Самозванка. Кромешник

Глава 2. Сполох

Старший Адалин покидал тронный зал Её Величества в растрёпанных чувствах. Говоря проще, в ярости. На себя, на проклятую коронованную красавицу и весь её приторный, ядовитый двор.

Косые взгляды Дам, исполненные зависти или подозрения приветствия державных мужей, шепотки и общая мертвенность бесили крепче откровенной ненависти, тоже кое-где мелькавшей. Но больше того злился Упырь на собственную дурость: на недочитанные свитки, отсрочку, покрывавшую постыдное малодушие видимостью дружеского участия, и – венцом болотно-вязкого бессилия – чары, затуманившие последний разум.

Синеглазую Айрин не зря чествовали прекраснейшей из королев, изяществом подобной самой Жрице.

Фладэрик, сердито вколачивая каблуками замковую пыль, направился не в палаты, пожалованные в почётной Алой башне, что подпирала Королевскую, а прямиком к чародеям, куда обыкновенно подданные предпочитали не соваться. Во-первых, проницательные вельможи справедливо опасались за жизнь, поскольку чудовищный выкидыш колдовского зодчества слишком горестно вздыхал и постанывал, шатаясь на ветру. Во-вторых, сносить паскудный нрав и странные пристрастия обитателей выучились единицы.

Замковые чародеи, за редким исключением, страдали от целого вороха одержимостей и недугов, включая прострелы и подагру, чем объяснялись немотивированная агрессия, сварливость и не без основания подозреваемый каннибализм.

Фладэрик относился к особенностям придворных чароплётов снисходительно, как к издержкам ремесла. В конечном итоге, ему вменяемые колдуны или сильно уравновешенные шаманы тоже не часто попадались.

Поднимаясь по изломанной, попятнанной реагентами и основательно подкопчённой винтовой лестнице, Адалин сознательно игнорировал антураж: покойничков разной степени свежести, цепи-кольца-решётки, вмурованные в стены под произвольными углами, бодреньких тварей, пробравшихся с Кромки и контингентом местным полонённых в клетях, а то и стенах. Клацающие во мраке челюсти восторга не вызывали, но отчего-то и не беспокоили. Пойманные мудрецами кромешные страсти стерегло проверенное столетиями колдовство. Магические знаки, начертанные на камнях, и заговорённые решётки, отлитые узором. Куда опаснее выглядели сточенные, скользкие ступени. И сами мудрецы.

Что ллакхарские чудодеи, что навьи, отличались досадным легкомыслием, давно поправшим здравый смысл любопытством и чреватым последствиями нездоровым интересом к Кромке, а значит, и тому, что притаилось за ней.

«Ты теперь Кромешник, – прошелестели в памяти цветастые осколки. – Тебе сторожить границы».

Кромка отделяла явь от запредельных сфер, где людям, да и нелюдям, не находилось места. Где властвовали силы, непонятные и чуждые подлунным землям. Где царил иной закон. Размыкать Кромку, погружаться в неё или пересекать непосвящённым возбранялось. Ведун Беггервран из Драб Варьяна, старейший из шаманов, однажды проговорился, что и посвящённым там делать нечего: духи Кромки непостижимы, вероломны и не ведают привычных чувств. Но так ехидный старец, закусывая высушенной шляпкой мухомора, частенько говорил и про живых.

«Твоя рука сжимала рукоять», – улыбнулся Ваа-Лтар.

«Твоя», – отозвались ломаные тени, прятавшие шахту.

Фладэрик так погрузился в размышления, что на припылённую окрестность внимания не обращал, пока из очередной ниши ни вынырнул окутанный сапфировым мерцанием долговязый силуэт, напоминавший остов в полотне больше, чем окрестные скелеты.

– Упырь? – Инистый призрак кашлял, заслоняясь широким рукавом белоснежной рубахи. Несколько некрупных, в пядь величиной, светляков разгорелись ярче за плечами белёсого умертвия, щедро озарив исчерченную копотью кладку. Покатые ступени ввинчивались во мрак вдоль шахты.

– Здравствуй, Сполох, – поприветствовал Адалин, чуть улыбнувшись.

