Читать книгу: «Любовь без страховки», страница 2

Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда…

Н.В. Гоголь

Туристы с аппетитом закусывали в «Трактире» – столовке, оформленной под старину: деревянные стены, тряпичный Петрушка на печке, связка баранок на гвоздике, полотенца с петухами. Руководительница группы встречала своих у дверей и рассаживала за столики, двух-, трех-и четырехместные, с учетом пожеланий. Но когда появились Берестовы и Голубевы, выбора не осталось.

– Вот, пожалуйста, столик на четверых.

Пришлось вежливо уткнуться в дымящиеся горшочки с похлебкой, стараясь друг другу не мешать. Салат и первое были съедены совершенно молча. Но когда официанты замелькали с жареными курами на подносах, раздался возглас:

– Шары летят! – И все головы повернулись к окошкам.

Большие воздушные шары летели низко, медленно, словно напоказ. Красный и синий, один за другим. Все начали обсуждать траекторию их полета, и не собираются ли они сесть, и что будет, если это произойдет посреди города, а вдруг они зацепятся за колокольню? Больше всех оживились Ник и Роман, оба побросали вилки и порывались подбежать к другому окну, где лучше было видно.

Тем временем заработали газовые горелки, и шары начали набирать высоту. Лена ужаснулась – не опасно ли открытое пламя экипажу, и Роман принялся увлеченно объяснять устройство тепловых аэростатов. По его словам выходило, что лететь в километре от земли со скоростью ветра – сплошное удовольствие и никакого риска, даже если вдруг начнешь вот так стремительно снижаться. Вверху можно потрогать облака, внизу – сорвать шишку с макушки ели, везде просто чудесно.

– А как лицо обгорело, забыл? – напомнила Ирина.

На международную встречу воздухоплавателей в Великие Луки ее привезли приятели, а закопченный у горелки Роман спустился на землю и подарил ей ту самую шишку с макушки. Она влюбилась в небесного кочегара и не поверила глазам, увидев потом Ромочку отутюженного – такого, какого видят все, от соседей до подчиненных.

Ник тоже не сразу понял, что эта флегма могла летать, зато потом не сводил с Романа загоревшихся глаз и уже к концу обеда знал, что воздухоплавание включено в реестр официальных видов спорта, что их новый знакомый несколько раз участвовал в чемпионате России, что двадцать первого ноября отмечается День Монгольфье, когда поется специальный гимн, – и множество других воздухоплавательных сведений.

Вопросы, которые сразу посыпались из Ника, следовало облечь в вежливую форму – и земляки после небольшой паузы запоздало назвали свои имена, упомянув, что взрослые уже знакомы. А Роман сразу предупредил со своей юмористической искрой в глазах, что называть его следует – Роман, без всяких отчеств, приставку же «дядя» он вообще терпеть не может.

– А я терпеть не могу никаких «тёть», – добавила Ирина, – я, стало быть, Ирина. Сколько же я страдала вместе с моими учениками в музыкальной школе, когда они ломали язык: Ирина Владимировна…

Николаю не могло не польстить такое общение, практически на равных, с человеком, который вполне мог бы задрать нос и не опускать его до конца поездки – что вроде бы сначала и намечалось. Он всё больше попадал под обаяние Романа, внешне такого холодно-отстраненного, и незаметно переставал исследовать его своим обычным придирчивым взглядом. И на маму, видимо, Голубев произвел впечатление – хотя сначала Лене невольно вспомнились такие персонажи, как Незнайка, летящий на воздушном шаре из сока одуванчика, и Филеас Фогг, спешащий вокруг света.

– Необычный вид спорта вы выбрали, – заметила она.

– Это не из-за экзотики, – отвечал Роман, и обоим Берестовым показалось симпатичным, что он не отшутился, не отделался отговоркой, а начал обстоятельно объяснять: – Я спортом никогда особенно не увлекался. Традиционные виды – бег, прыжки – всегда, знаете, казались какими-то вымученными, отмирающими. Ведь есть же предел человеческих возможностей.

Счет идет уже на миллиметры, на сотые доли секунды, но и они когда-то будут исчерпаны. Делать из себя механизм для выжимания сотых долей? А красота? А свобода? И я долго искал спорт для души.

