Читать книгу: «Как управлять людьми или Искусство манипуляций», страница 7

Войдя в образованное ветвями и лианами подобие шатра, я увидела Мамашу в обществе нескольких людей: вероятно, её приближённых.

– Как славно, что ты заглянула к нам на огонёк, – заулыбалась она и сжала меня в объятиях, нимало не смущаясь моему конфузу. – Как тебе наша скромная церемония?

Говоря последнюю фразу, она сделала едва уловимое движение головой, и приближённые начали потихоньку исчезать из ограниченного лианами и ветвями пространства.

– Церемония ничего, – призналась я. – Лучше тех, что я посещала раньше.

– Вас, небось, в школе водили? Ох уж этот дурацкий официоз. Будь моя воля, я бы запретила всю принудиловку. Нет способа лучше отвратить детей от Бога, чем силой вовлекать их в веру. По себе знаю: ведь бОльшую часть жизни я была той ещё безбожницей, пока мне не явилось откровение под деревом сейбы, – окружающее пространство совсем опустело, и мы остались с Мамашей наедине. – В общем, у нас частенько такие церемонии, приходи в любой день, когда захочешь, все будут только рады.

– Если они у вас часто, почему позвала только сегодня?

Мамаша заговорщицки подмигнула:

– Потому что сегодня ты оказалась в расстроенных чувствах совсем рядом.

– Ты что, – я нахмурилась, – следишь за мной?

Мамаша мягко улыбнулась:

– Система внешнего наблюдения Фортуны следит практически за всем и каждым. У нас просто есть к ней доступ.

– И эта система рассказала про мои расстроенные чувства?

– Нет, конечно, но в каких ещё чувствах ты могла быть после того, что с тобой произошло, и особенно после разговора с Перфидием?

– У тебя есть и такой доступ? – оборот, который принимал разговор, нравился мне всё меньше.

– Разумеется, за полицейским чином такого уровня наблюдать мы не можем: слова глушатся, а движения губ и рук размываются. Но несложно догадаться, о чём вы говорили. Он наверняка рассказал тебе про психосферы.

Я молчала, но Мамаша всё поняла по моему лицу. Кто угодно бы понял.

– И теперь, – продолжала она, – ты думаешь, а не используют ли психосферы на тебе. Сомневаешься, какие мысли в голове твои, какие подозрения настоящие, а какие внедрены извне. Или о каких стоящих подозрениях тебе не дают думать.

Я сглотнула, облизнула пересохшие враз губы:

– И что говорит ваш доступ? Используют?

Мамаша развела руками:

– Увы, я не всесильна. Это мне неведомо.

– А сама-то что? Не боишься психосфер?

– Нет, – едва заметно улыбнулась Мамаша. – Я не боюсь.

– Думаешь, не посмеют против тебя использовать? – скептически нахмурилась я.

– Ой, девочка, посмотри на меня: неужели ты думаешь, что я могла дожить до своих лет, до своего положения, будучи такой тупой? Ещё как посмеют, если захотят. Только у них ничего не получится.

– Почему?

– Со мной Бог, – пожала она плечами.

– Эм… – разочарованно протянула я.

– Думаешь, просто отговорка? Вовсе нет. Помнишь мою проповедь?

– Что-то про деревья и прямую линию связи с богом, – пробормотала я после непродолжительных поисков в памяти.

– А ты смышлёная: запомнила самое главное. Я сказала это не просто так. Если открыть в себе прямой канал связи с Богом, то никакие психосферы не смогут на тебя повлиять. Свет божественного – это стержень внутри, дающий опору и сжигающий любое внешнее воздействие, которое пытается пошатнуть человека. Вспомни, насколько стойко пророки противостоят соблазнам и всему, что пытается сбить их с пути.

Это звучало как очередная религиозная сказочка, но Мамаша говорила совершенно серьёзно, без тени иронии, так что я всё-таки спросила:

– И как же этот стержень получить?

– Я же рассказывала в проповеди, – она слегка улыбнулась. – Быть к нему готовой, быть ему открытой.

– М-да уж, – хмыкнула я.

