Читать книгу: «Выбери меня», страница 4

Фрэнки переодевается в этот самый черный брючный костюм и проходит в гостиную, чтобы там взять из шкафа свой плащ.

Гэбби отрывается от журнала, который вроде как внимательно читала, и кривится с видом знатока:

– Ой, мам, ты что, правда в этом пойдешь?

– Что не так?

– Все так, если ты в суд собралась. А платье надеть – проблема? Ну хоть что-нибудь типа секси?

– Вообще-то, за окном минус один по Цельсию.

– Сексуальность требует жертв.

– Это кто сказал?

– Вот тут сказано. – Гэбби машет журналом с фото модели в кожаном красном мини-платье.

Фрэнки с неприязнью смотрит на шпильки с каблуком шесть дюймов.

– Да, но нет.

– Перестань, мам. Ну хоть попробуй. Мы с Сибил считаем, что ты на шпильках очень даже аппетитная. Можешь в моих туфлях пойти.

– Во-первых, заруби себе на носу: слова «аппетитная» и «мама» не сочетаются в одном предложении, если только речь не идет о еде. И во-вторых, мне плевать, аппетитно я выгляжу или нет.

– А вот и не плевать.

– Пусть так. – Фрэнки надевает плащ. – Но я не стану принаряжаться ради какого-то незнакомого парня.

– Подожди-ка. Я не поняла. Мак устроил свидание вслепую?

– Угадала.

Гэбби стонет и снова переключается на журнал.

– Ну, тогда твое дело, иди в чем хочешь.

– Пожелай мне удачи. Возможно, приду поздно.

Гэбби перелистывает страницу.

– Сомневаюсь.

– А потом, когда наши дети еще учились в средней школе, она поступила в кулинарную школу и в сорок четыре года получила диплом. То есть начала строить новую карьеру в ресторанном бизнесе. Да, питались мы с детьми отлично! К ней на Бикон-Хилл приходила уйма народу, она устраивала для них и рождественские, и новогодние вечеринки, и вечеринки после бар-мицвы…

Фрэнки поглядывает на часы, отпивает глоток пива и начинает гадать, как бы поизящнее улизнуть из паба и отправиться домой. Сколько же можно рассказывать о своей святой жене Терезе, которая семнадцать месяцев как умерла? Причем не полтора года, а именно семнадцать месяцев. Том относится к своему статусу вдовца, как родители ребенка до двух лет – к своему. То есть ясно, что рана от потери еще не затянулась.

Когда Фрэнки только вошла в паб и увидела за столиком с Маком и Пэтти мужчину, с которым ей предстояло познакомиться, ей показалось, что вечер обещает быть удачным. Том к своим шестидесяти двум годам сумел остаться при волосах, был аккуратно пострижен и гладко выбрит. Когда их представили друг другу, рукопожатие Тома было крепким, он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся. Они заказали пиво и куриные крылышки. Фрэнки сказала Тому, что у нее дочери-двойняшки, он сказал, что у него тоже есть дочери, а потом начал рассказывать о своей покойной жене.

Это было два кувшина пива назад.

– Я в дамскую комнату, – бодро анонсировала Пэтти и, встав, слегка толкнула мужа в плечо.

– А? Ах да, пойду закажу еще один круг пива, – сказал Мак и тоже встал из-за стола.

Фрэнки отлично понимала, почему они оставили ее наедине с Томом-без-криминального-прошлого. Пэтти всех неженатых знакомых воспринимала как личный вызов, а Фрэнки была ее самым трудным проектом. Оставшись за столом одни, Фрэнки с Томом какое-то время неловко молчали и смотрели на деревянное блюдо с разворошенной горкой куриных крылышек.

– Жаль. – Том вздыхает. – Кажется, мне не удалось высечь искру интереса.

Это правда, но у Фрэнки нет желания быть жестокой.

– Том, я ведь вижу, что для вас все это слишком рано. На то, чтобы смириться с потерей, требуется время. Не стоит заставлять себя вернуться в игру с незажившей раной.