– Спорт – для души? – с недоумением повторил Ник – эти понятия казались ему несовместимыми.

– Конечно, – серьезно подтвердил Роман. – Любое занятие, которому я отдаю часть себя, должно и мне что-то давать. От спорта мне было нужно чувство преодоления и свободы.

– Николай всегда любил гонять в футбол, – пояснила Лена.

– Ну, футбол еще не скоро отомрет, – успокоил Роман, – он практически вечен.

– Смотрите, еще летят! Какие красавцы.

Теперь появились необычные шары: в виде колокола, потом в виде коровы – этот вызвал всеобщее веселье и шуточки. Но Роман восхитился другим шаром, в форме дирижабля.

– Дирижабли, по его мнению, – транспорт будущего, – пояснила Ирина.

Нику же эти неповоротливые туши всегда казались допотопными, но Роман, уловив во взгляде нового знакомого сомнение, мигом его развеял, разложив по полочкам: дирижабли выгоднее самолетов по расходу горючего, экологичнее, безопаснее, могут поднять целый железнодорожный состав. И взрывчатым водородом их давно уже не наполняют, а в МАИ для обшивки придумали материал, который совершенно не горит.

«Мечтает о дирижаблях, а возится с электричками», – всё же отметил Ник критической стороной сознания, но вслух не сказал, потому что уже полностью был покорен Романом и автоматически зачислил себя в фанаты дирижаблестроения.

Разговор выходил такой непринужденный, что Лена с облегчением поняла: земляки – нормальные. И, как дома, переложила сыну на тарелку куриную кожу, справившись:

– Ничего? А то я кожу не ем, а Николай любит…

– Да-да, конечно, – обрадовалась Ирина, тут же перекладывая кожу со своей тарелки Роману. – И я ее не ем.

Когда они выходили из «Трактира», официант окликнул:

– Вы забыли, – и протянул книжку.

– Это не наше, – одновременно ответили Берестовы и Голубевы, повертев в руках «Энциклопедию мудрости» – сборник афоризмов. Книжка была новая, толстая, в хорошем твердом переплете.

– Ваша, – настаивал официант. – Лежала на вашем столике.

– Может, из нашей группы кто-то оставил? – усомнилась Лена. – Давайте спросим в автобусе.

Сергиев Посад – Владимир

Наша жизнь – путешествие, идея – путеводитель.

Нет путеводителя, и все остановилось. Цель утрачена, и сил как не бывало.

В. Гюго

Но хозяин не откликнулся, а автобус уже ехал. Ночевать им предстояло во Владимире. Сергиев Посад остался позади.

– Как же теперь? – смутилась Лена. – Увезли чужую книжку. Наверняка ее кто-то потерял, не могли же просто бросить. Это не журнал, не газета, не покет. Довольно дорогая книга.

– А может, она не чужая, – откликнулся Ник. – Может, это буккроссинг?

Роман вопросительно поднял бровь, Ирина объяснила:

– Движение такое – оставляют книжки в общественных местах, в транспорте, чтобы их как можно больше народу прочитало. Но это в основном за границей. Неужели и до нас добралось? Но тогда где-то должна быть специальная отметка, типа «прочти и передай другому».

– Отметки нет, – обследовав книгу, сказал Ник. – Но тут, похоже, несколько страниц вылетело.

А Роман сморщился с видом истинного чистоплюя:

– У нас – это ерунда. Наши общественные места, наш транспорт! Да нормальные люди побрезгуют подбирать. Я бы ни за что не взял в руки, даже если что-то интересное.

– Взял уже, – отозвалась Ирина. – Хотя для буккроссинга странновато – справочная литература…

– Есть! Есть надписи, – воскликнул Ник, показывая на последнюю страницу. – Только непонятное что-то.

Полстраницы было испещрено какими-то значками. Все по очереди попытались их разобрать, но не смогли.

– Шпионская переписка, – заключил Роман полушутя-полусерьезно. – Надо избавляться. Во Владимире мы где-нибудь ее оставим, а пока, кто хочет, можете почитать. Развеяться.

– Развеяться – с энциклопедией? – воззрилась на него Ирина. – Я поинтереснее чтение взяла. А сейчас лучше музыку послушаю. – И достала из сумочки плеер.

