Русская гейша. Загадки любви

Свиток первый.
Снежинка, упавшая на ладонь.

Новый год я встретила, если можно так выразиться, на работе. Нас пригласили на корпоративную вечеринку в загородный пансионат. Крупная строительная компания сняла его на все время новогодних праздников.

В девять часов вечера мы появились в полном составе. Гости были уже разгорячены алкоголем. Увидев нас, они на миг затихли, потом дружно закричали: «Вот это да! Супер!» и почему-то «Ура!». Смешливая Ханако тихо прыснула, я строго на нее глянула, и она тут же прикрыла губы веером. Мы выдержали паузу, застыв в эффектных позах и позволяя гостям насладиться зрелищем. Я придумала такой выход и знала, как экзотично мы выглядим, стоя близко друг к другу. В центре нашей группы обычно находилась я, по бокам располагались Сакура и Идзуми. Несколько месяцев назад в нашем коллективе появилась юная Ханако. И сейчас она дополнила картину.

Я словно увидела нас со стороны. На мне было ярко-алое кимоно, сплошь затканное золотой нитью. Широкий пояс-оби из черной с золочением парчи перетягивал стан от талии до груди, в руках я держала раскрытый шелковый веер. На его черном фоне алели большие маки. Справа от меня стояла Сакура. Ее кимоно больше соответствовало новогодней теме. Оно было нежно-голубым с серебряными ладьями по подолу. В руках Сакура держала неизменный для выступления гейш сямисэн. Слева от меня находилась Идзуми. Ее густо-синее кимоно с бледно-сиреневыми ирисами прекрасно сочеталось с нежно-лазоревым нарядом Ханако, расписанным светло-розовыми цветочками сакуры.

Наши яркие шелковые наряды всегда вызывали восхищение зрителей, тем более все кимоно были подлинные, привезенные специально для меня из Японии. Стоили они немало, но любая уважающая себя гейша должна иметь их целую коллекцию, несмотря на то что по сей день это самая дорогая одежда в мире.

Мы были в полном гриме, то есть наши лица, шеи и часть груди густо покрывал слой белил, глаза были подведены черным и красным, а губы нарисованы маленькими бантиками. Парики традиционной прически гейш симада довершали образы. Но я невольно улыбнулась, представив, как странно мы выглядим на фоне огромной, сверкающей украшениями и переливающейся разноцветными огоньками гирлянд елки, которая находилась позади нас.

– Милая Аямэ, вы уже доставили нам необычайное удовольствие своим эффектным появлением! – громко сказал распорядитель вечера, невысокий полный мужчина, подходя к нам. – Располагайтесь, для вас выделен специальный столик.

Мы поклонились и молча последовали за ним. Присутствующие проводили нас любопытными взглядами.

– Рассредоточиваемся, – тихо сказала я. – Все, как обычно. Через полчаса Сакура сыграет на сямисэне. Затем Ханако исполнит танец. А там очередь дойдет и до Идзуми.

– Хорошо, – улыбнулась она.

– Танюша, а есть-то нам можно? Все-таки новогодний вечер. Тут столько всего вкусного! – неожиданно сказала Сакура.

– Ты и так толстая, – заметила Ханако и засмеялась, ущипнув ее за бок.

– Это еще что такое! – строго произнесла я. – И потом, сколько можно повторять, что на работе общаемся только под псевдонимами!

Это было одно из правил нашего бизнеса. В жизни меня зовут Таня, Ханако – Рита, Идзуми носит имя Нари, а Сакура – Майя. Но на работе, да и на репетициях мы всегда обращаемся друг к другу по псевдонимам, чтобы легче войти в образ и чувствовать себя настоящими гейшами.

– Извини, – покаянно ответила Сакура и потупилась.

Она одна из нас была светловолосой и сероглазой. Но грим и парик неузнаваемо ее меняли.

– Если гости будут наливать, лучше отказываться, – продолжила я более мягко. – К тому же о нас, как видите, позаботились.

И мы одновременно глянули на столик, на котором стояло шампанское и закуски. По правилам гейшам запрещалось есть за одним столом с гостями. Они должны лишь подливать спиртное и не давать никому скучать. Но на таких массовых мероприятиях трудно было следовать правилам. Тем более мы находились не в Японии.

