Читать книгу: «Эра Водолея, или Как жить летая», страница 4

Внезапно взгляд Веры упал на приоткрытую дверцу сейфа, стоявшего в темном углу кабинета на этажерке, которую прикрывала портьера. Что-то кольнуло у нее в груди, она ощутила предчувствие чего-то нехорошего. Еще раз окинув взглядом комнаты, Вера спустилась на первый этаж.

Мужчины неторопливо разговаривали по-французски, затягиваясь сигаретами. Содержимое бутылки с виски заметно уменьшилось.

– Когда похороны? – спросила Вера.

– Завтра будет прощание и отпевание, а потом кремирование. Анна просила похоронить ее рядом с сестрой, там и место ей оставлено.

Жан поднялся навстречу Вере, и попрощавшись с Филиппом, они вышли на улицу. Они молча шли по дорожке к калитке, не замечая красоты ухоженного сада.

– Не нравится мне все это, – сказала Вера, когда они сели в машину.– Не могла она просто так умереть.

– Старушке было девяносто! – воскликнул Жан. – В этом возрасте можно умереть неожиданно. К тому же ты говорила, что она прислала письмо, в котором писала о завещании. Значит, она уже готовилась к смерти.

– Вот это-то меня и настораживает, – возразила Вера. – Ведь Филипп утверждает, что Анна все завещала ему, а Игорь Сергеевич сказал, что в письме она сообщала о своем решении оставить все родственникам, живущим в России. Очевидно, что Филипп пьет и употребляет наркотики. Ты видел его руки?

Жан кивнул.

– Вдруг он узнал о ее решении завещать все русским родственникам и решил поторопить старушку на тот свет, а сам выкрал завещание? – продолжала Вера. – На втором этаже я видела открытый сейф.

– Что же делать? – растерялся Жан.

– Я не знаю, как во Франции, – медленно произнесла Вера, – а в России в течение полугода наследники могут заявить о своих правах, и кто не успеет, тот потом ничего и не получит. Филипп надеется, что русские родственники не узнают о смерти Анны и все достанется ему.

– Но есть же еще письмо, – усмехнулся Жан. – Филипп прочтет его, и это подстегнет его.

– Не прочтет. Его там нет.

Жан удивленно посмотрел на нее.

– Я забыла его в номере, – спокойно сказала она. – Но как бы узнать о правовой стороне вопроса? К тому же если было завещание, – продолжала рассуждать она, – значит, был и нотариус, а у него должна храниться копия. Но как найти этого нотариуса в огромном Париже?

– Русские сказали бы, как найти иголку в стоге сена? – блеснул знанием русских фразеологизмов Жан.

– Вот именно – иголку в стоге сена. Поль, ты скоро совсем обрусеешь, – улыбнулась ему очаровательной улыбкой Вера. – Поль, голубчик, ты должен мне помочь. Я же ничего и никого здесь не знаю. Но нельзя упускать время, потом может быть поздно.

– Но тебе-то что с этого? – недоумевающе посмотрел на нее Жан. – Тебя попросили только передать привет, а не вести расследование.

– Но кто же это сделает кроме меня? Никто не сможет приехать в Париж так быстро… Нет, я обязана что-то предпринять. Но что? – Вера вопросительно посмотрела на Жана.

– Тебе надо сходить в российское консульство, – после продолжительного молчания изрек Жан.

– Поль, дорогой, ты умница! – бросилась ему на шею Вера. – Поехали, заводи!

– Куда?

– В консульство.

– А где оно находится?

– Не знаю, – засмеялась Вера.

– Так, Верунчик, давай не будем терять голову. К тому же сегодня воскресенье. Сейчас я отвезу тебя в отель, а сам разузнаю, где оно находится, и позвоню тебе.

– Хорошо. У нас есть две недели, мы должны все разузнать за это время, – согласилась она.