Тегейриана Эльзанта – ещё одна неразгаданная шуточка падкого на всякую придурь старика-Майлгуана, нарекшего мальчишку-первенца женским именем – за навязчивую страсть к воспламенениям остроумно прозвали Сполохом. Белёсый, перламутрово мерцающий чародей-динстманн на службе Её Величества обладал бесспорными талантами, которые охотно демонстрировал при любом удобном случае. И сейчас как раз задумчиво облокотился в ожидании о разомкнутую решётку побочного хода. Полыхавшие потусторонней синевой зенки помаргивали. Скуластый красавчик нагло лыбился, широко раздвигая бескровные губы. Зачёсанные в гладкий хвост волосы цвета лебединого крыла блестели.

Поглядев на перламутровое исчадие заколдованной башни, Фладэрик внезапно сообразил, кого ему так навязчиво напомнил до срока поседевший, выдубленный Гристоф. Пожимая протянутую, сухую, как щепа, истончённую ладонь, Адалин прикинул, что ранее никогда не интересовался причинами странного преображения чароплёта. Помнится, ещё четверть века тому наследник Эльзантов щеголял каштановой шевелюрой и соболиными бровями, теперь льдисто-прозрачными, точно узоры на зимнем окне.

– Чего зенки сузил, Упырь? – фыркнул Тегейриан с прежней, почти ласковой усмешкой и пропустил гостя вперёд себя в полутёмный лаз. Светляки медленно угасали, исходя серебром.

– Кашель. Ты болен? – кратко поддёрнул плечами Адалин. Сполох легкомысленно взмахнул прозрачной кистью, в широком, не подвязанном рукаве сорочки напоминавшей высохший стебель кошачьей петрушки. – И почему в одной рубахе?

– Тигель рванул, смердит, зараза. Как раз шёл переодеться. – Ухмылка чародея сделалась язвительнее. – А кафтан с окна швырнул, аккурат в садик Её Величества хлопнулся. Чубушник оттенять.

– Озорничаешь, – проникаясь настроением, одобрил Адалин. – А что насчёт кашля?

– Простыл, наверное, – Эльзант небрежно перебросил над головой пару молний. – Я ждал тебя. Гадал, заглянешь – нет.

Фладэрик прищёлкнул языком:

– И что сказали потроха?

– Что голубей разумнее потрошить в кулинарных целях, – белёсый кудесник хрипло хохотнул и тотчас закашлялся. Да так остервенело, что Упырь обернулся и пристально вгляделся в костистое лицо товарища.

Приступ Фладэрику совсем не нравился. Простуду он напоминал в последнюю очередь.

– Да не гляди ты так! – огрызнулся, сердито утираясь, Сполох. – Сквозняки тут, сам знаешь! Протянуло!

– Смотри, сам не протяни, – намеренно не окончив фразы, Упырь покладисто отвернулся.

Тегейриан в няньках не нуждался. И соображал прытко. Во всяком случае, опасную хворь коронный динстманн сумел бы отличить без посторонней помощи. Раздражённо подтянув ворот рубахи, чародей сощелкнул с пальцев очередную молнию, зависшую болотным огоньком над белой маковкой. Фладэрик поморщился и отогнал непрошенную ассоциацию.

– Я видел твоего брата, – малозначительно заметил он в досаде на собственное малодушие: слишком уж хотелось побыстрее сменить тему.

Эльзант вопросительно заломил белёсую бровь:

– Которого из? – Хоть сколько-нибудь озабоченным динстманн не выглядел. Как и вообще заинтересованным.

– Младшего, Диглэриана. На карауле дулся с близнецами Корсвицами в кости, – отчитался Адалин.

– Недоумок, – ничуть не удивлённый Тегейриан лишь пожал плечами. – Эриан в своём репертуаре. Дурачок порченный – бредит двором и какой-то дичью про славу отечества, – проворчал чародей мрачно. – Отправлю весточку Фрагиану, пусть мозги ему вправляет, мне недосуг, – он снова поперхнулся. И на этот раз откашливаться пришлось чуть дольше.

Фладэрик выжидал с непроницаемым видом, пощипывая зараставший подбородок.

– Скажи-ка, друг, – проронил Упырь прохладно, когда посеревший динстманн распрямился. – А Корнфлид, или кто другой из Старшин Круга, видал вот это?

– Кашель-то? – ехидно искривил бесцветные губы Сполох. – А у нас тут не девичья светёлка, чтоб над каждым чихом трястись.

– М-да, – только и ответил Адалин, всё больше хмурясь.

