Читать книгу: «Синий туман», страница 3

Глава 5

Новый Рим встречает дождем и ураганным ветром. В этой части планеты ранняя весна, даже снег еще не везде успел растаять.

Скручиваю волосы в жгут и прячу их за ворот тонкой кожаной куртки, какого-то черта оказавшейся самой теплой вещью в моем багаже. После чего застегиваю ее по самое горло и бегу на стоянку флайеров, обгоняя основной поток прибывших со мной на одном лайнере пассажиров.

Нагло подрезаю какого-то усатого мужика с салатовым чемоданом оттенка «вырви глаз» и ловко запрыгиваю в такси перед самым его носом.

– А-а?.. – растерянно тянет любитель ярких цветов.

– Спасибо! – кричу ему, перекрикивая дождь и широко улыбаясь. – Удачного дня! – И захлопываю дверцу.

Таксист, флайер которого я только что бессовестно оккупировала, неодобрительно покачивает головой.

Корчу ему гримасу. Хорошо быть святым праведником, сидя в теплом салоне, а у меня, между прочим, чуть почки не отвалились от холода. Про прическу вообще молчу.

– Чемодан возле багажника, – напоминаю водителю и, расслабленно растекаясь по сиденью, закапываюсь в коммуникатор.

Хлопает дверца, впуская в душный салон влагу и шум дождя и ветра. Не обращаю внимания: сообщения падают на комм как сумасшедшие – отрабатывает «локалка».

Водитель возвращается, вновь впуская в салон вой непогоды и холодные брызги, и мы наконец взлетаем. Не поднимаю головы, продолжая раскидывать письма по папкам или сразу удалять.

Рекламные рассылки – в топку, я на это не ведусь.

Парочка предложений о сотрудничестве (ребята, меня не зовут, я сама прихожу) – тоже в топку.

Письмо от секретаря шефа с напоминаем, что мне следует предстать пред светлы очи главы канала «по приезде и незамедлительно». Учитывая, что до столицы я доберусь только глубокой ночью, очень «логичное» распоряжение. В топку.

– А можно увеличить температуру?! – прошу водителя, подавшись вперед, и, вновь откинувшись на спинку, возвращаюсь к почте, где меня ждет письмо от отправителя «Виктор Коллинз».

Давлюсь слюной и несколько секунд отчаянно кашляю – неожиданно.

– Мисс, вы в порядке? – любезно интересуется таксист.

– Не дождутся! – откликаюсь, наконец продышавшись, и раскрываю послание.

«Кайя, надо поговорить», – встречают меня три коротких слова. Ни приветствия, ни хотя бы смайла ради приличия.

Не видеться и не общаться с дочерью несколько лет, а потом прислать ей властное «надо поговорить» – просто блеск, премия «Отец года» у папы в кармане.

Хотя о чем я? Виктор Коллинз, как обычно, приберег красноречие для своих деловых партнеров.

Вот пусть с ними и говорит.

И не подумав отвечать, отправляю сообщение в «корзину».

После чего сворачиваю голоэкран коммуникатора и, откинувшись на подголовник кресла, прикрываю глаза. Чертов старпом, я совершенно не выспалась…

***

До столицы добираемся уже в полной темноте. Вернее, в это время было бы уже совсем темно, будь это не столица. Тут же все светится и сияет, словно днем: фонари, окна, вывески, рекламные билборды и огни транспортной сети в небе – красотища.

Вылезаю из ставшего душным салона, расстегиваю куртку и с облегчением взбиваю пальцами волосы, прилипшие от влажности к шее. В Ромеро весна уже в самом разгаре, до лета рукой подать, и ночная прохлада приятно холодит разгоряченную кожу.

Таксист ловко извлекает мой чемодан из багажного отсека, желает приятной ночи (не доброй, ага) и улетает прочь, оставляя меня в одиночестве на узкой подъездной дорожке, ведущей к такому же узкому, но высокому многоквартирному дому. Столица Нового Рима настолько перенаселена, что в ней уже буквально все узко и высоко – осталось расширяться только вверх. Люблю Ромеро. Город небоскребов и амбиций – мне в нем самое место.