Когда я, чуть больше года назад, открыла агентство «Аямэ», предоставляющее услуги гейш, то даже и представить не могла, каким спросом это будет пользоваться. На огромную Москву нас явно не хватало. А уж в новогодние праздники сутки были расписаны по часам.

«Нужно расширять дело и набирать новые кадры, – в который раз подумала я, наблюдая, как Ханако подошла к соседнему столику, за которым сидели одни мужчины и, склонившись, что-то весело им говорила. – А то теряю огромные деньги, особенно в такие массовые праздники»

Но как раз с кадрами было крайне трудно. Девушки приходили по объявлению, но почти все отсеивались в процессе обучения. К тому же в народе гейша по-прежнему ассоциировалась с проституткой. И когда я на собеседовании говорила, что наше агентство не предоставляет интимные услуги, что необходимо постоянно учиться и ежедневно репетировать, многие кандидатки тут же вставали и уходили. От гейши требовалось умение играть на музыкальных инструментах, петь, танцевать на профессиональном уровне. Эти три кита искусства в Японии назывались одним термином – gei. Собственно говоря, от него и пошло название гей-ся. Но главное и основное – это умение непринужденно вести беседу, быть своей в любом обществе и создавать для мужчин атмосферу легкости и ненавязчивого эротизма.

Я являлась и директором агентства и педагогом. К тому же приходилось постоянно участвовать в вечеринках в образе гейши Аямэ. По правде говоря, меня уже не хватало на все. Кроме этого я преподавала танцы в русско-японской школе.

«Хватит! – неожиданно решила я, глядя, как Сакура подсаживается за стол, устраиваясь между двух молодых парней. – После новогодних каникул уйду из школы. А то зарплата там мизерная, а хлопот полон рот. Нужно предупредить руководство».

На миг мне стало грустно, ведь я проработала в школе почти два года и очень привязалась к детям, но я понимала, что в сложившейся ситуации это единственно правильное решение.

Увидев, что ко мне приближается директор компании, я мгновенно приняла приветливый вид и выбросила из головы все мысли о работе. Мои губы непроизвольно сложились в улыбку, ресницы опустились, а пальцы раскрыли веер. Принимать безмятежный вид стало своего рода рефлексом, потому что гейша из века в век олицетворяла собой женский идеал и была подобна произведению искусства.

– Я хочу пригласить вас, милая Аямэ, за наш столик, – сказал директор. – Украсьте своим присутствием нашу компанию.

– С удовольствием, – мягко ответила я и последовала за ним.

Я присела на краешек стула, незаметно запахнув разъезжающиеся полы кимоно, под которым у меня был надет дзюбан^[1] светло-серого цвета. По традиции у японцев одежда многослойная, и в прошлые века женщины надевали до двенадцати различных кимоно.

Директор познакомил меня с сидящими за столом. Я мельком глянула на его жену, полную круглолицую даму с ямочками на щеках, потом перевела взгляд на мужчину средних лет и его спутницу. Она заинтересовала меня больше остальных. Мужчина являлся аналитиком компании, его жена преподавала в институте. Звали ее Ёсико.

– Ёсико большой специалист по японской культуре, – сообщил с улыбкой директор, – так что, я думаю, Аямэ будет интересно поболтать с тобой. Не так ли?

– Да, несомненно, – ответила Ёсико, приветливо на меня глядя.

Она была явно японских кровей. Об этом говорил разрез темно-карих глаз, желтоватая кожа с неярким румянцем, прямые тяжелые черные волосы. Ну и, конечно, японское имя.

– А что оно означает? – поинтересовалась я, когда мужчины вышли покурить, и мы остались одни.

– «Хороший ребенок», – усмехнулась Ёсико. – Но я, и правда, всегда была примерной ученицей и послушной дочкой.

Как оказалось, Ёсико родилась и выросла в Москве. Ее отец был русским, а мама – японкой. Они познакомились, когда он работал в Киото по контракту. И он увез молодую жену в Москву. И сейчас Ёсико ездила в Японию раз в год навещать родных.

