Читать книгу: «Пионеры провинциальной медицины», страница 6

Выдающийся врач Поросятников

О выдающемся земском враче Поросятникове мы с вами никогда бы не узнали, если бы не случай. Я увидела на фотографии, запечатлевшей врачебный состав Моршанской земской больницы, незнакомое лицо. На тот момент я уже многих из докторов узнавала, поэтому моё незнание меня задело, и я начала «пытать» фондовиков: кто бы это мог быть? Естественно моим дорогим палочкам-выручалочкам Галине Викторовне и Ольге Леонидовне со всеми переездами и разборками фондов было абсолютно не до неизвестных личностей. Я подумала, что придётся забыть о загадке старой фотографии, но вдруг, совершенно неожиданно, Ольга Леонидовна Важенина принесла мне конверт из КВФ (4023), на котором значилось «Поросятников». В конверте находилось лишь письмо директору музея Морозовой Л. М. от Крылова П. М. и …барабанная дробь… фотография того самого неизвестного. Теперь он перестал быть неизвестным. Это видный земский врач Поросятников Александр Николаевич (1880—1946 гг.), уроженец Моршанского уезда, окончивший Московский университет в 1911 году. После института вернулся в Моршанский уезд и много потрудился на благо здравоохранения его жителей. До революции работал в Моршанской земской больнице. В 1918 году был организатором отдела охраны здоровья детей Моршанского уездного отдела здравоохранения.

Молодой Надеждин

Григорий Григорьевич Надеждин родился в 1851 году в семье настоятеля церкви Воскресения Словущего в селе Серповом Моршанского уезда Тамбовской губернии. Его родители, Григорий Петрович и Прасковья Михайловна, хотели, чтобы Гриша продолжил дело отца и принял впоследствии приход, поэтому юноша поступил в Тамбовскую семинарию. Однако его честность, о которой много говорили современники, и которая впоследствии зачастую мешала ему продвигаться по службе, заставила молодого человека сделать другой выбор, он предпочёл медицину, поступил в Киевский университет Святого Владимира и с успехом его окончил в 1882 году. Выдержав экзамен, получил диплом доктора медицины и звание лекаря.

Свою трудовую деятельность Григорий Надеждин начал с должности земского врача в больнице села Земетчино Моршанского уезда. Скромный, трудолюбивый и работоспособный человек, он был воспитан в специфической атмосфере семьи сельского священника, а потому сам отличался кристальной честностью и от других требовал того же. На новом месте прекрасно зарекомендовал себя с профессиональной стороны, но вступил в конфликт с начальством и, проработав всего год, уволился. Через два года Григорий Надеждин получил предложение вернуться на этот же врачебный участок, а ещё через год заведовать Земетчинской земской больницей, где он и проработал пять лет.

Маленькая земская больница располагалась в жилом доме, каких либо приспособлений для удобства больных и врачей не было и в помине. Молодой врач Григорий Надеждин, невзирая на всё это, принимал больных, осматривал, оперировал; оперировал для того времени весьма успешно. В особо сложных и спорных случаях он приглашал для консультации врачей других земских участков, охотно принимал на практику студентов-медиков. Удивительным образом, при своём сложном бескомпромиссном характере, Надеждин смог сколотить работоспособный коллектив единомышленников. Сам он больше других сфер интересовался хирургией, в том числе урологией и гинекологией. Помимо интересов, ему нужно было исполнять обязанности санитарного врача уезда, врача в имении и на сахарном заводе княгини Ольги Петровны Долгорукой. Не иначе, как профессиональный фанатизм придавал ему сил; успевая выполнять свои прямые обязанности, Григорий Григорьевич открыл свою маленькую больничку для хирургического лечения слепых. За год он проводил несколько сот операций и готовил материалы для диссертации, темой для которой стала оценка результатов хирургического лечения по поводу камней мочевого пузыря. Почти при всех урологических и гинекологических операциях, начиная с 1885 года, он пользовался любезной помощью женщины-врача А. Д. Долговой. Анна Дмитриевна брала на себя хлороформирование, то есть фактически была анестезиологом. Собственно помощников у него было не так много: женщина-фельдшер и больничная прислуга. Позднее, уже переехав в Гатчину, Надеждин очень тепло отзывался о них, особенно о Долговой. Коллеги шутили, что она, пожалуй, единственная, с кем Надеждин всегда ладил и не вступал в конфликтные споры. Став впоследствии старшим врачом городового госпиталя Гатчины, Григорий Григорьевич вскоре пригласил Долгову работать в этом госпитале.