– Вы правы. Это мое первое свидание, с тех пор как… – Том осекся. – Но Пэтти уже не первый месяц уговаривает меня, как вы выразились, вернуться в игру.

– Да, она у нас настойчивая, будет долбить, пока своего не добьется.

– Да, она крутая. – Том рассмеялся.

– Но вы не готовы.

– А вы?

– Моя рана не такая свежая.

– Простите. – Том смотрит Фрэнки в глаза. – Я тут весь вечер говорил о своей жене, а следовало спросить вас о вашем муже. Что с ним случилось?

– Пэтти вам не сказала?

– Сказала только, что вы его потеряли несколько лет назад.

Вот за это Фрэнки искренне благодарна Пэтти. С нее достаточно того, что подробности знают коллеги.

– У него был сердечный приступ. Совершенно неожиданно во всех смыслах. Тому уже три года, так что у меня было время оправиться.

– А возможно ли это? По-настоящему?

Фрэнки задумывается. Вспоминает, как первые месяцы после смерти Джо лежала ночами без сна, изводила себя вопросами, на которые не было ответов, и ее горе смешивалось с гневом. Нет, она никогда по-настоящему не оправится, потому что теперь она ставит под вопрос все, во что когда-то верила, все, что раньше воспринимала как должное.

– По правде говоря, я еще не отошла после смерти Джо, – признает Фрэнки.

– Знаете, в некотором смысле даже легче становится от осознания, что не один я переживаю трудные времена.

– Сдается мне, вы были по-настоящему хорошим мужем. – Фрэнки улыбается.

– Мог бы быть и получше.

– Не забывайте об этом, если когда-нибудь снова соберетесь жениться. Но думаю, сейчас вам следует позаботиться о себе. – Фрэнки берет свою сумочку. – Приятно было познакомиться, Том. – Тут она совершенно искренна, хоть между ними и не пробежала и, вероятнее всего, не пробежит пресловутая искра. – Уже поздно, мне пора домой.

– Знаю, это свидание не предел мечтаний, и все-таки могу я вам как-нибудь позвонить?

– Не исключено. Я дам вам знать.

Но по пути домой Фрэнки уже понимает, что они с Томом больше никогда не встретятся.

Жизнь не всегда дарит второй шанс на счастье, так что порой вполне достаточно просто уметь довольствоваться тем, что у тебя есть.

Воздух такой холодный, что Фрэнки при каждом вдохе кажется, будто она глотает ледяные иголки. Неприятно, конечно, зато чувствуешь, что еще жива. Фрэнки делает еще один глубокий вдох и пешком направляется домой.

До

8. Тэрин

Ей действительно следовало лучше относиться к Коди. Он один отвечал на ее звонки, когда ей требовалась помощь, и он единственный терпел ее, когда она была не в духе. Тэрин с Коди были паршивыми овцами в стаде, и с тех пор как они познакомились в прошлом году, когда он решил сесть рядом с ней на западной литературе, они тусовались вместе просто хотя бы потому, что паршивые овцы всегда даже в самом большом стаде легко узнают друг друга.

Так что да, Тэрин действительно следовало вести себя с Коди помягче, но ее порой реально раздражало то, что он постоянно болтается рядом и очень старается быть полезным. Коди как будто пытался внедриться в ее жизнь. Тэрин не слепая, она понимала, почему он занимает для нее место в аудитории, почему делится своими записями и подсовывает ей шоколадные батончики, когда она голодна.

Коди не мог понравиться Тэрин так, как ему бы этого хотелось. Да и как это было возможно, если в нем было столько всего, что она находила отталкивающим? И дело было не в его походке вразвалку и не в том, что у него свитера на груди вечно были усыпаны хлебными крошками. Нет, Тэрин раздражало его желание быть нужным, хотя она прекрасно понимала истоки этого желания. Коди, как и Тэрин, никогда не вписывался и, как и она, отчаянно хотел проявить себя так, чтобы его оценили по достоинству.

