Читать книгу: «Матильда. Любовь и танец», страница 3

Глава 5

В начальном классе Мале всё давалось легко. Бывший танцовщик, а теперь балетмейстер и преподаватель Иванов Лев Иванович вёл занятие уныло, монотонным голосом повторяя: «Плие», «Попрошу вывернуть колени». Он вёл курс балетной азбуки, которая никак не могла заинтересовать Матильду. Девочка давно уже выучила её дома. При этом Лев Иванович сам аккомпанировал на скрипке и больше уделял внимание своей игре, а не ученицам. Казалось, он машинально исполнял свою обязанность, и ему было так же скучно обучать азам балета, как Матильде их исполнять.

– Он похож на заводную куклу с усами, – прошептала Оля, стоящая около станка сразу за Малей.

– Нет, на кота с усами, – тут же откликнулась Матильда. – Я думаю, он влюбился, потому такой задумчивый.

– Интересно, это какая же кошечка удостоилась его внимания? – фыркнула от смеха Оля.

– Это его скрипка! Как ты до сих пор не поняла? Он влюблён в свою скрипку!

– И правда. Прямо глаз с неё не сводит!

– Только любовь у него какая-то сонная, – прошептала Маля, тоже давясь от смеха. – Смотри, он сейчас уже и глазки закроет, уткнувшись носом в деку.

– А я слышала, что он воодушевляется, только когда видит еду.

– Тогда получается, что больше всего он любит свой желудок!

– Ты хочешь сказать: он влюблён в свой желудок? – уже не сдерживаясь, захохотала Оля, а вслед за ней раздался заливистый смех Матильды.

– Мадемуазель Кшесинская, – направился к ним преподаватель. – Я вижу, что вы хорошо подготовлены, но вам придётся вместе с нами повторять все эти упражнения, какими бы смешными они вам ни казались. И прошу вас не отвлекать других учениц, которые познают…

Тут дверь в балетный класс открылась, и на пороге возникла старшая воспитательница Ирина Леонидовна.

– Прошу прощения, Лев Иванович, мадемуазель Кшесинскую вызывают на репетицию в театр.

Это было так неожиданно, что даже Иванов растерялся.

– И что же, ученица подготовительного класса может репетировать в театре? – изумился он.

– Куклу марионетку в «Дон Кихоте», – поведала мадам.

– Но ведь эта партия танцуется на пуантах! – ещё больше изумился преподаватель.

– Её отец уверил господина Петипа, что она стоит на пуантах, – ответила Ирина Леонидовна и, уже обращаясь к Мале, спросила: – Мадемуазель, это так?

– Да, – радостно сообщила Маля, вся в предвкушении встречи с самим Петипа.

Она была безмерно счастлива. В восемь лет с ней случилось то, о чем ещё недавно лишь мечталось! Она вышла на сцену театра!

Подготовительный год учебы проходил для Матильды весело и легко. Незаметно пролетела осень и наступила зима с радостными праздниками Рождества, Крещения и Масленицы. С нетерпением все вокруг ждали прихода весны, но в первый же свой календарный день она началась со страшной новости. Около двух часов дня, во время занятий по французскому языку, в класс, еле сдерживая слезы, вошла одна из воспитательниц.

– Только что на его величество Александра II было совершено покушение. В тяжелом состоянии государь доставлен во дворец. Все занятия отменяются до особого распоряжения.

А уже в три часа тридцать пять минут стало известно, что император скончался. В траурные дни были отменены все спектакли в театрах, уроки в университетах, гимназиях и училищах на всей территории Российской империи.

* * *

На девятый день после покушения с утра над городом сплошной стеной кружил снег, подгоняемый сильным ветром. Снег настолько завалил дороги, что они абсолютно сравнялись с тротуаром, и дворники не успевали расчищать его. Многие извозчики застревали в заносах. Кшесинские накрыли стол, чтобы помянуть государя, ожидая в гости крестного Леонида Генриховича и друга отца Пирогова. Певец хоть и жил в двух кварталах от них, всё равно опоздал к назначенному часу.

– Извините, – пробасил он, входя в квартиру весь покрытый снегом. – Пришлось идти пешком. Ни одного извозчика!