Наклоняюсь и жму на кнопку включения гравиподушки, но чемодан, дернувшись и издав то ли скрип, то ли стон, остается на месте. Загорается красная лампочка – гравиподушка повреждена. Подлый предатель!

Вызывать кого-то на помощь слишком долго, поэтому сама тащу чемодан ко входу в здание. Пятясь и подметая растрепавшимися волосами ступени, кое-как затаскиваю этого монстра на крыльцо. Правда, больно бьюсь коленкой о дверь, но это уже мелочи жизни. Кто крут, тот я!

Дотолкать чемодан до лифта – уже плевое дело, подумаешь, пара оставшихся царапин на гладком полу холла. Вталкиваю свой груз в кабину и с облегчением приваливаюсь плечом к стене. Кажется, в спортзале мне следует уделить время не только растяжке, но и работе с весом.

Пока лифт поднимается на нужный этаж, не теряю времени даром и проверяю число подписчиков своей личной страницы, «Правды с Кайей» и самого канала. Рейтинги не радуют: в день заварушки в космопорте Альфа Крита был зафиксирован всплеск и добавления в подписчики, и репостов, потом еще один, когда после прохождения первого «окна» я раздала запись более широкой аудитории, а в последние дни – затишье, как в морге.

Ладно, ожидаемо, но не критично. Тем не менее, если не бросить аудитории наживку в ближайшие пару недель, жди беды.

Думай, Кайя, думай. Где найти такую сенсацию, чтобы все поразевали рты и думать забыли о недорассказанной истории с терактом в космопорте Альфа Крита?

Но счетчик лифта продолжает отсчитывать этажи, а мой мозг похож на аквариум со всплывшими рыбками. Творческий кризис, так вот ты какой, с…ка!

Наконец лифт останавливается, а мелодичный женский голос оповещает о том, что меня доставили на сто одиннадцатый этаж. На мгновение «зависаю»: может, все же схватиться за тему техники? «Многовековой сексизм, или почему девяносто лифтов из ста говорят женскими голосами?» – чем не заголовок?

Отличный, если кто-то готов расписаться в своем бессилии и опуститься до «битвы полов».

А я не готова!

Разозлившись на себя, не просто выхожу, а вылетаю из кабины лифта, громко цокая каблуками по блестящему в свете потолочных ламп плиточному полу.

В последний момент вспоминаю про чемодан и возвращаюсь.

***

Замок тихо пикает от моего прикосновения, идентификатор выдает зеленый сигнал, и дверь послушно ползет в сторону.

Йеху! Наконец-то дома.

Не то чтобы я сильно привязывалась к местам, но свою квартирку люблю нежной любовью и, хотя уже давно могу позволить себе что-то просторнее, менять ее пока не планирую.

Последний рывок: перетаскиваю чемодан через порог. Все, все, зараза предательская, отмучились.

Опираюсь на дверной косяк, выравнивая дыхание, и вдруг замираю. Чем это так воняет?

– Свет! – командую системе квартиры. А в следующее мгновение с удивлением рассматриваю раскинувшийся передо мной хаос, виной которому вовсе не брошенный у стены чемодан. – Какого?..

Скривившись от омерзения, на цыпочках прохожу в комнату. А как тут еще идти-то, между пустых бутылок из-под пива, выставленных по всему полу? Настоящее минное поле. А вот и особенная «мина» – пролитый прямо на ковер апельсиновый джем. Теперь понимаю, что за вонь стоит воздухе – смесь несвежего алкоголя и апельсинов.

– Вытяжка! – рявкаю так, что, должно быть, слышат все сто десять этажей подо мной и еще восемьдесят девять сверху. – Прибью придурка.