– Но гены – сильная вещь, – заметила она с улыбкой. – Я влюблена в нашу культуру и, естественно, выбрала соответствующую профессию.

– Да, японская культура очень интересна и непривычна для европейского мышления, – задумчиво проговорила я, глядя в карие глаза Ёсико.

– Я не люблю посещать все эти корпоративы, – сказала она. – Но когда узнала, что будут гейши, то, сами понимаете, не могла упустить такой возможности и приехала с мужем сюда. И очень рада нашему знакомству.

В этот момент раздались звуки сямисэна. Мы замолчали и повернулись. На середину зала вышла Сакура. Она заиграла мелодию «Сливы в весеннем цвету», и все затихли. Когда она закончила и поклонилась, раздались дружные аплодисменты и одобрительные возгласы.

– Надо же, – заметила Ёсико, – не ожидала, что наши подвыпившие товарищи оценили игру на таком специфическом инструменте.

– Просто звучит экзотично, хотя это обычный щипковый трехструнный инструмент, – сказала я. – А как-то в Токио я играла для гостей на балалайке. В сочетании с костюмом гейши это всегда производило фурор.

– Как интересно! – повернулась ко мне Ёсико. – Вы профессионал. Я даже не ожидала! А сямисэн настоящий?

– О, да! И обтянут кошачьей кожей, как положено, – улыбнулась я. – У нас есть и цитра кото^[2]. И сделана она из павлонии^[3]. Мне привез их один друг из Токио.

– Я приятно удивлена, – заметила после паузы Ёсико. – Все-таки кото имеет тринадцать струн, и играть на ней довольно сложно. А что ваши девушки используют и «когти» из слоновой кости? Насколько я помню, чтобы играть на кото, нужно их надеть на большой, указательный и средний пальцы.

– Да, конечно, – улыбнулась я. – У нас все по правилам.

– Прекрасно! – восхитилась она. – А знаете, Аямэ, что кото очень древний инструмент? Существуют глиняные фигурки музыкантов, датируемые третьим веком до нашей эры, у которых в руках именно эти цитры. Кроме этого, в «Кодзики», нашем сборнике мифов, есть упоминание о «Говорящем Небесном Кото».

– Все это необычайно интересно, – заметила я.

И внимательно поглядела на раскрасневшуюся Ёсико. Видно было, что этот разговор доставляет ей удовольствие.

«Такой увлеченный преподаватель наверняка отлично преподносит материал, – подумала я. – И почему бы не воспользоваться таким удачным знакомством?»

Я улыбнулась и сказала:

– У нас в агентстве проводятся чайные церемонии. Хотелось бы пригласить вас.

– Я с радостью! – тут же воодушевилась она. – Звоните, и я обязательно приеду.

Ёсико явилась в агентство утром второго января. Ее встретила Лиза, моя незаменимая помощница и самая близкая подруга. Я приехала чуть позже.

– А у нас гостья, – сказала мне Лиза, когда поздоровалась. Но тут же с тревогой посмотрела в мое лицо и тихо добавила: – Ты ужасно выглядишь! Бледная и под глазами круги! Хочешь, кофе сварю?

– Спасибо, – улыбнулась я. – Это то, что мне сейчас жизненно необходимо! С этими праздниками я совсем вымоталась, да и наши девушки сильно устали. Мы вчера, вернее сегодня, лишь в пять утра освободились. А с трех часов снова выступления, и нужно успеть в шесть мест. Я им позволила поспать подольше, так что приедут лишь к часу.

Лиза уселась за свой стол, внимательно меня слушала, кивая, но ее взгляд не отрывался от монитора компьютера.

– Заявок на ваши выступления очень много, – вздохнула она. – Даже не знаю, что придумать, как вам помочь. Хоть сама гейшей становись, – улыбнулась она.

– Что ты, дорогая! А кто же тут дела вести будет? Да и не для тебя все это! – заметила я.

Лизе осенью исполнилось девятнадцать. У нее была хрупкая изящная фигура. Ее утонченное лицо с нежной кожей, большие темно-карие глаза, тонкий нос, розовые, красиво очерченные губы, длинные каштановые волосы притягивали взгляд. Ни один мужчина не мог остаться равнодушным к ее красоте. Лиза вполне могла бы работать гейшей, но существовало одно «но». Драматические события прошлого наложили неизгладимый отпечаток на ее психику.

