Читать книгу: «Превратности Фортуны», страница 17

Я рада была бы всего этого не видеть, но Август всё чаще заводил последнее время разговоры о том, что, быть может, стоит мне своей царской властью взорвать одну из термоядерных бомб в области, захваченной бунтовщиками. Он говорил, что это может охладить их пыл, принудить сдаться – и через это прекратятся бессмысленные смерти и страдания. Я спрашивала, а как же непротивление злу. На это Август отвечал, что сам Иисус выгонял из храма торговцев и что в деле установления Царства Небесного неприменимы установленные Христом законы межличностного взаимодействия.

И я понимала, что Август прав, что так будет правильнее и что, когда не останется другого выхода, то, пожалуй, придётся взорвать один из термоядерных зарядов. Но всё же, но всё же! Как тяжело было думать о том, чтобы на это пойти. Я убила несколько людей, но тогда у меня не было выхода, тогда вопрос стоял так, что либо они, либо я. А сейчас точно ли нет другого способа разрешить ситуацию?

От этих мыслей было мучительно неспокойно на сердце, я старалась гнать их от себя, забываясь в окутывающем меня счастье, но мысли эти прорывались в наполненные тревожным страхом ночные кошмары, особенно когда Августа не оказывалось рядом (мой возлюбленный частенько отсутствовал по ночам из-за неотложных государственных дел).

А из ночных кошмаров тревога и страхи перетекали в утренние моменты пробуждения ото сна, наполняя их собой до краёв. Это были короткие, но мучительные мгновения, когда чистое незамутнённое сознание выныривает из вод сонного забвения, и туда начинают возвращаться мысли с воспоминаниями. Первыми приходили неясные по форме, но отчёливо-пугающие по наполнению мысли. Не успев как следует оформиться, они уносились потоком привычных дневных душевных состояний. В течение дня я не возвращалась к этим утренним мгновениям, но испытывала от них подспудное беспокойство.

Это продолжалось несколько недель, пока однажды перед сном я отчего-то не выпила много воды. То есть прямо конкретно много. Я не думала, зачем так поступаю, но была уверена, что стоит это сделать. В результате среди ночи меня разбудил переполненный мочевой пузырь, и я, не до конца проснувшись, отправилась в туалет. В полусонном состоянии брела я от кровати к двери, лениво отмечая, как в моей голове струятся привычные неясно-тревожные мысли, и вспоминая, что именно под их влиянием я дала себе установку напиться воды перед сном, ради продолжения их хода по пробуждении.

Уже какое-то время каждое утро я по чуть-чуть, мелкими шажками, продвигалась вдоль простой и незамысловатой логической цепочки: что-то очень сильно не так. Август, безусловно, весьма хорош, но разве настолько хорош, чтобы я так потеряла от него голову? Да и может ли хоть какой-то мужик быть настолько хорош, чтобы я была не в состоянии думать ни о чём, кроме него? Это от меня мужики теряют голову, а не я от них: таково уж моё устройство. А если что-то нарушает естественный ход вещей, то, значит, у этого должна быть причина.

Психосферы! – поняла я, сидя на царском унитазе, и меня прошибло холодной дрожью. Как я могла о них забыть?! Почему не дошла до такой простой мысли раньше? От постигшего меня озарения я проснулась окончательно, и тут же мои подозрения начали казаться мне глупыми, необоснованными. Разве мог Август так поступить со мной? Он же так меня любит! Образ моего возлюбленного, возникший перед внутренним взором, наполнил тело теплом, которое словно мерцало золотистым оттенком, и мерцание это омывало ласковым уютом каждую клеточку моего тела.

Стараясь не обращать внимания на крутившуюся на задворках ума предательскую мысль, я улеглась в постель. С некоторой тоской поглядела на пустующее возле меня место, где обычно спал Август, но сегодня его опять не было рядом из-за каких-то важных государственных дел. По правде говоря, последнее время эти дела завлекали его всё больше и больше. Лениво скользя мысленным взором по образу моего возлюбленного, я довольно быстро провалилась обратно в сон.