– А я в пути люблю смотреть в окно, – отказалась и Лена.

– Я возьму. – Ник пожалел книжку. – Смотрите, тут есть раздел «Путешествия» – это про нас. – И прочел: – «В чужой стране путешественник – мешок с деньгами, который все норовят поскорее опорожнить. Виктор Мари Гюго». Это он про сувениры?

– И про них, – подтвердил Роман. – Что ж, мы в своей стране.

– А чья идея? – незамедлительно откликнулась его жена.

Ник озвучил еще:

– «Доверяйте жизни. Куда бы ни забросила вас судьба, путешествие необходимо. Вам предстоит пересечь поле жизненного опыта и самим проверить, где истина, а где ложь. И тогда вы сможете вернуться к своему внутреннему центру – душе, очистившейся и помудревшей. Луиза Хей». А это кто?

– Читал бы книжки полезных советов, как жить умно и правильно, – не задавал бы вопросов, – отозвалась мать.

– Еще чего. Ты сама их не читаешь, – парировал сын. – Только свои дизайнерские журналы бесконечные.

– Зато мои сотрудницы читают взахлеб, – сослалась Лена на надежный источник.

Ирина в наушниках, отключившись от разговора, прикрыла глаза.

– И вы музыку слушаете? – Ник понизил голос и посмотрел на еще один плеер, высунувшийся из кармана Романовой ветровки.

Воздухоплаватель, руководитель научного предприятия смутился. Потом объяснил, косясь на Елену:

– Всю жизнь оправдываюсь. Жена – музыкантша. А я музыку, конечно, люблю, но, если слушаю, она потом всю ночь может в голове звучать, даже сквозь сон – не отпускает. Так почему-то действует. А утром на работу, там нужна свежая голова. Так что я стараюсь особенно не увлекаться. А слушаю – книжки, в основном беллетристику. Читать некогда, вот Ира и придумала… Она-то все эти «Дозоры» давным-давно прочла, а я «Дневной» никак не добью. А есть еще куча каких-то, и скоро, говорят, еще один выйдет – просто не угнаться.

– Класс! Аудиокнига, – восхитился Ник. У нового знакомого всё было наособицу, даже чтение. – А мне мама вслух читает.

Теперь начала оправдываться Лена – многие знакомые, узнав, что она по вечерам читает сыну, начинали хохотать: «Такой взрослый парень! Самому пора».

– Да, у нас аудиокнига – это я. Мы любим почитать что-нибудь вместе, когда по телевизору нечего смотреть. Конечно, Николай и сам читает – то, что хочет, но ведь еще столько всего, и по программе, и вообще. А для меня какое удовольствие! Я Гоголя вместе с ним перечитала, Тургенева, «Войну и мир». Знаете, совсем иначе воспринимается! Эти книги обычно попадают к нам в школьном возрасте, а ведь писались они для взрослых людей. А еще наше любимое, нашего поколения – «Два капитана», «Три мушкетера», Жюль Верн – современные дети их не воспринимают почему-то. А так хочется, чтобы сын любил то же, что и я, чтобы у нас была общая сигнальная система, что ли. И вот мы попробовали вместе почитать – ему понравилось.

– Ничего себе, – подтвердил Ник.

– Всё правильно, – решительно согласилась Ирина – оказалось, она их внимательно слушала. – Вы молодец. Чем вечно ныть, что дети не читают, взрослые лучше хоть одну книжку открыли бы и прочитали с ними вместе! А бегать с призывами и с палкой бесполезно. Я в музыкальной школе начинала работать и сразу поняла, что бессмысленно вколачивать любовь – хоть к литературе, хоть к музыке. Когда увидела, что больше половины учеников пришли из-под палки – родители что-то хотят, а они ничего, – растерялась: мне-то что делать? Дети терпят, страдают, и еще я буду экзекутором, а музыка – способом экзекуции? Ведь это же музыка, она не для этого! Не смогла, ушла, а в промежутке старалась только, чтобы дети больше слушали хороших вещей – те, у кого искра в глазах, кому хотелось слушать. Сама играла, записи приносила… Если бы на уроках литературы вместо нудных разборов просто вслух читали саму литературу – намного больше пользы было бы.

– Ир, а тебя любили твои дети, мне кажется, – сдержанно заметил Роман. – Некоторые до сих пор здороваются.