– Ничего страшного, – успокоила его Юлия. – Крёстный тоже запаздывает.

– У него своя карета, так что как-нибудь доедет. Хотя, правду сказать, видимости никакой. Кругом белым-бело, – снимая свою шубу, сказал Пирогов. – И я как Дед Мороз. Тоже весь белый.

– Давайте шубу сюда, Иван Семенович – протянула руку горничная. – Снег надо стряхнуть хорошенько, а то растает в тепле и станет ваша шуба мокрой.

– Спасибо, милая.

Маша понесла шубу на черную лестницу отряхивать, а Феликс повел заледеневшего друга в гостиную – выпить аперитивчик, как он выразился, для «сугрева».

Вскоре появился и еле доехавший по снежным заносам до дома Кшесинских крёстный.

– Кучера с лошадьми я домой отправил, – сообщил Леонид Генрихович. – Пусть в конюшне отдохнут, а то на улице ужас, что творится. Мартовские метели такие злые! Просил подъехать за мной только к девяти вечера.

– И правильно сделал! – одобрил его Феликс. – Мы с Иваном в гостиной пьем аперитив. Присоединишься?

– Всё. Больше никаких аперитивов. Прошу к столу, – сказала Юля, распахнув двери в столовую.

Гости, да и сами хозяева, успели к этому времени изрядно проголодаться, а потому, подняв первую рюмку за упокой души государя, сразу приступили к еде. Степанида постаралась и наготовила много разных вкусных блюд, среди которых были и положенные в этом случае блины, кутья и кисель. Уже начался Великий пост, но в такой день он был послаблен, и кроме постных блюд, на стол подали рыбу и вино. В окна били хлопья снега, завывал ветер в печных трубах, а в столовой было светло, тепло, и только тот повод, по которому собрались друзья, был грустным.

– Какое страшное злодейство, – негодовал Феликс. – До сих пор не могу прийти в себя!

– Да, – отозвался Леонид Генрихович. – Скорбь великая.

– Наш новый государь, говорят, никак не может оправиться после смерти отца, – подала голос Юля.

– Не смерти, Юленька, а УБИЙСТВА! – поправил Феликс.

– Да, дорогой. Совсем недавно умерла императрица, и все жалели наследника, что он потерял мать. И вот, с тех пор прошло всего-то семь месяцев, а он уже потерял и отца, в одночасье став полным сиротой! Это ужасно!

– Всё-таки её величество долго болела и умерла, так сказать, своей смертью, – заметил Иван Пирогов. – А вот его величество!.. Эти террористы совсем обнаглели. Просто страшно ходить по улицам!

– Да. Не знаешь, что тебя может ожидать, – грустно согласился Строкач.

Он полил лимонным соком осетрину, завернул её в тонкий блин, затем отрезал небольшой кусочек от полученного рулета и отправил в рот. Наслаждаясь, Леонид Генрихович прожевал его, проглотил и запил глотком красного вина. Крёстный очень любил вкусно поесть и получал от этого истинное удовольствие.

– А может, наш новый император не так уж и убивается, оттого что потерял отца, – загадочно произнес он, и все за столом посмотрели на него вопросительно и с недоумением.

– Как это? – произнес Феликс.

– А так. Покойный государь успел доставить своему сыну Александру большие страдания после того, как похоронил его мать, – ответил Строкач и обвел всех интригующим взглядом.

– Какие страдания? – удивилась Юлия. – О чем ты говоришь?

– О том, милая Юленька, что наш покойный император выдержал всего сорок дней после смерти жены и тайно обвенчался со своей любовницей в домовой церкви Царскосельского дворца, – неожиданно поведал Леонид Генрихович сенсационную новость.

Его слова повергли всех в шок.

– Какой любовницей? – недоуменно спросила Юлия.

– Княжной Екатериной Долгорукой.

– Но по закону он не имел права это делать. Жениться монарх имеет право только на принцессе, – удивился Феликс не столь скороспелой женитьбе, сколь несоответствием статуса невесты.