– Это точно, – согласилась она. – Мы уже говорили с тобой про это: никто тебе не покажет откровение, если ты сама не захочешь его увидеть.

– А я, стало быть, не хочу?

– Стало быть, так.

– И я совершенно беззащитна перед психосферой.

– По правде говоря, есть кое-какое средство, – протянула Мамаша, отправляя кому-то сообщение. – Его сделали за пару дней, но не вижу причин, чтобы оно не сработало.

В образованный ветвями и лианами шатёр зашёл человек, передал Сейбе какой-то пакет и удалился.

– Держи, – сказала она, отдавая мне пакет.

Раскрыв его, я обнаружила там нечто наподобие шапочки для душа, только из тонкого металла.

– Что это? – поинтересовалась я, рассматривая предмет со всех сторон.

– А на что похоже?

– Как будто шапка.

– Она и есть.

– И как это работает?

– Надо просто сбрить с головы все волосы, только нужна не просто короткая причёска, а именно гладкая кожа, чтобы контакт был максимальный. Потом надо надеть шапку и нажать вот сюда, – Мамаша показала на еле заметный кружок. – Загорится зелёный индикатор, который покажет, что прибор заработал.

– И это защитит меня от психосфер? – с сомнением протянула я.

– Почти наверняка.

– А она что, экранирует какие-то лучи? Но ведь, – я вспомнила слова Перфидия, – никакой луч не может добавить в голову человека мысль, психосферы не так ведь работают.

– Да, не так, – согласилась Мамаша. – Добавляют они мысли посредством прямого контакта сознаний, без всяких материальных лучей. Но им нужно видеть, – она выделила голосом это слово, – куда именно добавлять. Для этого им необходимо идентифицировать конкретное сознание, а делают они это посредством банального электромагнитного сканирования, которое вычленяет излучение нужного мозга. То есть смотри, какой принцип работы. Оператор на картинке с камер видеонаблюдения указывает цель, психосфера на цели фиксируется, определяет её положение в пространстве и далее с помощью электромагнитных приёмников-передатчиков идентифицирует сознание цели – а затем начинает на это сознание воздействовать. В камерах на Фортуне, сама понимаешь, недостатка нет, а в качестве электромагнитного излучения можно использовать ретрансляторы и передатчики Сети, которые тоже здесь на каждом шагу. Так вот, шапка эта считывает волны мозговой активности и генерирует такие же электромагнитные сигналы, но противоположные по фазе. Наподобие активного шумоподавления в наушниках, только для мозгового излучения. В результате сознание одевшего шапку становится незаметным для психосфер.

Я помолчала, переваривая услышанное. Затем решила прощупать почву:

– А ты, я вижу, неплохо осведомлена.

– Получше многих полицейских чинов, – иронично улыбнувшись, согласилась Мамаша Сейба. – В конце концов, я самая влиятельная проповедница на Фортуне. Мне, знаешь ли, царь благоволит.

– Ого, – мне стало неуютно от осознания, с насколько влиятельным человеком я стою и запросто разговариваю. – Про царя не знала.

– А ты как думала. Не будь у меня столь высокого покровительства, меня бы давно замели под ковёр. Например, твой шеф Август спит и видит, как бы это сделать. Но кто здесь кого – это мы ещё посмотрим.

– Почему ты мне помогаешь? – я спрятала подарок себе в рюкзак, сделав вид, что пропустила мимо ушей последние её слова в сторону Августа.

– Я всем хочу помочь, – Мамаша в ответ пожала плечами. – Каждой заблудшей душе на Фортуне.

– Я слышала иное, – немного помявшись в нерешительности, говорить или нет, всё-таки сказала я, – что ты хочешь откатить технологии в каменный век, – и, помолчав, повторила:– я так слышала.

