Читать книгу: «Ледяной цветок», страница 42

24. Прощение. Прощание

«Я ведь тебе уже объяснял»

Из-за поваленного дерева медленно вышел Конь с печально опущенной головой. Он цеплял копытами мёртвую землю, оставляя долгие борозды среди клочьев сухой травы. Богатая грива больше не сияла белизной, а грязными лохмотьями свисала с его шеи. Всадник едва держался в седле. Его голова упала на грудь, волосы выбились из-под мятого шлема. Кольчуга была пробита в нескольких местах, а наплечники покорёжены. От качки меч в ножнах неприятно бряцал, и этот звук болезненно резал ухо. Ещё недавно Кутыптэ видел это всё новеньким и блестящим, а сам воин беспечно лежал на пригорке и мечтал под проплывающими облаками. И вот чем всё обернулось.

Трин с болью во взгляде подбежала к воину и протянула руки. В тот же миг он потерял равновесие и обрушился в её объятия. Она приняла на себя вес его тела, но не удержала и со стоном выронила на землю, схватившись за раненую руку. Шлем соскочил с головы несчастного и с дребезгом откатился в сторону. Трин упала на колени и положила на них голову всадника.

– Как я устал, – едва слышно сказал он, с трудом шевеля иссохшими губами.

Глаза он держал закрытыми и тяжко дышал.

– Знаю, дорогой, знаю, – горячо шептала Трин и гладила пальцами измученное и перепачканное грязью лицо.

В этот миг она была не всесильной волшебницей, а превратилась в убитую горем женщину.

Подошёл Часовщик.

– Ты даже не спросил меня, – упрекнула его Трин.

– Выбора не было. Кто ещё как не он…

– Ничего. Сейчас, когда со мной вся моя сила, я положу конец его мучениям.

Часовщик покачал седой головой.

– Я ведь тебе уже объяснял.

Трин подняла на него взгляд влажных глаз.

– Проклятье наложено не тобой, – напомнил Часовщик. – И не тебе его снять. Даже всей твоей силой. Единственное, что тут можно сделать…

– Нет! – крикнула Трин.

От её крика вздрогнули древесные руки вокруг, а Конь повёл ушами.

Воин издал хриплый вздох. Трин обхватила его лицо ладонями и прижалась к нему щекой.

– Это я во всём виновата!

Она зарыдала.

– Я могу помочь, – предложил подошедший Старик. – Знахарь всё же. Хоть какая-то от меня польза.

Трин отрывисто мотнула головой.

– Это не спасёт его от проклятья.

– Всё снова повторится, – добавил Часовщик.

– И так бесконечно, – сказал Кутыптэ. – Я сам видел.

– И ты тут, смелый мальчик? – спросил воин, не открыв глаза и узнав голос. – Я рад, что ты всё сделал правильно. А вот со мной, похоже, не всё так просто.

– Это я во всём виновата! Я! – причитала Трин.

– Не вини себя, – слабеющим голосом сказал воин.

Эти слова оглушили Кутыптэ. Он слышал их совсем недавно.

– Не вини себя… – задумчиво повторил он.

Трин обернулась.

– Что? Что ты сказал?

Кутыптэ посмотрел ей в глаза. В ледяных лепестках на голове Трин мелькало его отражение.

– Самое простое обвинить во всём себя.

Трин прищурилась в непонимании.

– А что я, по-твоему, должна делать?

Кутыптэ на миг задумался, вспоминая события в стране ушедших душ.

– Простить, – твёрдо сказал он.

Трин моргнула.

– Кого?

– Себя.

Кутыптэ положил руку ей на плечо.

– Я видел тебя в трактире в Бесценной роще. Ты сказала, что туда приходят люди, которые не в ладах с собой. Получается, и ты не в ладах с собой, если туда приходила.

Слёзы потекли из глаз Трин, а нос покраснел.

– Я очень не в ладах с собой, – шептала она.

Воин нащупал её руку и бережно похлопал в знак утешения.

– Как можно быть в ладах с собой, когда я бессмертна и у меня столько могущества, но мне не дозволено то, что может самый обычный человек? Просто быть с тем, кого любишь?

