Читать книгу: «Ледяной цветок», страница 38

7.

Самое большое чудо

«А если меня никто не любит?»

– Узнаёшь? Узнаёшь? – радостно спрашивала Мышка, подпрыгивая от возбуждения на месте.

Кутыптэ присмотрелся. На невысоком пригорке лежал на спине человек. Руки он подложил под голову, одну ногу закинул на колено другой, а во рту вертел небольшое пёрышко. И мечтательно смотрел в небо. Мальчик поднял голову. Высоко в молочной дымке проплывал невесомый птичий пух размером с облако. Кутыптэ опустил взгляд на человека. Знакомые доспехи. Шлем – но на этот раз сияющий и совсем не мятый. Рукоять меча выглядывала из новеньких ножен. Кольчуга цела, никаких рваных дыр. Да и наплечники тоже сверкали мягкими бликами. А рядом с лежащим в столь беззаботной позе человеком мирно пасся белый Конь, и его грива дивной волной спадала с массивной шеи к земле.

Кутыптэ замер в нерешительности и шепнул:

– Как это?

Он посмотрел под ноги в поисках ответа, но Мышки там уже не оказалось.

Человек вынул пёрышко изо рта и повертел перед лицом.

– Если присмотреться, оно чем-то напоминает меч. Ты не находишь?

И посмотрел на мальчика в упор. Кутыптэ молчал, уставившись на пёрышко.

– Располагайся, – жестом пригласил воин. – Облака сегодня просто удивительные.

Он снова зажал пёрышко в зубах и обратил взор к небу. Кутыптэ нерешительно присел рядом и тоже посмотрел наверх.

– Что ты видишь? – спросил воин.

В небе плыло ничем не примечательное облако. Сейчас воображения мальчика не хватало что-то разглядеть в нём. Он настороженно осмотрелся.

– Что это за место? Почему я встретил Мышку? Она же умерла… А ещё ты. Я ведь сам тебя…

– Ты когда-нибудь видел море? – перебил воин.

Кутыптэ видел море и кивнул с уверенностью.

– Оно похоже на клок морской пены, а?

Воин кивнул на облако. Кутыптэ взглянул туда и пожал плечами. Наверное, да, похоже.

– Ты в стране ушедших душ, – запоздало ответил воин.

– Значит, и я умер? – спросил Кутыптэ и осмотрел свои руки.

Затем обратился к Коню:

– И ты тоже?

Конь дёрнул головой, отчего приятно зазвенела сбруя.

– Это ненадолго, – простодушно отозвался Конь.

Воин вздохнул:

– Скоро вернусь к живым. Чтобы всё повторилось.

– Я знаю… – тихо ответил Кутыптэ.

– Проклятое бессмертие. Отдыхаю от него только здесь.

Конь стал щипать мелкие пёрышки у лица воина, касаясь его щёк бархатистыми губами. Воину сделалось щекотно, и он похлопал Коня по шее.

– Здесь умирать не приходится, – добавил Конь.

– Здесь умирать больше некуда, – улыбнулся воин.

Кутыптэ подумал немного и спросил:

– Разве бессмертие так плохо? Можно жить всегда!

– Когда ты один, бессмертие настоящая мука.

Взгляд воина стал грустным. Он помолчал и добавил:

– Бессмертие имеет смысл только когда ты рядом с теми, кто тебя любит.

Мальчик задумался.

– А если меня никто не любит?

Конь фыркнул.

– Вот искал я сестру, да? – добавил Кутыптэ. – Долго искал. Нашёл, а она со мной идти не хочет. А никого у меня больше и нет. Так что никто меня не любит.

Он подтянул к себе колени и обхватил их руками.

Воин внимательно на него посмотрел.

– А как же ты?

– Что я? – не понял мальчик.

– Ты сам себя что, не любишь?

Кутыптэ пожал плечами:

– Разве себя можно любить или не любить?

Воин усмехнулся.

– О, ещё как. И многие нарушают равновесие. Одни любят себя больше всего на свете и превращаются в холодный камень. Другие себя вообще не любят и бессмысленно приносят себя в жертву остальным. Отдают свою любовь другим, а на себя не остаётся. Это две крайности. А ведь всё просто. Надо всего лишь быть в ладах с собой, понимаешь?