Глава 8

На следующий день, когда со спортсменами усиленно занимались тренеры, Вера с Жаном отправились в российское консульство, располагавшееся в небольшом особнячке на бульваре Ланнес. День выдался жарким, но внутри помещения кондиционеры создавали приятную прохладу. Вера ожидала увидеть здесь суету и толчею, но была приятно удивлена спокойной атмосферой, царившей в стенах консульства, – люди не спеша входили и выходили из кабинетов, немногочисленные посетители сидели в уютных креслах и листали русские журналы, ожидая приема.

Они медленно шли по широкому коридору, читая таблички над дверями. Увидев надпись: «Консул», Вера остановилась и огляделась – перед кабинетом никого не было, она постучала.

– Войдите, – услышала она молодой женский голос, видимо, секретарши.

Вера с Жаном вошли в приемную.

– Что вы хотели? – спросила молодая симпатичная женщина в элегантном белом брючном костюме, оторвав взгляд от монитора.

– Мы хотели бы поговорить с консулом, – сказала Вера.

– По какому вопросу?

– По личному.

– Виктор Петрович сейчас в отпуске, будет через неделю. По личным вопросам принимает его заместитель Сергей Дмитриевич. Скажите вашу фамилию, – секретарша мило улыбнулась. – Подождите, пожалуйста, сейчас он освободится, – показала она на кресла около окна, занося что-то в компьютер.

Вера с Жаном сели в кресла. Жан принялся листать журнал, а Вера – внимательно рассматривать комнату, которая была приемной двух кабинетов. Минут через пять левая дверь открылась, и из нее вышли двое мужчин, которые продолжали на ходу оживленно разговаривать.

– Рад был тебя видеть. Будешь свободен – заходи, – сказал высокий брюнет, обнимая на пороге кабинета приятеля. – Вы ко мне? – увидев посетителей, обратился он к Вере.

– Сергей Дмитриевич, это к вам, – пришла на помощь Вере секретарша, увидев ее замешательство.

– Прошу вас, заходите, – заместитель консула внимательно смотрел на Веру.

Вера с Жаном прошли в небольшой кабинет. Плотные светлые портьеры полностью закрывали окно, и мягкий свет проникал в помещение, в котором было прохладно и тихо, и только размеренный гул кондиционера нарушал эту неестественную тишину.

– Садитесь, пожалуйста, – заместитель консула указал на стулья около большого письменного стола. – Вы давно из России? – посмотрел он на Веру.

– Два дня.

– Как хочется домой. Чем ближе отпуск, тем сильнее хочется на родину, – вздохнул он и, улыбаясь, посмотрел на Жана.

Заместитель консула находился в благодушном настроении, и ему хотелось поговорить.

– Что привело вас к нам? – наконец по-деловому спросил он, переводя взгляд с Жана на Веру и наоборот.

– Я не знаю, с чего начать, – неуверенно начала Вера, – но меня попросили передать привет из России одной женщине, и оказалось, что она умерла… скоропостижно.

– Ну что ж, всякое бывает в жизни. Сколько лет было женщине?

– Лет ей было много – девяносто. Но я уверена, что дело тут нечисто. Незадолго до смерти она прислала письмо в Россию, в котором писала, что завещает все свое имущество русским родственникам, потому что ее единственный племянник, живущий в Париже, пьет и употребляет наркотики. Вскоре после этого она умирает, а ее племянник говорит совсем о другом тексте завещания. – Вера внимательно смотрела в глаза замконсула.

– Как фамилия вашей знакомой? – спросил он, доставая какую-то толстую книгу.

– Северова Анна Викторовна, – сказала Вера.

– Так, Северова,– Сергей Дмитриевич листал талмуд, бормоча под нос.– Так… вот… Анна Викторовна, тысяча девятьсот десятого года рождения, бульвар Хеллермен, 17, кажется, это она.

Вера удивленно смотрела на происходящее.

– Всех постоянно проживающих во Франции, кто хочет, конечно, мы регистрируем, приглашаем потом на вечера и другие мероприятия, – пояснил Сергей Дмитриевич. – А ваша знакомая, припоминается мне, была очень активной женщиной, участвовала в литературных вечерах, стихотворения Бунина часто читала. – Он неотрывно смотрел на Веру.