Они сидели за одним столом в библиотеке. Коди уже час корпел над эссе, которое надо было сдать через два дня, но, по наблюдениям Тэрин, напечатал предложения два, не больше. Он, как всегда, был в своей красной бейсболке с засаленным козырьком и, по обыкновению, надвинул ее так низко, что глаз было не видно.

– Ты вообще хоть иногда ее снимаешь? – спросила Тэрин.

– Чего?

– Твоя бейсболка. Никогда тебя без нее не видела.

– Это же «Ред сокс».

– Понятно, но стирать-то ее хоть иногда надо.

Коди снял бейсболку, и Тэрин непроизвольно обратила внимание на полоску, которую та оставила на его светлых и тонких, как у ребенка, волосах.

– Отец купил мне ее, когда мы с ним ходили на игру «Ред сокс». Они тогда проиграли «Янки», но все равно было здорово. Как сейчас помню, мы сидели на трибуне, ели хот-доги, а потом и мороженое. – Коди погладил козырек бейсболки, как Аладдин лампу, когда хотел вызвать джинна. – Это был последний день, который мы с отцом провели вместе. А потом, ну ты знаешь…

– И где он сейчас живет?

– Где-то в Аризоне. Прислал открытку на Рождество. Написал, что я, может, как-нибудь смогу его навестить. Написал, что, когда приеду, мы пойдем с ним в поход.

«Нет, – подумала Тэрин, – ни в какой поход вы не пойдете».

Отцы, которые бросают свои семьи, никогда не сдерживают данных обещаний. Они не хотят, чтобы дети приезжали к ним в гости. Им не нужны напоминания о брошенных детях. Они вообще хотят забыть о существовании этих детей.

Коди вздохнул и снова напялил на голову свою красную бейсболку.

– А ты виделась после развода с отцом?

– Нет. Ни разу за все эти годы. У него, судя по всему, нет желания со мной встречаться, да и я сама не хочу.

– Конечно хочешь, он же твой отец.

– Нет, не хочу. – Тэрин как попало засунула в рюкзак свои книги и конспекты. – И ты о встрече с отцом тоже лучше не думай.

После этого она встала из-за стола и быстро пошла к выходу.

– Тэрин, подожди…

Коди догнал ее, только когда она уже шла по двору.

– Слушай, прости, что я заговорил о твоем отце, – отдуваясь, сказал он.

– Я не хочу о нем говорить. Никогда.

– Но, может, все-таки стоит? Я знаю, он бросил тебя, но мой отец тоже меня бросил. Такое случается, с этим приходится жить. Да, это больно, но это делает нас сильнее.

– Нет. Знаешь, что это с нами делает? Это делает нас ущербными, превращает в отвергнутых.

Тэрин резко остановилась посреди двора и повернулась к Коди. Он вздрогнул, как будто она могла его ударить. Коди испугался, и его страх был оправдан: он боялся потерять Тэрин, боялся разозлить своего единственного друга во всем кампусе.

– Когда кто-то говорит, что любит тебя, это как клятва в том, что он будет любить тебя всегда, – сказала Тэрин. – Ты веришь в это, веришь так, что жизнь готов заложить. А мой отец… ему даже быть рядом влом оказалось. Он бросил тех, кого обязался любить. Так что пусть горит в аду.

Коди даже опешил от такого напора.

– Тэрин, я бы никогда так с тобой не поступил, – тихо сказал он.

Тэрин выдохнула, и вместе с выдохом ушла вся злость.

– Я знаю.

Коди прикоснулся к ее руке, с опаской, как будто боялся обжечься. Тэрин не отдернула руку, и тогда он обнял ее за плечи. Понятно, что Коди так хотел ее успокоить или даже приободрить, но она не хотела, чтобы у него хоть на секунду возникла мысль, будто между ними могут возникнуть отношения. То есть такие, на которые он надеялся.

Тэрин вывернулась и отступила на шаг:

– Ладно, учебы на сегодня хватит. Я иду домой.

– Я тебя провожу.