Кутыптэ посмотрел в измученное лицо воина.

– Он мне сказал, что бессмертие настоящая мука, когда ты один и с тобой нет тех, кто тебя любит.

– Ты запомнил, – с улыбкой проговорил воин, всё так же с закрытыми глазами.

– Бессмертие, – задумчиво протянула Трин и опустила лицо к воину. – Вот что стоит между нами.

– Я тебе это уже давно говорил, – осторожно ввернул Часовщик.

Трин подняла на него мокрые глаза. Затем задержала взор на испуганном личике Ирики, которая выглядывала из-за Старика.

– Всё это время я себя обманывала, – покачала головой Трин. – Искала счастья там, где его никогда не было.

Она перевела взгляд на Кутыптэ.

– Ты не побоялся проделать такой путь и рискнуть жизнью. Ради того, кого любишь. Тогда… чего же боюсь я?

Она потянулась пальцами к лепесткам в своих волосах, сняла их с головы и осторожно опустила на грудь воина. Тело Ясмара укутало ослепительное сияние. Оно было настолько сильным, что Часовщик, Ирика, Кутыптэ, Старик да и сама Трин невольно зажмурились. А когда они открыли глаза, то увидели, как перед сидящей на земле Трин стоит прекрасный воин в сияющих доспехах и протягивает ей руку, помогая встать. В ответ она подала ему свою ладонь и поднялась с земли. Воин прижал её к себе.

В безмолвии этого объятия рукастые деревья едва слышно шептались и шелестели сухими ветвями. Никто не смел нарушить тишину. Но вот послышался топот копыт. Конь с гордо поднятой головой и старательно расчёсанной гривой подошёл к своему хозяину и кивнул. Мальчик улыбнулся ему и посмотрел в мудрые глаза. Ему показалось, что и Конь улыбается в ответ. Воин отнял от себя Трин, крепко сжал её плечи и посмотрел в лицо так пристально, точно пытался запомнить каждую чёрточку её лица. Трин положила ладонь на его щёку. Воин вздохнул. Взял поводья, сунул ногу в стремя и с лёгкостью запрыгнул в седло. Обернулся. В его прощальном взгляде Трин читала всё тепло, какое он хранил в сердце только для неё одной. Конь взмахнул хвостом и зашагал сквозь лес, растворяясь в воздухе вместе со всадником. Трин протянула ему вслед руку. Слёзы лились по её щекам. Губы дрожали. Вскоре видение исчезло. Трин опустила руку, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. А затем такой же долгий выдох. Этот выдох отозвался во всём лесу движением ветвей и лёгким треском древесных стволов.

Трин ощутила прикосновение. Часовщик взял её под локоть.

– Пойдём. Налью тебе что-нибудь. Тебе не повредит.

Он обернулся на детей и Старика:

– И вы пойдёмте. Хватит всем.

Кутыптэ осторожно взял ладонь Трин и повёл вперёд. Она нежно стиснула его пальцы. Ирика заметила этот жест брата, подняла взгляд на лицо Трин с отсутствующим взглядом, и взяла её другую руку. Все вместе они шли к жилищу Хранителя времени.

– Вы заметили? – спросил шедший позади всех Старик.

– Стало как будто светлее, – Ирика огляделась.

– Вроде как деревьев стало меньше, – сказал Кутыптэ.

Неподалёку раздались крики:

– Быстрее!

– Да-а-а!

– Вон, вон. Там!

– Вижу!

Послышался древесный хруст. Глаза Трин были ещё мокрыми от слёз, когда перед ней мелькнула и замерла тень. Из гущи Цепкого леса возник Долан, которого держали в воздухе древесные руки.

– Хватайте её!

25.

Хоровод

«Я должен тебе кое-что сказать»

Кутыптэ обернулся и увидел, как меж стволов мелькают фигуры. Сюда спешил целый отряд. Здесь были и раскрасневшийся от бега Кузнец, и Ялис с Тайроком, и братья-шахтёры, и Берген, при виде которого мальчик испытал чувство неловкости. Они были вооружены кто чем: кто лопатой, кто цепью, у кого-то в руках оказалось трофейное ружьё. Ялис размахивал огромным пером, точно мечом. У шахтёров был факел, правда, один на двоих и они постоянно передавали его друг другу.