Кутыптэ вспомнил тех странных людей из трактира в Бесценной роще, про которых Трин говорила, что они не в ладах с собой.

– А как это – быть в ладах с собой? – спросил он.

Воин повертел пёрышко в пальцах. И ответил просто:

– Быть близким себе. Самому себе лучшим другом. И никогда не будешь чувствовать себя одиноко. Или что тебя не любят.

Кутыптэ нахмурился. Слова этого человека были туманны, как и всё вокруг в этой стране ушедших душ.

– Чистая любовь – самое большое чудо, – изрёк воин.

– Чудо, – задумчиво повторил Кутыптэ.

Воин кивнул. А мальчик продолжил:

– Чудо – это ведь, то, что мы делаем своими руками? Или это волшебство? – он запутался, но тут же добавил: – Вот были у меня волшебные рукавицы, да? И шапка. И даже то проклятое ожерелье. И смола. И твои подковы, Конь. Да только где оно всё.

Кутыптэ покачал головой и вздохнул:

– Никакого волшебства не осталось. И оказалось, что без него я ничего не могу.

Конь оторвался от пастбища и молча посмотрел на мальчика. А воин сказал:

– Что-то не замечаю я при тебе перечисленных предметов.

Конь ткнул носом щёку Кутыптэ:

– Не мои волшебные подковы делают тебя тобой. И не то чудесное ожерелье. И без всех этих штуковин ты можешь быть для кого-то настоящим чудом.

Кутыптэ опять ничего не понял. Как вдруг воин приподнялся на локтях и прислушался. Конь навострил уши.

– Ты слышал?

– Что?

– Походный барабан. Мне пора.

Воин проворно поднялся с земли, оправил восхитительную кольчугу и надел на голову блеснувший шлем. Затем взял коня под уздцы и обернулся к Кутыптэ.

– В благодарность за то, что ты исполнил мою просьбу и похоронил меня с почестями, я тоже кое-что сделаю для тебя.

Воин оседлал Коня и протянул руки мальчику.

– Запрыгивай.

8.

Огненный парус

«У всех есть слабое место»

Трин выбежала из жилища Часовщика и углубилась в чащу, где деревья стояли плотнее. Лес взволнованно шептался. Его руки бережно касались Трин, её волос, плеч, помогали освободить зацепившийся за ветку подол платья. Трин остановилась и посмотрела наверх.

– Поднимите меня.

В тот же миг древесные руки схватили её за локти и оторвали от земли. Трин поднималась по раскрытым ладоням как по ступеням, тогда как другие руки с готовностью тянулись к ней, чтобы она могла на них опереться для опоры. Просвет в кронах становился ближе, а стук сердца в груди Трин громче. Казалось, сердце стучит так сильно, что заглушает тревожный шёпот Цепкого леса.

Наконец последняя пара рук на верхушке дерева подняла Трин над кронами. Отчаянный стон вырвался из её груди. В утреннем небе над замком развернулась воздушная битва.

Трин осмотрелась. Длинный белый мост, соединявший замок с основанием горы Погонщика облаков был разрушен ещё с прошлой атаки Красного солнца. Сейчас в небе были ещё четыре такие ладьи. Две из них зависли над мостом и сделали одновременный залп по башням замка, отчего камни и осколки черепичной крыши полетели вниз, оставляя за собой медленно оседавший хвост из пыли. Две другие ладьи были чуть поодаль, но направлялись они определённо на помощь товарищам.

Над мостом огромным чёрным пятном кружила Унук, но от замка она была отрезана двумя ближайшими ладьями. Сова отчаянно приближалась к воздушному флоту Айтала, исторгая пугающий свист, но всякий раз ружейные залпы отбрасывали её назад.