– Запрос не идентифицирован, – откликается система.

Женским голосом!

А у меня в настройках всегда стоит мужской. В этой квартире может звучать только один женский голос – мой, и это закон. И сейчас мне действительно хочется прибить одного придурка. Единственного, у кого имеется доступ в мой дом, и единственного, у кого хватило бы наглости сотворить такое с моей квартирой и не отправиться в бега куда-нибудь в Солнечную систему.

С силой хлопаю ладонью по панели двери, ведущей в спальню. Та послушно ползет в сторону. Иногда мне чертовски не хватает классических дверей на шарнирах – ох и грохнула бы я такой сейчас.

– Свет!

Виновник торжества, ожидаемо, находится в спальне. Ну а где ему еще быть, если не обнаружился в гостиной и не вышел навстречу? Преспокойно спит в – моей! – постели, улегшись на живот и подмяв под себя – мою! – подушку. Бледная кожа, острые лопатки, светлые отросшие волосы, разметавшиеся по подушке.

– Вытяжка!

Спящее тело продолжает мирно спать, никак не реагируя на мой громкий голос. Ну, погоди у меня.

На сей раз уже не на цыпочках, а со злостью впечатывая пятки в пол и ловко лавируя по «минному полю», мчусь в ванную. По дороге хватаю со столика в гостиной пустой графин и наполняю его до краев холодной водой. После чего, неся графин за ручку на манер жезла в вытянутой вверх руке, возвращаюсь в спальню и с удовольствием выливаю его ледяное содержимое на голову незваного гостя.

Вот так-то. Кровать моя, постель моя: хочу – поливаю, захочу – подожгу.

Ледяной душ творит чудеса: полуголое тело, завернутое в одеяло только по пояс, рывком садится на постели, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь развести в стороны облепившие лицо волосы. Потом, видимо, окончательно просыпается, и хрипы тонущего сменяет жаркая, я бы даже сказала, пламенная речь. Будь мы в эфире, пришлось бы «запикать» ее целиком – ну куда это годится, мат на мате.

– Кайя?! – Мокрое чучело, тощее тело которого покрыто мурашками размером с горох, наконец протирает глаза. – Что ты тут делаешь?!

Святая простота.

– Живу, – напоминаю то, о чем ему не следовало бы забывать, и сдергиваю с теперь уже брыкающегося тела одеяло.

Миксер мне в глаза, он еще и без белья!

Бросаю одеяло обратно и отворачиваюсь.

– Оденься, будь любезен, – цежу сквозь зубы.

Я не просто зла, а очень зла. Я элементарно устала после длительного перелета, после… чемодана! Хочу ванну с пеной, бокал вина и в постель. В пустую и уютную, а не занятую моим обнаглевшим младшим братцем, вообще-то, живущим совершенно по другому адресу и получившим доступ в мою квартиру исключительно на крайний случай, а сейчас явно не он.

– Почему не предупредила, что приедешь? – возмущается Шон.

Шуршит одежда – видимо, одевается. Не оборачиваюсь. В детстве я, естественно, видела его голым миллион раз, но ему уже двадцать один, и я не имею ни малейшего желания и впредь любоваться его тощей задницей.

В ответ на эту мысль перед глазами тут же проплывает образ обладателя воистину прекрасных ягодиц. И, чтоб его, это даже не красавчик старпом с лайнера.

Джек-камикадзе-Рассел, прочь из моей головы!

– А должна была? – интересуюсь, уставившись в стену и барабаня пальцами по рукаву куртки.

В ответ – обиженное сопение.

А что это за коричневые брызги на стене моей спальни? Боже, даже знать не хочу.

– Можно поворачиваться? – уточняю, когда за спиной воцаряется тишина.

Получаю угрюмое «угу» и разворачиваюсь.