Люди окружили Трин и остальных, держась на расстоянии и перешёптываясь:

– Это и есть она?

– С виду обычный человек.

– А Долан не ошибся?

– Какая милая…

– И на ведьму не похожа.

– А то ты много ведьм повидал.

– Ты жену мою в гневе не видел.

Древесные руки держали Долана над землёй перед лицом Трин.

– Я же говорил, что доберусь до теб…

Он не успел договорить, потому как рухнул на землю со стоном и выпученными глазами. Ладони, державшие Долана разжались, руки выронили его, задрожали в воздухе и обняли ствол. Ствол и сам задрожал. На его месте раздался шорох, точно кто-то упал в кучу сухих листьев. Вокруг стало светлее.

– Дерево! – крикнула Ирика. – Оно… исчезло!

Ирика оглянулась на остальных, чтобы убедиться, что они тоже это видели. И вправду, вместо древесного ствола, чьи руки только что держали Долана, оказался незнакомый человек. Он растерянно осмотрел себя, ощупал своё тело и подёргал холщёвую рубаху. Затем посмотрел на босые ступни и потопал ногами в тёмных широких штанах. Потом обернулся к изумлённым людям, что всё это время наблюдали за ним и не смели шелохнуться, будто сами превратились в деревья.

Человек расхохотался, но осёкся, заметив беспомощно лежавшего Долана, и бросился к нему.

– Ты не ушибся, приятель?

Как вдруг он замер, прижал ладонь ко рту и удивился сам себе:

– Я говорю?! Вы слышите? Я говорю! Как это здорово – говорить!

Он радостно подскочил и воскликнул:

– Как это здорово – говорить, что говоришь!

Снова прозвучал шелест сухой листвы. Стало ещё светлее.

– Смотрите! – крикнул Кутыптэ и указал пальцем в сторону.

На месте другого дерева стояла женщина в льняном сарафане с кружевной оторочкой. Она отряхнулась, поправила волосы и тоже осмотрелась.

– Так, – строго сказала она. – Где-то здесь была моя пряжа. Где моя пряжа?

Она подошла к остальным.

– Вы не видели мою пряжу?

И тут все деревья в округе одно за другим стали обращаться в людей. Шелест опавшей листвы умножился многократно, и звук этот напомнил полноводный водопад. Небо над головой становилось чище: спутанные ветви исчезали на глазах, пропуская к земле свет нового дня. Лес заметно редел. Раздались весёлые крики и смех. Люди здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечу, пожимали руки. Это были мужчины и женщины, молодые и пожилые, все такие разные, но всех объединила радость возвращения в человеческое обличье.

– Дядя Долан! – крикнула Ирика, наблюдая, как древесная корка исчезает с его тела.

Тяжело дыша, Долан поднялся на ещё непослушные ноги, и посмотрел в глаза Трин.

– А, испугалась? То-то же! – и потребовал сердито: – А теперь отдавай детей!

Вид у Долана был не ахти. Волосы всклочены. Лицо перепачкано дорожной пылью. В бороде застряла сухая трава и маленькое пёрышко. Тулуп тоже измазан грязью, точно его волочили на верёвке за телегой. Во взгляде Трин отразилось недоумение. Она настолько растерялась, что не находила чем возразить Долану.

– Дружище! – раздалось у него за спиной, и на него кто-то набросился.

Человек развернул Долана к себе, хлопнул по плечам, выбив из тулупа облако пыли, и заключил в объятия такой силы, что Долан, будь он ещё деревом, непременно бы захрустел.

– Пусти, Турон, задушишь, – сипел Долан.

За их спинами раздался звонкий смех. На свободной от леса поляне люди затеяли шумный хоровод. Зазвучали скрипка, дудочка и гитара. Мужчины хватали женщин за руки и тянули в круг танца. Женщины с оханьем и смехом утягивали за собой подружек, и те с озорным подпрыгиванием вливались в весёлую кутерьму.