Девичью светёлку невзрачный оплот навьих чар напоминал в последнюю очередь. А вот заброшенный склеп – очень даже.

– Завязывай тут рожи корчить, – решительно оборвал Тегейриан, заметив характерную складку между бровей. Адалин покачал головой. – Давай-давай! А то подумаю… плохо!

– Подумай хорошо, – от души присоветовал Упырь, сгибаясь под низкую притолоку небольшого портала. Местное обиталище коронного кудесника стерегла толстая, обшитая железом дверь. И наводила она на мысли скорее о подземельях, полонённых чудищах и, почему-то, старцах в колючих власяницах. Упыря аж передёрнуло. Не спасали даже резьба с инкрустацией и свечник.

Сполох, будучи одним из главных чародеев-динстманнов Её Величества, мог претендовать на нечто более презентабельное, но предпочитал скромный кут в неприступной – и редко посещаемой посторонними – Башне, вдали от двора и всех его условностей.

Каморка состояла из трёх комнат с кладовой, имела узкие, обрешечённые окна, тщательно оберегаемый от использования очаг, несколько жаровен, расставленных по углам, и, разумеется, трофейных чучел. Над очагом лукаво помаргивал инкрустированными зенками безобразного вида ящер с перепончатым воротником, встопорщенным короной вкруг тупого, бугристого рыла. А у окошка притулилась обряженная в пестрядевый саян⁵⁴ гарпия.

Привычный к эксцентричным интерьерным пристрастиям белого чароплёта, Адалин равнодушно оглядел безукоризненно прибранные покои и уселся на застеленный шкурой сундук, поджидая, пока хозяин выберет новый кафтан. Спутник, ласка Искра, тоже как будто полупрозрачный, в зимней ещё шубке, вынырнул из теней колдовского логова и насторожился, разглядывая гостя. Позёмыш тотчас пропихнул вострую мордочку в прорезь между застёжками дублета с упреждающим ворчанием. Упырь насмешливо огладил ревнивого горностая между ушами. Искра отличался ехидным и непредсказуемым нравом. А ещё кровожадным сверх всякой необходимости. Черты эти Спутник явно унаследовал от хозяина. Когда коронного чародея спрашивали, почему тот назвал ласку Искрой, ведь тот же мальчик, Эльзант неизменно пожимал плечами с ядовитым «я тоже».

– Давно хотел спросить, – неспешно проронил Фладэрик, разглядывая чешуйчатое страховидло на стене. Рубиновые глазки отчётливо косили, отчего чудище выглядело скорее обескураженным, чем угрожающим. – Откуда такая дивная расцветка?

– Расцветка?

Тегейриан небрежно стянул шнуровку куртки из вываренной кожи с тиснением на рукавах, прошёл к одной из жаровен, приласкал преданно полыхнувший огонёк, отщепил сгусток и, не глядя, запустил через комнату.

Упырь не отреагировал.

Непринуждённая лёгкость исполнения искупала показушность. Бесцветный Эльзант обернулся и приветливо улыбнулся в ожидании пояснений:

– Ты про белизну? – уточнил он равнодушно.

– Похвальный аскетизм, – кивнул Адалин с усмешкой. – Изысканно.

– Рад стараться! – Эльзант, ядовитый похлеще болотной гадины, отвесил насмешливый поклон. – Вообще дурацкая оплошность. Один опыт… вразнос пошёл. Очнулся на следующие сутки уже таким, – чародей склонил макушку цвета лебединого крыла.

Фладэрик задумчиво кивал. В висках пульсировало.

– И что за опыт? – подбодрил прелагатай, размышляя.

– Удивительно, – Тегейриан всё забавлялся со светляками. – Ты, помнится, тогда и бровью не повёл. Лет тридцать же прошло, – прикинул он с усмешкой. – А теперь чего?

– А теперь, кажется, Наследник чем-то подобным балуется, – неохотно отозвался Адалин. «Как бороной вспахали», «башни-пограничники ходуном ходили», – шептал в голове голосом обезглавленного Ваа-Лтара Гристоф. А позади едва слышно шелестела свежая шалга в Холмах, где по выбеленным камням тихо перекатывалось битое стекло. – Вот, хочу узнать, чем именно.