Как вдруг из бойниц крепостной стены к небу взмыл рой горящих стрел. Трин присмотрелась, и болезненная улыбка возникла на её лице. У замка ещё остались защитники. Большая часть стрел не достигла цели, но некоторые вонзились в деревянный борт ближайшей ладьи. Вреда они не причинили: солдаты в красных масках тотчас сбили эти стрелы ружейными прикладами. Но несколько стрел вонзились в красный шар. Поначалу казалось, что это был укол комара, но вскоре пламя занялось, и наполненный горячим воздухом пузырь стал похож на голову с огненными волосами. Ладья медленно закружилась и стала терять высоту. С крепостных стен донёсся крик ликования, а с борта – отчаянные вопли людей, а вскоре и стук.

– Руби! Руби! – командовал старший.

От напряжения его лицо сделалось красным даже без маски. Он перебегал вдоль борта с топором в руках:

– Накроет – сгорим!

Дюжина тяжёлых подошв застучала по деревянной палубе. Люди позабыли об атаке и занялись спасением своих жизней. Они накинулись с топорами на толстые канаты, что крепили корпус ладьи к воздушному шару. Кому не хватило топора, набросились на канат с охотничьими ножами. И пилили, пилили, пилили.

– Живее! – орал старший со вздутыми на шее венами. – К мосту! – приказал он рулевому, который не покинул свой пост даже сейчас.

Установленный на корме вертикальный парус, служивший рулём, с треском повернулся. Ладья дала крен, и палуба ушла у солдат из-под ног. Кто-то упал, остальные успели зацепиться за обрывки снастей. Ладья опускалась, и этот спуск с каждым мигом превращался в падение. Виляя из стороны в сторону, она едва успела добраться до полуразрушенного моста и с грохотом деревянного борта о камни замерла на его середине. То была заслуга рулевого. Он навалился всем телом на штурвал, потеряв землю из вида и работая наудачу. Удача его не подвела. И хотя не весь красный шар был отцеплен от ладьи, с борта донёсся клич радости. Люди были спасены.

Но вот Трин увидела, что порыв ветра, подувший от замка, превратил обмякший шар в охваченный пламенем парус и потащил ладью вдоль моста к обрыву. От внезапного толчка люди повалились на палубу.

– Работать! – ревел старший, поднимаясь на ноги.

И снова команда набросилась на канаты с самым яростным рычанием, на которое только была способна. Этому рыку вторил чудовищный скрежет днища ладьи о плиты моста. Разлом неминуемо приближался. Ладно стучали топоры. Раз! Раз! Раз! Никогда неизвестно, какой удар топора станет последним. Все ждали этого мгновенья. И вдруг, бешеная тяга стихла, ладья остановилась, а красный парус улетел к другому краю обрыва, зацепился и беспомощно повис, догорая.

Очередной клич радости летел с борта ладьи. Один из солдат на самой корме подпрыгнул от возбуждения новообретённой жизни. Но прыжок этот стал роковым. Никто из них ещё не знал, где именно остановилась ладья. Трин видела, как неустойчиво она замерла на краю разбитого моста, и тот прыжок нарушил равновесие. Качнувшись, борт пополз вниз, сначала медленно, но вдруг резко скользнул с обрыва и унёс ладью к опорам моста, терявшимся в глубине ущелья. Туда, где с грохотом, треском дерева и людскими криками ладья похоронила в обломках всю команду.

Айтал с гримасой отчаянья наблюдал это с борта Красного солнца.

– Сколько судов осталось?

– С учётом нашего, три, – доложили ему.

– Удвоить натиск, – прорычал Айтал. – И разделайтесь уже с этой курицей!

– Так просто ты с ней не разделаешься, – вмешалась Брия, не глядя на сражение.

Айтал метнул на неё взгляд и вернулся к сове.

Он с ненавистью следил за её полётом. А Унук воспользовалась замешательством после крушения ладьи, подлетела к замку и скрылась за башнями.

– Ты что-то знаешь? – сухо спросил Айтал Брию. – Как её прикончить? Она неуязвима?

– У всех есть слабое место. У меня. У тебя, – старуха позволила себе усмешку. – У неё тоже есть.

Айтал с подозрением посмотрел в морщинистое лицо.

9.

Чарам конец

«Прикончите её!»