– Не надо, я в порядке. Завтра увидимся.

– Тэрин?

У Коди был такой жалобный голос, что она просто не могла не оглянуться. Он стоял под фонарем, и тень от него была просто огромной.

– Лиам того не стоит, – сказал он. – Ты достойна лучшего. У тебя все будет хорошо.

– И с чего ты вдруг о нем заговорил?

– С того, что в нем все дело. Верно? А не в отце, который тебя бросил. Лиам тебя игнорит. Чего я не понимаю, так это почему ты не хочешь его отпустить? Вокруг полно хороших парней, которые точно захотят с тобой встречаться.

Тэрин не могла разглядеть глаз Коди в тени козырька бейсболки, но в его голосе была такая тоска, что смотреть в глаза было необязательно.

– Я знаю, вы с ним уже много лет встречаетесь, но это не значит, что вы всю жизнь будете вместе.

– Именно это мы и планировали. Поэтому я здесь, в этом кампусе. Мы пообещали друг другу держаться вместе, что бы ни случилось.

– Тогда почему он сейчас не рядом с тобой? Почему он не отвечает на твои звонки?

– Потому что он занимается. Или на лекции.

– Нет у него сейчас лекций.

Тэрин достала свой телефон и набрала номер Лиама. Звонок сразу переадресовали на голосовую почту. Тэрин смотрела на экран телефона, и, судя по лицу, ей в голову пришел вариант, который она до этого отказывалась рассматривать.

– Дай мне свой телефон.

– А что, с твоим что-то не так?

– Просто дай телефон.

Коди передал Тэрин свой телефон и наблюдал за тем, как она набирает номер Лиама.

После третьего гудка тот ответил.

– Алло?

– Я тебе целый день звоню, а ты так и не перезвонил.

Последовала долгая пауза. Очень долгая.

– Тэрин, я не могу сейчас говорить. У меня тут дела.

– Какие дела? Мне нужно тебя увидеть.

– Что это за номер? Ты откуда звонишь?

– Это телефон моего друга. Я не могла до тебя дозвониться, подумала, может, ты случайно мой номер заблокировал.

– Слушай, мне надо идти.

– Позвонишь мне? Позвони в любое время.

– Ага, да, позвоню.

И связь прервалась. Тэрин словно в оцепенении смотрела на телефон: ее потрясло то, как резко Лиам оборвал разговор.

– Ну и что он сказал? – спросил Коди.

Он наблюдал за Тэрин все это время, и ей не понравился его понимающий взгляд.

– Не твое дело, – сказала Тэрин и резким движением вернула Коди телефон.

9. Джек

– Мне все же кажется, что это мышечное напряжение, – сказал Чарли, когда Джек подвозил его в клинику. – И не уверен, что рентген что-то даст. А вот тебе, приятель, вовсе не обязательно меня подвозить.

– Без проблем, Чарли, у меня сегодня выходной.

– В пятницу? Хороший же у тебя график.

– Да, одно из преимуществ работы университетского профессора. – Джек глянул на тестя и заметил, что у того снова напряглось лицо. – Больно?

– Немного. – Чарли махнул рукой. – Ничего такого, с чем не справится тайленол. Под старость всех одолевают разные хвори и головная боль. Подожди, вот стукнет тебе семьдесят и поймешь, что в этом возрасте даже с кровати утром встать ой как непросто. Мэгги говорит, что мне, возможно, просто надо походить на физиотерапию или на массаж. Надеюсь, она не станет настаивать, чтобы я записался на йогу или еще какой дуростью начал заниматься.

– Йога пойдет тебе на пользу.

Чарли хмыкнул:

– Можешь представить меня в трико и в позе «бигль мордой вниз», или как там они это называют? – Он посмотрел на Джека. – Этим летом я лучше себя чувствую, может, махнем куда-нибудь на Запад и покатим в поход на велосипедах. – Он достал из кармана куртки глянцевый буклет с рекламой путешествий. – На, полистай. В Брайс-Каньоне есть грунтовые дороги. Вот куда бы я отправился вместе с вами, пока силы еще позволяют. Я ведь, как-никак, восьмой десяток разменял.