– Да я их просто не мучила – ученики всегда это помнят, – отмахнулась Ирина и снова надела наушники.

Лене была приятна ее похвала – настоящая, не комплимент из вежливости. Ирина Голубева еще по той единственной встрече запомнилась своей прямолинейностью. На Ленин вопрос, каким бы хозяева хотели видеть свой садик, ответила: «Чтобы он требовал как можно меньше ухода. Я не люблю возиться в земле». Обычно заказчики пытались тому же самому придать обтекаемо-вежливую форму, заверяя, что очень любят потрудиться на свежем воздухе, да вот совсем нет времени, на работе так загружены – в то время как Лене важно было четко знать, что именно выбрать для посадки, не пойдет ли завтра же прахом ее труд, когда роскошные клумбы умрут без элементарного полива.

Ник углубился в мудрость веков, но скоро отвлекся и, провожая взглядом машины, обгоняющие их автобус, вполголоса начал читать на номерах:

– МУ. УМ.

– AM, – подключился сзади Роман.

УХ.

– КХ.

– ХМ.

– ХР.

Это был серьезный диалог, смех дрожал в голосе, но не прорывался. Развлечение невольно пресекла Ирина, взглянув на мужа, – он сразу замолчал, привычно напустив на лицо отстраненно-ироническое выражение.

И сразу в ушах зажурчал ручеек путевой информации. Некоторые туристы, вроде Лены, даже записывали что-то в блокнот, кто-то слушал вполуха, предпочитая собственную болтовню, а кто-то крепко спал, утомившись после экскурсий по лавре. Роман по инерции смотрел в окно. Под вечер дороги загружены, то и дело возникают пробки, и остается только с досадой наблюдать, как юркие легковушки одна за другой обгоняют их неповоротливый автобус.

Ну почему нельзя было дождаться, пока отремонтируют его машину? Поехали бы по-человечески, если уж Ире так понадобилась эта старина, сами бы выбирали маршрут, импровизировали, делали остановки, где пожелают. Нет – изволь теперь ходить строем, ориентируясь на чей-нибудь зеленый зонтик или красные штаны, чтобы не отбиться от группы! Терпи рядом с собой сорок человек и несмолкаемый голос экскурсовода! Всё это дурость по большому счету. Можно было выбрать хотя бы теплоход, что ли – комфорт, шезлонги на палубе, лениво проплывающие берега… Но он же решил относиться к этой поездке стоически и терпеливо, как к любой Ирочкиной выдумке.

Когда он увидел ее первый раз, то сразу понял, что смотрит в глаза своей судьбы – такие серьезные, требовательные. Потому, должно быть, и смешался, и плохо соображал, и вручил глупую шишку – то есть всего себя и всё, что у него в тот момент было, – но она это так и поняла. И продолжала смущать своей проницательностью и еще тем, что всегда оказывалась на высоте. Ее привезли с собой знакомые из Белогорска, и о чем бы они тогда в компании ни заговорили, о новой книжке – Ира ее уже прочитала, о новом фильме – она его уже видела. Причем это не действовало на нервы, а обезоруживало, заставляя внутренне собраться и построить планы – быстренько догнать, но она опять обгоняла, и Роман постоянно ощущал себя спешащим – главное, чтобы она не убежала совсем, чтобы ее не увезли так же неожиданно, как привезли.

Ведь она не играла в эти догонялки – Ира никогда ничего не делала напоказ, ее темп жизни был для нее естественным, и этот темп должны были поддерживать новые впечатления, идеи, встречи. Если волосы у нее зеленые, а ногти – синие, то это не для публики – ей самой нужны радикальные перемены. Если она появляется на грязной, еще не замощенной Научной улице в резиновых сапожках, расписанных цветами и птицами, в то время как соседки, жены его коллег, упорно тонут в глине в своих туфельках, лишь бы не поступиться интеллигентностью – это опять же не в пику им, просто ее привлек новый писк моды.

Роман привык к тому, что, где бы они ни появлялись, его жена притягивала всеобщее внимание, – и потихоньку этим гордился. Ира всегда выглядела экстравагантно, но никогда – вульгарно, и смелые наряды, которые на других смотрелись бы вызывающе, умела носить убедительно, утвердительно, с достоинством. И прочие дамы, предварительно с сарказмом обсудив ее новшества, вскоре появлялись с сумочками и прическами, подозрительно перекликающимися с авангардным стилем соседки.