– Я проводила гостью в помещение для тяною, – сообщила после паузы Лиза. – Она сказала, что ты ее пригласила.

Тяною – японская чайная церемония, и Лиза для ее проведения оформила нашу репетиционную комнату.

– Да, Лизонька, хочу предложить Ёсико, так зовут нашу гостью, поработать у нас, поучить наших девушек. Да и сама я с удовольствием послушаю лекции. Она преподает в институте японскую культуру, – сказала я. – Я одна уже не справляюсь, и думаю, что наш бюджет вполне позволяет такие траты. Если Ёсико согласится, то оформи с ней типовой договор.

– Прекрасная идея! – обрадовалась Лиза. – А то ты чрезмерно загружена, так и заболеть недолго.

– Только не это! Болеть мне совершенно некогда, моя дорогая! И знаешь, – продолжила я, – хочу уйти из школы. Жаль, конечно, мою танцевальную студию, но у меня абсолютно нет на нее времени. Нужно развивать дело, набирать новые кадры. Сама видишь, сколько заказов. Мы пока единственные гейши в Москве.

– И тут ты права! – поддержала она меня. – Я тебе еще в прошлом году говорила, что не потянешь такую нагрузку.

– Аямэ? – раздался в этот момент голос Ёсико, и она вошла в приемную. – Вас и не узнать без грима и костюма! Но все равно вы очень хороши собой! – заметила она и улыбнулась.

– Здравствуйте, Ёсико, – улыбнулась я в ответ. – Очень рада, что вы приехали! У меня к вам важный разговор. С Лизой уже познакомились?

– Да, – ответила она. – И я посмотрела вашу чайную комнату. Все устроено без нарушения традиций, даже имеется ниша токонома, без которой невозможно ни одно японское помещение. И в ней прекрасная икебана.

– Это Лиза старается, – заметила я.

– Сварю кофе, – сказала Лиза. – А вам, Ёсико, может, чай?

– Нет, мне тоже кофе.

Мы устроились у меня в кабинете. Ёсико внимательно выслушала мое предложение и, не раздумывая, согласилась.

– Я спокойно смогу совмещать работу здесь с преподаванием в институте, – сказала она. – И буду делать это с удовольствием. Мне очень нравится ваше дело, и я вижу большие перспективы.

– Хотелось бы, чтобы мои девушки получили разносторонние знания о Японии, – заметила я. – Но, сами понимаете, все-таки акцент должен быть на темах, связанных с гейшами.

– Да, несомненно, – согласилась Ёсико. – И мне самой будет интересно подбирать материал.

На прощание она преподнесла мне фигурку могучего воина в полном самурайском снаряжении.

– Это Бясимон, бог богатства и процветания, – пояснила она, – один из семи богов Удачи.

– А почему он с таким большим копьем? – поинтересовалась я, изучая фигурку.

– По преданию он охраняет северный край земли от вторжения демонов, – ответила Ёсико.

Из тетради лекций Ёсико:

«Кимоно является частью Традиции, и в любом произведении японского искусства так или иначе оно присутствует. Немало описаний различных кимоно и в литературе. Вот, к примеру, отрывок из текста Окада Сёги, автора XIX века:

„Они гулялли по Эдо и радовались как солнечному деньку, так и мимолетному дождю. Девушка тщательно подбирала наряд для встречи, и на ней было двенадцатислойное кимоно стиля Хэйан. Ее спутник выбрал для свидания накидку с длинными рукавами, популярную у молодых модников.

Он преподнес ей букетик оминаэси – маленькие желтые бутончики, обозначенные как „дева-цветок“, иногда еще их называли „цветами чувственных куртизанок“.