28 декабря 1885 года он выступил на заседании бытовой секции Первого съезда Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова с докладом «О значении хирургической помощи в земской медицине и о средствах привлечения страдающих глазными болезнями к врачебной помощи». В докладе он обобщил опыт организации хирургической помощи в условиях сельской земской больницы. По мнению Надеждина в земской практике доля глазных больных составляла от 3 до 6%, причём большая часть из них страдала серьёзными недугами, быстро приводящими к слепоте. Выступление оказалось удачным, получило множество заинтересованных откликов. Однако дальнейшая карьера Григория Надеждина продвигалась с трудом. Его попытка получить степень доктора медицины путём подачи отчёта о своей хирургической деятельности в один из русских медицинских факультетов окончилась провалом. Хотя в медицинских кругах эта же самая работа была без сомнений признана достойной докторской степени. Но Григорий Григорьевич продолжал целеустремлённо и подчас фанатично работать. Вскоре он успешно защитил диссертацию «Материалы для оценки срединного камнесечения…», в которой дал описание 255 случаев операции на мочевом пузыре. Интересны выводы, которые делает Надеждин в своей диссертации, там, где дело касается общих мест:

«…Кроме прямого влияния хирургия оказывает побочное, весьма благотворное, популяризируя медицину и поднимая авторитет её среди темного люда.… На медицинских курсах хирургия должна преподаваться, между прочим, и в применении к заурядной земской обстановке».

Буквально через несколько лет обычный земский доктор, работающий в «заурядной обстановке» стал одним из лучших специалистов в России по оперативной урологии. Произошло это уже в Гатчине, куда Надеждин прибыл 1 ноября 1891 года на место уехавшего в Петергоф младшего ординатора Госпиталя Второва. На тот момент у Надеждина уже была семья: жена Евфимия Ильинична и дочки Ольга и Люба. Им предоставили служебное жильё в Госпитальном переулке. Обычной работы Надеждину было мало, он вёл и политическую, отстаивал своё видение путей развития медицины в Гатчине. Как член Совета Гатчинского отдела и член Главного Совета Союза русского народа, Надеждин в 1905—1906 гг. проводил бурную агитационную деятельность. Идейным противником Григория Григорьевича был гатчинский земский врач Н. А. Колпаков, избранный в марте 1906 депутатом Первой Государственной Думы России от Царскосельского уезда, активный деятель партии Народной свободы (кадетов). Полемика между ними вызывала интерес у всего города и окрестностей, за ней следили, обсуждали, едва ли ставки не делали. Оба – уважаемые люди, грамотные врачи – схватывались не на шутку.

Следующий абзац я позаимствовала в у В. А. Кислова в статье «Улицы и жители старой Гатчины»: «Министерство Императорского Двора, встревоженное слишком активным участием своих служащих в политических делах, 29 сентября 1906 года издало циркуляр, касающийся принятия особых мер в отношении лиц правительственной и общественной службы, поддерживающих движение против правительства. Всем должностным лицам воспрещалось участие в политических партиях, обществах и союзах, причём не обязательно революционных. Все служащие Гатчинского Дворцового управления, в т. ч. и медики, засвидетельствовали своими подписями ознакомление с этим документом. Однако доктор Надеждин, хотя и с меньшим пылом, продолжал участвовать в деятельности Союза русского народа вплоть до 1912 года».

С 1896 года Надеждин работал старшим врачом Госпиталя. Помимо руководства Госпиталем и выполнения множества операций в его хирургическом отделении, Григорий Григорьевич был консультантом по хирургии столичных женских учебных заведений Ведомства Императрицы Марии; консультантом при лазарете Сиротского института; членом Правления Гатчинского благотворительного общества; преподавал гигиену и медицину в Учительской семинарии; собирал пожертвования на строительство железнодорожной платформы в Гатчине (Татьянино); вёл приём больных в порядке частной практики.

Неуёмная энергия Григория Надеждина начала иссякать, когда в семье случилось несчастье. Любимица отца, обладавшая таким же непростым характером, взрослая дочь Люба, к тому моменту замужняя, поссорилась с мужем сестры Оли. Поручик Добрышин на третий день Пасхи, 8 апреля 1914 года, на глазах всей семьи выстрелом из револьвера убил «обидчицу» Любовь Григорьевну Горскую (в девичестве Надеждину). После этого доктор Надеждин начал сдавать. Сначала отошёл от политических дел, а в мае 1917 года оставил руководство Госпиталем, объяснив это тем, что не видит для себя возможным участвовать в развале системы здравоохранения, который инициирует Временное Правительство. После октябрьской революции Надеждин ни на что уже больше не надеялся и уехал в Винницу на родину жены, там, в возрасте 70 лет в 1921 году, тихо, что ему было совершенно не свойственно, скончался.

