам ездит, вернется – будет Джайлсу хорошая жена, а вышло, что он ей не пара. Черт знает какая досада! А что делать? Придется ей за него идти, придется…

При этих словах за их спиной раздался топот, и два голоса, принадлежавшие неразлучным картежникам, во всю глотку завопили на мотив военного марша:

 
Так пусть она,
Так пусть она
Отправится ко всем чертям!
 

– Вот, смотри, с кем нас позвали, – с негодованием сказал Мелбери, оборачиваясь назад. – Нам, старикам, что: нас от того не убудет, – но Грейс каково… о ней-то он не подумал.

Тем временем обсуждаемый на все лады Уинтерборн бродил по дому, откуда только что убрались последние гости, и с тоской взирал на царивший всюду беспорядок. На кухне он застал Роберта Кридла: о чем-то размышляя, тот сосредоточенно смотрел на догоравшие в печи угольки.

– Ты, верно, притомился за день, Роберт, ложись-ка спать.

– Да что там, Джайлс… я хотел сказать – хозяин. Хорошо посидеть, когда все дела переделаны.

Думая о своем, Уинтерборн взял кочергу и, наморщив лоб, стал ворошить золу, пока широкий под не стал похож на опаленную зноем Сахару, усеянную огненно-красными камнями.

– Ну что, по-твоему, вечер удался? – спросил он наконец.

– Угощение вышло на славу, это точно. И выпивка удалась, тут меня не проведешь – бочки, какую ни возьми, все гудят. Да, выпивка такая, что лучше не выдумаешь. Крепче меда я во всю жизнь не пробовал. И наливка вишневая хороша. И сидра игристее никто не выгоняет, а уж как я его настоял на спирту да на пряностях, так о том и не говорю. А яичный флип вышел такой, что хоть сквозь муслин цеди – ни пятнышка не останется. Такой флип кого хочешь развеселит, сам король от него запляшет. Тем, не спорю, небось не все по нраву пришлось. – Он кивнул в сторону дома Мелбери.

– Да, боюсь, что тут-то мы и оскандалились.

– Ну, коли так, значит, судьба. И как эту улитку угораздило прямо ей в тарелку попасть…

– Какую еще улитку?

– Да обыкновенную. Я, когда тарелку ее выносил, гляжу – с самого края улиточка, маленькая такая, лежит. Откуда, думаю, ей там взяться? Должно, с зеленью попала.

– Это еще что за новости? А в зелень она как попала?

– Чего не знаю, того не знаю. Только не иначе там она и была.

– Но, черт возьми, Роберт, там-то ее и не должно быть!

– Это как сказать. Где же еще улитке быть, как не в огороде? Улитки всегда в огороде живут. Я уж знаю, меня не проведешь. Что улитки, что гусеницы – к капусте так и льнут. Эту тварь, как ни старайся, от капусты не отвадишь.

– Но она хоть была не живая? – содрогнулся Джайлс, подумав о Грейс.

– Ну, это нет. Вареная, вот те крест, вареная. Боже избави, чтоб у Роберта Кридла да в стряпне живая улитка! Ах ты, господи, эта тварь-то мелкая и родилась на капусте, и весь век на капусте, и другого пропитания не знает. И чем она сама не капуста? Но молодая леди какова: сидит, все молчком, – другая бы разговор завела, приятно побеседовала: откуда, мол, улитка взялась, – а то все как сычи сидели, не знали, о чем говорить.

– Что ж, значит, всему конец, – пробормотал Джайлс, тряхнув головой, склоненной над тлеющими углями, и сильнее нахмурившись. – Она, Роберт, привыкла не к такому обхождению: ей надо, чтоб были лакеи, чтоб все блестело. Мы перед ней деревенщина неотесанная.

– А коли так, пусть поищет себе другого. Нечего было забивать голову науками, заноситься невесть куда. А то еще скажу: незачем было холостому джентльмену устраивать такой пир, но уж если устраивать, так для тех, кто тебе ровня.

– Ты прав, – с горьким вздохом ответил Джайлс и отправился спать.