Тегейриан, поджарый и белёсый, изогнул бескровный рот в подобии усмешки, понятливо сощурил яркие глаза и кивнул:

– Ага. Значит, началось?

Глава 3. Не обо всём стоит сказывать

Опрятные покои Башни Мастеров, красноглазые чучела, выстеленные мехами сундуки и жонглирующий молниями чароплёт медленно выцвели, а из небытия проступила иная, значительно менее приятная картина. Фладэрик поморщился и решительно изгнал воспоминания. Проникновенно стрекочущий у ног Искра вызывал куда больше тёплых чувств, чем оглушительное вороньё и воркотня клятых дам.

– Вероятно, мессиру есть, что сказать? Сегодня в тронном зале ты был весьма настойчив… – Королева скормила прожорливым пернатым очередную крысу и неспешно обернулась.

Густая копна медовых волос спускалась по плечу атласными волнами, изысканно обвитая низками крупных жемчугов, серебряными нитями и дивной красоты капелью алмазных бус. Продолговатые резные серьги загадочно мерцали. Айрин едва приметно улыбалась, томно опустив длиннющие ресницы. Фладэрик, напротив, хмурился, напряжённо озирая птичьи узилища. Чёрные твари отчаянно клацали окровавленными клювами и норовили уцепить кусок пожирнее. Если не из подачек, то, на худой конец, из соседского бока. Прямо как придворные лицедеи.

– Много всего творится в подлунном мире, да не обо всём стоит сказывать, – усмехнулся Адалин, подумав. – В нагорьях Враэрдэа зима выдалась скверная, смёрзлись до дна Пратс и Выглинка, отчего князь Эрцлафа тотчас двинул войной на князя Гвэртэврана, недомерка шестнадцати лет от роду. А с верховий тем часом на промысел спустились льдистые великаны, и всю ту кодлу княжью – витязей да крестьян вооружённых – подчистую пожрали.

По сторонам Упырь не глядел, в выражениях не стеснялся и, несмотря на невысказанное пожелание обомлевших дам, сворачивать рассказ не помышлял. Скулы Равнсварт розовели нежнейшими бутонами, в уголках рта пряталась весёлость. Королеву балаган позабавил.

– В Жешских Землях, по обе стороны Больших Вил, что в Малом Владении, что в Старом, мор, да ещё такой паскудный, что в Дзвенцске престольном магнаты уже столковались звать на подмогу Чародеев Армандирна и Чародеевой Пущи, в довесок к колдунам Семи Ветров, что там от Наследника эмиссарствуют и, в данный момент, наравне с прочими горшки беспощадно марают. Магнаты опасаются потонуть всем скопом в фекалиях…

Лучина Тэрглофф что-то тихо зашипела. Фладэрик и бровью не повёл.

– А на Костяном Холме, прямо под бойницами Аксцебужца, ведьмы шабаши справляют почти каждую ночь с самого Громника⁵⁵. Так что выработки на взгорьях Дзедзнэ пустуют, а казна жешская, в отличие от ям выгребных, мелеет.

Теперь уже и Айрин неприметно поджала губки и передёрнула изящными плечами, будто собиралась из воротника выскользнуть. Упырь, интонации не меняя, продолжал изощрённое издевательство:

– Огниффские воеводы к границам Влакитании войска стягивают, белок с барсуками застращать собираясь, ибо рыцарство тамошнее, преимущественно, ни на что более не годится, к изобильному фантазёрству, песням и возлияниям тяготея. Костры походные от самого престольного Станбергваэра горят. Грозят войной оборотням Дитмара, что в Шрекелере заправляет, а заодно и Седого Имрэ из Влакитании вытурить похваляются. Если не перепьются до срока и друг друга не перебьют, – Фладэрик галантно улыбнулся. Королева безмолвствовала. – Рыцарство всё больше против Диколесья напирает. В Аггер-Ильвинор помосты с шибеницами мастерят, территорию промеж орденов поделили. А между тем пушной промысел страдает. Купцы злятся, егеря клянут господ, охотники пытаются бить зверя помимо законов, так что Шрекелер не голодает. Одна беда – выгрызать из доспехов обед не всегда сподручно, – улыбка Упыря заострилась.

Королева не отреагировала, задумчиво поигрывая окровавленными щипцами.