Мамаша заулыбалась:

– Говоришь так, будто это что-то плохое. Но в этом и заключается моя помощь. Сама посуди. Почему учение того же Будды про достижение нирваны появилось лишь вместе с развитой цивилизацией? Да просто потому, что древним людям подобные учения были не нужны, они и так жили в нирване. То же можно сказать и про другие высокоморальные учения. В нашей религии это нашло отражение через миф про изгнание из рая. Вкусить запретный плод с дерева познания – это как раз про начало прогресса, запустившего развитие цивилизации, которая опутала людей сетями иллюзий. А в результате что: люди лишились жизни в Эдеме, запутались в наваждениях. Единственная возможность вернуться в рай состоит в том, чтобы сбежать из душных офисов, из тесных квартир на лоно природы. Всё, что для этого нужно, уже есть на Фортуне, вся зелёная инфраструктура. Надо всего лишь расширить Зелёное нутро на весь астероид. Соблюдение прав растений, о котором я так часто говорю, нужно не ради растений, а ради самих людей: чтобы они через общение с душами деревьев смогли выйти на связь с Богом.

Мы ещё немного поговорили о планах Мамаши Сейбы преобразования Фортуны, которые на поверку начали мне казаться не настолько безумными, как их описывал Август. По этим задумкам все люди будут в равной мере участвовать в уходе за распространившимся на весь астероид Зелёным уровнем, а поскольку современные технологии не то, что в древности, то работы на каждого будет приходиться совсем чуть-чуть, остальное же время люди будут пребывать в блаженстве и радости, словно малые дети. Никому не придётся быть скучным взрослым: ни рабочим, ни инженером, ни брокером на бирже, ни слесарем, ни журналистом, ни грамотным юристом или даже заместителем министра.

Наконец, я начала собираться домой, и на прощание Мамаша мне посоветовала не говорить Августу про её подарок.

– Вовсе не пытаюсь настроить тебя против шефа, – пояснила она, озвучив первую подвернувшуюся мне после такого совета мысль, – но он меня терпеть не может, и, я думаю, не будет у тебя никакого варианта сохранить мой подарок, если расскажешь.

Мы попрощались (она сжала меня в объятиях, так что пришлось в ответ тоже обнять её), и я отправилась в сторону лифтового поезда, размышляя по пути, настолько ли я боюсь психосфер, чтобы брить себе голову и расхаживать в металлической шапочке. Хотя… можно ведь поверх надеть парик?

На выходе с поляны, где был концерт-церемония, а теперь длилась поствечеринка, я заметила Сурентия Шиванова, того самого чела, который, выходит, спас меня от… не до конца понятно, от чего именно, но от чего-то, что мне однозначно не понравилось бы. Он в одиночестве расположился под деревом, рассеянно поглядывая по сторонам. Движимая каким-то импульсом, я подошла к нему.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – как-то безэмоционально, даже равнодушно, ответил он.

– Помнишь меня?

Он всмотрелся мне в лицо:

– Помню, – и продолжил молча глядеть на меня, от чего я испытала смущение.

– Хотела тебя поблагодарить, – прервала я молчание. – А то тогда как-то времени не было.

– А, – промолвил он. – Не за что. Если бы я не остановил эту парочку тогда, они бы добрались и до меня.

– Ну, всё равно. Спасибо!

– Пожалуйста, – согласился он.

Разговор неловко подвис. Точнее, это мне было неловко, а Сурентию, судя по всему, было всё равно.

– Та-а-ак, – протянула я, – как дела? Ты на церемонию, да?

– Да, на церемонию.

– Ты из последователей Мамаши?

Сурентий неожиданно рассмеялся, как будто я сказала несусветную нелепость.

– Что? Нет, конечно же. Если человек умеет показывать другим свет божественного, то это ещё не значит, что за таким человеком стоит следовать. Торговец солнцем на холодном углу не является Митрой.

– Это ты про Мамашу? Она умеет?

Он кивнул:

– Да. Я видел Бога, так что…

Вот оно что, поняла я, он же просто поехавший, и не удержалась от того, чтобы поддеть:

– И какой он?

– Бог? Да знаешь, – его губы чуть тронула улыбка:– похож на тебя немного, такой же, как ты, недотрога.

Решив, что так он смеётся надо мной в ответ, я сменила тему:

– Если Мамаша умеет показывать другим свет божественного, то разве это не значит, что через неё говорит сам бог? Что она, э-э-э, пророк, проводник божественной воли?