Девушка смотрела на него нежно и жадно, будто никак не могла наглядеться на этого человека, понемногу становившегося хорошо известной фигурой на улицах Эдо. Уличные девки в центральном районе Хондзё отпускали в его адрес веселые замечания. А продавец конопляных кимоно гордился тем, что шил для него одежду…“»

Все дни до Старого Нового года были заняты бесконечными выступлениями. Меня утешало только то, что после каникул не нужно было выходить на работу в школу. Директор Михаил Феликсович уговаривал меня не бросать студию среди учебного года, но я была непреклонна. И как-то с утра приехав в школу, написала заявление об увольнении. Он внимательно на меня посмотрел, задумался, но потом все-таки подписал.

Тепло с ним распрощавшись, я вышла на улицу и вдохнула морозный воздух полной грудью. В этот момент услышала, как сигналит машина, и повернула голову. У тротуара притормозила серебристая «Тойота». Она принадлежала моему очень хорошему другу господину Ито. Дверца распахнулась и я направилась к машине. Когда забралась внутрь, то вскрикнула от радостного изумления. Вместе с господином Ито в машине сидел Хаттори Митихиро.

– Охаё: годзаимас, Ито-сан, – поздоровалась я, видимо, от растерянности на японском, – и Хаттори-сан, – добавила я и наклонила голову. – Как я рада вас видеть!

Я подняла глаза, посмотрела в его покрасневшее лицо и улыбнулась.

– Я счастлив, – ответил он.

– Удивлена? – улыбнулся Ито-сан. – Хаттори-сан прилетел вчера, и очень хотел встретиться с тобой. Мы сейчас направлялись в офис. И тут ты, Танечка! Вот мы обрадовались! Ты была в школе? – живо спросил он.

Долго живя в нашей стране, господин Ито прекрасно говорил по-русски.

– Да, Ито-сан. Но я уволилась, – ответила я, глянув на Митихиро.

Он пристально смотрел на меня и улыбался.

– Вот, значит, как, – задумчиво проговорил господин Ито. – Этого следовало ожидать. Дела в агентстве идут все лучше? Я понимаю, что ты не успеваешь. И, естественно, выбрала то, что для тебя наиболее выгодно и перспективно. У нас говорят: «Если уж укрываться, так под большим деревом».

– Да, что-то типа того, – пробормотала я. – Пришлось выбрать, иначе ждала неудача и здесь и там.

– Ты огорчена? – спросил Митихиро.

Его небольшие черные глаза смотрели ласково и участливо.

– Жаль студию. Дети расстроятся, когда после каникул узнают, что занятия прекращены.

– Ничего, Таня, – успокаивающе проговорил господин Ито, – я думаю, Михаил Феликсович найдет достойную замену. А тебе нужно смотреть вперед и думать о будущем. Но ты, как я вижу, совсем не отдохнула в эти праздники? Глаза грустные, личико утомленное, несмотря на раннее утро.

– Знаете, Ито-сан, я уже с трудом понимаю, когда утро, а когда вечер. Мы едва успеваем выполнять заказы, спрос неимоверно большой. Я сегодня спала всего два часа.

– Бедная моя птичка! А мы хотели пригласить тебя на ужин.

– В другой раз, – мягко ответила я и опустила ресницы.

Мне было неприятно отказывать ему, но на этот вечер у нас снова были назначены выступления.

– Я понимаю, – улыбнулся господин Ито ободряюще и поцеловал меня в щеку. – Дело превыше всего!

– Еще увидимся, – сказала я, глянув на Митихиро, и покинула машину. – Передавайте привет господину Кобаяси.

– Обязательно, – ответил господин Ито, высунувшись из окна. – Правда, он сейчас с семьей в Токио.

– Надолго?

– Нет, через три дня вернутся.

Но когда я вышла из машины, Митихиро неожиданно последовал за мной.

– Я не могу вот так отпустить тебя, – сказал он, беря меня под локоть. – Если ты не можешь поужинать с нами, то хотя бы позавтракай со мной.

– У меня есть пара часов, – ответила я и улыбнулась.

– Вот и отлично! – непритворно обрадовался он. – Мы так давно не виделись! Хочешь, пойдем ко мне?

– В смысле? – удивилась я. – Ты разве не в «Рэдиссон – Славянская»? Ты же там обычно останавливаешься. И кстати, ты надолго?

– На пять дней, – ответил Митихиро, прижимая мою руку. – Ай! – вскрикнул он, поскользнувшись и теряя равновесие.