Доктор Глуховцов

В газете «Согласие» журналист Надежда Чуженькова писала когда-то об улицах нашего города. В рассказе о медиках Моршанска отводилось особое место доктору Глуховцову. Говорилось, что лечил этот доктор исключительно богатых. Из нескольких предложений складывалось впечатление о нём как о человеке заносчивом, нелюбимом горожанами. Мне захотелось найти источник информации и, как говорится, узнать из первых уст об этом человеке, на самом ли деле он был таков, или в чьих-то воспоминаниях его образ трансформировался. Для начала я обратилась к тетради с воспоминаниями и письмам Натальи Алексеевны Сазоновой, уроженки Моршанска. Там действительно описывалась ситуация с медициной накануне революции. Наталья Алексеевна вспоминала, что в городе была земская больница и частные врачи, в разное время разное количество, в среднем – 7—8 докторов различной специализации. Отдельного детского врача в городе не было, что впрочем, не удивительно, врачи общей практики принимали и детей. Так поступал и доктор Глуховцов. Павел Степанович был терапевтом, но, как и другие, лечил детей. Не всех, а тех, чьи родители достаточно богаты, чтобы оплачивать его услуги. Услуги Павла Степановича стоили недёшево, он был дорогой доктор, за визит брал 3 рубля, а 3 рубля в то время – цена хороших туфель, но его пациенты – богатое купечество новой волны – могли себе это позволить. К бедным Павел Степанович ездить отказывался принципиально, за что его горожане осуждали, но ничьи суждения и осуждения не могли поколебать его уверенности в себе.

Полученной информации мне показалось мало, и я продолжила поиски на просторах интернета, где, не особо надеясь на удачу, наткнулась на генеалогический сайт и родословную Павла Степановича Глуховцова.

19 декабря 1869 года в селе Бондарёвка Суджанского уезда, Курской губернии у Степана Васильевича и Ольги Ивановны (в девичестве Болычевцевой) родился мальчик, которого при крещении 25 декабря нарекли Павлом, о чём осталась запись в метрической книге Митрофановской церкви. В ней же имелись записи о рождении у Глуховцовых детей: Василия, Владимира, Алексея, Александра, Тихона, Николая, Ивана, Сергея, Анны и Марии. Остальные дети Глуховцовых меня не интересовали, я собирала информацию о Павле Степановиче.

Павел Глуховцов окончил Орловскую классическую гимназию и поступил в Императорский Московский Университет, по окончании которого удостоился звания лекаря (подтверждённого документом за №1105 от 16.01.1896 г.). В 1890-м году, 28 ноября призывался на военную службу ратником ополчения первого разряда. В Моршанскую земскую (Мариинскую) больницу он пришел уже взрослым сформировавшимся человеком, знающим, чего хочет, а хотел он достатка для себя и своей семьи. Его семья: жена Елизавета Эдуардовна (в девичестве Коссобудская), дочь Ольга 1899 г.р. (в замужестве Левадовская), сыновья Всеволод 1901 г.р. и Константин 1903 г.р.

Помимо работы в больнице Павел Степанович занимался и частной практикой. Доходы его были стабильны. В 1909-м году Глуховцов вступил в Тамбовское общество охотников. В 1914-м получил чин надворного советника, что указывало на наличие у него учёной степени и давало право на получение потомственного дворянства. Павел Степанович обзавёлся большим собственным домом, добротным выездом. Пешком по Моршанску на вызовы не ходил, летом приезжал к больным в щегольской пролётке, зимой – в санях, обитых ковром. Ухоженные лошади, нарядный кучер – всё красноречиво говорило о достатке. Казалось бы, жизнь удалась, но многое изменила революция, известие о которой сначала в городе даже не приняли всерьёз. Новой властью Павел Степанович Глуховцов был мобилизован в ряды Красной Армии. Умер в Крыму во время установления там советской власти или красного террора, точных данных не имеется.

Вот так история самоуверенного и благополучного баловня судьбы превратилась в драму, закончившуюся трагедией, а рассказ о Павле Степановиче Глуховцове, докторе для богатых, стал совсем неоднозначным.