Кузнец озадаченно глядел по сторонам.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он Старика.

Старик грустно улыбнулся. Наконец Долан отбился от объятий Турона и склонился над детьми.

– Счастье какое, – горячо шептал он, с заботой осматривая ребятишек.

Он трогал их плечи, искал взглядом раны, заглядывал в лица. Трин отрешённо за ним наблюдала. А Турон надул грудь широким вдохом и подмигнул детям. Присутствие Трин его совсем не смущало. Да и кого может смутить ведьма с таким отсутствующим выражением лица, в испачканном платье и с грязной повязкой на руке. Турон не ощущал от неё никакой угрозы. На его лице сиял не только синяк, но и улыбка.

– Говорил же вам, ничего с ним не случится, – трубил Кузнец, но поймал неодобрительный взгляд Долана, что распалило его ещё больше: – Да я всегда мальчишкой сбегал в лес. И как видишь, не было ни разу, чтобы я оттуда не вернулся. Стою перед тобой жив-живёхонек.

Тут он осмотрелся и добавил:

– Хотя, если нет леса, то неоткуда и возвращаться.

Кузнец потрепал Кутыптэ по голове.

– Вот уж не ждал вас тут встретить, – изумлённо сказал Старик.

– А сестра твоя где? – спросил Турон.

Ялис с интересом взглянул на Старика.

– Давай не сейчас.

– Да. Всё потом, – суетился Долан. – Сейчас надо возвращаться.

Он взял детей за руки.

– У тебя сохранилась карта? – он обернулся к Турону.

Турон не успел ответить, потому что вереница людей со смехом пронеслась мимо и увлекла его в танец, и синяк на его лице замелькал среди разгорячённых лиц.

Долан покачал головой и с улыбкой посмотрел на детей.

– Он догонит.

Но тут раздался голос Трин:

– А ты спросил, хотят ли они?

Долан замер и посмотрел на Трин через плечо.

– Конечно, хотят, – с недопускающей возражения усмешкой ответил он. – Чего тут спрашивать?

Трин покачала головой.

– То, что они дети, ещё не значит, что они не могут решать сами.

Кутыптэ поднял на неё глаза. Она прочитала в этом взгляде уважение. Но Долан не отступал:

– Это говоришь мне ты? Та, кто утащила у нас девочку и обманом держала у себя?

– Это может сказать любой из нас, – возразила Трин. – К тому же этот мальчик доказал, что может постоять за себя сам.

Кутыптэ во все глаза смотрел на Трин. Что-то шевельнулось в его груди там, где ещё недавно висело проклятое ожерелье. Он медленно выудил руку из тёплой ладони Долана. Долан с непониманием посмотрел ему в лицо.

– Эй, ты чего это? – растерялся он, попеременно глядя в детские лица. – Вы разве не хотите домой? Назад? В деревню? Нас там ждут. Маруна испечет ваших любимых пирожков.

Долан выпустил ладошку Ирики, присел перед Кутыптэ и взял его за плечи.

– А твой Вихрь? Ты не забыл? Он же соскучился по тебе. Хочешь – и кота с собой возьми.

Долан кивнул под ноги. Кутыптэ посмотрел туда же и увидел любимый взгляд жёлтых глаз.

– Это не кот. Это мой друг.

Он присел и погладил дорогого Манула за ухом.

– Конечно. Конечно. Я всех вас хочу забрать. Понимаешь? Чтоб семья у нас была. Я уже говорил твоей сестре, как мечтаю о таких ребятишках. Правда, Ирика?

Ирика честно кивнула.

– И ты вернёшься? – с сомнением в голосе спросил Кутыптэ.

Ирика помяла губы.

– Я очень скучаю по маме. Мне нравилось, как она заплетает мне косу. За целый год никто не заплетал мне косу так красиво, как она. Даже у тебя это так не получалось, – Ирика посмотрела на Трин.

Кутыптэ взял сестру за руку.