– Разменял, но стариком не стал.

– Я, пока работал в полиции Кембриджа, почти не отгуливал отпуска. Тратил драгоценное время на всякие отбросы общества. На уродов, о которых никто не пожалеет, если им всадят пулю в голову. А мог бы путешествовать с Энни. Мы могли бы отправиться в круиз по Аляске, она всегда об этом мечтала. Господи, как я жалею, что упустил столько времени. Теперь надо наверстывать. – Чарли взглянул на Джека. – Так что проследи за тем, чтобы Мэгги взяла отпуск в июне. Дней на десять.

– Я передам ей твое пожелание.

– И путешествие за мой счет. Все расходы беру на себя.

– Это почему?

– Потому что я предпочитаю получать от заработанных денег удовольствие, пока еще жив. А вам не стоит тратить свое наследство на мемориальные водостоки.

– Это очень щедро с твоей стороны. Но и новые водостоки нам и правда нужны.

– В общем, с тебя отпуск Мэгги. – Чарли снова глянул на Джека. – Совместный отпуск подальше от большого города вам обоим пойдет на пользу.

– Естественно, отдых на природе – отличный шанс забыть о работе и расслабиться.

– И еще кое-чем заняться.

– В смысле?

Чарли подмигнул Джеку:

– Я не теряю надежды понянчить внуков, причем в ближайшее время.

– Я тоже, Чарли.

– Ну и когда ждать пополнения? Надеюсь, к этому моменту я еще буду в состоянии покидать внуку бейсбольный мяч.

Тема детей была для Джека слишком болезненной, и он не стал отвечать, просто вел машину и старался об этом не думать.

– Она еще не оправилась после последнего выкидыша, да? – спросил Чарли.

– Для нее это было тяжелым испытанием. Для нас обоих.

– Джек, это было год назад.

– Да, но боль никуда не ушла.

– Знаю, знаю. Но вы еще молоды и вполне можете иметь детей. Моей Энни, когда наконец-то родилась Мэгги, уже почти сорок два исполнилось. Для меня это было как дар божий. Ты поймешь, о чем я, когда возьмешь на руки своего малыша или малышку.

– Я над этим работаю, – только и смог ответить Джек.

– Тогда подумай о Брайс-Каньоне, договорились? Вы с Мэгги в романтическом номере в отеле. Это будет отличное место для нового старта.

И Джек действительно об этом думал. В тот день он сидел в кофейне «Данкин донатс» в Шиллман-холле, проверял письменные работы студентов, а буклет с описанием маршрутов по Брайс-Каньону не шел у него из головы. Он отложил в сторону стопку студенческих эссе и начал разглядывать размещенные в буклете фото с красивейшими видами и загорелыми лицами. Неделя вдвоем в таком прекрасном месте – это именно то, что им нужно.

Может быть, Чарли прав, может, пришло время снова подумать о ребенке?

– Профессор Дориан?

За шумом голосов в кафе Джек не сразу понял, что с ним поздоровалась какая-то женщина, и только когда она назвала его по имени во второй раз, он поднял голову и увидел, что рядом с его столиком стоит Тэрин с рюкзаком на одном плече. Она отбросила упавшую на лицо прядь волос, и этот жест показался Джеку скорее нервным, чем машинальным.

– Я знаю, у вас сегодня выходной, но в вашем офисе мне сказали, что я смогу найти вас в этом кафе. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

Джек убрал буклет в портфель и указал на стул напротив:

– Конечно, присаживайтесь.

Тэрин повесила куртку с капюшоном на спинку стула и села. Они регулярно встречались на лекциях в аудитории и порой перебрасывались парой фраз, когда пересекались в кампусе, но это был первый раз, когда у Джека появилась возможность хорошо ее рассмотреть.