– Совершенно верно! В любом другом случае брак считается морганатическим, и женившийся таким образом государь должен отречься от престола в пользу наследника, – поддержала мужа Юлия.

– Но дело-то как раз в том, что государь не собирался отрекаться, а потому и женился тайно, – продолжал удивлять присутствующих Леонид Генрихович. – При этом он предоставил Екатерине Долгорукой титул и изменил её фамилию. Теперь она зовется – Её светлость княгиня Юрьевская. Те же титулы и фамилию получили и их дети.

– И сколько же у них детей? – изумился Пирогов.

– За четырнадцать лет этой связи у них родилось трое: сын и две дочери.

– Четырнадцать лет терпеть измену мужа! – воскликнула Юлия, всплеснув руками. – Бедная императрица! Может, от этих страданий она и ушла из жизни раньше времени? – и слезы сочувствия выступили на её глазах.

– Всё возможно, – согласился с ней Строкач. – Ведь эта Долгорукая вместе со своими незаконнорожденными детьми все годы жила в Зимнем дворце прямо над покоями государыни Марии Александровны, и та ежедневно слышала топот их ног. Вы представляете, какие муки она выносила?

– Это ужасно! Теперь я абсолютно уверена, что именно это ускорило её кончину! – троекратно перекрестилась Юлия.

– Да уж, не без этого! – опять согласился Леонид Генрихович. – А после смерти императрицы любовнице сразу захотелось поскорее упрочить своё положение во дворце, и она не только настояла на скорой женитьбе, но ещё и потребовала, чтобы государь сажал её с детьми обедать за один стол с собой, как членов императорской семьи. А ведь за этим обеденным столом сидел и его законный сын-наследник со своей женой и сыновьями! – крёстный взволнованно перевел дух. – Представляете их чувства?! Каково было наследнику Александру терпеть такое неуважение к покойной матери! Каково было ему с женой терпеть это унижение и не знать, как объяснить своим сыновьям, кто сидит вместе с ними и их дедушкой-государем каждый день за столом!

– Но это же, действительно, безнравственно! – ужаснулась Юля.

– Совершенно верно, – поддержал её Феликс. – Безнравственно и жестоко!

– Как же наследник мирился с этим? – возбужденно спросил Пирогов.

– Ему оставалось только терпеть! Но однажды Александр вызвал страшный гнев отца, которому показалось, что сын относится к Юрьевской без должного уважения. Император заявил, что если Александр не изменит своего отношения к её светлости, он отправит его в ссылку вместе со всей семьей. А?! Каково?!

– Наследника вместе с цесаревной и своими законными внуками в ссылку? – возмутился Феликс. – По-моему, это уже слишком!

– Как прискорбно всё это слышать! – воскликнула Юлия. От сострадания у неё даже дух захватило. – Как же всё это несправедливо!

– Мало того! Новая жена постоянно внушала мужу идеи о легализации своего царского положения, – продолжал Строкач, и напряжение за столом всё возрастало. – И он уже собирался всенародно объявить о своей новой женитьбе и короновать Екатерину Юрьевскую, используя как прецедент историю коронации второй жены Петра Великого Екатерины I, которая, как известно, тоже не была принцессой. Оставалось всего три месяца до снятия годового траура по покойной императрице, чтобы мечта Долгорукой осуществилась.

– О господи! Неужели такое было бы возможно?! – ужаснулась Юлия.

– То есть ты, Леонид, хочешь сказать, что если бы не это чудовищное покушение, то через три месяца мы бы имели новую императрицу Екатерину III? – удивленно смотрел на крестного своей дочери Феликс.

– Слава богу, что покойный не успел этого сделать! Был бы большой мировой скандал! – перекрестился Пирогов. – Надо отдать должное террористам. Они вовремя вмешались.

– Как нелепо то, что ты говоришь, Иван Семёнович! – возмутилась Юля.

– В словах Ивана есть смысл, – оборвал её Феликс. – Действительно, неизвестно, сколько бы неприятностей этот поступок Александра II мог принести Российской империи. Надеюсь, что теперь присутствие её светлости во дворце без надобности.

– Так и при Дворе считают, а потому все очень довольны решением нового императора отправить её вместе с детьми во Францию, – просветил Строкач.