Струве Эрнест Павлович

В воспоминаниях Натальи Алексеевны Сазоновой, что хранятся в Моршанском историко-художественном музее, Эрнест Павлович Струве – яркая противоположность Павлу Степановичу Глуховцову. Если покопаться, как следует, некоторые сходности между ними можно найти: современники, коллеги, оба работали в Моршанской земской больнице. В Адрес-календаре Тамбовской губернии за 1915 год в разделе «Земское собрание» указан как н. ч. потомственный почётный дворянин, то есть имел учёную степень и право именоваться «Ваше благородие». На этом, пожалуй, сходства заканчиваются. Доктор Струве являл собой олицетворение альтруизма и врачебной самоотдачи. Столько добрых и восторженных отзывов ходило о нём среди горожан. По воспоминаниям всё той же Натальи Алексеевны Сазоновой легко вырисовывается образ этого человека. Его честность, доброта, профессионализм не позволяли ему наживаться на болезнях и бедах. Даже у меня, не знакомой с ним лично, а лишь изучающей рассказы очевидцев и современников, во время работы с текстами складывалось ощущение, что он не только дал клятву Гиппократа, но и находился под постоянным присмотром легендарного эскулапа.

Русский немец Эрнест Струве родился в Моршанске в 1879 году. Получил высшее медицинское образование и с 1905 года работал врачом в Моршанской больнице. В Моршанске жили его родители и вся большая семья. Эрнест Павлович лечил людей любого достатка, к бедным шёл в первую очередь и, если те не могли оплатить выписанные лекарства, зачастую сам оплачивал их. Мало того, денег за лечение не брал или брал по минимуму. Спешил на вызов в любое время суток. По городу в любую погоду шагал пешком, в окрестные сёла или слободы выезжал на велосипеде. Как-то раз в Дмитриевке, имении известных купцов Поповых, расположенном более чем в 20 верстах от города, заболел ребёнок, доктор Глуховцов, обычно обслуживающий состоятельных пациентов, выехать в такую даль либо не захотел, либо не смог. Обратились к Эрнесту Павловичу и тот, на своём видавшем виды велосипеде, отправился в путь, оказав ребёнку помощь, вернулся домой затемно. Жил он в скромной наёмной квартире, лошадей, карет и саней не имел, а на свои, отнюдь не большие средства, умудрялся помогать родственникам.

В базе данных «Жертвы политического террора в СССР» «Книга памяти Тамбовской области», значится, что в 1918 году Эрнест Павлович вступил в партию социал-революционеров. В 1920-м году он из партии эсеров вышел. На протяжении довольно длительного времени власти лояльно относились к доктору. Репутация врача для бедных стала его охранной грамотой. Н. Сазонова писала, что не любить и не уважать такого человека просто невозможно. Но народная любовь не уберегла доктора от беды.

Сначала несчастье постигло родственника Эрнеста Павловича, Струве Владимира Павловича, родившегося в 1888 году в селе Иберцы Ряжского уезда Рязанской губернии. Агроном, ученый, селекционер-луговод, профессор, он с 1923 года работал директором Марусинской луговой опытной селекционной станции (Моршанский район). 30 сентября 1930 арестован по делу «Трудовой крестьянской партии», 18 февраля 1931 приговорен к высшей мере наказания с заменой на 10 лет ИТЛ с конфискацией имущества и высылкой семьи и отправлен в Вишерлаг. Жена и дети остались без денег и без жилья. Эрнест Павлович, конечно, предоставил им кров, помогал морально и материально, пока Зинаиду не восстановили на работе в школе для взрослых. Она писал во все инстанции, чтобы спасти мужа. При содействии Екатерины Пешковой ей удалось умилостивить систему, Владимир Струве был освобождён из лагеря досрочно 28 января 1935 года, семья уехала к нему в Семипалатинск. Прошло совсем немного времени: 11 февраля 1938 года Эрнест Павлович был арестован и отправлен в Тамбовскую тюрьму. 2 сентября 1938 года осуждён Комиссией НКВД СССР и Прокурором СССР (ГАРФ Ф.Р-8409 Оп.1.Д.1668. с.77—78,83). В народе говорили, что арестовали его как немца перед началом войны, сослали куда-то в лагеря на Дальний Восток без права переписки. На самом деле к началу войны его уже не было в живых. Эрнест Павлович Струве, как и его брат Отто Павлович Струве, расстрелян.

Его жена, русская, Струве Наталия Алексеевна, бывшая директриса женской гимназии, после октябрьского переворота работавшая преподавателем физики и французского языка в советской школе, долго разыскивала мужа. Писала во все инстанции, обивала пороги, но безуспешно. Когда выяснилось, что он погиб, не выдержала горя – тяжело заболела (говорили, что она сошла с ума), была помещена в Тамбовскую психиатрическую клинику и там умерла.