Ясные карие глаза, открытое умное лицо. Тэрин не пользовалась косметикой и от этого казалась невинной и довольно уязвимой. Над верхней губой – тонкий шрам. Заметив его, Джек даже попробовал угадать его происхождение. Упала в детстве с велосипеда? Или с дерева?

Тэрин достала из рюкзака ноутбук, поставила его на стол и сразу перешла к делу:

– Я тут наконец решила, на какую тему буду писать курсовую, и хотела бы коротко ее с вами обсудить. Писать буду о Дидоне и Энее. Выбрала их, потому что мысленно постоянно возвращаюсь к их истории. Вернее, к истории Дидоны.

– Да, я еще в аудитории заметил, что вы чувствуете определенную связь с царицей Дидоной. И какими будут ваши главные тезисы?

– И Дидона, и Эней, безусловно, яркие и страстные персонажи, но их страсти разнонаправленные. Энея более всего волнует его общественный долг, и он предает Дидону, чтобы исполнить свое предназначение. Дидона целиком посвящает себя любви к Энею и жертвует собой ради этой любви.

– Общественный долг против личного желания. Или точнее – долг против любви.

– Именно. Кстати, это может быть очень даже хорошим заголовком – «Долг против Любви», – заметила Тэрин и что-то быстро напечатала в своем ноутбуке. – Я читала, что́ некоторые студенты написали о своих впечатлениях об «Энеиде». У многих такое стереотипное мышление, меня аж трясет от злости. Для них Дидона – иррациональная, излишне эмоциональная и даже заслуживающая жалости женщина. Они искренне полагают, что феминность Дидоны угрожает маскулинности Энея, то есть его идеальным представлениям о том, что такое власть, доблесть и порядок.

– А вы смотрите на это иначе?

– Естественно, иначе. И я думаю, Вергилий со мной бы согласился. У него Дидона – сложная женщина, гордая и могущественная царица, и она остается такой вплоть до предательства Энея. И когда он ее предает, она берет судьбу в свои руки и даже руководит устройством собственного погребального костра.

– Вы считаете, что Вергилий симпатизирует Дидоне?

– Да, ее соблазнили, а потом бросили. Обратите внимание на разницу их речевых характеристик. Она ведь очевидна. Речь Дидоны расцвечена эмоциями. Эней думает только о власти и своем предназначении. Его речь лишена страсти, а именно страсть делает Дидону живой и настоящей. Так Вергилий показывает нам, что настоящая героиня – это Дидона.

– Интересное предположение. Если вы сможете увязать курсовую с вашим эссе по «Медее», из этого вполне может получиться дипломная работа. Конечно, если вы решите пойти в докторантуру.

У Тэрин от таких слов профессора засияли глаза.

– Ой, я не думала об этой работе как о возможной диссертации, но да, вы правы! Исследование на тему «Какую цену платят женщины, когда их страсть угрожает мужчинам». Эта тема прослеживается в истории Абеляра и Элоизы. И в истории Хемингуэя. В этих историях женская потребность в любви становится непосильной ношей для их мужчин и выявляет их слабость. – Взгляд Тэрин затуманивается. – Такое и в реальной жизни случается.

– Вы говорите так, будто сами прошли через нечто подобное, – сказал Джек и тут же пожалел, что не прикусил вовремя язык.

Тэрин кивнула, ее глаза вдруг наполнились слезами. Она отвела взгляд и постаралась взять себя в руки.

Джек не знал, что за личный опыт подтолкнул ее к выбору подобной темы, но вспомнил, как Джессика на занятии высказала предположение, что Тэрин «помешана на мужчинах, которые предают своих женщин».

– Иногда изложение своих мыслей в письменной форме становится своего рода терапией. Это помогает укрепить самооценку, справиться с болью, побороть сомнения. Понимаете, о чем я?

Тэрин кивнула и вытерла ладонью глаза, размазав подводку. Теперь она показалась Джеку не просто уязвимой, а беззащитной, ему даже захотелось как-то ее утешить, но он сумел сдержаться и продолжил ровным голосом:

– Думаю, это отличный заголовок для исследования. Вы глубоко погрузились в тему, я впечатлен. Ваши родители из ученых кругов?