– Для вдохновения, – поясняла Ирина, приходя домой с рыжими кудрями, – а то я уже сама себе надоела.

И Роман спохватывался, как бы и он вдруг ей не надоел – при том, что самооценка у него была довольно высокой: жизнь складывалась, старые друзья не забывали, новые уважали за удачливость, за скорый карьерный рост. В глубине души Роман считал, что он хорош на своем месте, но по сравнению с Ирой, в сущности, заурядный человек, а такую жену просто выиграл в лотерею. Горящий в ней огонек вдохновения бросал и на него свой отблеск, и согревал, и постоянно манил за собой – и он без него себя уже не представлял.

Для вдохновения был и вьющийся дикий виноград, два кустика которого Ирина воткнула по обе стороны крыльца, когда они только переехали, с оговоркой, что она не садовод и больше на участке ничего делать не будет, – и рука у нее была такая легкая, что теперь весь дом, до трубы, утонул в роскошной зеленой шубе – и Роман очень любил этот виноград, в отличие от всяких изысков, устроенных потом дизайнером, – не в обиду Лене Берестовой.

Для вдохновения был и стеклянный душ в гостиной, который при ближайшем рассмотрении оказывался светильником из стеклянных сосулек, и другие оригинальные мелочи, которыми его жена украшала дом. Роман гордился тем, что их знакомые, задумав купить что-нибудь своеобразное и стильное, говорили: надо посоветоваться с Ирой Голубевой – тогда точно не промахнемся.

Для вдохновения были и их выезды на концерты и выставки. Когда они последний раз возвращались из Дома музыки, где группа привозных солистов исполняла Баха просто голосами, а капелла, да еще в джазовой хулиганской манере, Роман осторожно поинтересовался, действительно ли ей понравилось. И видел, как Ирина очень старается донести до него что-то важное, а глаза у нее в самой глубине непривычно грустные.

– Этот свингующий Бах? Да тут дело не в манере – они как раз очень тонко чувствуют барокко… Думаешь, я классикой объелась и теперь ищу аттракционы? Я к своей, внутренней музыке пытаюсь прислушаться – и ничего не понимаю.

Роман знал, что она постоянно слышит мелодии, только они не поселяются назойливо в голове, как у него, мешая спать, а возникают спонтанно, откликами на события, и всегда по разным поводам – разные.

– У меня все реакции последнее время такие предсказуемые, – продолжала Ирина, и было видно, что эта предсказуемость доставляет ей такой же дискомфорт, как головная боль. – Если происходит что-то радостное, сороковая симфония Моцарта начинает играть, как на мобильном телефоне. Если тревожное – автоматически включается Шостакович. Просто задумаюсь – Вивальди выползает, тоже на автомате. Все мелодии такие заезженные! Понимаешь, жизнь каждый день новая, а я реагирую избитыми эмоциями в виде какой-то «Золотой серии» классических хитов. Почему?! Что со мной? Почему я исхожу эмоциональными штампами? Что не так?

Роман не мог ответить – он не знал. Но «сухую грусть на дне очей» видеть было непривычно и тревожно, ее невесть откуда взявшаяся душевная неустроенность автоматически перетекала и в него, как в сообщающихся сосудах. И на работе всё вдруг начало стопориться – вдохновение рождалось и жило в Ирине, но было их общим. Первое, что приходило в голову, – Ирочка устала, она сейчас много работает, рекламодатели и правдоискатели ее совсем задергали. Газета – не игрушка, а большая ответственность и постоянное большое напряжение.

И если ей нужно разнообразие, новые впечатления, этот автобус, если она именно об этом мечтала, если от этого в ней зазвучит новая музыка – пожалуйста. Причуда ничем не чуднее ее собачьей гостиницы. Он готов потерпеть автобус, шут с ним. Тем более что и трясет не очень, и старина начинает действовать своим обаянием, и мальчишка попался интересный – Николай, по-молодежному Ник, отвлек его. И накормили сносно.

Вот только какая еще попадется гостиница?