– Я должен тебе кое-что сказать.

Она подняла на него взгляд.

– Мама с папой больше не вернутся.

– Я знаю, – тихо ответила Ирика, опустив лицо.

– Что? Откуда? Кто тебе сказал? – переполошился Кутыптэ.

– Ты.

Мальчик отпрянул.

– Ты разговариваешь во сне. Я давно всё знаю сама. Просто спросить не решалась. Я видела, как ты во сне плачешь.

Кутыптэ искал слова, но не находил. И снова разудалая ватага шумно пронеслась мимо и утащила в танец Кузнеца.

– Мы с тобой совсем одни, – сказала Ирика брату. – И быть с этими людьми лучше, чем без них.

Она взяла Долана за руку.

– А как же Трин? – шепнул Кутыптэ. – Ты сама называла её мамой.

Ирика испытующе посмотрела на волшебницу.

– Платье у неё красивое, – заметила она с оттенком лёгкой зависти.

Трин окинула себя взглядом и стряхнула пыль с рукава. Но подол юбки по-прежнему оставался испачкан.

– Если ты очень захочешь, – сказала Ирика, – ты тоже сможешь называть её мамой. Но ты не сможешь называть её папой.

– Я! Меня вы можете называть папой, – выпалил Долан, приложил к груди ладонь, и мальчик увидел в его взгляде искренность. – Я хочу быть вам папой. Ну сам посуди, есть ли тут тот, кто станет для тебя папой? Кто научит тебя охотиться и рубить деревья? Строить дом? Колоть дрова? Топить баню и жарить вкусное мясо?

Долан кивнул на Трин.

– А она? Чему научит тебя она? Вышивать да поливать цветы?

Если бы у Трин в волосах остались лепестки ледяного цветка, они наверняка вспыхнули бы от её гнева. Поэтому гневом вспыхнул только её взгляд.

– Мальчику обязательно нужен отец, – жарко дышал Долан и искал поддержки в глазах Кутыптэ. – Кто станет тебе папой здесь?

Внезапно рядом раздалось:

– Где? Где это? Где битва?

Все обернулись на крик, что заглушил даже музыку. Мальчик на мгновенье замер, а вскоре улыбка озарила его лицо, и он бросился вперёд.

– Ты жив! – закричал Кутыптэ и обнял человека, который только что выбежал из дома Хранителя времени с длинным багром в руке.

Взгляд Долана погас. Перед Кутыптэ стоял капитан Тос.

– Ха-ха-ха! Да что мне сделается.

Всё так же обнимая капитана, Кутыптэ посмотрел ему в лицо.

– Прости меня. Я не хотел, чтоб ты брал то золото. Я же просил тебя. Ты обещал!

– Дело былое, чего уж, – с широкой улыбкой отвечал капитан и взъерошил волосы мальчика. – А где же сражение? Я вижу только танцы. Или у вас танцевальное сражение?

– Оно кончилось. Но как ты тут оказался? И где твой корабль?

– Хе-хе, – раздался смешок подоспевшего Смотрителя. – Корабль прибило волнами к маяку, деревяшки вы деревянные. То у меня совсем не было древесины на растопку, то вдруг целая берёза приплыла. Пока мы с Манулом спускались поглазеть, как бах! Берёзка-то человеком обернулась. Да так рвался он в бой, что пришлось мне провести его коротким путём от маяка прямиком сюда вот.

С нескрываемым удовольствием капитан Тос слушал рассказ о себе, посмеиваясь и кивая с самым что ни на есть благодушным видом.

– Я так рад! – выпалил Кутыптэ, схватил капитана за руку и потащил к Трин.

С грустью во взгляде Долан смотрел, как детская ладошка держит руку чужака.

– Вот! – выпалил Кутыптэ, когда притянул капитана к волшебнице. – Ему отдай награду, которую ты обещала мне. Это он переправил меня через море. Он заслужил. Ему золото нужнее. Он хочет сделать золотые зеркала, чтобы в его деревне всегда было солнце.

Трин окинула незнакомца пристальным взглядом.