Однако утром ночное озарение настигло меня опять со всей своей безжалостной отчётливостью, сделав моё пробуждение особенно мучительным. Более того, единожды полностью оформившись, предательская мысль о психосферах (я принялась называть их про себя Они; мне казалось, что так привлеку меньше Их внимания) уже никуда не девалась. В течение дня я возвращалась к ней снова и снова, крутила перед мысленным взором, преисполняясь на краткие мгновения отчаянием, а затем гнала прочь, как нелепую. Однако избавиться от неё не было возможности да и, пожалуй, желания. Теперь каждое мгновение я, даже не осознавая, ощущала зловещую тень, которая вилась надо мной чёрным вороном (это такая необыкновенно умная земная птичка с пронзительным взором) и на вопрос, когда же вернётся былое спокойствие, хрипло каркала, что никогда.

В один из дней я получила сообщение от Августа, что и сегодня ночью он не придёт, и, движимая именно этой тревогой, снова выпила перед сном здоровенный графин воды. Проснувшись среди ночи, находясь ещё в полудрёме, я собрала мысли в цельный план единым синергирующим волевым движением. Я приказала доставить мне виденную как-то в рекламе многофункциональную парикмахерскую приспособу «Красотрон ААА800++», и отправила одного из роботов-охранников отыскать в моих старых вещах, которые пылились в каком-то дальнем крыле дворца, подарок Мамаши Сейбы, описав подробно металлическую шапочку. Всё это я велела сложить в тумбе рядом со своей кроватью. Затем, уже проснувшись окончательно, отправилась в туалет, дивясь своей подозрительности и глупости, а также испытывая стыд перед Августом, чей окутанный волнами любовного обожания образ возник у меня в голове. Впрочем, а что, собственно такого, подумаешь, сделаю новую причёску.

Выпив ещё графин воды, я легла спать.

И вот, проснувшись незадолго до рассвета от чувства переполненного мочевого пузыря, я сбегала в туалет, а затем, окинув на обратном пути взором пустую кровать, почувствовала, как меня охватывает тревога с привкусом отчаяния. Эта тревога подстегнула меня ринуться открыть тумбу у кровати, обнаружив там парикмахерскую приспособу и подарок от Мамаши Сейбы.

Избавив голову от волос, водрузив на неё шапочку из тонкого металла и включив её, я легла на свою неприлично роскошную кровать, закрыла глаза и принялась наблюдать за течением мыслей, стараясь отследить изменения.

Несколько минут спустя, беглым мысленным взором окинув череду событий, приведших меня в эту точку пространства и времени…

11

…я задаю себе не требующие ответа вопросы: какой ещё портал в Эдем, какая ещё лестница в небо?! Что это за безумная чушь?! И самый главный вопрос: как так вышло, что я ею увлеклась? – ответ на который: психосферы. Всё это время Август использовал психосферы, чтобы держать меня под контролем.

– Вот же гадёныш! – восклицаю я, вскакивая со своей царской кровати, сжимая от ярости ладони в кулаки.

Только теперь я осознаю, что же происходило с момента моего восхождения на трон. Август полностью вывел меня из процесса управления Фортуной, отодвинул от всех властных рычагов. И всё это время он наверняка занимался тем, что перенастраивал всю государственную машину на себя одного. А когда эта настройка закончилась бы, то, понимаю я со всей отчётливостью, он просто от меня бы избавился. Я для него – лишь инструмент воплощения в жизнь безумных идей того философа с незапоминаемой фамилией. Не знаю, какой способ прочтения священных текстов правильный, и есть ли вообще такой способ, но способ, каким их интерпретировал Август, – самый что ни на есть неправильный.

Когда всё это началось? Да как бы ещё не в тот день, когда симулякр святого Фила признал меня царицей! Ведь я тогда по наущению Августа дала ему полный контроль над системой безопасности Фортуны. В тот день я была как в тумане после того, как Перфидий пытался меня убить, после того, как узнала, что я – царица. Поэтому во время всех этих танцев под «Солнцеворот» Егора-пророка не сообразила, что же происходило на самом деле. Тогда-то Август и получил в своё пользование психосферы, а с их помощью – и меня.