– В Непроходимье Чёрный След лютует, вместе со Свободными вампирами из Коммуны колдунов с выжлецами сквозь частый гребень пропускает. В Иргибе отловили Пещерных Оборотней и молодняк на них натаскивают. Великана льдистого с Белых Гор приволокли, так он, как проспался, цепь порвал и в восточные болота ломанулся. С седмицу ловили, по ворге⁵⁶ аукаясь, а он тем часом северное предместье Кхаркхелла подчистую выжрал да, видать, им потравился. Нашли уже дохлого.

Айрин покивала, по-прежнему эмоций не демонстрируя.

– При дворе Озара всё тихо. Сердаград благоденствует. С Имтильской династией князёвой царь Косой породниться затевается. Каким образом только – не понятно. Ибо с обеих сторон законные и признанные одни девицы. Но, может, одну из них высочайшей милостью признают отроком. Или вернут заложников. Кто знает? – Адалин развёл руками, чужеземные порядки не одобряя. – Миридик активно территории расширяет. Эрвар увлёкся подсечным земледелием. Ллокхэн…

– Миридик, – вдруг перебила королева, дрогнув чёрными ресницами.

Глаза-озёра, бездонные омуты, скользнули по притихшей стайке придворных змеек под кустом и устремились на прелагатая. Адалин взгляда не отвёл. Только сковал физиономию безучастной маской в ожидании. Нежное личико порфироносицы изобразило рассудительную задумчивость.

– Мне говорили, солнце встаёт ближе к Семи Ветрам.

Фладэрик мысленно вздохнул. В подлунном мире творилось очередное безобразие. Не может «князепосланная» быть настолько «невинна», как обычно выставляется перед лопоухими заморскими послами, пока для тех каты клеть приготовляют. Адалин, забывшись, вопросительно покосился на прекрасную правительницу и выдавил:

– Да, Миридик восточнее нас.

– Фладэрик, – изумительная госпожа с очаровательной наивностью прикусила напудренную губу, умышленно запнувшись, – Адалин, скажи, а там уже сошёл снег?

Притаившееся под деревом кубло едва слышно шелестело юбками. Птице-ящеры сердито взлаивали, трепеща крылами.

– Да, моя королева, – откликнулся Упырь негромко. Следовало возвратить инициативу, пока замысловатые кружева придворного кокетства не обернулись удавкой вокруг шеи. – Они ещё и южнее, – краткий экскурс землеописания отдавал издевкой. Королева вздохнула и собралась изречь ещё что-нибудь столь же содержательное, к примеру, об урожае зерновых, но прелагатай её опередил: – Моя королева, в Хуторье, человеческом поселении на границе Великих Топей и Голоземья, я оказался свидетелем любопытной беседы. Могу предположить, это касается последних действий Алмазной Лилии Ллакхара. Эрвар готовится к войне.

Прокладывая маршрут между четырьмя столпами тамошней оседлости, носившими гордые имена Хуторье, Дратва, Беглянка и Выжига, Фладэрик выбрал кратчайшую стёжку до Поста, ибо селище мало уступало трём оставшимся деревням. А плетень на поверку оказался и вовсе более хлипким, чем обмазанный глиной заплот в Выжиге, укоренившейся, как из названия следовало, на месте стоянки углежогов.

Но хуторчане завели балия. И клятый, ушлый до оскомины дедок устроил потерявшему бдительность Упырю «народные гуляния» с бубноплясками. Фладэрик, успевший послушать ленивый трёп заезжих колдунов в корчме, под тушёную с репой капустку, да нерадивым стряпкой загубленную, слишком крепко призадумался.

Путешественники, завернувшие в селище пополнить запасы по дороге из Буёва Ратовища к Бшегненским Горам, болтали о том же, что поведал Ваа-Лтар перед смертью. Выжлецов выкликают поближе к сиятельной персоне Алмазного крысёнка. Вот и эти старатели подвизались северных колдунов, что за Зубатым Молотом себе целый город в скалах понарыли, к порядку призвать и об обязанностях гражданских напомнить, пока кости целы и шеи не мылены.

Балий, «гостюшек родненьких» вонючей потравой потчуя, восторженно порхал вокруг ллакхаров, подобострастно щуря масляные зенки, юлил ужом, подробности выспрашивал и преданностью похвалялся. Захмелевшие «баре-чудодеи» купали в подливе длинные усы и улыбались. А Фладэрик мрачно ковырял подгоревшую репу, слушал и запоминал.