– Бог на самом деле молчит. Вернее, говорит не словами. То, что люди принимают за его слова – это, как правило, то, что они хотят услышать. Лишь по-настоящему выдающиеся люди могут отразить голос Бога в словах хотя бы приближённо, как, например, в "Бхагавад-Гите" или Евангелиях. Мамаша – не из таких людей, – Сурентий вдруг возбудился и стал говорить, хоть в целом и спокойно, но с каким-то внутренним жаром:– Она показывает свет божественного ради создания экстатического момента, на фоне которого вся остальная жизнь прихожан кажется тусклой. Прихожане тянутся к этому яркому моменту, к Мамаше, воспринимая её как источник счастья, хотя она всего лишь проводник. Гораздо же лучше и правильнее, – завершил он свою тираду, – когда божественный свет озаряет всю жизнь человека равномерно.

На этом наш разговор и заглох окончательно. Взяв на заметку сказанное Сурентием, я направилась по пути домой. Когда я сошла с лифтового поезда и двинулась в сторону стоянки скутеров, передо мной остановился дорого выглядящий лимузин внушительных размеров. Он вырулил словно из ниоткуда – да так неожиданно, что я чуть не подпрыгнула. Дверь распахнулась, и я увидела в салоне Августа с настолько недовольным выражением лица, с каким мне ещё не доводилось его видеть.

– Садись, – коротко сказал он, и я забралась внутрь.

– Разве я не предупреждал тебя по поводу Сейбы, – по обыкновению своему начал он без обиняков, едва авто тронулось с места.

– Я…

– О чём вы говорили?

– Психосферы, – не задумываясь, выдала я то, что беспокоило меня больше всего.

– Психосферы, – повторил Август, поджав губы.

– Мне ещё Перфидий о них рассказал, – пояснила я, не сомневаясь, что шеф в курсе моей встречи с сыщиком.

– Ах, Перфидий, – по выражению лица Августа стало понятно, что Перфидия он не переносит чуть ли не больше Сейбы. – Как же я люблю эти восхитительные секретные темы, о которых треплются на каждом углу.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Ладно, – наконец решил он. – Давай начнём с Перфидия. Как он тебе?

– Мутный.

– Как и положено великому сыщику. – Август какое-то время смотрел в окно, за которым пробегали огни ночной Фортуны, затем перевёл взгляд на меня:– Я не шучу. Перфидий в самом деле великий сыщик, гениальный следователь, и поэтому он крайне опасен. Ты даже представить себе не можешь насколько! Будь моя воля – я бы запретил ему с тобой общаться, но это выходит за рамки моих полномочий, и ты тоже не можешь отказаться от его допросов. Поэтому запомни: не верь ни единому его слову. Его начальник – один из главных моих врагов, поэтому Перфидий спит и видит, как бы до меня добраться. Но допрашивать начальника департамента ему не по чину, поэтому он изо всех сил будет использовать тебя. Будет пытаться вбить между нами клин. Наверняка он намекал на мою причастность к инциденту на космолёте?

– Да.

– Так я и знал. А про величие нравственного закона и важность его исполнения разглагольствовал?

– Эм… Нет.

– Обязательно будет, – заверил Август. – И, как только он это начнёт, просто держи в голове, что помимо жены, матери его троих детей, у него есть несовершеннолетняя любовница. Несовершеннолетняя любовница есть, а вот чипа при этом нет.

– Вот оно как, – я вспомнила участь того дядечки-учителя, а ведь моя одноклассница даже близко его любовницей не была. Что может себе позволить великий сыщик в солидном полицейском чине, о том не может даже мечтать рядовой учитель.

– А психосферы? Может ли Перфидий использовать психосферы? На мне? – озвучила я так мучавший меня сегодня вопрос.

– Разумеется, нет, – Август даже фыркнул. – Для этого нужен такой уровень допуска, какого нет даже у меня. По правде говоря, ни у кого нет, кроме царя и его личной самой доверенной охраны. Да и они вряд ли будут их использовать для чего-то ближайшие месяцы, сначала хорошенько изучат. Можешь на эту тему не беспокоиться. Перфидий тебе только для того и рассказал про психосферы, чтобы накрутить тебя.