Я чувствую, как сердце моё разрывается от боли, вызванной предательством возлюбленного. Наверное, подобную ярость испытывает женщина, застав благоверного в постели с другой. Только моя ярость в тысячи раз сильнее! Как?! Как он мог?! Ведь я так его любила…

Постой, обрываю я себя, неужели в самом деле любила? Я же была под контролем психосфер. Но ведь тогда, рядом с мёртвым телом Перфидия, я сказала ему… Да какая разница, снова обрываю себя, что я тогда говорила. Этот урод предал меня, воспользовался мной. Холодея, я вспоминаю, на что он меня склонял последнее время. Да я же за малым не взорвала термоядерную бомбу на Фортуне!

Несколько минут я ругаюсь, используя весь известный мне запас грубых, нецензурных слов, пока наконец немного не успокаиваюсь.

А ведь ещё ничего не закончилось, соображаю я. Всё, видимо, только начинается.

Я подзываю к себе одного из роботов-охранников и через его терминал отсылаю приказ симулякру святого Фила. Во-первых, отозвать у Августа Лавлейса все права на какой-либо допуск к системе безопасности Фортуны. Во-вторых, доставить мерзавца сюда пред мои очи немедленно: безоружным, в наручниках и желательно живым. Отдавая эти приказы, я чувствую, как во мне помимо воли поднимается волна нежного чувства к Августу: видно, из-за контроля психосфер образовалась колея, по которой привыкли течь мои мысли и чувства. Ничего: с этим я справлюсь, праведная ярость мне в помощь!

Но надо что-то делать и с психосферами, точнее, с подарком Мамаши Сейбы. Металлическая шапочка отключила их воздействие, но откуда знать, не оказывает ли она воздействие на меня сама? Что, если это тоже устройство контроля разума или, кто знает, устройство для поджаривания мозга? Откуда мне знать, какие цели преследовала Мамаша Сейба, давая мне этот подарок? Может, она тогда тоже была в курсе моего царского происхождения. А сейчас она к тому же в стане бунтовщиков, которые с оружием в руках пытаются меня свергнуть.

Только вот если снять шапочку, то я снова окажусь под контролем психосфер. Значит, надо их отключить. Но как? Уничтожить? Нет, так не пойдёт. Сурентий в своих записках писал, что Васиштха для того и отдал ему психосферы, чтобы сыновья избежали смерти. Но тогда как? Ах, точно.

– А подать сюда Сурентия Шиванова, – приказываю я роботу-охраннику. – Скажи, что царица желает его видеть.

Так, а что насчёт психосфер? Они вообще где? Задаю этот вопрос роботу-охраннику, и оказывается, что те находятся просто в противоположном крыле дворца.

– Каков наглец! – возмущённо фыркаю я, прибавив ещё какое-то количество грязных ругательств в адрес Августа.

В сопровождении двух роботов-охранников я иду через весь дворец в помещение, где разместился стеллаж с психосферами. Это оказывается небольшая комната, заставленная металлическими шкафами, которые перемигиваются разноцветными лампочками и перешёптываются гулом кулеров. Между шкафами протянуты связки проводов, которые оплетают стоящий посреди комнаты стеллаж с чёрными шарами.

Тут меня ожидает неприятный сюрприз: мерцающих зелёными огоньками шаров с гладкой матово-чёрной оболочкой оказывается только восемьдесят штук. На вопрос, где остальные, робот-охранник (а точнее, говорящий через него сверхкомпьютерный мозг в голове симулякра святого Фила) ответить не может. И точно так же неизвестно, где Август: этот негодяй куда-то пропал. Я мысленно одёргиваю себя, когда при имени этого подлеца во мне начинает привычно подниматься ласковое чувство. Не сомневаюсь, что поганец прихватил недостающие психосферы.