То, что за Хмурью, как мухи из падали, выстроился Ллакхарский анклав, Упырь и прежде слышал. Даже наведался в те края. Но, к вящей горести Алмазного цветочка, обнаружил безобидную компанию добронравных любомудров, в горы подальше от греха удалившихся и над свитками смиренно тлеющих.

Бшегненские колдуны отличались воинственностью марципана, плавающего в сиропе. И от реторт своих отрываться не собирались даже под предлогом конца света, скромно постучавшегося в ворота. Ибо подхватили где-то в восточных степях смутное новомодное вероучение и в стройную концепцию выпестовали, так что Фладэрика, невзирая на происхождение, мало что кольями не тыкали, ещё и потчевать при каждом удобном случае затевали. Адалин едва сам в их идеалы не уверовал, так благолепно проповедники всё излагали.

В тех краях Эрвару соратников обрести не светило при всём желании.

Теперь, пересказывая с мрачным удовлетворением плоды неправедных трудов Её Величеству, Упырь внезапно припомнил странную деталь подсмотренной сценки, одну невзначай брошенную фразу.

Седой, поджарый Ллакхар, покручивая на пальце амулетом, что балий накануне у Фладэрика слямзил да в дар колдуну заезжему подсунул, любезно интересовался здоровьем общей знакомой «стрыечки⁵⁷», долженствующей со дня на день от хвори досадной излечиться. Балий радостно щерил гнилые челюсти, а второй чароплёт, помладше и посмазливее, заверил, что здоровью родственницы более ничего не угрожает. Поправилась ведьма окаянная.

Поправилась, значит…

Разоружение, запрет разъездов. «Лучше б ты от той хвори околела», – в сердцах подумал Фладэрик, уставившись на королеву.

Миледи Айрин задумчиво склонила к плечу прелестную головку и теребила щипцы, сложив нежные губы трепетным бантиком. Адалин и сам не верил, что можно так притворяться. Внезапная предобморочная бледность шла венценосной курве ничуть не меньше «девичьего» румянца. Упырь красочно расписал недоброй памяти Бажаеву «кобылицу» и ночной галоп по Голоземью, промолчал про Ваа-Лтара, знаки и визит к Сейрану, а завершил рассказ и вовсе в духе прибаутки.

Айрин, отмахнув изуверскими щипцами, точно веером, вскинула на подданного широко распахнутые «озёра».

В синих омутах пробрезжило отчаяние. Фладэрик нахмурился, соображая, что же они могли придумать? Разоружение, запрет… наместник от Миридика в замке? Или сам Эрвар? Мог он просватать королеву?

Глава 4. Птичий Сад.

– Ваше Величество, – ступив непозволительные полшага к благоухавшей заморским исступлением повелительнице, понизил голос Адалин. Дивноокая Айрин проворно глянула на обмерших в плотоядном предвкушении Дам, но не подумала отодвигаться. – Моя Королева.

– Фладэрик? – От волос пахло смесью эфиров.

Упырь различил бергамот, померанцев цвет и ещё нечто волнующее, терпкое, как искушение. Такие благовония возил из Беллемлина в западные земли Янсель, дружок-Свободный, промышлявший на равнине. Богател на них остроклык больше, чем на специях и побрякушках. Упырь прикрыл веки: а чего он ждал от Её Величества, безукоризненной Айрин?

– В чём дело, мессир Адалин? – мурлыкнуло нежное создание сквозь ревнивый клёкот позабытых «пташек».

– Моя Королева, – повторил, ощущая досадную резь в горле, тот. – Прошу простить мне неподобающий вид и грубость.

Синие «омуты» доверчиво потеплели, но в державном личике на миг промелькнуло ироничное выражение.

– Ты воин, разве нет? – удивительно уместно улыбнулась королева, стискивая жуткие щипцы. – И всегда пренебрегал "ясновельможностью".

– Моя возлюбленная госпожа слишком добра, – Фладэрик ещё наклонил голову.

Роскошный позумент, украшавший ворот платья, выгодно подчёркивал белизну алебастровых плеч. На хрупких ключицах возлежало скромное по меркам двора ожерелье. Айрин томно поёжилась и переспросила едва различимым, бархатным шёпотом:

– Возлюбленная?