Братец стоит, спрятав руки в карманы широких драных джинсов, в огромных прорехах которых проглядывают тощие коленки. Босиком и в растянутой майке с какой-то зверской мордой по центру груди (прищуриваюсь: то ли волк, то ли зомби-заяц). Мокрые волосы длиной до плеч разделены на пробор и заправлены за уши. А взгляд настороженный, исподлобья, будто этот голубоглазый засранец еще не решил: качать права или бить на жалость.

Не даю ему сделать ни того, ни другого: подхватывая под мышку одеяло с кровати, громко командую:

– За мной, ковбой! – И направляюсь в сторону ванной.

В спину мне несется то ли вой, то ли стон.

Глава 6

Отмокаю в ванной, откинувшись на подголовник и покачивая в пальцах бокал с красным вином. Хорошо-о-о! А перестук стеклянной тары за дверью – как музыка. Убирай, убирай, мой хороший, будешь знать, как разводить срач в чужом доме.

В какой-то момент бутылки звенят особенно звонко – видимо, братец протаскивает мешок с мусором мимо ванной комнаты. Хлопает входная дверь, и воцаряется тишина.

Ставлю бокал на бортик и блаженно прикрываю глаза. Однако тут же распахиваю их снова, потому что мой незваный гость не только не убрался восвояси после наведения порядка, но и за каким-то чертом долбится в мою дверь.

– Кайя, ты там?!

Нет меня, я превратилась в русалку и уплыла в недра канализации.

– Здесь! – откликаюсь нехотя.

Подхватываю бокал за тонкую ножку и выпиваю его содержимое залпом.

– Чай будешь?!

– Я буду свою чистую сухую постель! – кричу, прищурившись и любуясь игрой света в пузырьках пены.

– Я уже перестелил! – снова доносится снаружи. Надо же, какие мы сегодня послушные и исполнительные. – Так чай будешь?!

Тянусь к столику за бутылкой из темного стекла. Едва не выронив, обхватываю мыльными пальцами и взвешиваю в руке, после чего переворачиваю горлышком вниз – в белую шапку пены на моей груди падает одинокая красная капля. Печаль.

Решительно возвращаю бутыль обратно на столик.

– Буду!

Раз не ушел, надо же выяснить, какого черта мой великовозрастный братец забыл у меня дома.

***

На барной стойке меня ждет полная кружка парующего чая. Ярко-голубая, с желтой уточкой на боку – моя любимая. Кто-то явно собирается подлизываться.

Задрав длинные полы халата повыше, чтобы не запутаться в них и не убиться, взбираюсь на высокий барный стул. Брат колдует над второй порцией чая с другой стороны стойки – у кухонного стола. Долго готовит, вдумчиво. Чтобы подольше побыть ко мне спиной, ага.

– Ну и? – подталкиваю. Пробую чай. – М-м… Вкусно!

Шон бросает на меня довольный взгляд через плечо.

– Специально для тебя купил.

И ставит передо мной вазочку с конфетами. Молочный шоколад в три часа ночи – додумался!

Хватаю конфету и, развернув чуть ли не со скоростью света, тут же забрасываю ее себе в рот. Прости меня, Боже, ибо я согрешила.

– Ну и? – повторяю с набитым ртом. Я у себя дома, а не в прямом эфире, хочу – и чавкаю.

– Что «ну»? – пытается сыграть в дурачка братец.

Закатываю глаза.

– Антилопа гну! – Тянусь ко второй по счету конфете и мастерски разделываюсь с оберткой. – Что ты тут делаешь?

Брат мнется, закусывает нижнюю губу, топчется на месте.

– Ау, я, вообще-то, еще здесь! – напоминаю, салютуя ему третьей конфетой. Такие вкусные, заразы. Мне же теперь из-за них два часа на беговой дорожке бегать!

Шон вздыхает и подтягивает к себе второй стул, садится напротив. Смотрит куда-то вниз, избегая встречаться со мной взглядом, отчего светлые несвежие космы завешивают ему лицо. Он, вообще-то, у меня красавчик, когда не отекший с похмелья. Этакий блондинистый ангелок с пухлыми губками и ясными глазками цвета неба в погожий денек – девчонки таких любят. Полагаю, одна из таких «любительниц» и оставила клок длинных рыжих волос в моей раковине.