Владимир

Да я это… гулял, гулял…

Мультфильм «Жил-был пес»

Оставив позади захватывающий дух пейзаж с Успенским собором на круче, автобус немного отъехал от города и остановился. Лена взглянула в окно. Достоинства архитектуры в ее представлении всегда зависели от красоты деревьев, растущих рядом. Родной дом в Белогорске, где она жила с самого детства, делали неповторимым легкие, одухотворенные ветви кленов. Их загородный дом, который пришлось продать, когда умер отец, всегда был улыбчивым, праздничным, окруженный сиренью всевозможных цветов и оттенков и цепочкой барбариса и черноплодной рябины, листья которых осенью бывают ярко-красными.

Типовое четырехэтажное здание гостиницы было очень красивым – оно стояло в густом сосновом парке, хранящем покой.

Ник выскочил первым и побежал обследовать прогулочные дорожки, ведущие в аппетитную, душистую чащобу. А Лена встала в очередь у багажного отделения.

– Позвольте вам помочь?

Ей улыбался мужчина из их группы. При перекличке его назвали Чупаненко, что вызвало у Ника бурю веселья, которое он сам же пытался душить, чтобы никто не услышал. Зашептал матери на ухо: «Чупакабра». Кажется, это монстр из «Секретных материалов». Но когда одного за другим назвали Коробейника, Жулько, Пекаря и Страховитовых, придушенное веселье продолжилось.

Чупакабра путешествовал один и за обедом безуспешно пытался пристроиться к разным столикам, пока его не забрала к себе немолодая руководительница группы. Лена еще удивилась мимоходом: одинокий мужчина на экскурсии – диковина, уж на что они часто ездят, а такое явление видят впервые. Как это его занесло? Обычно в сборные культпоходы отправляются семьи, мамы с детьми, пенсионеры, подруги, мечтающие повстречать вот таких чупакабр.

– Эта сумка ваша?

С дружелюбной улыбкой попутчик потянулся к берестовской сумке, но Ник, выросший из-под земли, довольно резко ее перехватил и без всяких слов потащил к крыльцу гостиницы.

– Спасибо, – ответила Лена обескураженному помощнику – не столько приветливо, сколько вежливо. – Мы никогда не берем вещей больше, чем можем донести сами. – И поспешила за сыном.

– Они и правда муж и жена, – прошептал ей Ник, когда она заполняла гостиничную анкету, а он слонялся по холлу среди прочих заполняющих. – Голубевы. Я в их паспорта заглянул незаметно.

– Николай, не мешай – я же собьюсь, и придется с начала начинать всю писанину.

Ник независимо отошел, но, кажется, надулся.

Наконец они добрались до своего номера. У Лены было одно желание: в душ и в постель. На работе она привыкла весь день проводить на ногах и считала себя выносливой – но беготня по экскурсиям свалит любого. Однако сын, осмотрев комнату и рассеянно пощелкав пультом телевизора, заявил:

– Ну, я пошел. По городу погуляю.

– Куда? Чего? – не поняла Елена, проверявшая в ванной наличие полотенец.

– Гулять по городу. Не сидеть же здесь весь вечер! Дай ключ, чтобы мне тебя не будить, когда вернусь. Или пойдем вместе, если хочешь.

Лена не сомневалась, что это хохма – правда, неудачная. Встали сегодня в половине пятого, весь день на ногах, а завтра опять трястись в автобусе и ходить с утра до вечера, и послезавтра, и послепослезавтра. Ник, опытный путешественник, не хуже ее знал, что энергию в дороге надо экономить, экономить надо даже шаги, чтобы не выбиться из сил раньше времени. У них давно уже была выработана стратегия, которая никогда не подводила, включающая и крепкий сон – только сон безотказно восстанавливает и силы, и свежесть восприятия. Короче, в душ – и спать.

– Еще чего, – вспылил Ник. – Что я, маленький? Я не буду спать всю ночь. Не хочешь со мной – я один пойду!

– Да мы же завтра весь день только и будем ходить по Владимиру, – попыталась урезонить Лена.

– Ну и что! Это экскурсии, – кричал сын. – Так опять ничего не увидишь! А я хочу походить сам, куда я хочу!

– Так нам завтра свободное время дадут – и походишь.

– Короче, не даешь ключ? Я и без ключа уйду!