– Но как быть? – растерянно произнесла Вера.– А вдруг это не смерть, а убийство? – Она посмотрела в упор на Сергея Дмитриевича.– Вы должны в этом разобраться, ведь Анна Викторовна российский гражданин – насколько мне известно, она не меняла подданство.

Сергей Дмитриевич поморщился и неконтролируемым движением почесал затылок, смотря в зашторенное окно, потом перевел взгляд на Веру.

– Боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Мы – консульство и не занимаемся расследованием преступлений, – вздохнул он. – Так что продолжайте отдыхать в этой прекрасной стране. Вы уже были на Эйфелевой башне, в Лувре, Версале? – он широко улыбался, радуясь возможности сменить тему разговора.

– Нет, я нигде не была. Я здесь не отдыхаю, я работаю.

– Вот как? – поднял брови замконсула.

– Я приехала в составе сборной по гимнастике на чемпионат Европы, – немного рассеянно ответила Вера. – Но как же так? Может быть, нужно подать заявление в полицию, посмотреть заключение о смерти, может, даже провести экспертизу, – вернулась к прежней теме Вера, так как смерть мадам Анны не выходила у нее из головы.

– Заявление могут подавать родственники, а вы, я так понимаю, Северовой никто? – покачал головой замконсула.

– Но есть же родственники в России.

– Но пока вы сообщите все родственникам, ее уже, скорее всего, кремируют. Французы не любят возиться с гробами.

– Да, да, – вспомнила Вера, – ее племянник сказал, что ее сегодня кремируют.

– Ну вот видите. Ничего вы не узнаете. А если ее единственный во Франции родственник действительно замешан в этом деле, то он уж позаботится о том, чтобы не было вскрытия – в таком возрасте его, по просьбе родственников, можно не делать.

Вера растерянно смотрела на замконсула, и тому стало по-человечески жалко ее.

– Человек умер – его уже не вернуть, – сказал он. – Но, несмотря на эту темную историю с завещанием, русские родственники могут что-нибудь отсудить себе у французского братца, если будут расторопны. Пусть они пришлют заявление о претензии на наследство в консульство.

Замконсула развел руками, давая понять, что он сказал все, что думал об этом, и посмотрел на часы. Вера поняла этот жест как знак окончания приема и встала, не зная, чтобы еще предпринять. Верный Жан, молчавший и внимательно следивший все это время за разговором, тоже встал. Мужчины обменялись рукопожатием, и замконсула проводил гостей до двери, открыв ее перед ними.

Яркий свет в приемной ударил по глазам, уже привыкшим к полумраку. Секретарша внимательным взглядом проводила посетителей.

Вера с Жаном вышли из консульства на широкое крыльцо и сразу очутились на шумной улице бурлящего людским потоком города.

– Ничего мы не узнали, – разочарованно протянула Вера.

– Верунчик, ты не права, – Жан обнял ее за плечи. – Мы узнали, что еще не все потеряно, если твои знакомые не будут, как вы русские говорите, лопухами.

Он улыбнулся, и эта его улыбка напомнила Вере того молодого жизнерадостного юношу, каким увидела его впервые. Она тоже улыбнулась и крепко прижалась к нему.

Жан поцеловал ее в губы.

– Поехали ко мне.

– В другой раз, – отстранилась от него Вера. – Я же на работе. Отвези меня в спорткомплекс.

Жан тяжело и несколько театрально вздохнул и, посмотрев на машину, припаркованную недалеко, присвистнул.

– Что такое? – забеспокоилась Вера.

– Зажали со всех сторон, – произнес он.

Он подошел к машине, ероша в замешательстве темные, еще утром аккуратно уложенные волосы. Вера только сейчас разглядела машину, плотно зажатую со всех сторон. Синий «Рено» не мог похвастаться идеальными бамперами, хранившими следы напряженного и очень плотного уличного движения в Париже. Жан сказал что-то по-французски проходившим мимо парням. Те, улыбаясь, подошли к машине, и все вместе вытащили ее на проезжую часть. Вера оглядела другие машины и поняла, что в Париже это часто употребляемый способ отпарковки от обочины.

– Лихо! – засмеялась она.