Когда я начала публиковать отрывки из книги в интернете и дошла очередь до рассказа об Эрнесте Павловиче Струве, то на связь со мной вышел внук основателя нашего музея Константин Феофилович Иванов, давно уехавший из Моршанска и проживающий много лет в Белоруссии. Он вспомнил, что учился в одном классе со Светланой Струве. Доктор Струве приходился ей дедом. Однажды (в шестидесятые годы) Костя Иванов, со своим отцом Фефилом Петровичем встретили в лесу Свету Струве с родителями, все они были на велосипедах. Феофил Петрович рассказал тогда сыну, что где-то примерно здесь, за «Соколинским кордоном», левее линии газопровода, приличный участок соснового леса принадлежал до революции семье Струве, старожилы так и называли его «Струвский лес». Спустя годы Константин Феофилович пришёл к выводу, что сын Эрнеста Павловича Струве возил тогда жену и дочь показывать землю, которая могла бы стать его наследством и принадлежать им, если бы не октябрьский переворот.

Владимир Павлович Филонович.
Наблюдения земского врача

Я уже говорила в начале, что очень трудно придерживаться хронологии, так и цепляются рассказы друг за друга. По идее о В. П. Филоновиче нужно было рассказывать там же, где и о земской медицине, но уж очень большое отступление получалось. Пришлось отделить и обособить, тем более что личность его весьма колоритна.

Самый известный, пожалуй, из земских докторов Моршанского земства, надворный советник Владимир Павлович Филонович родился в 1856 году в семье Павла Михайловича Филоновича. Единственный сын коллежского асессора рос целеустремлённым, знающим чего хочет, а он хотел лечить людей современными методами, победить косность и невежество, стать настоящим высококвалифицированным врачом. На одном из генеалогических сайтов мне удалось найти его предков по мужской линии. Его отец Павел Михайлович, 1815 года рождения, из четырёх братьев (кроме Павла – Николай, Фёдор, Михаил), детей Михаила Михайловича Филоновича, оказался самым успешным. Только о нём имеются официальные данные: занимал должность, соответствующую в госаппарате армейскому чину майора. Знаком различия служили две звезды на двухпросветных петлицах (почему-то при этих словах видятся герои Чехова). Младшие по должности, званию и происхождению обращались к нему «Ваше высокоблагородие». Его жалование по «Своду уставов о службе гражданской» 1842 года составляло 135 рублей серебром. До 1845 года чин коллежского асессора давал потомственное дворянство, потом – только личное. Впрочем, это ничего не меняло; и он сам родился в семье дворянина, и его сын потом, будучи доктором, был удостоен дворянского титула. Дед нашего героя (1777 г.р.), имея чин коллежского секретаря, занимал пусть и невысокий, но руководящий пост, а вот из сведений о прадеде остались лишь год рождения – 1743, да имя родителя – Павла Ивановича. Не думаю, что моё копание в родословной Филоновичей для чего-то пригодится, но, может быть, добавит несколько штрихов к портрету этого замечательного доктора, опережавшего своё время и удивлявшего не только провинцию, с которой связал свою жизнь, но своих столичных коллег.

Главный врач-хирург Моршанской земской больницы был любим горожанами. Он много трудился, совершенствовался, помогал людям, и судьба была к нему преимущественно благосклонна. В людской памяти он остался видным статным красавцем-мужчиной, имевшим свой дом, частный врачебный кабинет, авторитет и уважение сограждан. Когда я слышу рассказы об успешных известных людях, мне всегда бывает интересно, как они к этому пришли, какие цели ставили, какими дорогами продвигались. Именно так появился интерес к судьбам не поэтов и писателей, не политиков и меценатов, а подвижников медицины, с этим интересом собирала материалы и писала я о судьбах первых врачей Моршанска, копалась в истории развития медицины. К колоритной личности Филоновича приблизиться долго не решалась, не зная, с какой стороны подойти. И всё-таки желание рассказать об интересном человеке победило нерешительность. Перевешивающим фактором стала фондовая папка, озаглавленная «Филонович В. П.». В ней оказались помимо фотографий записки о начале карьеры земского врача Филоновича, составленные местным краеведом Булатовым на основе воспоминаний В. П. Филоновича. Они-то всё и решили. На них я опираюсь в своём повествовании, стараясь делать это деликатно (текстов не заимствовала, плагиат не приемлю).