В салоне лимузина воцарилась тишина, провисевшая, пока я не решилась её нарушить:

– Август, можно ещё вопрос?

Он кивнул.

– Те двое на космокатере… Как думаешь, кто за этим всем стоит?

– Как кто? – Август вскинул брови. – Мамаша Сейба, кто же ещё.

– Что? Как? – ему удалось меня удивить. – Как ты понял?

– Доказательств у меня нет, но нет и сомнений в том, что она это организовала. Я слишком хорошо её знаю. Она хотела перехватить психосферы, а заодно подставить меня: две цели одним ударом. Помнишь, я рассказывал, что наши шпики, внедрённые к зелёным, переходили на её сторону? Это её откровение – на удивление мощная штука. Точно так же она наверняка завербовала этих двоих… И смотри, как бы она не завербовала тебя!

– Вот ещё, – возмутилась я. – А ты говорил об этом Перфидию?

– Цель расследования Перфидия не в том, чтобы найти виновную, – отрезал Август, – а в том, чтобы прижать меня к стенке. Но хватит о нём. Просто будь в разговорах с Перфидием осторожна так, как никогда и ни с кем в жизни не была.

Подведя такой итог, Август резко сменил тему:

– О чём вы говорили с Мамашей, кроме психосфер?

Умолчав на всякий случай про металлическую шапочку, я кратко пересказала, что говорила Мамаша про переустройство Фортуны.

– Ты же понимаешь, какая это чушь?! – возмущению Августа не было предела. Не дожидаясь ответа, он эмоционально продолжил:– Это было чушью уже во времена Жана-Жака Руссо, который один из первых схватился за голову, бормоча что-то про берёзки, родники и «всё было лучше до того, как мы всё испортили». И это тем более чушь сейчас, когда человечество ушло ещё дальше по пути прогресса. Человек уже не тот, кто когда-то жил с природой на ты. Мы не дети леса, мы дети мегаполисов, супермаркетов, электричества, радиоволн и Сети. Людям страшно остаться без сигнала потому, что нынешний образ жизни – это не маска, которую можно просто снять. Это вросло, проросло, замкнулось и переплелось цепями зависимостей. Человека назад не откатить просто потому, что он туда уже не поместится. Дороги назад нет.

– Впрочем, – Август завершил свой пылкий монолог переходом на более спокойный тон. – Это не значит, что человечеству не вернуться в Эдем. Одна дорога для нас всё-таки открыта.

– Вперёд? – предположила я в ответ на выжидающий взгляд Августа.

– Умница, – он улыбнулся. – Да, дорога вперёд по-прежнему есть. Проблема не в том, что человечество зашло по пути прогресса слишком далеко. Проблема в том, что мы идём по этому пути недостаточно быстро. Посмотри: вокруг нет ничего, что могло бы сильно удивить человека из 22-го века. По сути, именно тогда прогресс остановился. Такие времена, когда развитие человечества буксует на одном месте, историки называют тёмными веками. Это было уже и раньше: после катастрофы бронзового века тёмные века длились триста лет, после падения Римской империи – тысячу лет. Сколько же продлятся нынешние, я даже не хочу думать. Но без прогресса нечего и думать о возвращении в рай.

– А как… – я замялась, подбирая слова.

– Как прогресс вернёт человечество в Эдем? Да очень просто. Помнишь классический роман "Тау ноль"? Его Пол Андерсон написал. Тот самый.

Я, разумеется, не то, что не помнила, а даже никогда не слышала о "том самом" Поле Андерсоне.