А тем временем четвертая конфета манит меня яркой этикеткой. Уверена, будь у нее глаза, она бы непременно мне подмигнула. Хитрая обольстительница.

Отворачиваюсь от вазочки. Все, я кремень.

– В общем, я поссорился с папой и ушел из дома, – объявляет брат, вынуждая меня повернуться к нему лицом. Однако коварная конфета тут как тут, и я сдаюсь почти без боя перед ее натиском.

– Прям так и поссорился? – уточняю, шелестя фантиком.

– Угу. – Вид у братца и правда такой, будто кто-то по крайней мере умер. – Он сказал, что я бездарность! – выпаливает, сверкая глазами.

– Гм, – оцениваю, покачивая головой из стороны в стороны. – Жестко.

– Несправедливо!

Тут-то и наступает то самое время, чтобы съесть пятую конфету и ничего не ляпнуть. К черту фигуру.

Дело в том, что несколько лет назад Шон всерьез увлекся музыкой и даже порывался бросить учебу в юридическом, куда, собственно, и поступил-то по настоянию и протекции отца. А юрист, надо сказать, из моего брата такой же, как из меня управляющая сетью отелей. Но папа сказал – сын пошел. И дабы этот сын не загубил свою будущую карьеру, играя на гитаре в сомнительных местах и в сомнительной же компании, папа купил ему собственный клуб и собственную группу, которую тогда еще восемнадцатилетний Шон с гордостью назвал «Пьяные бесы». Из какого бабкиного сундука он извлек это пошлое название, одному богу известно. Но благодаря папиным деньгам и хорошей выпивке в заведении группа стала довольно известна. А клуб «Бунгало» весьма популярен.

В защиту брата: в отличие от песен племянника президента Альфа Крита, от его музыки не идет кровь из ушей.

В защиту правды: без собственного клуба с крутым мегасовременным дизайном интерьера, авторской кухней и скидкой на посещение после проживания в сети отелей «Империя» вряд ли «Пьяные бесы» добились бы славы. Так что ссориться с папой для Шона не лучшая идея.

– Ты с ним согласна, да? – Глаза брата обиженно сужаются.

– Все мы в чем-то талантливы, – ухожу от прямого ответа.

Шон закатывает глаза к потолку. Он у меня несколько инфантилен, но все же не дурак.

– Ты же ушла из дома, и ничего. – Тоже берет из вазочки конфету, но только крутит ее за кончик обертки в тонких длинных пальцах музыканта и не ест. – Вот и я справлюсь.

Вообще-то, я ушла из дома, едва мне стукнуло восемнадцать, после того как отец сказал: «Ты ни за что не станешь журналистом, пока живешь за мой счет и носишь мою фамилию. Я запрещаю». А я ответила: «Как скажешь».

Поэтому теперь я ношу девичью фамилию матери. И, естественно, занимаясь любимым делом, ни разу не пожалела о принятом тогда решении и о том, что лишилась звания «отельной принцессы». Но мой наивный братец не в курсе, что после ухода из дома денег, которые у меня были благодаря подработке в одном журнале на должности «принеси-подай», хватило только на комнату-каморку в общаге на окраине города, откуда путь до университета составлял добрых четыре часа. О полетах на флайере с моими тогдашними финансами не стоило и думать, и я каталась на наземном общественном транспорте, выезжая не позже пяти утра. А еще моими соседями были наркоманы, алкоголики и прочие милые, но не слишком высокоморальные личности. И чтобы наше с ними знакомство не стало более близким, мне еженощно приходилось подтаскивать к двери тяжеленный шкаф.

Но, во-первых, Шон не в курсе моих «приключений». А во-вторых, Шон не я.