В толстенные прутья шумно врезалась и гортанно захрипела жуткая пернатая тварь. Клюв судорожно скрежетал по решётке. Королева вздрогнула. Да что там, Адалин и сам готов был посторониться. Неподвижные птичьи зенки источали лютую ненависть. Правительница, трепеща ресницами, кратко поглядела на заледеневшего прелагатая. Высокие скулы невесомо розовели.

И Упырь усмехнулся:

– Кажется, королевским любимцам не хватает хозяйской ласки.

Хотя конкретно этим любимцам больше всего не хватало болта в пузо.

Чёрное создание исторгло из глотки сварливое "кра" и переместилось в бок, усердно когтя скрипящую клеть. Айрин вновь устремила взгляд огромных, тёмных глаз на подданного, изучая. Хриплую "любимицу", что обгладывала прутья, королева игнорировала. Как и присутствие любопытных Дам.

– Ты находишь?

Вдумчивое лукавство всегда удавалось правительнице с особенным блеском. Отравленные иглы кололи исподволь, но без ошибки.

«Певчие создания» продолжали радовать слух чудовищной какофонией грая, хрипов и скрежетов. Благовония пьянили. И усмехнулся Адалин вполне искренне, в «омуты» всматриваясь и утопленника разглядеть уповая.

– Я предприму меры, – скромно опуская долгие ресницы, пообещала Королева с мягкой, точно гагачий пух, застенчивостью. Упырь рассеянно кивнул, насилу сдерживаясь, чтобы не придушить клацающую клювом тварь, повисшую на прутьях. – Что касается свитков и того, что в них было…

– Эти свитки, – начал Фладэрик, но взгляд, брошенный из-под веера ресниц, заставил вовремя прикусить язык.

– Я знаю, – прошептала Айрин. И подступила ещё на полшажка.

Фладэрик выжидающе нахмурился. Айрин Равнсварт, блистательная госпожа и повелительница, хозяйка коронного замка и всея долины, смотрела на прелагатая с очень странным выражением.

– Хорошо, что ты догадался прислать их мне, минуя и Гуинхаррэна, и Канцелярию. В последнее время верность обоих вызывает всё бо́льшие сомнения.

Адалин мысленно присвистнул: такого поворота он не ожидал. Благополучие Хэминда занимало Упыря мало. Но Эзра… Выходит, Корсак не зря обеспокоился.

– Моя королева, – Фладэрик пригнул голову.

Проникновенный взгляд монархини сверлил дыру в макушке. Кубло в кустах затихло – Дамы ожидали продолжения. Слышать нарочито-негромкой беседы они не могли, зато воображали вдосталь. Упырь показал вид, будто хочет забрать у Её Величества щипцы и невзначай коснулся бледных пальцев. На миг аккуратные брови наморщились, но руки Айрин не отняла.

– Тэрглофф обвиняет в измене одного из вас, – проронила Равнсварт сокровенным шёпотком. – Подозревает, что Второй Советник покрывает заговор. А ты… Впрочем, теперь я догадалась.

Кормить жутких бестий не хотелось до отвращения. Однако Фладэрик сделал над собой усилие, всё же швырнул в клетку очередного крысюка и лишь тогда отложил щипцы почти без видимой гадливости. Порфироносное совершенство отчётливо касалось его плечом и, помедлив, Адалин с удивившим его самого изяществом подставил руку. Айрин мягко, словно в танце, облокотилась и благодарно опустила невозможно-синие глаза.

– Чудовищно, но союз необходим нашей стране… – Нежный рот страдальчески искривился.

Фладэрик в который раз пожалел, что не прочёл всего свитка. И покладисто изобразил задумчивость. Тэрглофф, дрянь исполнительная, не в курсе. Но кто тогда? С кем Айрин это обсуждала? И обсуждала ли? Адалин намеренно расслабил сжавшиеся челюсти. Дивная Айрин, грустно опустив глаза, обмирала подле воплощением трепетной безысходности. И покаянно мяла затканный узорами подол свободной кистью. Ни дать, ни взять, добронравная девица на выданье, прелесть записной непорочности, хрупкая статуя чистоты.

– Я… понимаю, моя Королева, – сообщил Упырь. В узилище крикливые пернатые дрались над расклёванной подачкой. Воняло кровью и помётом.