Я попыталась удержать его, и в результате мы оба упали. Тут же начали хохотать, барахтаясь на обледеневшем тротуаре. Когда поднялись и начали отряхивать снег с одежды друг друга, Митихиро негодующе заметил:

– И почему у вас тротуары не чистят? И еще столица называется!

Но меня вновь разобрал неудержимый смех. Он посмотрел на меня и тоже начал смеяться.

– Так что, пойдем? – спросил он, когда мы успокоились. – Ито-сан решил поселить меня у себя в квартире на эти дни. Я, конечно, отказывался. Но он настоял. Сказал, что его все равно почти никогда дома не бывает, а квартира огромная. Так что я там обитаю.

– Отлично! – обрадовалась я. – Тут идти два шага.

– Два шага? – удивился Митихиро.

– Не обращай внимания! – вновь рассмеялась я. – Ты же знаешь, русские словосочетания не означают буквально смысл сказанного.

– О, да! – улыбнулся он, беря меня под локоть.

Я невольно прижалась к нему, чувствуя нежность.

В Токио мы состояли в интимных отношениях, и мне всегда было с ним хорошо. Я невольно вспомнила, как Митихиро однажды принес мне пион, а потом рассказал народную сказку о пионовой принцессе, в которую влюбился дух этого цветка и превратился в юного самурая. Я повернула голову и глянула в его сияющие глаза. Он смотрел на меня, улыбаясь. Потом поднял мою руку, загнул край перчатки и поцеловал запястье. Такое проявление чувств на улице для японца было экстраординарным.

Когда мы пришли в квартиру господина Ито, я сразу сбросила шубку и направилась в ванную. Здесь я бывала неоднократно, так что ориентировалась хорошо. Приведя себя в порядок, я скинула одежду, распустила волосы и набросила мужское кимоно, висевшее на крючке в ванной. Но в этот момент в дверь тихо стукнули.

– Да, входи, – сказала я, приглаживая волосы.

Мне безумно захотелось нежности, близости, ласки. Последнее время я только работала и совсем разучилась отдыхать.

Митихиро зашел, и я невольно улыбнулась, увидев, что он тоже разделся. Я глянула на его стройное мускулистое тело, на узкие бедра, обтянутые короткими трикотажными шортами, невольно задержала взгляд на выпирающем из них бугорке. Я помнила, что нефритовый стебель у него был довольно скромных размеров. И Митихиро всегда отличался излишней застенчивостью. Поэтому меня удивило, что он в этот раз ведет себя так раскованно.

– Ито-сан установил фуро, – сказал он. – Я что-то замерз, вот решил вначале погреться. Ты не возражаешь?

– Нет, конечно, – улыбнулась я, направляясь к высокому округлому чану, выложенному внутри керамической плиткой.

Это и была традиционная ванна фуро. Японцы обожают находиться в нестерпимо горячей воде, сидя на корточках. Часто в такой ванне сделана внизу приступочка, служащая узкой скамейкой. Когда я попробовала впервые посидеть в фуро, то не смогла выдержать и минуты. Но постепенно привыкла и даже начала получать удовольствие, потому что горячая вода странно расслабляла и тело и психику.

Я сполоснула ванну и набрала воду. Митихиро спокойно стянул трусы и забрался внутрь, погрузившись в воду по плечи и счастливо вздохнув.

– И ты, – прошептал он. – Места достаточно для двоих.

Я внимательно посмотрела на его покрасневшее лицо, на влажные губы и тихо засмеялась.

– Танечка, – ласково сказал он, – ты же сама говорила, что устала. Иди сюда, сразу почувствуешь облегчение.

– С удовольствием, – ответила я, скидывая кимоно.

– О! – прошептал Митихиро, – как ты прекрасна! Я скучал по тебе и часто вспоминал мою пионовую принцессу.

– Я тоже вспоминала тебя, – ответила я, забираясь в фуро и невольно вскрикнув.

Вода буквально обжигала. Митихиро подхватил меня за талию и аккуратно опустил к себе на колени, обняв и сжав грудь. Я поерзала, устраиваясь удобнее, и тут же почувствовала его вставший нефритовый стебель. Митихиро коснулся языком моей шеи сзади, спустился вниз и начал целовать спину. Его пальцы медленно сжимали и оттягивали мои соски. Я закрыла глаза и развела колени.… Наши «фрукты лопнули» одновременно.