– Чего нет, того нет. – Тэрин пожала плечами, как будто ей стало неловко. – Они развелись, когда мне было десять. Мама работает помощницей медсестры. Мы живем Хобарте, это в Мэне.

– В Хобарте? Я там бывал. Правда, давно это было, тогда мы с женой увлекались рафтингом.

Да, в те времена они с Мэгги еще позволяли себе вместе проводить отпуск.

– Ну, тогда вы знаете, что это маленький фабричный городок в глухой провинции.

– Однако, как я посмотрю, из него выходят многообещающие студентки.

– Хотела бы я, чтобы это было правдой. – Тэрин улыбнулась. – У меня столько планов, определиться бы.

– Какие еще курсы вы посещаете?

– Литература восемнадцатого века, читает профессор Макгуайр.

Джек постарался сделать непроницаемое лицо. Рэй Макгуайр занимал соседний с ним офис. В начале семестра он пожаловался Джеку, что студентки из «последнего помета» все как одна непривлекательные. А потом посоветовал: «Но смотри не проморгай девчонку по имени Тэрин Мур. Из-за таких снятся влажные сны».

Теперь Джек понял, что имел в виду Рэй.

Тэрин встала из-за стола и надела куртку.

– Что ж, я готова с головой погрузиться в работу. Спасибо вам, профессор.

– Если надумаете поступать в магистратуру, дайте знать. С удовольствием напишу вам рекомендательное письмо.

Они вместе вышли из Шиллман-холла. Ветер растрепал темные волосы Тэрин, на солнце они начали отливать золотом, и Джек подумал, что она похожа на сирену прерафаэлитов.

– Увидимся в классе, – сказала Тэрин и скромно помахала на прощание рукой.

Джек остался стоять на тротуаре, глядя ей вслед. Ему стало тоскливо: он превратился в типаж. Очередной женатый профессор вожделеет студентку. Грустное и жалкое зрелище.

Нет, он не был очередным профессором. Он был самым молодым штатным профессором на кафедре английского языка, он любил свою работу и в прошлом году был удостоен премии «За высокий уровень преподавания». Более того, он преподавал не где-то, а в Бостоне, в самом университетском городе Америки. Как только в каком-нибудь колледже в Восточном Массачусетсе открывается кафедра или факультет английского языка, на него тут же обрушивается град заявлений от сотен докторов наук. А еще у него был постоянный контракт, что очень престижно и является предметом зависти, потому как в других областях наемным сотрудникам не предоставляется пожизненный контракт. Расторгнуть такой контракт руководство университета может только в том случае, если он совершит какое-нибудь противозаконное деяние… или явную глупость.

Например, закрутит роман со студенткой.

Джек достал телефон и послал СМС Мэгги. Он сумел раздобыть два билета на сегодняшнее выступление Бостонского симфонического оркестра и теперь спрашивал, где бы Мэгги хотела поужинать перед концертом.

Пять минут спустя Мэгги ответила:

«На ужин времени нет. Приеду сразу к БСЗ⁹. Встречай у входа в 7!»

Пусть без совместного ужина, но вечер он проведет с женой. А симфонический концерт – это как раз то, что им обоим сейчас нужно.

В тот холодный февральский вечер у входа в Бостонский симфонический зал со стороны Массачусетс-авеню людей почти не было. Давали концерт для виолончели с оркестром Шумана. Мэгги обожала этот концерт и уже несколько недель ждала, когда же наступит желанный вечер. А Джек с тем же нетерпением ждал свидания с собственной женой.

Он стоял у тротуара и высматривал Мэгги.

19:15 – она еще не появилась.

В 19:20 он заметил Рэя и Джуди Макгуайр, которые быстро шли к Симфоническому залу со стороны парковки.

– Попрошайничаешь? – вместо приветствия спросил Рэй.

– Пора бы, с моей-то зарплатой, – ответил Джек.

Рэй рассмеялся и пожал ему руку.