– Нет, Адалин, – вдруг покачала головой правительница. Адалин исподволь накрыл пальцами хрупкую ладонь. Айрин бросила на подданного выверенный краткий взор из-под густых ресниц. – Фладэрик. Боюсь, ты и близко не представляешь, что происходит.

Упырь задумался.

Могли ли гоэтические ритуалы Семи Ветров так перепугать Её Величество? Магия Ллакхар, особенно эта её новая форма, перерождённая Наследником из древнего искусства времен Священных Повелителей и пращура-Эрвара, обывателям внушала граничившую с откровенной паникой тревогу. Поскольку отличалась хрестоматийной жутью, активно пользуя силы, благоразумно избегаемые чародеями ввиду полной неуправляемости оных. Иллюстрацией тому служила катастрофа Ллокхен.

Сколькими же подданными Адальхэйн с лёгким сердцем поступился, проверяя своё изобретение? И что за страсти из тех, что ждут, подобрались поближе, свободу предвкушая.

Те, что ждут…

– …этой силе нет равных, – прошептала Айрин, так что Фладэрик почти вздрогнул. Королева попала в яблочко. – Лишь южные горы могут помочь нам в борьбе с восточной угрозой.

Ни про какие восточные напасти Фладэрик прежде не слышал, а потому крепко призадумался. Чего именно могла так испугаться Айрин? Солнца? Мятежных стад степных крыс, кагалом ради пущей выразительности собравшихся? Вязов с ясенями Стародревья, что вдруг оседлостью прискучили и комли в поля навострили?

Алмазный цветик Миридика внушал куда большую тревогу.

– Моя королева столь же мудра, сколь и прекрасна, – галантно улыбнулся Адалин, оглаживая хрупкую ладонь, открываемую изукрашенной манжетой узкого рукава. Сколько соплеменников по её мановению в казематах под Розой сгинули, сколько в Северных Башнях затерялись, а то и в болотине какой на дальних разъездах. Фладэрик облизнул вмиг пересохшие губы. – А Наследник…

– Согласен на союз, – изящная ладошка проворно ухватила заскорузлые пальцы подданного, острые ноготки впились в кожу.

Упырь имел в виду, что Его Лилейшество Наследник – редкое паскудство, но пояснять не стал.

– Фладэрик! – Айрин на миг прижалась к его плечу, мазнула ароматным виском по рукаву дублета. Адалин машинально вытянулся по стойке, но «девица Равнсварт» уже откачнулась в сторону и плеснула широкими узорчатыми рукавами верхнего платья с трагической грацией подстреленного лебедя. – Это единственный выход. Долине нужна помощь.

– И с чем мы будем бороться? – Фладэрик залюбовался тонко разыгрываемым спектаклем и ляпнул вслух то, чего говорить не следовало.

Королева стремительно оглянулась через плечо, «омуты» распахнулись с подозрением:

– Ты не в курсе?

– О, – невозмутимо улыбнулся Адалин и прикусил нижнюю губу в задумчивости. – У дивноокой так много завистников.

Блистательная Айрин сочла страдания должным образом обозначенными и вновь покладисто облокотилась на предложенную руку. Фладэрик галантно повёл Её Величество вдоль жутких клетей, будто бы избирая ракурс для лучшего обзора. Пригожее обитатели птичника от этого не становились. Ни пернатые, ни в шелка обряженные. Правительница грустно покачивала изящной головой и покорно плыла подле, сияя медовыми переливами изумительных волос, благоухая терпкой, тщательно выверенной пропорцией свежести и соблазна, вкрадчиво шурша затканным подолом.

Адалин пытался размышлять. Развитие беседы рисовалось мрачным и вполне определённым. Особенно когда нежная ручка, непредсказуемо отмерев, впилась когтями в заскорузлую ладонь. Упырь пренебрегал перчатками и за время своих путешествий выдубил кожу намертво, отчего эффект получился смазанный.

Проворно оценив окрестность, подданный сообразил тактические преимущества антуража: глазастых Дам загородил очередной вольер впечатлительных певуний, плотоядные чёрные твари скрылись за поворотом, а вовсю благоухавший розовый куст придавал закутку романтический флёр. Адалин привычно вылепил на лице пристойное подобие подходящей случаю гримасы. Равнсварт взмахнула великолепными ресницами, источая безутешность, очень к тем утешениям располагавшую. Фладэрик мягко пожал царапучие пальцы, предвкушая монолог.