Они сели в машину и влились в оживленный поток маленьких юрких «Опелей», «Шевроле», «Пежо», «Рено», изобилие которых было еще непривычно для взгляда русского человека. Они ехали по кольцу Больших бульваров, которое, как и московская кольцевая дорога, по периметру окружало столицу Франции. Вскоре они повернули к центру и доехали до площади Звезды, в центре которой красовалась триумфальная арка, а двенадцать проспектов лучами расходились в разные стороны. Обогнув арку, они оказались на широкой улице, обрамленной зеленой полосой мощных деревьев. Вера разглядывала красочные витрины модных магазинов, офисов известных фирм, ресторанов и маленьких кафе на открытом воздухе. Обернувшись назад, она увидела возвышающиеся над триумфальной аркой высокие колонны зданий, которые, казалось, вершинами касались облаков.

– Какая красивая улица! – восхищенно воскликнула Вера, оборачиваясь к Жану.

– Это Елисейские поля,– улыбаясь, медленно произнес Жан.

– Это знаменитые Елисейские поля?! – воскликнула Вера. – Что же ты молчишь? Да тебе голову оторвать мало. Мы едем по Елисейским полям, а он молчит! – возмущалась она.– А что это за высотные здания, там сзади?

– А это Дефанс – деловой центр Парижа, его еще называют французской Америкой – нигде больше нет таких небоскребов.

– Какая красота! – умиротворенно сказала Вера, счастливо откинувшись на сиденье.– Наконец-то осуществилась моя мечта – я в Париже, на Елисейских полях. А ты свозишь меня на Эйфелеву башню? – спохватилась она, вопросительно посмотрев на Жана, улыбавшегося ее непосредственности.

– Да если бы не твоя работа, я бы тебя свозил и в Версаль, и Фонтенбло, и Лувр, и в наш фамильный замок.

– Ваш замок? – удивленно переспросила она.

– Да, наш замок. – Он загадочно улыбался. – Я тебе его обязательно покажу, – заверил он. – Помнишь, как ты показывала мне Москву?

– Помню. Какие мы были молодые, правда?

За разговором они не заметили, как доехали до спортивного комплекса, около которого плотной стеной стояли «Мерседесы» с национальными флажками.

– Вот тебе номер моего мобильного телефона, когда будешь свободна – звони, – сказал Жан-Поль, подавая ей визитку.

– Обязательно.

Вера взяла визитку и сунула ее в сумку. На прощанье она чмокнула Жана в гладко выбритую щеку, от которой приятно пахло легким, слегка пряным парфюмом. Непроизвольно она потянула носом.

– Ух, какой ты вкусный, – счастливо улыбнулась она и не спеша выбралась из машины.

– Где ты пропадаешь? – недовольно спросил Веру главный тренер, который первым встретился ей в коридоре спорткомплекса.

– Дела, дела, – улыбнулась она и пошла в женскую раздевалку проведать своих девчонок.

Глава 9

Соревнования набирали обороты, и все члены делегации, обслуживающие спортсменов, были заняты их проблемами. У кого-то из новичков, впервые участвовавших в столь крупных соревнованиях, не выдержали нервы, и они не могли собраться на тренировках. Тогда Вера подолгу разговаривала с ними, по-матерински гладя по пушистой головке юных спортсменок. Кто-то потянул связки или переусердствовал на тренировке, и тогда массажисты вытаскивали свои заветные баночки, содержимое которых за ночь могло поставить на ноги даже смертельно уставшего человека. Ответственная за весь процесс подготовки спортсменов, Вера не замечала, как летело время, а вечером валилась с ног от усталости. И только через пять дней она смогла немного вздохнуть – слаженный механизм команды поддержки работал как часы, и спортсмены вошли в нормальный ритм тренировок и выступлений.

Тогда-то, освободившись к вечеру, Вера и позвонила Жану. Он примчался к отелю незамедлительно. Бодрый и улыбающийся, он постучал в ее номер, держа букет хризантем нежно розового цвета.

– Поехали на башню, – попросила Вера, приняв цветы.

– С тобой хоть к черту на кулички, как говорят русские.