– И правильно, – обрадовался Пирогов. – Вы представляете, что будет, если она, оставшись в России, начнет интриговать и объявит себя законной вдовой Екатериной III? Тогда на Руси может начаться смута, как в старые жуткие времена.

– Что ты?! Упаси Бог, – осенил себя крестом Феликс.

– А я всё думала, почему это наш новый государь перебирается в Аничков дворец, – произнесла Юля. – А теперь понимаю. В Зимнем обосновалась эта Юрьевская со своими детьми.

– Нет, это здесь ни при чём, – тут же отозвался Строкач. – Просто наш новый император считает Аничков дворец более удобным для жилья, а Зимний дворец – для приёмов и балов. А от навязанной ему мачехи и её детей Александр III избавляется, купив ей виллу в Ницце и назначив приличную пожизненную пенсию.

– Он поступает очень благородно, хотя мог бы обойтись с ней более сурово за свои унижения, а главное, за унижение своей матери, – высказалась Юля.

– Да. Наш новый государь не кровожаден, слава богу, – поддержал её Пирогов.

– Это так. Александр III не кровожаден, но суров. Юрьевская это отлично знает. А потому молчит и послушно собирает свои вещи, – завершил своё сенсационное повествование крёстный.

– Слушай, Леня! А откуда у тебя такая осведомленность в семейных дворцовых тайнах? – удивился Феликс, до которого только сейчас дошло, что знание этих подробностей из жизни царской семьи несколько странны для такого далекого от Двора человека, как Строкач.

И все за столом тоже с интересом уставились на Леонида Генриховича, ожидая ответа и, вероятно, подумав так же, как и Кшесинский.

– Так, может, это всё только сплетни? – с надеждой в голосе спросила Юля. – Люди любят распространять всяческие небылицы о своих правителях.

– Нет. Это достоверные сведения, – гордо заявил крёстный.

– Откуда? – нетерпеливо и почти одновременно выкрикнули присутствующие.

– От одной фрейлины при Дворе, покупающей у меня бельё, – загадочно улыбнулся Строкач.

– Леонид! – вскинул брови Пирогов. – Ты, я вижу, не теряешься! И какова эта фрейлина? Хороша собой?

– Прекратите, – возмутилась Юлия. – Ведь мы собрались помянуть усопшего монарха, а не перебирать косточки его фрейлинам.

– Ты права, дорогая, – тут же согласился с ней Феликс и поднял свою рюмку. – Помянем! Хоть он и поступил вопреки всем нормам морали, оскорбив покойную императрицу и своего сына наследника, но теперь судить его может только Бог! Пусть земля его телу будет пухом, а душа найдет успокоение!

Все выпили и закусили. За столом воцарилась небольшая пауза.

– Господа! – прервал тишину Иван Пирогов, вновь наливая в свою рюмку водку. – А теперь я предлагаю выпить за здоровье нашего нового императора Александра III и его старшего сына Николая – нашего нового наследника цесаревича! Виват!

– Виват! Виват! Виват! – с энтузиазмом троекратно отозвались присутствующие.

Матильда слушала разговоры взрослых, доносившиеся из столовой, забравшись с ногами в кресло, стоящее в гостиной около двери. Она мало что понимала, но, услышав тост во здравие нового наследника цесаревича, сразу вспомнила тех двух мальчиков, которых видела два года назад на спектакле «Конек-Горбунок» в царской ложе. Разница в годах у братьев была небольшой, поэтому она тогда не могла определить, кто из них старше, но теперь один из них действительно стал настоящим принцем, наследником престола. Интересно, какой из тех двоих был Николаем?

Глава 6

После подготовительного года в Императорское театральное училище на балетное отделение было зачислено только шесть учениц из десяти. Матильда и её подруга Ольга были среди этих счастливиц. Впереди их ждали восемь лет учебы, но годы летели быстро. Всех воспитанниц и воспитанников часто занимали в театре на ролях пажей, маленьких эльфов и гномиков, приучая к сцене, и они с радостью танцевали рядом с балеринами, а то и просто носили за ними длинные шлейфы по сцене. Когда Маля училась в пятом классе, в театре появилась итальянская прима Вирджиния Дзукки. Она была уже не молода, но её выдающийся талант находился в самом расцвете. Весь Петербург немедленно сошел с ума. Она была сенсацией, её техника отличалась новшеством и совершенством. Матильда наконец-то нашла ту, которой хотела подражать. Девочка старалась не пропускать ни одного спектакля с её участием.