– Можно я поживу у тебя? – Смотрит на меня глазами щенка.

От неожиданности чуть не давлюсь шестой конфетой. Вообще-то, в моем понимании «Вот и я справлюсь» означало «Справлюсь самостоятельно», а не «Слезу с папиной шеи и сяду на твою».

– Нет! – Наконец мне удается проглотить вставший посреди горла сладкий ком. – И не мечтай. А как же моя личная жизнь, ты подумал?

Брат смотрит на меня с хитрым прищуром. Ах ты паскуда этакая, наверняка рылся в моей прикроватной тумбе.

– Нет, нет и нет, – повторяю твердо и, не зная куда деть руки, хватаю кружку и опустошаю залпом, будто крепкий алкоголь. – Или ты миришься с папой, или ищешь работу и переезжаешь! – В завершении своей речи грохаю пустой тарой по столешнице, как суровый судья молотком.

Вожу я домой мужчин или не вожу, не его дело. Квартира моя, и я хочу жить в ней одна. И точка.

– Ну-у… – Шон ерошит пальцами волосы на затылке. – Я же… как бы… работаю в группе… и учусь.

Ага, вспомнил об учебе, надо же.

И значит, я не ошиблась в своих худших предположениях: если брат поселится у меня, работать в этом доме буду только я. Да черта с два!

Смотрю на него в упор несколько долгих секунд, а потом безапелляционно заявляю:

– Мирись с папой.

После чего спрыгиваю на пол, одергиваю полы халата и собираюсь вернуться в ванную, чтобы почистить зубы после незапланированной конфетной вакханалии. Шесть штук – с ума сойти. Не два часа на беговой дорожке, а все четыре!

Но уйти мне не удается, Шон догоняет меня, потом оббегает вокруг и притягивает к себе, крепко обнимая своими загребущими конечностями.

– Кайя, сестренка, ну пожалуйста. Я немного соберусь с мыслями и найду работу. Или мы с «Бесами» уйдем от папы… Или…

Или на планету упадет метеорит, и никому из нас больше не придется работать. Это похоже на план.

Пару секунд послушно не шевелюсь, пытаясь дышать через раз, будучи прижатой к уродливой майке, – кому-то таки надо помыться после попойки. Засим считаю свой сестринский долг выполненным.

– Пусти меня. – Дергаюсь.

Меня тут же отпускают, зато не уходят с дороги, а плюхаются на колени на пол, молитвенно сложив руки перед собой и потрясая ими в воздухе. Господин директор цирка, верните деньги за билет, ваши клоуны несмешные.

Возвожу глаза к потолку, чтобы не смотреть на это позорище; упираю руки в бока.

– Кайя, ты моя последняя надежда. Клянусь, я буду хорошо себя вести. Больше никаких посторонних в доме!

Еще бы, еще неизвестно, сколько мне придется находить рыжие волосы после его прошлых гостей.

– Никакого алкоголя!

Молчу, жду, что предложит еще.

– Я буду готовить тебе завтраки!

Все еще молчу, сопоставляю возможные пользу и вред данного мероприятия.

Ну нет, откуда тут польза?

– Ты не пожалеешь. Клянусь памятью мамы!

..!

С силой толкаю брата в грудь. Он не ожидает удара, поэтому некрасиво шмякается на задницу, да еще и проезжает ею по паркету. Так ему и надо, придурку.

Обхожу его по дуге, игнорируя запрокинутое кверху лицо с растерянными глазами побитой собаки, и направляюсь в сторону спальни.

– Две недели, не больше, – объявляю вердикт, не оборачиваясь и не останавливаясь.

– Спасибо, Кайя, ты не пожалее!..

Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня от потока несущихся вслед благодарностей.

Раскинув руки в стороны, плюхаюсь спиной на кровать. Почти четыре часа утра.

Сначала не выспалась из-за старпома, теперь из-за братца.

Мужики – от них одни беды.