Вера засмеялась, ей нравилось его непринужденное ухаживание, когда все получается легко и естественно. Когда они ехали в машине, она вдруг вспомнила Игоря Сергеевича, их прогулки по берегу Черного моря, задушевные беседы обо всем на свете, и сначала теплая волна прошла внутри нее, а потом стало как-то немного досадно – непонятно отчего.

– Ого, сколько народа! – воскликнула Вера, когда они подъехали к подножию Эйфелевой башни.

– Подожди меня здесь, – сказал Жан и нырнул куда-то в толпу.

Через несколько минут он появился с билетами в руках и, взяв Веру под руку, быстро повел ее, минуя длинную очередь туристов, к турникету. При входе он показал удостоверение журналиста, и их пропустили без очереди. Затем они вошли в огромный лифт, который стремительно понес их на самый вверх. Вера во все глаза смотрела через стеклянные дверцы лифта на открывающийся вид вечернего города.

Они вышли на третьем ярусе башни, высота над землей которого была около трехсот метров – весь Париж отсюда был как на ладони. Вера зачарованно смотрела вокруг, не замечая сильного и пронизывающего ветра.

– Ты замерзнешь, – сказал Жан и, накинув на нее пиджак, обнял за плечи.

Вера со смешанным чувством благодарности и восторга от всего увиденного посмотрела на него.

– Боже, как красиво! – тихо произнесла она.

– Вон, смотри – Дефанс, который мы видели в прошлый раз, – указал он рукой на видневшийся на горизонте островок высотных домов, величественно возвышавшийся над другими районами города.

– Помню, помню.

Они пошли по периметру башни, и Жан рассказывал о достопримечательностях Парижа.

– Вон там Нотр-Дам, я тебе обязательно его покажу. А вон там собор Инвалидов, где в шести гробах похоронены останки императора Наполеона. А теперь прямо под нами Марсово поле.

Вера посмотрела вниз. На зеленой лужайке копошились люди-букашки; крохотные машинки-муравьи цепочкой бежали по улицам; вдали золотоглавые соборы, как грибы над травой, поднимались над малюсенькими прямоугольниками жилых домов. И все это производило впечатление какой-то необъяснимой гармонии.

– Какая красота! – без конца повторяла Вера. – Теперь я знаю, почему Париж невозможно не полюбить.

Начало быстро темнеть, и вскоре город оделся в светящийся разноцветными огнями наряд, а когда они спустились на землю, ажурные металлические детали башни были подсвечены желтым светом, и она светящейся стрелой была устремлена в черное небо.

Затем они плыли на прогулочном пароходике по Сене, играла тихая музыка, электронный гид на нескольких языках рассказывал о мостах и зданиях, мимо которых они проплывали. Обогнув маленький остров Сите, половину которого занимал Нотр-Дам, прославленный Виктором Гюго, пароходик повернул в обратный путь.

Глубокая ночь опустилась на город, но он продолжал жить бесшабашной и веселой жизнью. В небольших кафе тихо играла музыка, на улицах за столиками сидели люди, ведя неспешный разговор. По набережным, обнявшись, гуляли влюбленные парочки. По Сене сновали светящиеся, как майские жуки, прогулочные пароходики, их верхние палубы были усеяны туристами.

– Поедем ко мне, – предложил Жан, когда они вернулись к машине.

– Но мне нужно в отель, – неуверенно произнесла Вера.

– Мы ненадолго. Я познакомлю тебя с мамой. Мы живем вдвоем, и она будет очень рада встрече с соотечественницей. – Он умоляюще посмотрел на Веру, и она согласилась.

Жан завел машину и, уверенно маневрируя в плотном потоке, быстро довез до своего дома. Это был современный дом, органически вписавшийся в старую застройку.

– Осваивайся. Мама, наверное, ушла к подруге, – сказал Жан, заглянув в комнаты. – Сейчас я ее найду.

Пока он звонил по телефону, Вера совершила небольшое путешествие по его жилищу. Трехкомнатная квартира с просторными светлыми комнатами, большой кухней, двумя санузлами производила впечатление маленького дворца.

– Какие у тебя хоромы! – она не могла скрыть восхищения.