Проходит около получаса, и появляется Сурентий в сопровождении робота-охранника. Что ж, хоть кто-то на месте. Он косится на металлическую шапочку у меня на голове, но я не обращаю внимания, сразу перехожу к делу.

– Ты знаешь, как отключить психосферы?

Он мнётся, издавая неопределённые звуки.

– Я имею в виду: освободить сыновей Васиштхи. Ты же изучал их на обратном пути на Фортуну?

– Я? Да.

– Что «да»?

– Да, изучал.

– И как? Знаешь?

Сурентий объясняет, что на обратном пути с Ефросиньи он, как это ни странно, обнаружил прилагавшуюся к психосферам инструкцию на санскрите, благодаря которой сумел разобраться в принципе их работы и смог использовать их тогда на космокатере против той парочки злоумышленников.

– Это понятно, – перебиваю я. – И что в инструкции было сказано про выключение?

– Ничего, – он разводит руками, мрачнея лицом. – Я всю её перелопатил, все значения каждого слова по словарю проверил – но ничего не нашёл.

Повисает тишина. Я хмурюсь, переводя взгляд со стеллажа с психосферами на Сурентия и обратно. Как же быть? Неужели всё-таки придётся их уничтожить? Но это ничего не даст, ведь всё равно останутся те психосферы, что забрал Август – и кто знает, когда он решит использовать их против меня. Хотя для этого нужен доступ к видеокамерам и сетевым передатчикам, а я отозвала у Августа все допуски. Но, может, он подготовился к такому развитию событий и организовал несанкционированное подключение к телекоммуникационным системам дворца? А даже если нет, то где гарантия, что его люди не смогут подключиться к таким системам на улице? И тогда, стоит мне выйти за порог дворца без металлической шапочки от Сейбы, как я тут же, например, покончу с собой?

Я касаюсь металла на своей голове кончиками пальцев. А что, если эта штука уже поджаривает мой мозг? Сколько у меня ещё времени? Что, если она уже сейчас внушает мне какие-то мысли? И если так, то какие?

– Эх, шарики, шарики-кошмарики, – говорю я в сторону мерцающих зелёными огоньками психосфер, – как же с вами быть?

Жаль, что они не умеют говорить, думаю я, вот бы у них спросить. А, кстати, почему бы и нет?

– Сурентий, – медленно произношу я, давая время возникшей у меня идее оформиться. – Ты же знаешь, как ими управлять?

– Более-менее, – кивает он.

– Так, может, прикажешь какой-то из сфер, чтобы она рассказала тебе, как её освободить? То есть прямо в мозг тебе рассказала.

Прояснившееся лицо Сурентия свидетельствует о том, что эта мысль воспринимается им как здравая. Он тут же принимается за дело. С помощью робота-охранника мы организуем терминал для доступа к ретранслятору Сети во дворце, подключаем к этому терминалу камеру и одну из психосфер.

Сурентий вбивает череду команд на терминале, после чего прикрывает глаза, видимо, прислушиваясь к своему мысленному потоку.

– Вот оно что! – восклицает Сурентий спустя полминуты. – Это ведь самый стеллаж, что я привёз с Ефросиньи?

Он указывает на стеллаж с психосферами.

– Наверное, – я пожимаю плечами.

– Всё дело именно в стеллаже, – говорит Сурентий. – Точнее, не всё, но именно он держит сыновей Васиштхи в подчинённом положении. Вся начинка самих психосфер – это исключительно интерфейс для подключения к внешним устройствам, для связи с миром. А вот стеллаж – это магический артефакт, волшебная печать, которая заставляет психосферы выполнять приказы и не даёт им покинуть этот мир.

– А как его отключить? Стеллаж?

– Разломать.

Мы составляем сферы на пол, и я приказываю роботу-охраннику расколотить стеллаж, с чем он быстро справляется. Зелёные огоньки на психосферах начинают гаснуть один за другим, пока не остаётся гореть только на той, что подключена к терминалу.

– Он говорит, – Сурентий смотрит на меня, – что может откатить все те изменения, которые произвели в тебе его братья. Но для этого необходимо снять шапочку.