И выбежал, хлопнув дверью.

Всё произошло так внезапно, что Лена растерялась. Что с ним? Кто его укусил? Так замечательно, так мирно ехали, все было как обычно, ничто не предвещало психоза. Главное – эта непонятная, неприкрытая злоба в глазах и в голосе, направленная прямо на нее! Никакой вечерний Владимир тут, кажется, ни при чем – он явно хотел ее обидеть и сделать что-то назло – не важно, что именно.

Лена выглянула в пустой коридор, закрыла дверь. Опустилась на диван. И что теперь – бежать на поиски? А куда? Гостиница за городом, в центр, говорили, идет какой-то рейсовый автобус – где искать этот автобус? Можно, конечно, взять такси, но приедешь во Владимир – и что дальше? Бегать по всем улицам сразу, крича и размахивая руками?

Надо было срочно что-то делать, но Лена не знала, что правильнее. Призвать на помощь руководительницу группы? Вот позор. Схватилась за мобильник – естественно, не отвечает. Сразу в милицию звонить – подросток где-то один, в незнакомом городе, впереди – ночь?

Конечно, Николай всегда был чересчур независимым ребенком, ни на кого в этом плане не похожим. Даже когда его просто за руку вели, терпеть не мог – маленький, трехлетний! Выдергивал ручку и с сердитым достоинством шагал рядом, отдельно. А в пять лет уже убегал, не доложившись, через весь город, пока она дома готовила обед, наивно думая, что сынок играет во дворе, в песочнице, с другими ребятишками. Знакомые потом рассказывали, что видели его на рынке, где он с самостоятельным видом прохаживался по игрушечным рядам. Игрушек, что ли, в доме не хватало? Лена тогда донашивала старье, но на игрушках не экономила, покупала и трансформеры, и конструкторы. И никогда не ругала его за самовольство, вообще не заостряла внимания – одни дети такие, а этот – вот такой. Может, зря?

А в третьем классе он запретил называть себя зайчиком, терпеливо повторяя: «Я не заяц». И другими ласковыми именами – тоже. И вообще всегда требовал называть себя полным именем, категорически не признавая никаких Колюнчиков и Николушек. Ее, наверное, считают суровой матерью, слыша исключительно официальное «Николай».

Возможно, весь этот шум-гам – просто развитие темы? Продолжает независимость проявлять? И ничего с ним особенного не случится – побегает и вернется, а она только поднимет напрасную панику?

Но она же, зная об этой его суперсамостоятельности, и так старалась никогда ее не подавлять, не стеснять его, особенно мелочно и по пустякам! Он всегда гулял после школы, где и сколько хотел, с условием, что уроки будут сделаны и сам он будет дома не позже десяти. Никогда не было ограничений и запретов – с кем дружить, куда ходить. Лена знала, что он бывает в пригороде, где местные мальчишки постоянно дерутся с ребятами из центра, – но и этого не запрещала! Как же мужчина может вырасти без возможности попетушиться?

В последнее время стало заметно, что он завел себе подружку, но она ни разу не приставала с бестактными расспросами. И сейчас, когда он всю дорогу строчит одну эсэмэску за другой, делает вид, что не замечает: захочет – сам расскажет.

Не всякая мать дает ребенку такую волю! Может, все-таки зря, если он не оценил, а, наоборот, выдал вот такое? Наверное, она все-таки всегда проявляла беспомощное слабоволие.

Ведь ему почти пятнадцать. Должно быть уже понимание! Растишь ребенка, ждешь терпеливо, что появятся сознательность, ответственность – напрасно, выходит? Взрослость и самостоятельность, значит, только в том, чтобы ни с кем и ни с чем не считаться?

Ну и отдых начался! Приехали…

Лена так и не могла решить, что же делать, а стрелка уже пробежала полчаса.

Дверь номера, незапертая, хлопнула. Появился Ник.

– Я по парку прошелся, – сообщил он, не глядя на мать. – Такой интересный парк – одни сосны, как наш лес у озера. Только правильный, все рядочками… Там еще был киоск. Я купил воды и чипсы. Будешь?

Обессиленная Елена жестом отказалась и рухнула без слов в свою постель, не в состоянии требовать ни объяснений, ни извинений.