– Как хорошо, – прошептал Митихиро и глубоко вздохнул, отпуская меня.

– Мне тоже, – тихо ответила я, вставая.

Но когда оперлась о край ванны руками, чтобы выбраться, почувствовала, как влажный язык коснулся яшмовый ворот. Я замерла. Но Митихиро вдруг отстранился, выбрался из фуро и потянул меня за собой. Я непонимающе посмотрела в его затуманенные глаза. Он схватил махровое банное полотенце, бросил его на пол. Я тихо засмеялась, подумав, что в спальне было бы удобнее. Но он уже лег.

– Бутон к бутону? – прошептал Митихиро.

Я кивнула и устроилась рядом. Мы приняли позу 69. Я тут же почувствовала его язык, забирающийся в яшмовые ворота и, обхватив пальцами нефритовый стебель, начала нежно обводить кончиком языка…

Из тетради лекций Ёсико:

«В Японии, как и во многих других странах Азии, секс и все с ним связанное не являлись запретными темами. И даже дети часто были свидетелями пикантных подробностей любовных утех своих родителей. Широко практиковалось совместное мытье в ванне фуро. Поочередное мытье друг друга постепенно переходило в половой акт, совершаемый прямо в воде. Японцы нередко занимались любовью, глядя на совокупляющихся животных и стараясь им подражать. Одним из изысков любовной игры считалась игра на каком-нибудь музыкальном инструменте. В этот момент девушка сидела верхом на лежащем на спине мужчине, а нефритовый стебель находился внутри яшмовых ворот. Гейши часто использовали этот способ, сидя верхом на покровителе и наигрывая ему на сямисэне.

Были популярны среди высших слоев так называемые „жемчужины удовольствия“. В анальные отверстия заправлялись специальные нити с нанизанными на них бусинами, снаружи оставались лишь концы. Во время „лопанья фрукта“ служанки медленно вытягивали „жемчужины удовольствия“ за эти концы. В наше время кроткие по нраву японские женщины достаточно откровенно отвечают на вопросы, связанные с их сексуальной жизнью. Некоторые женщины критично относятся к своим партнерам. 21-летняя студентка рассказала, что ее выводит из себя, когда ее парень „надевает на себя мой бюстгальтер, а свои трусы себе на голову, и хочет, чтобы мы в таком виде занимались сексом“. Опрошенные женщины признались, что чаще всего настроение для занятий любовью у них появляется, когда они чувствуют себя одинокими, или после тяжелой работы, или во время просмотра мелодрам. Как оказалось, японских женщин в партнерах больше всего привлекают грудь, большие руки и гибкие пальцы».

Когда я приехала в агентство, все уже были на месте. Лиза кивнула мне, улыбнулась и вновь уткнулась в монитор. Ханако вылетела из чайной комнаты и, громко смеясь, начала рассказывать, как Сакура примеряла кимоно, удивляясь, что оно кажется ей меньше, чем раньше.

– Скажи ей, Таня, чтобы не ела так много сладкого, а то она растолстела! И мне не верит! Но на всех вечеринках нас сейчас закармливают всякими вкусностями.

– Успокойся, Ханако, – строго сказала я, проходя в чайную комнату, которая служила нам репетиционной, когда там не проводили тяною. – Ты просто придираешься к ней. Ничего она не толстая, все пока в меру.

– Именно пока! – не унималась она.

Ханако, в обычной жизни – Рита, было восемнадцать лет, но выглядела она намного моложе. Худенькая, низкорослая, но пропорционально сложенная, с узким изящным лицом, на котором сияли карие миндалевидные глаза, с очаровательными ямочками на розовых щеках Ханако производила на клиентов неизгладимое впечатление. К тому же она пока ходила в ученицах и наряды я ей подбирала соответствующие. Она приехала в Москву из Волгограда прошлой осенью. Ее привезла Идзуми, считая, что из нее может получиться гейша. Тем более образование у нее было подходящее – культпросвет училище, оркестровое отделение. Она играла на различных инструментах. Кроме этого с раннего детства занималась танцами и много выступала. Так что опыт работы перед зрителями, несмотря на юный вид, у Ханако имелся приличный. А живой задиристый характер был только плюсом для подобного рода деятельности. Ханако быстро училась и на новогодних праздниках выступала наравне с нами, что явилось для меня незаменимым подспорьем.