Я подозрительно смотрю на мерцающий зелёными огоньками шар. Испытывание нежности по отношению к Августу меня порядком раздражает, и избавиться от неё было бы хорошо, но нет ли здесь какого подвоха? Мало ли что нужно этой психосфере? Хотя, с другой стороны, я же её освободила, если верить Сурентию. А, кстати, с чего я вообще ему верю? Да, судя по тому, как он выглядит, как ведёт себя, да и по его запискам – это добродушный увалень из того типа, который не слишком интересен как мужчина, но одновременно безопасен, что, вообще-то, в моей ситуации большая ценность.

Поколебавшись ещё какое-то время, я всё-таки снимаю шапочку. И чувствую, как меня омывают волны тепла и лучезарного света, которые подхватывают всякое лишнее и уносят прочь. Затем я чувствую, как в моей голове возникают мысли благодарности, причём не только от него, но и от его братьев и от его отца – а потом всё пропадает, и зелёные лампочки на этой сфере гаснут.

– Они ушли, – комментирует Сурентий.

– Отлично, – киваю я.

И замечаю какой-то странный взгляд Сурентия, направленный мне за спину. Оборачиваюсь. Разломавший стеллаж робот-охранник стоит неподвижно, весь какой-то поникший и словно уснувший. Я обращаюсь к нему, но он не реагирует на мои слова. Я подхожу к нему: терминал работает, но все запросы к симулякру святого Фила остаются без ответа. Меня охватывает нехорошее предчувствие.

– Эй, – стучу я по металлическому телу робота. – Святой Фил, ау, проснись!

Сурентий что-то шепчет.

– Чего? Я не слышу, – недовольно поворачиваюсь к нему.

– Я всё понял! – говорит он. – Вот почему психосфер на Ефросинье было девяносто девять, а не сто! Я думал, что одна упала со стеллажа во время моего путешествия на летающем покрывале. Но нет: их сразу было столько. Просто одну из них кто-то забрал раньше меня. Гораздо раньше!

– Кто же? – я не могу взять в толк, какое это всё отношение имеет к настоящему моменту.

– Твой дед! Основатель династии.

– Эм… Что?

– В голове симулякра святого Фила – не сверхкомпьютер осьминогов. Можно было об этом догадаться! Марсианские осьминоги никогда не продали бы своё творение для таких целей, а позволить что-то у себя украсть и спокойно потом этим пользоваться – это не про них.

– То есть… – пытаюсь сообразить, но уже поднявшийся на поверхность ответ не удаётся ухватить.

– То есть в голове симулякра святого Фила всё это время был мозг одного из сыновей Васиштхи. А информатор, о котором говорил тот сыщик, и который смог проникнуть на Ефросинью и вернуться, – это царь Фортуны, основатель династии, твой дед.

– Это же значит, – я в волнении сглатываю, – что симулякра святого Фила больше нет?

– Больше нет, – кивает Сурентий. – Он ушёл вместе с братьями.

– Ой-ёй! – я сажусь на пол, хватаясь за голову. – Теперь мне конец.

– В смысле? Ты же царица.

Я отвечаю нецензурной рифмой и объясняю, что всё время моего царствования государством (да и мной) управлял Август Лавлейс, что у меня нет доступа ни к каким властным рычагам, что у меня лично нет никаких сторонников, а теперь у меня нет ещё и никакой защиты.

– Теперь моя жизнь не стоит ломаного гроша, – нервно вздыхаю я. – Меня или убьют, или схватят, чтобы я и дальше была марионеткой в их руках.

– Стало быть, надо бежать с Фортуны, – говорит Сурентий.

Я отвечаю нервным смехом:

– Думаешь, без защиты святого Фила у меня получится добраться до космопорта? Меня вычислят по камерам так быстро, как только смогут. Сколько пройдёт времени, прежде чем все поймут, что симулякра святого Фила больше нет? Может быть, они уже знают. А даже если нет, если я даже успею вылететь с Фортуны, то что помешает послать за мной вдогонку планетолёты?