– Одной техники мало, – горячо говорила тринадцатилетняя Матильда подруге. – Только благодаря Дзукки я поняла, чтобы быть настоящей балериной, надо стать ещё и очень хорошей актрисой!

– Но ведь нас учат актёрскому мастерству, – попыталась возразить Ольга. – Учат выражать свои чувства через мимику.

– Нас всех учат просто одинаковым жестам, которые выработаны годами. А ведь надо наполнять их чувствами! Посмотри, что делает Дзукки. У неё руки, плечи, даже каждый пируэт и взмах ноги – всё осмысленно. Кажется, что она разговаривает телом.

– Да, у итальянок хорошая школа!

– Всё дело в их учительнице танцев Каролине Беретта. Мне отец сказал, что Дзукки оканчивала именно её школу, – поведала Матильда. – Беретта преподает в Милане. После окончания училища я хочу съездить к ней и взять несколько уроков. Дзукки – мой идеал!

– Говорят, что твоя Дзукки везде ходит с фляжкой и прихлебывает из неё коньяк, – внезапно доложила Оля услышанную сплетню.

– Как ты можешь так о ней говорить? – возмутилась Маля. – Её таланту завидуют, вот и распускают слухи!

– А ты слышала, что она обнаружила на талии в балетной пачке несколько иголок? Хорошо, что они впились в неё ещё до выхода на сцену! Мне рассказывали, она так кричала и ругалась на своём итальянском языке, требуя уволить портниху, ну просто как торговка на базаре в Неаполе. Но мы-то понимаем, что портниха здесь ни при чём.

– Чего только не придумают люди от зависти, – ужаснулась Матильда. – Вполне возможно, это проделала Соколова. А может, Горшенкова? В общем-то, все они понимают, что их век кончился, и хотят бедную Дзукки извести.

– Уж кто-то точно хочет, чтобы она уехала обратно в свою Италию, – согласилась с подругой Ольга.

– Ничего у них с этим не получится, скорее их самих отправят на пенсию, – ответила Матильда, и продолжала усиленно заниматься танцем и актёрским мастерством на уроках пантомимы в надежде когда-нибудь стать такой же великой танцовщицей, как Дзукки, которую боготворила.

Возили девочек из училища на репетиции, на спектакли и со спектаклей в большой закрытой карете с маленькими окошками. Мальчиков возили в другой карете. Жили и занимались ребята на втором этаже, а девочки на первом, и они почти никогда не виделись, разве только во время совместных занятий танцем. В эти часы в классе усиливалось число воспитательниц, которые зорко следили, чтобы ученицы и ученики даже не разговаривали друг с другом. Порядки были очень строгие, но всё равно некоторые успевали обмениваться записочками. Не быть в кого-нибудь влюблённой было даже неприлично. Особенным уважением пользовалась у женской половины влюблённость в преподавателя.

Занималась Маля по всем предметам хорошо. Первые годы она особенно любила уроки географии, так как была влюблена в учителя Павловского, впоследствии обожала историю, влюбившись в учителя Сергеева. Главное, что эти влюблённости не мешали ей в занятиях, а даже наоборот, стимулировали к более глубокому познанию того или иного предмета. А влюблялась она часто и была просто прирожденной кокеткой. Однажды это привело к весьма трагическим событиям.

* * *

Началось, правда, всё совсем невинно в один из жарких августовских дней в Красницах. Рано утром Феликс уехал в имение княгини Хвостовой выступать на дневном балу, который та давала в честь дня рождения своего сына, а Юлия, переделав все хозяйственные дела и отдав необходимые распоряжения прислуге, удобно устроилась в плетеном кресле под раскидистым кленом с книгой в руках. Это был новый французский роман её любимого Ги де Мопассана «Милый друг», и она, с интересом углубившись в откровенные описания любовных отношений, не сразу услышала приближающийся звук гравия под колесами.