– Сегодня мы разделимся, – сказала я ей. – Ты будешь в паре с Сакурой, так что смотри, особо ее не доставай.

– Да я что? – засмеялась Ханако, вскинув тонкие черные брови. – Я на самом деле всех вас очень люблю!

– Знаю, знаю, – улыбнулась я, заходя в чайную комнату.

Сакура сидела на циновке, щипала струны сямисэна и тихо, ритмично напевала, периодически поглядывая в тетрадь, лежащую перед ней. Ее русые волосы были заплетены в косу, серые глаза опущены. Старинный сямисэн на фоне ее голубого свитера с белыми оленями и синих джинс смотрелся немного странно. Идзуми медленно кружилась в танце. Ее изящная фигурка на фоне раздвижной перегородки фусума с изображением горы Фудзи казалась легкой и напомнила мне почему-то порхающего мотылька. Возможно, из-за ярко-голубого кимоно, полы которого развевались в такт движению. Увидев меня, она замерла с поднятой правой рукой, на пальце которой быстро крутился голубой веер.

– Доброе утро, – поздоровалась я.

– Привет, Танечка! – ответили они практически одновременно.

– А я сегодня уволилась из школы, – сообщила я новость.

– Давно пора! – поддержали меня девушки.

– И еще…, – начала я и замолчала, изучая какэмоно, висящий в нише.

На узком вертикальном свитке была изображена мифологическая птица-феникс Хо-о.

– Это Лиза сегодня принесла и повесила, – сказала Ханако, проследив за моим взглядом. – Она сказала, что ей это подарили, и пояснили, что эта птица в Японии – символ счастливого предзнаменования.

– Дорогой подарок, – пробормотала я, подумав, что он наверняка от «раба Григория».

– А что ты начала говорить? – поинтересовалась Идзуми, подходя к нам.

– Ах, да, – спохватилась я. – Значит так, мои красавицы, я решила, что мы отлично поработали, поэтому предоставляю всем трехдневный отпуск.

– Ура! – закричала Ханако и запрыгала на месте. – Можно, я смотаюсь домой?

– Но в отпуск уходим не все одновременно, – добавила я. – Вначале Идзуми и Ханако, так как они из одного города, а затем мы с Сакурой. И для дела так будет лучше.

– Отлично! – захлопала в ладоши Ханако и повисла на шее Идзуми. – Мы сгоняем в наш город! Очень хочется с родными повидаться! А завтра с утра уже можно уехать? – громко спросила она и подскочила ко мне.

– Можно, – ответила я, гладя ее по волосам. – Деньги получите у Лизы. И можете сейчас.

– Бежим! – закричала она и, схватив Идзуми за руку, понеслась к выходу, таща ее за собой.

Сакура аккуратно положила инструмент в футляр и подошла ко мне.

– А ты можешь уехать через три дня, как только они вернутся, – сказала я.

Она опустила глаза и, сложив пальцы, привычно поклонилась. Я улыбнулась в ответ, подумав, что девушки все больше становятся похожими на настоящих гейш. Видимо, непрекращающаяся учеба, постоянные репетиции, выступления в образах влияли на подсознание, и в нем закреплялся устойчивый стереотип. Этого я и добивалась. Если мои ученицы начинали в душе чувствовать себя японками, то вели себя на вечеринках в образах гейш естественно и непринужденно. А это главное условие для создания гармонии.

Следующие три дня мы выступали вдвоем с Сакурой. Но пресыщенные праздниками граждане уже пытались войти в рабочую колею, поэтому количество заказов пошло на убыль. Я знала по прошлому году, что такое затишье, наступающее практически сразу после Старого Нового года, продлится не больше недели, а потом нас вновь начнут активно приглашать. Поэтому и решила именно в эти дни дать возможность всем отдохнуть.