– Этот роман, – пустился в объяснения Август, – отчасти повторяет сюжет знаменитой "Аниары" Харри Мартинсона, – на этот раз он даже не стал спрашивать, знаю ли я такое название, видимо, чтобы не разочаровываться лишний раз из-за моего невежества. – Космический корабль летит колонизировать планету в другой звёздной системе, но вскоре после старта у него отказывают тормоза, и теперь экипаж может лишь продолжать разгон – всё ближе к световой скорости. По мере ускорения время для них замедляется: один год на борту оборачивался миллиардами лет во внешней Вселенной; теория относительности с её релятивистскими эффектами, сама понимаешь. Пока они чинят тормоза, Вселенная успевает так состариться, что не остаётся пригодных для жизни миров. У экипажа больше нет надежды ни долететь до цели, ни вернуться домой, потому что ни того, ни другого больше не существует. Тогда они разогнали свой корабль почти до абсолютного предела – и в считанных минутах корабельного времени стали свидетелями конца Вселенной, её схлопывания к диаметру в несколько десятков световых лет и последующего рождения новой, ещё молодой и пустой. И в этой перезагруженной реальности, полной чистого пространства и свежего света, они, наконец, смогли затормозить возле планеты, на которой можно было высадиться.

– Вот о чём я говорю, – объяснял Август, нимало, казалось, не сомневаясь, что я понимаю каждое его слово. – Точно так же и человечество может до предела ускорить прогресс, войти в точку технологической сингулярности – и там слиться с Богом, вернуться в Эдем. Всё ровно противоположно тому, что хочет Сейба! Она говорит, что нам надо отказаться от съеденного плода с Древа познания, и тогда мы сможем вкусить плодов Древа жизни. Однако съеденный плод не разъесть обратно, он пророс в самую суть человека. Вкусить с Древа жизни можно, лишь использовав по полной дары Древа познания.

– Самое печальное, – Августа всё никак не отпускала эта тема, – что все возможности для этого есть даже здесь, на Фортуне. Вся эта выверенная система управления информационными потоками – в любой момент можно её настроить так, чтобы потоки раскрутили маховик прогресса, направив полтора миллиарда человеческих душ в объятия Бога. Возможности есть, но никто ими не пользуется, никому это не интересно. Система управления используется для того лишь, чтобы сохранить статус-кво.

Шеф ещё какое-то время продолжал свои рассуждения, а мне ничего не оставалось, кроме как слушать, потеряв нить его размышления ещё в самом начале. Да мне, честно говоря, эта нить была глубоко безразлична. Я любовалась Августом, настолько он был хорош во время своего монолога. Даже рассказ про книгу меня не смутил, хотя я терпеть не могла, когда мой бывший пересказывал мне книги. Здесь же – совсем другое. Так румянились щёки Августа, сверкали его глаза и такой силой были наполнены движения его рук, что просто ах.

Я даже немного пожалела, когда лимузин остановился возле моего дома, и речь Августа пришла к завершению. Он вышел со мной вместе, на прощание крепко обнял и так долго сжимал в объятиях, что я уж начала надеяться: наконец-то он меня поцелует, но нет; я списала это на счёт того, что состоявшийся разговор был посвящён столь неприятным ему людям.

– Будь осторожна, – сказал Август, разжимая объятия.

Он уехал, а я, сделав крюк в магазин за пивом, отправилась домой. Перед сном я выпила ещё бутылку пива, чтобы приглушить невесёлые думы. С одной стороны, разговоры с Мамашей Сейбой, что прошлый, что этот, оставили приятное, тёплое впечатление. На сердце после них было легко и светло. С другой стороны, могу ли я так просто взять и довериться ей? Само собой, нет. То, насколько она влиятельна, и то, какая сосредоточена в её руках власть, пугали меня. Кто сказал, что подаренная ей шапочка – это именно защита от психосфер, а не средство контроля ума? Да и Сурентий в своей обвинительной тираде был искренен, это очевидно. Хотя что я знаю об этом парне? В сущности, ничего. Может, он и правда просто поехавший. Но ведь и Август предостерегал меня по поводу Сейбы. Однако, с нехорошим холодком внутри подумала я, могу ли я доверять Августу? Сегодняшние намёки Перфидия были некрасивы, но они были по делу. Только вот с чего мне верить и тому же Перфидию?

Иными словами, со всех сторон выходило, что доверять мне было некому: слишком мало я знала тех людей, с которыми свела меня судьба. Да и судьба ли? Не ведёт ли мою жизнь невидимая рука, руководимая чьей-то неведомой волей?