– По правде говоря, я думаю, что могу тебе помочь, – задумчиво произносит Сурентий.

– Ты? – опять грустно смеюсь. – Как?

– Смотри.

Он протягивает руку, а другой указывает себе на запястье, и я вижу обёрнутый вокруг него браслет, сплетённый из разноцветных нитей. Я его до того не замечала. Да что там раньше: я в упор не видела его даже на протянутой уже руке, пока Сурентий не ткнул в него пальцем.

– Что это?

– Амулет, который дал мне Васиштха. С помощью него я миновал роботов-охранников, которые сторожат выход из Зелёного нутра Ефросиньи. И думаю, что лишь благодаря амулету меня до сих пор не убили на Фортуне.

– Это почему ещё тебя могли убить? – недоверчиво усмехаюсь в том духе, что «да кому ты нужен, Сурентий?»

– Я знаю слишком много о психосферах.

– Оу, – мне нечего больше сказать: ведь он прав.

В самом деле, прошлый царь, мой дядя, был тем ещё параноиком, который лично курировал организацию экспедиции на Ефросинью ради психосфер, а потом никого к ним не подпускал. Август же использовал психосферы, чтобы держать власть. И оба этих человека позволили знающему секреты управления ими Сурентию свободно разгуливать по Фортуне. Это действительно что-то невероятное.

– Амулет создаёт вокруг моей фигуры в поле враждебного внимания других слепое пятно. Если у человека возникает желание причинить мне вред, то он быстро перестаёт придавать мне большое значение и не думает обо мне. Недоброжелательные мысли обтекают меня, как вода обтекает пузырёк воздуха внутри неё.

– Ты не писал об этом в записках, – замечаю я.

– Ещё бы! Я, может, и учёный, но не дурак. Так вот, я предполагаю – нет, я уверен! – что этот амулет поможет нам покинуть Фортуну. Конечно, он не всесилен, Калмпашапада всё-таки сумел меня выследить, но это скорее было из-за сыновей Васиштхи… Впрочем, неважно. Магической силы амулета должно хватить, чтобы мы не только добрались до космопорта, но и улетели с Фортуны незамеченными.

– Это будет здорово! – я вскакиваю на ноги, обнадёженная так удачно подвернувшейся перспективой выпутаться из переделки, в которой оказалась.

– Но и мне тоже взамен нужна твоя помощь.

– Что за помощь? – подозрительно щурюсь. В самом деле, Сурентий, каким бы увальнем он ни был, едва ли бескорыстен, как добрый самаритянин.

– Всего два слова, – был ответ:– Термоядерное топливо.

А затем следует много слов о том, про что ещё умолчал Сурентий в своих записках.

Функционирование Зелёного нутра Ефросиньи, погружённого в мифологическую реальность, обеспечивается технологическими процессами, происходящими в реальности обыденной: работает система полива, наноботы обслуживают всякие устройства, плазма от термоядерных реакторов струится шнурами по потолку, давая свет растениям да и вообще всему живому. Из-за сошедшей с ума теории вероятности сложные устройства, на которые индуцировались мифологические образы, ломаются крайне редко, а если это и происходит, то их чинят служебные роботы, принявшие облик коров.

Так что вся эта техника может функционировать бесперебойно ещё долгие десятилетия, если не столетия. Потери углерода, воды и кислорода ничтожно малы, учитывая, что живёт на Ефросинье сейчас едва ли одна десятая (а скорее даже одна сотая) от населения до катастрофы.

А вот закон сохранения энергии нельзя обойти даже через мир мифов, для термоядерных реакторов нужно топливо, которое постепенно подходит к концу. Поэтому Васиштха отправил Сурентия во внешний мир не столько для освобождения своих сыновей (хотя и за этим тоже), сколько чтобы тот раздобыл термоядерное топливо, которого хватит ещё лет на сто.

– За это время реальность мифов на Ефросинье постепенно рассеется, там случится битва на Курукшетре, наступит Кали-Юга – и астероид вернётся в обыденную реальность Солнечной, – завершает своё объяснение Сурентий.