Возвышаясь над лесом, Трин видела, как Унук скрылась за башнями замка, а ладьи замерли в воздухе, точно в растерянности. С одного из судов выпорхнул сокол. Люди отправляли друг другу сообщения. Вскоре ладьи перестроились и заняли в воздухе странную позицию. Одна из них поднялась выше, тогда как другая заняла место погибшего судна.

Трин прерывисто дышала, наблюдая за перемещением воздушного флота. Затем перевела взгляд на замок. Солнце поднялось и чертило косые тени на каменных стенах. Тусклыми бликами вспыхнули давно не чищеные шпили остроконечных крыш. Стены были изувечены обстрелом. Один из проломов посылал к небу шлейф чёрного дыма, и тот распускался в воздухе пышным веером. Сейчас замок выглядел ещё более дряхлым, пустым и безжизненным, чем на рассвете.

– Забери мою девочку, – шептала Трин.

В тот же миг, точно прозвучало чудесное заклинание, над башнями сквозь дым пожара взмыла Унук, и в седле на спине этой мощной птицы Трин разглядела фигурку Ирики.

– Улетайте, улетайте, – посылала она заклятия верной Унук.

Но раздался грохот, залп, выстрелы. Висевшая выше остальных ладья сделала резкий манёвр. Унук издала отчаянный крик и закружилась в воздухе. С ней что-то случилось. Точно она не понимала, куда лететь.

На борту Красного солнца ликовал Айтал.

– Да! Вот тебе!

– Получилось? – спросил один из людей в красной маске.

– Сам не видишь? – бросил Айтал. – Так протри линзы, если запотели.

Он обернулся на Брию. Она безучастно сидела на пустом бочонке спиной к борту.

– Я недооценивал тебя. А от тебя вон сколько пользы. Хоть ты и старая такая, что непонятно, как ещё в тебе жизнь-то держится.

Брия этого не услышала. Она не смотрела в лицо Айтала. Айтал ядовито рассмеялся. Он совсем не был он похож на себя прежнего, когда Брия замерла перед ним с деревянной миской в руках, встретившись с ним взглядом. Или же как совсем недавно, когда слушал её рассказ о том, как одолеть ненавистную сову:

– Сова – это ночь с крыльями. А ночь – это темнота. Чего боится темнота?

– Не томи, старая. Не намерен я твои загадки разгадывать.

– Рассвета! – крикнул кто-то из солдат без маски на лице, веснушчатый, с завитушками рыжих кудрей.

– Заткнись и маску напяль! – бросил ему Айтал.

Солдат виновато вжал голову в плечи и натянул маску.

– Да давит она мне, – только и пробурчал.

– Он прав, – сказала Брия.

– Яснее говори, – рыкнул Айтал.

– Две твои ладьи подманят сову, а ты на своём корабле, он у тебя самый большой, закроешь собой солнце, чтобы сова оказалась в тени, когда подлетит. Тогда-то ты и отведёшь ладью в сторону, и свет ударит птице в глаза. Этим ты её не погубишь, но получишь преимущество.

Так оно и получилось.

– Нет! – крикнула Трин, разгадав коварный манёвр Айтала, когда ослеплённая Унук забила в воздухе крыльями.

– Перо мне! Быстро! – скомандовала она державшим её деревьям.

В считанные мгновения руки подняли с земли и передали наверх подходящее для полёта чёрное перо. Трин схватила его за края.

– Подтолкните меня!

Не успев договорить, она уже мчалась над лесом, ловко управляя полётом пера.

В то же время на борту Красного солнца Айтал злорадно наблюдал за поражением Унук.

– Не сбавлять натиск! Прикончить её! – кричал он другим кораблям, и с губ его слетала слюна.

– Что это? – крикнул один из его людей и указал в сторону.

Айтал присмотрелся и разглядел Трин на пере. На его лице возникла кривая улыбка.

– Она и так умеет? – и в этом вопросе звучало восхищение.

Брия оживилась. Она припала к борту, жадно впившись взглядом в фигуру Трин на пере.

А Трин тем временем подлетела к Унук.

– Девочка моя! Ты только держись! – кричала она Ирике.

– Мамочка!