– Неужели у кого-то ещё остались чистые мечты? – отстранённо спросила она.

– Капитан Тос, – представился капитан с учтивым поклоном. – Я и моё быстроходное судно в вашем распоряжении.

Но тут кто-то дёрнул его за древко багра и утянул в бурную гущу танца.

Долан с тоской наблюдал эту встречу. Сердце его рвалось на части. Казалось, кровь в жилах стынет, замедляет свой бег, и внутри становится очень пусто. Так же пусто, как совсем недавно, когда он прорастал корнями в мёртвую землю и человеческое тепло покидало его, превращая в сухую древесину. Как вдруг кто-то пихнул его локтем. Он обернулся и увидел перед собой приветливое лицо, наполовину красное. Фонарщик хитро подмигнул Долану и повертел в руках шишку. Затем вырвал оттуда одну чешуйку с семечком и протянул Долану.

– На-ка вот, съешь.

Долан хмуро посмотрел на семечко.

– Я тебе что, белка, что ли?

Фонарщик добродушно улыбнулся.

– Съешь, говорят тебе. И недуг твой пройдёт. Ну, сам знаешь какой.

Долан недоверчиво принял семечко и покрутил перед глазами.

– Оно не поможет, если будешь на него только пялиться.

Фонарщик хихикнул.

– Откуда ты знаешь про мой недуг? – настороженно спросил Долан.

– Птичка на хвосте принесла.

В тот же миг на плечо Фонарщика уселась деревянная Кукушка.

К Трин подошёл Часовщик.

– Кажется, это твоё? Кукушка нашла.

Он протянул на ладони заколку в виде золотой стрекозы. Трин посмотрела на Ирику.

– Возьмёшь на память?

– Э, нет, – вмешался Долан. – Чтобы ты снова навеяла свои чары?

– Ты опять решаешь за детей?

– Красивая, конечно, – сказала Ирика.

Трин крутила в пальцах изящную вещицу и сказала, покачав головой:

– Я сделала её, чтобы уберечь тебя. Чтобы мир вокруг тебя не казался таким мрачным и неприветливым, каким он может быть на самом деле. Теперь я и сама поняла, что нельзя бояться. Бояться смотреть в лицо этому миру, каким бы несправедливым он ни был. Но если хочешь, оставь себе и все вокруг снова станет прекрасным.

Трин вздохнула.

– Мне так нравилось, как ты называла меня мамой.

Она протянула девочке ладонь с чудесной стрекозой. Во взгляде Ирики боролось любопытство и сомнение.

– Не надо, – она помотала головой.

– А я наоборот хочу! – выпалил Кутыптэ. – Ты можешь сделать такое ожерелье, как у меня было?

– Зачем тебе? – удивилась Трин.

– Я хочу, чтобы Манул снова меня понимал. А я понимал его.

Трин с грустью улыбнулась.

– Настоящий друг всегда тебя поймёт. Даже без слов.

Мальчик недоверчиво посмотрел на неё и взглянул на сидевшего у ног Манула.

– Ты меня понимаешь?

Манул крепче прижался к его ноге. Кутыптэ просиял, поднял друга и горячо его обнял, отчего пышная шерсть вспыхнула язычками пламени.

Тем временем гул танца нарастал с новой силой. Хоровод давно уже закружил всех, кто пришёл сюда с Доланом. Кузнец гоготал, вскидывая кулачища над головой. Братья-шахтёры молодецки отплясывали, отдуваясь и громко хохоча. В воздухе мелькал посох Погонщика, и в такт музыке вились вереницы облаков. Под ногами танцующих сновали ледовички, вёртко вкручиваясь в самую гущу веселья. Лишь Долан не давал себя утянуть в хоровод и всякий раз вырывал руку, если кто и пытался.

– Пора в путь, – сказал он и протянул ладони детям. – Идём?

Звенела музыка. Пели люди. Долан стоял перед детьми с протянутыми руками. Трин смотрела на его ладони с мозолями от недавней рубки леса. Кутыптэ молчал и не двигался. Пели люди. Звенела музыка.

– Прости, дядя Долан.