Жан пожал плечами:

– Обычные.

Окончив обход квартиры, Вера прошла на кухню и села в углу углового дивана, с интересом наблюдая за Жаном. Вскоре зашумел чайник, тостер выкинул румяные хлебцы. Жан достал из холодильника, высотой почти до потолка, фрукты и сыр, быстро порезал и красиво уложил на тарелки. Вера любовалась, как ловко он хозяйничает, безошибочно находя нужное в многочисленных шкафчиках. Вскоре стол был сервирован, и завершила все бутылка красного вина в высокой фигуристой бутылке.

Вскоре послышался звук открывающейся двери, и на пороге показалась стройная женщина, просто, но стильно одетая, которой нельзя было дать больше пятидесяти. Она внимательно посмотрела на молодую гостью. Жан перехватил изучающий взгляд матери.

– Мама, познакомься, это – Вера. Она из Москвы, спортивный врач.

– Ольга Павловна, – представилась женщина.

Вера встала и пожала протянутую руку.

– Очень приятно. Жан очень много рассказывал о вас.

Ольга Павловна на несколько секунд задержала маленькую ручку Веры в своей и затем неожиданно обняла ее.

– Знакомство надо отметить, – сказал Жан, разливая вино по бокалам.

Все сели за стол, выпили.

– Вы давно живете во Франции? – спросила Вера.

– Я оказалась во Франции сразу после войны, – коротко ответила Ольга Павловна.

– Вы так молодо выглядите: в войну вы, наверное, были совсем ребенком?

Ольга Павловна молчала, как бы собираясь с мыслями.

– Мне было четырнадцать, когда немцы вошли в наш поселок, – начала говорить она.– Мы жили под Харьковом. Фашисты стали забирать молодежь для отправки в Германию на принудительные работы. В тот год я сильно выросла – выглядела старше своих лет. Мать прятала меня и брата, которому было шестнадцать, двое суток в подвале, но немцы ходили с собаками, и спрятаться от них было невозможно. Мать пыталась нас отбить, бросилась в ноги офицеру, но тот стукнул ее прикладом по голове и увел нас с братом, не дав даже собраться. С матерью оставалась еще шестилетняя сестра. На следующий день мама отыскала нас и передала небольшой узел с одеждой, в котором была спрятана буханка домашнего хлеба.

Вера внимательно слушала неторопливый рассказ. Русская речь, вобравшая фонетику и интонации чужого языка, производила своеобразное впечатление.

– А что потом? – спросила она, когда Ольга Павловна замолчала.

Внимательно глядя на сидящую перед ней женщину, Вера увидела в ее глазах слезы.

– В Германии нас с братом разлучили. Его отправили на какой-то химический завод, а меня взяла фермерская семья, – наконец продолжила рассказ Ольга Павловна.– Кроме меня у них был еще один работник – мужчина-француз. Ему было двадцать пять лет, но из-за того, что он был очень изможден, выглядел гораздо старше. Мужчину звали Симоном. Он был очень благородного происхождения, из графов, у них даже был родовой замок на Луаре. Симон участвовал во французском движении «Сопротивление», попал в плен, несколько месяцев был в лагере, потом его взяли на ферму. Старикам-немцам нужна была молодая рабочая сила. Я ходила за скотиной, доила корову, благо всему была обучена – ведь жили мы в сельской местности. Мужчина следил за инструментом, немногочисленной техникой, пахал, сеял, убирал урожай. Мы жили как рабы: работали от зари до зари, питались впроголодь, и длилось это долгих три года. Потом пришли американцы, и мы оказались в американской зоне оккупации. Скоро всех «рабов» начали отпускать домой. Я стала искать брата. Пока я пыталась найти его следы, стали доходить слухи, что встречают на Родине угнанных на принудительные работы не слишком радостно – да и американцы стращали русских, что на родине их ждут лагеря почище фашистских. Уже гораздо позже я узнала, как это было близко к истине.

«Куда ты поедешь? Оставайся», – сказал Симон, когда я, наконец узнав, что брат умер от химического отравления, собралась уезжать в Россию.

