Читать книгу: «Мне полтос»

Мне всегда казалось, что 50 лет – идеальный возраст, что бы сдохнуть. Когда речь заходила о желаемой продолжительности жизни, я всегда говорила "50", потому что это достаточно, чтобы оставаться относительно здоровой и успеть осуществить задуманное. И вот мне 50. Пора клеить ласты. Хочется напоследок написать воспоминания о моих бессмысленно прожитых пятидесяти годах. "Бессмысленно" – это мое субъективное восприятие, как итог моей жизни и отношение к ней окружающих, в первую очередь, моих детей. В глазах которых, я так и не увидела гордости. По сути, я была лишь дочерью, возможно, не очень желанной и любимой, и матерью двоих детей. Дважды побывала законной женой и бесчисленное количество раз – любовницей. У меня нет профессии или призвания. Просто была для кого-то кем-то, а сама по себе – никем.

Глава первая

Я – ДОЧЬ

Я родилась у людей, которым вообще не следовало становиться родителями. Моей матери было 26, а отцу – 16. Я появилась на свет в день школьного выпускного отца. Беременная мать гуляла с его одноклассниками на Красной площади в Ташкенте, в одной из республик СССР, в Узбекистане. В Узбекистане был прекрасный климат и радушные жители. Поэтому люди со всех уголков России стремились поближе к солнцу, спелым фруктам и овощам.

Моя мать была одной из них. Она приехала в Ташкент к знакомым и решила остаться. Снимала комнату в частном доме у парня, который с четырех лет рос без матери и с отцом-тираном. У него была старшая сестра, которая умерла за год до приезда моей матери. И вот звезды сошлись. Отцу нужна была хозяйка, а матери – замуж. Внешность и двухметровый рост моего отца вполне устраивали мою мать, ростом 153 см. Родственников у моей матери не было, только старенькая бабушка, которая взяла ее на опекунство в 11 лет. Мы навещали ее каждое лето, привозили спелые фрукты. Она жила в Новосибирске.

И вот моя мать с ребенком, которого родила, и ребенком, которого приобрела (я имею в виду моего отца), начала жить-поживать, а вернее, выживать, и я вместе с ней.

Мое детство проходило под громкую музыку Демиса Руссоса и Джо Дассена. Невыспавшаяся я и невыспавшаяся она. Нервы, ругань, скандалы и драки – вот что такое мое детство. Зато отец молодец. Много зарабатывал, покупал много всякого. У нас одних из первых появился цветной телевизор, соседи приходили смотреть под окна. Отцовские пьянки и материнские слезы. Я целыми днями одна, никуда не выпускают. У всех соседей много детей, а я одна. Вокруг узбекские, татарские, казахские семьи, дети гурьбой выходят на улицу с бабушками. А я одна, меня чаще держат дома, в сад водят редко, только в хорошую погоду. Я прошу братика или сестренку. Мама беременеет. Я помню ее живот и разговоры о том, как я буду старшей сестрой.

Но однажды мой отец куда-то собрался, и я увязалась за ним прямо на улице. Он не сказал маме, что ушел, что я ушла с ним. Я помню, как забралась к нему на руки, и мы пошли. Я довольная, а мои друзья остались играть на улице. В этот день мы не вернулись, и я даже не знаю, через сколько дней мы пришли домой. Сначала было весело, угощения, накрытый стол, все едят и пьют. Потом мой отец пьяный, я уже рыдаю, прошу позвать маму и пойти домой. Он спит. Был еще кто-то, шикают на меня, чтобы я молчала. Я уснула. Просыпаюсь, опять пьяные тела, все спят, никому до меня нет дела. Я помню, что уже не было сил даже плакать. Мы вернулись через несколько дней. Мама вся в слезах, скандал, отец ее душит, меня как щенка закинули в комнату, чтобы я не мешала. Я помню, что мне было страшно, и я не знала, что будет и как будет. Я уснула.

На утро мама обиженная. Мы где-то у ее подруги, она жалуется, показывает на меня. Я не заступилась за нее, струсила, спасалась сама, забилась в угол. Было обидно. Потом про ребенка никто не говорил, только видела свежий шрам на животе у мамы.

Я перестала быть любимым ребенком. Я чувствовала это кожей, каждой минутой своей жизни. Мама постоянно огрызалась на меня, жаловалась на меня соседям, подругам, срывалась, кричала, била. Выгоняла из комнаты, когда к ней приходили подруги, говорила: "Отойди, здесь дым", и выпускала мне клуб дыма в лицо. К отцу я сама не подходила.

Моей маме некуда было уйти от такого мужа. Да и, наверное, не особо хотела, потому что дом, в котором мы жили, был под снос, и обещали дать квартиру. Но дом не сносили. Мама терпела, я мучилась, отец бухал, потом в один прекрасный день пошел на дело – обворовывать строительную кладовку на стройке. Сила есть – ума не надо. Принес из этой кладовки мешок стирального порошка с дырой. Потом по этой дорожке порошка его и нашли, и дали ему 4 года.

Какое-то время были счастливы, без него в доме сами себе хозяева. Пока я росла, мама научилась шить, и завела много клиентов. В доме был достаток. Я была одна, зато у меня было полно игрушек, кукол, и конструкторов. Но вот мама решила выйти замуж.