Долан тяжело вздохнул. Его руки безвольно повисли, будто злые чары снова превратили их в непослушные отростки. В глазах Долана Кутыптэ различил отчаяние.

– Ты вернёшься назад и не будешь один, – сказал мальчик и посмотрел на Трин. – А она остаётся совсем одна. И ей будет очень грустно. Я знаю, что это такое.

– И ради этого ты расстанешься с сестрой?

– А мы не расстаёмся, – сказала Ирика и пихнула брата.

– Но он же не хочет возвращаться, – запутался Долан.

– Я останусь с ним.

Кутыптэ внимательно посмотрел на сестру.

– Ну как я могу тебя оставить? – ответила она на его взгляд. – Должен же кто-то за тобой приглядывать.

Долан поник. Весь путь был проделан напрасно. Блуждание в тумане и паутина красной нити. Унизительные кандалы на руках в лагере Айтала. Поездка в мешке с углем. Превращение в дерево. Напрасно было всё.

– Долан! Давай к нам! – крикнул ему из танца Кузнец и махнул рукой.

Долан не отвечал. Он отвернулся от веселья и сутуло побрёл прочь. Трин смотрела ему в спину без насмешки. Без ненависти или злобы. Без улыбки, без радости на сердце и без торжества. Кутыптэ заглянул ей в лицо и взял за руку. Она опустила на мальчика взгляд обычной смертной женщины. И улыбнулась. Сквозь слёзы. Она ощутила, что Гыр-Пыбра – это больше не про неё.

Над равниной лилась музыка. Скрипач, дудочник и гитарист не замолкали ни на мгновенье. Погонщик и капитан Тос устроили шуточный поединок на палках и стучали ими в такт пляски. Над танцующей толпой неслась известная во всех краях песня:

Сегодня солнце вновь с утра, хей-хей!

А значит, новый день!

И этот день начать пора, хей-хей!

Зови скорей друзей!

В широкий хоровода круг

Пускай тебя потянет друг!

Хей, лоли-лоли-хоп! Хей-хей!

Хей-хей, хоп-лоли-хей! Хей-хей!

Ялис издали наблюдал за пляской, скромно держась на отдалении. Как вдруг кто-то закрыл ему ладонями глаза. Он улыбнулся, пощупал руки и спросил:

– Тайрок, ты?

Он убрал ладони с глаз, обернулся, и лицо его замерло в удивлении. Перед ним стояла девушка в длинном сарафане цвета васильковой поляны. Она теребила пальцами одну из двух косичек и смущённо поглядывала на Ялиса. Но всякий раз боялась надолго задержать на нём взгляд и отводила глаза. А они у неё были тоже васильковые, и ярко сияли на веснушчатом лице.

– Ты к-кто? – растерянно спросил Ялис.

Вместо ответа девушка обняла его и принялась щекотать, отчего он звонко рассмеялся, как хохотал совсем недавно, когда его точно так обнимало и щекотало дерево. Он отнял от себя руки девушки и заглянул в смущённое лицо:

– Так это ты?

Его глаза зажглись восхищением. Девушка хихикнула, кинув на него васильковый взгляд. Люди тем временем пели:

В широкий хоровода круг

Пускай тебя потянет друг!

Ялис схватил руку девушки и увлёк в хоровод. Всё крутилось перед его взором. Всё мелькало в этой круговерти. Сливалось в пёстрые узоры и расцветало всеми красками в лучах проглянувшего солнца. В этих картинках, казалось, всё стало так понятно и так всё стало видно, что можно было заглянуть за самый горизонт, в самое завтра, куда заглядывать умеет только Хранитель времени.

Девушка в сарафане цвета васильковой поляны однажды станет женой Ялиса. Свадьба будет такой же весёлой, с таким же ярким хороводом и долгими гуляниями до летнего рассвета. В волосы невесты будут вплетены разноцветные ленты, а голову Ялиса украсит венок из разнотравья, который невеста соберёт на лугу по ту сторону ручья с перекинутым мостиком.