– Крёстный приехал, – обрадовалась Юлия Яновна, увидев карету Леонида Генриховича, и, отложив книжку, поспешила к крыльцу дома, куда направлял лошадей возница.

Из экипажа неожиданно для неё выпорхнул муж, следом за ним из кареты степенно вышел Строкач, а потом появился незнакомый молодой человек приятной наружности.

– Бал у княгини отменили по причине болезни сына. Представляешь, при такой жаркой погоде мальчик всё-таки умудрился простыть, – сообщил Феликс и, целуя жену в щечку, шепнул: – Но деньги мне заплатили!

Юлия улыбнулась, а Феликс весело продолжил:

– Вернувшись от княгини в город, я решил навестить крёстного в магазине. И что ты думаешь? Он, несчастный, сидит в своём кабинете вместе с этим молодым человеком, и они оба просто изнывают от духоты! Вот я и уговорил их поехать со мной отдохнуть на природу и искупаться.

– Ну, предположим, Феликс преследовал свои собственные меркантильные цели, – поцеловал руку Юлии крёстный. – Ему было лень тащиться по такой жаре на поезде, и он просто использовал меня вместе с моим экипажем.

– Оговор! – засмеялся хитрец. – Я беспокоился о тебе и твоем приятеле!

Юлия с интересом поглядела на молодого человека.

– Ну, познакомьте же нас кто-нибудь, – улыбаясь, потребовала она.

– Ах да, – извиняющимся тоном произнес крёстный. – Это Джон Макферсон. Сын моего друга из Англии. Он уже почти год как в России. Приехал изучать русский язык, культуру и искусство.

Юлия Яновна протянула юноше руку, и тот почтительно её поцеловал.

– Сейчас горничная даст вам что-нибудь прохладительное, а я схожу в купальню. Надо предупредить детей, – с улыбкой произнесла хозяйка и быстрым шагом пошла через поле к реке.

– Мы скоро к вам присоединимся, – крикнул ей вдогонку муж.

Обе сестры и брат резвились в воде, когда мать появилась на пляже.

– Детки, быстро вылезайте! Приехал отец с гостями.

– Какими гостями? – тут же откликнулась Маля, подплывая к берегу.

– Твоим крестным и очень приятным молодым человеком из Англии.

– Какая прелесть! Англичанин! – воскликнула Маля. – У меня ещё не было знакомых англичан.

Она быстро вылезла из воды и побежала переодеваться за небольшую деревянную ширму, установленную на пляже под тентом.

– Это папа для Юляшки жениха привез, – крикнул ей вслед Юзеф. – Ты-то куда помчалась?

– Дурак, – бросилась топить брата Юляша. Ей было уже двадцать лет, и брат часто доставал её вопросами о кавалерах и женихах.

Юзеф легко вынырнул из воды и, отплыв от сестры на небольшое расстояние, крикнул:

– Лучше идите прихорашиваться, мисс, а то наша малолетняя принцесса быстро его перехватит.

Юляша настигла брата и снова стала окунать его головой в воду.

– Дурак, дурак! – приговаривала она каждый раз, когда его голова оказывалась на поверхности.

Юзеф с хохотом отбивался от неё.

– Мисс Юляша, не хотите ли на завтрак овсянки?

– Дурак!

– Немедленно прекратите, – разволновалась Юлия Яновна. – Хватит кричать всякие глупости. А ты, Юляша, давай-ка быстро вылезай! Сейчас отец с гостями придёт купаться.

В это время Маля, завернувшись в большое полотенце, выскочила из-за ширмы, подбежала к воде и крикнула брату:

– Ты и вправду полный дурак, Юзеф! Нужен мне ваш англичанин! Забирайте его себе!

– Маля, и ты туда же! Куда ты-то голая?! – занервничала мать. – Прекратите сейчас же! Посмотрите, отец уже идет, – испугалась она. – Ведите себя прилично! Прямо как малые дети!