Трин описала кольцо вокруг совы.

– Доченька! Сейчас будет немного страшно. Но ничего не бойся.

– Я боюсь!

– Мама с тобой. Мама тебя не оставит. Унук, давай!

Унук свистнула и перевернулась кверху брюхом. Так, что Ирика оказалась вниз головой. В тот же миг Трин вплотную подлетела снизу.

– Перебирайся ко мне на спину.

– Я боюсь!

– Я не могу выпустить перо. Смелее! Ты же у меня такая храбрая!

Ирика жалобно застонала, вцепившись в рукоять седла обеими руками. Ветер нещадно трепал её волосы. И вдруг – чудесная золотая стрекоза с изумрудными глазами скользнула с волос вниз. Блеснув на прощание брюшком, эта диковинная заколка исчезла из вида. Волшебные чары спали. Трин увидела, как взгляд Ирики переменился и в нём вспыхнул ужас. Девочка висела вниз головой на огромной сове. Кружили летающие корабли. А рядом с ней висела в воздухе женщина верхом на чёрном пере.

– А-а-а! – закричала Ирика.

От страха она разжала пальцы и с визгом полетела вниз. Бешено засвистел в ушах ветер. Ирика падала спиной к земле, и прежде чем она зажмурилась, успела разглядеть, как стремительно уменьшается в размерах огромная чёрная птица, как потоком воздуха сносит дым пушечных залпов, а бледное полотно неба прошивают горящие стрелы, точно иголки проворной швеи.

10. Те, кто тебя любит

«Куда ты так спешишь?»

Воин и Кутыптэ ехали меж росших из земли полупрозрачных белых перьев. Копыта Коня мягко касались земли и не издавали при том ни звука. Кутыптэ молчал и иногда поднимал голову к небу, чтобы рассмотреть облака птичьего пуха.

– Грива коня! – крикнул он вдруг.

– Что грива коня?

– Оно похоже на гриву твоего коня! – мальчик ткнул пальцем в небо.

Воин посмотрел на облака.

– И правда, – на его лице возникла улыбка. – Но ведь само по себе оно ни на что не похоже. Это силой своей мысли ты сделал его похожим на гриву коня. Разве это не есть маленькое волшебство?

Воин заглянул в лицо Кутыптэ и дружески подмигнул. Кутыптэ в ответ улыбнулся.

– Приехали! – сказал воин и натянул поводья. Конь остановился. – Дальше ты сам. А мне пора.

Он взял Кутыптэ под мышки и осторожно ссадил на землю. Кутыптэ посмотрел вперёд. За деревьями из перьев поднимался к небу дымок.

– Кто там? – шепнул мальчик и обернулся.

Ни воина, ни его верного Коня здесь больше не было.

Кутыптэ шагнул к поросли из перьев, что заграждали ему обзор. Когда он вышел на открытую поляну, его сердце сжалось от волнения. Он знал это место. Он возвращался сюда не раз. Снова и снова. В своих мыслях. Чтобы всё исправить. Чтобы не допустить ошибки.

Это была белая полянка среди высоченных перьев, которые напоминали мальчику огромные ели. Тут стояла повозка, правда, без коня. Тоже белая. В воздухе носились белые былинки пыльцы. Или то была мошкара? А в середине поляны мужчина и женщина раздували огонь костра. И цвет огня тоже был белым. От занимавшегося пламени вверх тянулась полосочка дыма.

Пёрышко хрустнуло под ногой Кутыптэ. Мужчина и женщина отвлеклись от костра и посмотрели на мальчика. Холщёвая рубаха и ношеные сапоги. Вышитый узор и солома в волосах. И всё это тоже в призрачном сиянии. Не сдержав слёз, мальчик бросился обнять родителей. Первой его приняла в объятия мама. С другой стороны его сжал в руках отец. Мальчик не мог вымолвить ни слова. Слёзы катились градом по его щекам. Он всхлипывал, переводя счастливый взгляд мокрых глаз с одного любимого лица на другое. Мать шмыгнула носом и украдкой вытерла слезу. Отец присел и повернул сына к себе. Хотел что-то сказать, но вместо слов снова обнял. Мамины пальцы в волосах. Как же приятно.