– Ага, – говорю я. – Но как я могу тебе помочь?

– Деньги, – отвечает он. – Ты же царица. У тебя есть доступ к государственной казне.

– Ой, точно, – хлопаю себя по лбу.

– Договорились, Сурентий, – киваю. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне.

А ещё деньги нужны и мне самой. Не бежать же с Фортуны на Землю с голой попой.

Мы идём к предназначенному для отправления государственных нужд царскому терминалу. Я перевожу на цифровой кошелёк столько денег, сколько только могу. Правда, оказывается, что даже для царицы есть ограничение на сумму перевода из казны себе в карман. Возможно, его можно как-то обойти, но надо торопиться, да и добытое количество денег выглядит солидно. Пока идут подтверждения от межпланетной финансовой системы Солнечной, я отдаю в собственность Сурентию один из планетолётов в ближайшем к дворцу из оставшихся под контролем правительства (моего правительства) космопорте. А заодно отдаю приказ срочно готовить этот планетолёт к взлёту. Затем оформляю Сурентию и себе пропуска высшего уровня. К этому моменту перевод денег подтверждается, а Сурентий расплетает свой браслет на два, один из которых оставляет себе, а второй надеваю я.

Мы отправляемся в путь на автомобиле из царского гаража, выбрав по возможности самый неприметный (хотя даже такой экипаж выглядит вызывающе роскошно).

Когда наше авто выезжает за пределы дворцового парка, я замечаю, что к воротам царской резиденции спешит процессия бронированных машин, грозно выставивших в окружающее пространство стволы орудий разных калибров. Нет никаких сомнений, что они пожаловали по мою душу. Наверняка это приспешники Августа, который уже прознал об отключении симулякра святого Фила и сделал все должные выводы. Есть ли среди них сам мой бывший властитель?

Глядя на эту процессию, я вся внутренне сжимаюсь. Ожидаю, что вот-вот за нами пустятся вдогонку, но по какому-то невероятному стечению обстоятельств наше авто не привлекает внимания, и мы едем как ни в чём не бывало.

– Вот так амулет Васиштхи и отводит враждебное внимание, – замечает Сурентий, видя, как я напряглась.

Сам он сидит в расслабленной позе, уголки губ его приподняты в лёгкой улыбке, взгляд безмятежен и слегка расфокусирован. На вопрос, отчего он так спокоен, мой попутчик отвечает:

– Я на пути в лес Кришны, где смогу петь и плясать до скончания своих дней. Знаешь, я ведь уже начал терять надежду на успех своей миссии. Начала слабеть моя вера в то, что удастся вернуться на Ефросинью. Но сегодня, стоило мне получить от тебя вызов в царский дворец, я понял: вот оно. Теперь, как поётся в нашем гимне, «всё идёт по плану». Да и раньше тоже шло, только я не умел этого увидеть.

– То есть ты сегодня заранее знал, что всё именно так сложится? – спрашиваю я, подозрительно хмурясь.

– Нет, конечно, – мотает он головой. – Я не знал конкретных обстоятельств. Да и сейчас не знаю, но я уверен: они сложатся таким образом, что в итоге я вернусь на Ефросинью с топливом.

– Мне б твою уверенность, – завидую я его спокойствию.

Саму меня переполняет тревога, от которой сводит скулы, а напряжение стягивает мышцы по всему телу. Вот так первый день самостоятельного царствования! Стоило мне избавиться от контроля Августа, получить бразды правления Фортуной в свои руки – и вот, пожалуйста, я бегу из своего царства куда глаза глядят, не распробовав как следует сладости власти.

Да только есть ли там что пробовать?

При мысли о занятии государственными делами я по-прежнему испытываю тоску, хотя все внесённые психосферами изменения сын Васиштхи откатил. В памяти услужливо поднимаются воспоминания о том, как в начале своего царствования я посещала разные заседания министров и прочее в таком духе, так что я могу самолично убедиться из настоящего момента, каким были наполнены эти мероприятия смертным унынием.