– Ну и где же твоя прекрасная женушка?

– Должна появиться с минуты на минуту. – Джек глянул на часы.

– Отлично. Увидимся в антракте.

Рэй с женой, поднявшись по парадной лестнице, вошли в Симфонический зал.

Прошло еще десять минут. У Джека от холода онемело лицо, но он не уходил с тротуара, только подпрыгивал на месте, чтобы немного согреться, и время от времени ощупывал билеты в кармане пальто. Теперь он уже начал волноваться. Может, что-то случилось? Авария, не дай бог? Набрал номер Мэгги, но попал на голосовую почту.

Оставил сообщение: «Ты в порядке? Где ты?»

В 19:45 наконец зазвонил телефон. Мэгги. Слава богу.

– Джек, мне так жаль! У меня здесь тяжелый случай, и я действительно не могу уйти.

– И никто не может тебя подменить?

– Нет. Только не с этим пациентом. – Тут запикал не предвещающий ничего хорошего сигнал медицинской тревоги. – Я должна идти, увидимся дома, – сказала Мэгги и прервала разговор.

Джек дрожал от холода, чувствовал опустошение и никак не мог поверить в то, что все вот так закончилось. Он даже подумал, не поехать ли домой и не лечь ли спать, но билеты были слишком уж дорогими.

Когда он вошел в Симфонический зал, свет уже начал мерцать, это означало, что концерт начнется с минуты на минуту. Капельдинер вел его по проходу, и в этот момент Джек осознал, что он – единственный, кто еще не сел на свое место, и это было неприятное ощущение. Капельдинер указал ему на ряд, который был целиком занят, лишь два пустых кресла бросались в глаза. Джек сел на свое место, а пальто положил на соседнее. Женщина справа мельком глянула на него и наверняка удивилась, почему он купил билет для пальто.

Когда свет в зале притушили, Джек заметил, что пара слева от него держится за руки. Те, кто сидел впереди, шепотом делились какими-то посетившими их за минуту до начала концерта мыслями. Одна женщина наклонилась к своему кавалеру и поцеловала его в щеку.

Как же он хотел, чтобы Мэгги была рядом с ним, чтобы она держала его за руку, шептала на ухо, поцеловала в щеку. Но вместо этого она была на другом конце города, занималась пациентом, который нуждался в ее помощи.

«Но мне ты тоже нужна, я скучаю по тебе».

Дирижер вышел на сцену, и зал взорвался аплодисментами.

Джек не мог сосредоточиться на музыке, не следил за исполнением и понял, что концерт окончен, только потому, что публика снова зааплодировала.

Он схватил пальто и, насколько это было возможно, быстро пошел к выходу.

На свою подъездную дорожку он вырулил около одиннадцати вечера и поставил машину в гараж рядом с «лексусом» Мэгги. Дом был темным, только в кухне горел тусклый свет. Джек решил, что Мэгги уже спит, и очень удивился, когда застал ее в кухне. Она сидела у стойки с бокалом вина. Вид у нее был измученный: лицо серое, под глазами темные круги.

– Ты в порядке? – спросил Джек. – Что случилось?

Мэгги отпила глоток вина.

– Одному нашему пациенту стало очень плохо, пришлось выручать. С пациентом все в порядке, но я действительно не могла уйти. Прости. – Она сделала еще глоток. – Как прошел концерт?

– С тобой прошел бы лучше.

– Прости. – Еще один глоток вина. – Есть настроение пообниматься?

У Мэгги это означало – заняться сексом.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

Джек взял ее за руку, и они поднялись в спальню.

Потом, когда Мэгги уже заснула, Джек лежал рядом и думал: неужели теперь у них так будет всегда?

Теперь они, вместо того чтобы решать возникшие между ними проблемы, будут просто заниматься сексом?

Джек лежал на спине, смотрел в темноту и слушал тихое дыхание жены. И в его сознании возник смутный образ: женщина с карими глазами, ее волосы шевелит ветер и подкрашивает золотом солнце.