Долан и его люди благополучно вернутся домой. Сынишка Турона со звонким смехом встретит отца и сразу же потащит играть в крепость. Свой синяк под глазом Турон объяснит тем, что напоролся на торчавший сук. Ну, чтобы напрасно не тревожить жену. И с синяком он ей будет нравиться даже больше. Ведь влюблялась она в дикого зверя, а не в домашнего кота.

Братья-шахтёры объединят усилия, чтобы скорее добыть руды, и совсем скоро Кузнец гордо выкатит из своей кузни сверкающий на солнце новенький бур.

Что до самого Кузнеца, то одним летним вечером он будет чинить петли на птичьем дворе у Карии. В благодарность она принесёт ему кувшин хмельной браги. Но будет удивлена его отказом. Тогда она угостит его свежим молоком из крынки, которую он примет из её тёплых рук. В воздухе будут витать былинки, одна из них попадёт Кузнецу в нос, и он смешно чихнёт, расплескав молоко. Кария рассмеётся и вытрет полотенцем его бороду. И задержит на нём взгляд.

А когда за окном будут стоять первые и потому ещё тёплые дни огненной осени, живот жены Долана округлится, как тыква из свежего урожая. Обычай собирать перья, разумеется, больше никто не поддержит, и жуткие легенды о кровожадной ведьме, что ворует девочек, развеет ветер. Тот самый, что разносит по округе дым охотничьих костров.

Люди, что обрели человеческое обличье и сейчас танцевали от радости, обустроят новую деревню у подножия замка и станут в нём работать. А работы будет хоть отбавляй. Каменщики, плотники, кровельщики, мельники, пекари, сапожники – кого только не оказалось в числе тех, кто обратился в дерево из Бесценной рощи или Цепкого леса.

Женщина в льняном сарафане с кружевной оторочкой найдёт свою пряжу.

Каэл тоже останется здесь и станет Хранителем памяти в библиотеке Трин. Он обучит детей чтению и письму, и они будут читать те же книги, которые когда-то читала Брия, и будут находить между страниц и на книжных полках птичьи пёрышки, морские камушки и раковины.

Перьям огромной Унук тоже найдётся множество применений. Из них будут мастерить лопасти для ветряных мельниц, паруса для рыбацких лодок, кухонную утварь и даже украшения. Ну и конечно, на них можно будет летать по всему Особому лесу и открывать его неизведанные уголки. А нашедшая пряжу женщина придумает использовать стержни перьев как вязальные спицы.

Природа на гиблом месте Цепкого леса со временем оживёт. Чудесный уголь и вода озера Лабынкыр, которую будет возить сюда Айтал на своих ладьях, помогут возродить густой лес меньше чем за два года.

Сам Айтал тоже обоснуется в Особом лесу, хотя поселится в уединении и построит домишко на берегу моря близ маяка. Под крышей его дома Чайка и Брон совьют гнездо, и скоро в нём окажутся совсем не камни. А у Айтала родится чудесная дочурка. Имя для неё будут выбирать всей семьёй и назовут Нагуя.

Но всё это будет позже.

А сейчас огромная Унук подставила крыло, по которому в её седло забрались Трин, дети и Манул. Над равниной без умолку лилась песня про друзей, когда Унук взмахнула крыльями в цвет звёздного неба, поднялась в воздух, а её тень заскользила по пока ещё безжизненной равнине, где совсем недавно шуршал ветвями гиблый лес.

Вслед огромной птице неслась песня и звенела в небе вместе с жаворонками.

В широкий хоровода круг

Пускай тебя потянет друг!

Хей, лоли-лоли-хоп! Хей-хей!

Хей-хей, хоп-лоли-хей! Хей-хей!

Трин сидела в седле и держала на коленях Ирику и Кутыптэ. Мальчик крепко прижимал к себе Манула. Манул понюхал его нос, и усы коснулись детского лица. Кутыптэ стало так смешно и щекотно, что он улыбнулся, и его рот мигом наполнился потоком свежего воздуха. И если бы кто-то мог сейчас его видеть, то непременно бы заметил, что у мальчика не хватает одного верхнего зуба.

2016-2022