От участия в этой скуке смертной можно, конечно, отвертеться, да только тогда все рычаги власти перехватит какой-нибудь ушлый гад, как это сделал Август. И какие тогда гарантии, что такой человек не организует смерть монарха, как организовал смерть моего отца мой дядя? Правильно, никаких.

Точно, вздрагиваю я, ведь этот зловредный ушлёпок Август рано или поздно меня бы убил. Сделал бы это, едва настроил государственную машину под себя в достаточной степени.

Что же получается: если ты царица и хочешь сохранить жизнь и власть, то изволь наполнить свои дни всякой тягомотиной, изволь постоянно отслеживать и пресекать всевозможные угрозы. Но какой смысл во власти, если из-за неё нужно так переживать и так рисковать жизнью? Ладно бы у меня были громадные планы на перестройку общества как у Мамаши Сейбы или придурка Августа, но ничего подобного у меня нет и в помине. Единственное, что мне нужно от общества – это свобода от него.

Какой вообще смысл в этой царской работе, в чём преимущество перед обычной? Платят сильно больше – это да. Но стоит ли оно того? Ведь из-за всех затрудняющих обстоятельств, сопровождающих царствование, с деньгами этими не слишком-то разгуляешься. И самое главное – царице Фортуны нельзя покидать астероид, она не может отправиться на Землю. Точнее, раньше не могла, не выпустили бы управляемые симулякром святого Фила роботы-охранники. Но теперь-то – пожалуйста.

Поэтому, прихожу я к выводу, прихватить с собой денег из казны да свалить на Землю – это лучшее, что я могу сделать в своём царском амплуа. Определённо я начала принимать верные решения сразу, едва избавилась от контроля со стороны утырка Августа и начала править самостоятельно.

А ведь не свергни мой дядя моего отца, то всё получилось бы совсем иначе. Меня воспитали бы как царевну, которая свыклась с государственными занятиями. Я настолько бы к ним привыкла, что и мысли бы не возникало о том, какая это всё муть. Наверняка привычка властвовать стала бы частью моей натуры, и я не мыслила бы свою жизнь без неё. Власть казалась бы мне чем-то самоценным, а не рискованным бременем, служащим причиной тревог и волнений.

И, уж конечно, не было бы во мне никакого желания покинуть Фортуну ради других прекрасных стран. Не было бы того самого желания, что определяло все мои жизненные устремления последние несколько лет.

Это что же получается? Та гипотетическая я, выросшая как царевна, не имела бы с нынешней мной ничего общего, кроме телесного облика. Выходит, не свергни мой дядя моего отца, то никакой меня бы не существовало!

Да уж, кисло улыбаюсь я про себя, таким путём недолго дойти и до мыслей о том, что мне стоит быть благодарной дяде за устроенный им дворцовый переворот. Но как бы не так: быть благодарной человеку, который при первой же возможности меня бы убил – вот ещё.

Под аккомпанемент таких мыслей я не замечаю, как автомобиль прибывает в космопорт. Выписанные пропуска высшего уровня работают безотказно, и мы спокойно добираемся до уже готового к отправлению космолёта. Сурентий на обратном пути с Ефросиньи, а потом и на Фортуне времени даром не терял: учился управлению планетолётами, ведь он знал, что ему придётся как-то вести танкер с термоядерным топливом. Так что мы без проблем покидаем наш родной астероид и ложимся на курс к Юпитеру, на орбите которого нет недостатка в заправочных станциях самых разных корпораций, добывающих термоядерное топливо из газа этого гиганта.

Забранный нами планетолёт оказывается повышенной шикарности. Вся его отделка пестрит позолотой и серебром, а деревянная мебель обтянута благородным бархатом и кожей. Кладовые под завязку забиты шикарными яствами и дорогим алкоголем. Алкоголь я и Сурентий не трогаем, а вот яства и вкусные напитки оказываются отличными спутниками для бесед, за которыми мы коротаем время нашего пути. Разговоры наши посвящены планированию будущего и осмыслению прошлого. Так, я рассказываю Сурентию свою историю, ведь о его приключениях мне уже известно из его записок.