Все взглянули в сторону дома и увидели, как в длинных купальных халатах отец, крёстный и молодой человек спускаются по полю к реке. Маля моментально бросилась обратно за ширму. Юляша последовала примеру сестры.

Юзеф вышел на берег не торопясь и, пока отец с гостями подходили к купальне, успел слегка обтереться полотенцем.

– Мой сын, – гордо представил его Феликс Иванович молодому человеку, любуясь телом Юзефа, на котором явно вырисовывались крепкие развитые мышцы, проступающие через купальное трико.

В училище физическому развитию будущих танцоров придавали очень большое значение, так как главное их предназначение было с легкостью ловить балерину, когда она с разбегу прыгала к партнеру на руки, поднимать её вверх, а потом ещё и носить на вытянутых руках. Ученики, кроме танца, с первого класса много занимались атлетикой, отжимая по утрам тяжелые штанги и гири, а потому к выпуску все юноши были хорошо накачаны и выглядели как супер-спортсмены.

– Юзеф только что окончил балетное Императорское училище и взят нашей дирекцией в штат Мариинского театра, – продолжал Феликс. – Он прекрасный танцовщик характерных танцев. Весь в меня.

– Очень рад. Джон, – протянул руку англичанин.

– Юзеф, – ответил юноша, пожимая протянутую ладонь.

– Если вы не против, я пойду распоряжусь насчет обеда, – извинилась Юлия и, не дожидаясь ответа, поспешила к дому.

Ведь она не рассчитывала сегодня на обед даже для мужа, а тут ещё и гости. Надо было срочно оговорить со Степанидой меню. Юля любила накормить всех вкусно и сытно!

Феликс огляделся и, не видя своих ненаглядных дочек, крикнул:

– Крошки мои! Вы где? За ширмой чистите перышки?

– Мы скоро, па, – тут же откликнулась Маля.

Феликс Иванович снял халат и, оставшись в облегающем его крепкое мускулистое тело купальном костюме, картинно воздел руки к небу.

– Хорошо тут у нас! – воскликнул он. – Простор-то какой!

– Хорошо. Простор. Да! – восторженно согласился Джон, ставя после каждого слова точку. Его акцент и манера говорить были столь забавными, что Феликс невольно рассмеялся.

– По этому поводу предлагаю окунуться, – сквозь смех изрек он, и нырнул. – Отлично! – тут же закричал Кшесинский, освежившись прохладой реки, и поплыл вглубь купальни, мощными руками разгребая воду.

Англичанин немедленно сбросил халат и нырнул следом, смешно задрав кверху ноги.

– Отлично! – повторил он за Феликсом и, мелко стуча ногами по водной глади и создавая вокруг себя завесу из массы брызг, поплыл вслед за ним.

Леонид Генрихович в модном в этом сезоне полосатом трико, которое только подчеркивало его полноту, сначала немного постоял у края берега, потом осторожно стал спускаться в воду по лесенке, установленной в купальне.

– У-у-у! Холодная, – тихо проворчал он, остановившись на третьей ступеньке, где вода доходила ему уже до икр ног, и, намочив лицо и лысину, нерешительно спустился на четвертую. Потом ещё на одну… и, наконец, окунулся целиком. Урча от удовольствия, медленно поплыл вдоль берега. Крёстный знал, что здесь не глубоко. Плавал он неважно, и ему всегда надо было знать, что если встанет, то достанет дно ногами.

Пока отец и гости охлаждались в воде, Юзеф устроился в шезлонге под тентом. Мысли его были далеки от того, что происходило сейчас вокруг. Он, теперь полноправный танцовщик труппы театра, скоро начинал свой первый сезон. Вместе с ним начинала свой первый сезон в театре и выпускница Сима Астафьева. Она ему очень нравилась. Они вместе вступали во взрослую актёрскую жизнь, и он наконец-то сможет ухаживать за этой девушкой, что во время учебы было невозможно. Их даже ни разу не ставили вместе в пару на уроках танца в училище. Как она отнесется к нему? Обратит ли на него внимание?