На нашей же улице, у соседей. В большой дружной семье сына выпустили из тюрьмы. Ну прямо завидный жених! Красиво ухаживал, воровал охапками розы с клумб для моей мамы. Столько цветов я ни у кого не видела. Ну просто герой-любовник. Мне подарил фломастеры и блокнот. Мог нарисовать цаплю на одной ноге, с кувшинками и камышом. Это было круто. Через какое-то время мама сказала, что нас зовут замуж. А что бы не сходить? Так вот, мы переехали из дома номер шесть в дом номер семь по улице Бахт – это «счастье» в переводе с узбекского.

И тут моя мама стала келинкой в большой семье. Тесть мамы – узбек, бывший мент, свекровь Зина – украинка. У них было четыре сыночка и лапочка-дочка. У каждого сына по несколько жен, и куча детей, и это нормально для узбекской семьи, для Узбекистана – это очень нормально. Никто особо не ругался, мужей не делили. Устраивали большие праздники, то свадьбы, то дни рождения, всех приглашали, все приходили, дети все вместе дружили. В «Одноклассниках» они до сих пор у меня записаны как братья и сёстры. Мамин тесть приходил к нам и приводил кого-нибудь из внуков для меня , чтобы вместе играли. Учил готовить мою маму узбекские блюда, всегда приходил со сладостями и мясом. Он был уже на пенсии, и его часто приглашали резать и разделывать баранов, вот и нам от его хобби перепадало.

Через год мой отец должен был освободиться. Новый мамин муж метал ножи и топоры в дерево. Я наблюдала за этим. Была тревога. Я тоже ждала чего-то плохого.

Мой отец освободился, весь худой и больной, и ему было не до нас. Приходил на Новый год и дни рождения, приносил бумажный пакет с фруктами и орехами. До сих пор грецкие орехи ассоциируются с этим пакетом. Папа был высокий, видный, всегда завидный жених. Быть дочерью такого, да еще и с такой маленькой разницей в возрасте, – то еще приключение. Там, где мы жили, его знали почти все, больше, наверное, из-за внешних данных. Его друзья, а иногда и подруги, приходили и звали его погулять: "Тетя Лида, а Саша выйдет?" Моя мама пересказывала это как анекдот. Отпускать – отпускала, но почти всегда со мной на шее. И где нас только не носило. Когда я уже пошла в школу, я часто слышала: "Вон Сашкина дочка идет". Однажды он приехал ко мне в пионерский лагерь вместе с мамой. Мама уехала, а он остался. Почти неделю крутил романы с вожатыми.

Не помню особо ничего плохого. Мама была недовольна. Ну, так она всегда такая. Не знаю, к чему и из-за чего это было. Но на мой одиннадцатый день рождения я пригласила подружку со школы, подруг с улицы, но моя мама сказала, что дня рождения не будет. На моё возмущение потрясающе отреагировала для моей психики.

Начала собирать мне вещи в чемодан и вытолкала к моему отцу в дом номер шесть. Я была в шоке. Он заводит меня в нашу бывшую комнату и говорит: " Ты теперь будешь жить здесь",– и показывает на кровать. Дает мне ведро с водой и тяжелой тряпкой и говорит: "Мой полы". Я не верю. Я не верю, что это правда. Я помыла узкую дорожку от двери до кровати и просто сижу в шоке от моего дня рождения. Тут приходит какой-то друг к отцу, начинает говорить обо мне. Друг: "Зачем ты её взял?" Отец: "Я сам не знаю". Мне стало жутко, и я стала проситься пойти погулять.

Вышла на улицу. На улице – пекло, 28 июня. Нет никого. Идти некуда. Домой к маме? Так вроде меня выгнали. Решила идти на Комсомольское озеро в парк. Дошла до парка. Народу полно, все гуляли семьями с детьми, а я иду и ищу свободное место на лавочке, чтобы сесть. Иду долго, все скамейки заняты, иду дальше, иду дальше, иду…

Сижу за столом, клею блестки на новогоднюю открытку или поделку, что-то к Новому году. Приходит мама с родительского собрания, с порога кричит, ругается, у меня двойки по русскому и географии. Скандалит, говорит, что никакого Нового года мне не будет. И тут я прихожу в себя и понимаю, что я уже это где-то слышала, и вспоминаю: день рождения и парк. А вот после ничего не помню, как будто и не было.

Мы больше не живем на улице Бахт. Мы переехали в квартиру, которую мамин муж получил под слом дома. Мы живем в однушке с одной комнатой и кухней. Зато горячая вода и ванна.

Мамин муж хорошо зарабатывает, покупает орехи и всякую вкуснятину для нас, у нас часто бывают его родственники. Появились жутко дорогие видеомагнитофоны. Мамин муж брал в прокат и видеокассеты. Все родственники как на работу к нам на субботу-воскресенье. Все дружно смотрят фильмы. Мама что-то готовит, все что-то жуют.

Начинаются скандалы из-за визитов родственников и потраченные деньги и время. Гости начинают раздражать. Новый муж начинает пить, потом болеет, потом его лечат, потом не работает. Опять пьет, болеет, опять лечат, опять не работает, болеет. То больной, то пьяный, всегда дома. Работает только моя мама, всегда дома, всегда деньги. Маму напрягает её пьяный муж. И клиентов домой не привезти, и места всем нет. Я просто не лезу, сижу в основном на балконе, смотрю в окно.