Ольга Павловна замолчала. А Вера тихо сидела в уголке, не сразу почувствовав, что на ее руке лежит рука Жана.

– А как ваши мама и сестра? – осторожно спросила она.

– Они погибли, – вздохнула Ольга Павловна. – Но об этом я узнала много позже, уже в период хрущевской «оттепели», когда заработал «Красный крест». А тогда? Я была растеряна: одна на чужбине. Что делать? Единственно близким мне человеком был Симон. К тому времени мы уже были действительно близки, – Ольга Павловна счастливо улыбнулась. – Симон увез меня к родителям в их замок около Блуа и представил как жену. Когда я вскоре забеременела, он настоял, чтобы мы зарегистрировали брак. Мы не знали, кто будет – мальчик или девочка? Нам было все равно – мы были счастливы. – Ольга Павловна опять замолчала.

Жан сидел молча, не вмешиваясь в разговор. В который раз уже он слушал эту семейную историю, но не переставал поражаться мужеству своей матери, ребенком пережившей ужасное время войны, молодой неопытной девушкой, вошедшей в чужую по роду и племени семью. Жан помнил, как отец любил мать, просто боготворил ее.

– И родился Жан? – спросила Вера, с любовью посмотрев на него.

– Нет, – грустно сказала пожилая женщина.– В сорок шестом родилась Жанна, а через три года – Даниэль. Это были очаровательные дети, кучерявые, как отец, смышленые, послушные, но… – она вздохнула, – очень слабые здоровьем. В пятьдесят втором во время эпидемии гриппа бог забрал их одного за другим в течение недели. Нельзя описать словами наше с Симоном горе… Когда я немного отошла от этой потери, то увидела, что голова мужа совсем седая.

Голос Ольги Павловны задрожал. Она взяла высокий бокал, доверху наполненный красным вином, и залпом, как пьют только водку, выпила его.

– Жан родился через восемь лет, – продолжила она после продолжительной паузы. – Мы уже не верили, что бог пошлет нам еще ребенка. После перенесенного стресса – я никак не могла забеременеть. Вы – врач, и вам не надо объяснять, как стресс действует на женский организм.

– Я это знаю лучше любого врача, – тяжело вздохнула Вера. – В восемнадцать лет у меня на глазах погиб муж. И после этого четыре ребенка умирали в моем животе, не желая рождаться.

Две женщины, молодая и пожилая, смотрели друг на друга. Затем и Вера залпом осушила бокал, а Ольга Павловна не могла оторвать от нее взгляд.

– Извините, меня ждет подруга. Мы еще не закончили с ней важный разговор, – вдруг, посмотрев на часы, сказала Ольга Павловна и встала из-за стола. Она по-матерински обняла Веру и быстро вышла из кухни.

– Мама, зачем тебе плащ? – услышала Вера из коридора голос Жана.

Ответ был заглушен звуком открывающейся, а потом закрывающейся двери. Вскоре показался Жан. Он подошел к Вере и обнял ее за плечи.

– Никто ее не ждет, – сказал он.

Вера удивленно посмотрела на него.

– Просто ты ей очень понравилась, и она захотела оставить нас наедине.

Жан, медленно наклонив голову, накрыл ее губы своими, сладкими от вина, губами. Волна возбуждения охватила Веру, тело ее обмякло, она руками обхватила его за шею. Легкое вино затуманило ей голову, а близость обаятельного мужчины, вдруг опять ставшего ей таким желанным, совсем опьянила ее. Она не помнила, как оказалась в спальне. Последние слова, которые она произнесла, были: «Мне нужно в отель», а потом все куда-то провалилось и она забыла обо всем.

Около полуночи Жан привез Веру в отель. И опять она столкнулась в коридоре с главным тренером, обходившим комнаты своих подопечных.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Вера, где ты все время пропадаешь?

– Встречалась с резидентом Кэд’Эрсе, – счастливо улыбнулась она.

– С кем, с кем?

– Кэд’Эрсе – французская разведка, – подойдя вплотную, на ухо прошептала ему Вера и, оставив растерянного мужчину осознавать услышанное, быстро прошла в номер.