Звонкие голоса сестер вывели его из приятного воспоминания о Симе. Они, громко над чем-то смеясь, появились из-за ширмы в легких сарафанах разного покроя и цвета, и сразу на пляже стало шумно и весело. На голове у Юляши была соломенная шляпка, подвязанная бантом под подбородком. Маля держала свою шляпку в руках, распустив мокрые волнистые волосы по плечам, что придавало ей трогательный домашний вид.

– Крёстный! Я так тебе рада! – закричала она плавающему около берега Леониду Генриховичу.

Строкач уже одиннадцать лет как овдовел. Его жена умерла при родах на третий год после свадьбы. Не удалось спасти и ребенка. Леонид Генрихович очень страдал, но по прошествии нескольких лет после этой трагедии захотел снова жениться. Жить одному в просторном петербургском доме с большим садом, конюшней и другими хозяйственными постройками было одиноко. Знакомые сводили его с потенциальными невестами, но ни одна не западала ему в душу, не выдерживая конкуренцию с той, которую он так когда-то любил. В конце концов, все вокруг, да и он сам, потеряли всякую надежду, что когда-нибудь это может произойти.

Крёстный встал. Вода скрывала его по грудь.

– Девочки мои, хорошие! Я привез вам подарки!

– Ты самый лучший крёстный на свете, – прыгала от радости Матильда.

– А вот и мои красавицы появились, – воскликнул Феликс, неожиданно вынырнув рядом с Леонидом Генриховичем. – Джон, плывите скорей сюда, я вас познакомлю.

Джон, стуча ногами по воде так, что брызги доставали до берега, подплыл к хозяину имения, окатив его водяным каскадом, и встал рядом.

– Девочки, это Джон Макферсон. Сын друга крёстного, из Англии.

Джон слегка наклонил голову и приложил руки к груди.

– А это мои дочери, – продолжил знакомство отец. – Вот эта в шляпке – Юля. Она уже два года танцует в Мариинском театре. А вот та, что стоит с мокрыми неубранными волосами, моя младшая. Матильда. Пока ещё учится, – и, вдруг вспомнив, что говорит всё это человеку, который только изучает русский язык, Феликс озабоченно спросил: – Джон, а вы всё понимаете, что я вам говорю?

– О, да! Я понимай! Юля и Маля танцуй!

Матильда, заливисто расхохотавшись и прокричав сквозь смех: – Мы танцуй! Мы обе танцуй! – неожиданно сделала красивый пируэт, выйдя на арабеск. Юбка поднялась, и восхищенный Джон онемел, увидев её голые ножки. Ему было видно больше положенного.

– Очень красиво танцуй! – восторженно проговорил он, зачарованно глядя на Матильду.

Феликс хмыкнул на реплику Джона, хорошо понимая, что юношу вдохновили не только пируэты дочери. Он постучал его по плечу:

– Ну, что? Наперегонки? – предложил он, а девочкам приказал: – А вы – марш в дом! Помогайте матери с обедом.

Увлекая Джона за собой, Феликс Иванович поплыл в глубину купальни, и юноша, отчаянно стуча ногами по воде и образуя фонтан брызг, послушно последовал за ним.

– Ладно, крёстный, мы пойдем, – с улыбкой проговорила Маля, послав ему воздушный поцелуй. – Маме действительно надо помочь.

Девушки пошли в сторону особняка, о чем-то разговаривая. Хорошо был слышен заливистый смех Матильды. Строкач вышел на берег и присоединился к Юзефу, устроившись под тентом на соседнем шезлонге.

– Всё-таки у тебя сестра неисправимая кокетка. С пеленок строит всем глазки. Когда она хоть немного повзрослеет? – глядя вслед сестрам, произнес он.

– Никогда! – ответил юноша. – Такая уж она от рождения. Мужчины обречены.

* * *

За обедом Матильда веселилась, поддевая Джона по всякому поводу, и, прощаясь, пригласила его на свой день рождения.

– Обязательно приезжайте, – поддержала дочку Юлия Яновна. – Это будет девятнадцатого августа. Малечке исполнится четырнадцать лет.

– Приезжайте. У нас тут всегда весело, будут фейерверки, – пригласил юношу и Феликс Иванович.