– Как ты здесь оказался? – раздался голос матери, ласковый, как звон бубенцов.

– Мы не ждали тебя так рано, – сказал отец.

Мальчик кинулся обнять маму. Она поймала его движение и мягко отстранила от себя.

– Куда ты так спешишь?

Кутыптэ с непониманием посмотрел ей в лицо. Такое дорогое лицо, которое врезалось ему в память только с пятнами подсохшей болотной грязи. Но сейчас оно было чистым и сияло неуловимым светом. Мать посмотрела на отца. Тот положил ладонь на голову сына, как это часто делал.

– Ты должен вернуться.

Кутыптэ поднял на него мокрые глаза.

– Как? Зачем? Я хочу к вам!

– За нас не тревожься. Позаботься о сестре. Ты должен вернуться к ней.

– Нет, не должен! – Кутыптэ топнул ногой, отчего взлетел из-под подошвы белый пух.

– Ну что ты такое говоришь, – мягко возразила мать.

– Я не нужен ей! У неё новая мама! Я хочу быть с вами!

Вышитый узор. Солома в волосах. Почему сейчас это словно чужое?

– Сынок, – сказал отец. – Там, откуда ты пришёл, у тебя нет никого ближе твоей сестры.

– Цветок почти распустился, – заметила мать. – Вырви его, чтобы вернуться к живым.

– Ты должен вернуться.

– Должен вернуться.

Налетел ветер и закачал торчавшие из земли огромные перья. Они захрустели, и с них посыпалась серебристая пыльца. Мальчик в испуге посмотрел наверх. А когда опустил взгляд, увидел, что родители всё так же стоят перед ним, но ускользают вдаль. Вот до них уже три шага, вот пять, а вот и дюжина.

– Нет! – крикнул он и бросился следом, но ноги его увязли.

Он посмотрел вниз и увидел, что валенки прилипли к илистой грязи. Он дёрнул ногу и заметил, как подошва оставила грязный след. А на следующем шаге нога опять завязла. Мальчик дёрнул её руками, но и руки тоже оказались в грязи. Покрыты тиной и ряской. А ещё тот гнилостный запах. Знакомая и мерзкая вонь болота. И грязь стекает с пальцев на белоснежный пух вокруг.

– Вернитесь! – кричал он родителям. – Мама! Папа!

Он с рычанием выдергивал ноги из мерзкой жижи и натужно шагал вперёд, оставляя за собой грязные следы. Протягивал руки к ускользавшим родителям. А они всё отдалялись, отдалялись и отдалялись.

– Почему вы меня прогоняете? Вы меня больше не любите?

Грустная улыбка на лице матери. Пронзительный взгляд отца.

– Вы не простили меня?

И снова ошмётки грязи летели с его пальцев, а сам он всё больше превращался в тягучий темный сгусток.

– Мы не можем тебя простить.

Кутыптэ захлёбывался в слезах.

– Простите! Прошу!

И рвался вперёд. Комья гадкой жижи шлёпались под ноги.

– Не вини себя, – доносился голос не то отца, не то матери, и лился он со всех сторон.

– Иногда кажется самым правильным обвинить во всем себя.

– И взвалить на плечи эту ношу.

– Но в том нет твоей вины.

– Мы не можем тебя простить.

– Потому что ни в чём тебя не виним.

– Мы тебя любим.

– Это ты должен простить себя.

– Прости себя.

– И полюби.

– Прости. Прости. Прости, – шумел ветер в перьях-деревьях.

– Стойте! – кричал Кутыптэ.

Родители ускользали всё дальше. Кутыптэ не успевал за ними. Жижа накрепко вцепилась в его ноги и растягивалась жирной пиявкой, стоило оторвать подошву от земли. Мальчик дотянулся до торчавшего из земли пера – оно было не длиннее его руки, – выдрал его и отрубил сгустки грязи, что мешали двигаться. Прав был воин: перо похоже на меч. Когда же мальчик посмотрел вперёд, сердце его обмерло. Родителей не было видно. Их загораживала другая фигура.