Читать книгу: «Мир без завтрашнего дня: и солнце падёт»

Глава 1. По пятам.

Катвейк, Нидерланды

С момента, как Маркус занялся поимкой нескольких жителей Германии, связавшихся с английским нейробиологом из параллельного будущего, жизнь Наоми перестала быть прежней. И не только потому, что путешествия во времени оказались возможны, но и потому, что выведение формулы, позволяющей соединить ДНК человека и заражённого, перестало ассоциироваться с несбыточной мечтой, отчего впервые за пятнадцать долгих лет в животе что-то затрепетало от предвкушения. Ведь подумать только – благодаря компании из четырёх людей весь мир сможет встать на новую ступень эволюции, позволяющую больше не беспокоиться о вопросах вымирания, так как физические способности коматозников могут снабдить необходимым звериным инстинктом, избавляющим от кошмаров, дабы наперекор всему наслаждаться каждой прожитой минутой даже в такой, казалось бы, угнетающей обстановке.

Хотя, размышляя над тем, как всё должно выглядеть, Наоми пришла к выводу, что нынешнее положение как нельзя лучше подходит для перекройки мира, поскольку естественный отбор уже пройден, лучшие из лучших выявлены и всё, что осталось – дать им возможность обрести новых, усовершенствованных себя, мысли о чём поглощали с каждым разом всё сильнее и сильнее. И так вплоть до момента, пока вдруг Маркус не позвонил с новостью о том, что один из членов высланного отряда, ни с кем не согласовав свои действия, по всей видимости, из-за чувства собственной важности, упёрся плечом в приклад и навёл прицел на застывшего внезапно учёного, который, почуяв что-то неладное, уже в следующее мгновение вместе со всеми остальными побежал до ближайшего укрытия, оказавшегося загородной веткой метро. Что, впрочем, возможно, было бы не так плохо, если не тот факт, что внутри всё может кишить заражёнными, как по итогу и оказалось.

Правда, ни Маркус, ни кто-либо из отряда этого не застал – для них Кёнинги разыграли небольшой спектакль, который произвёл впечатление, будто они выбежали обратно на улицу, когда на самом деле спрятались в одном из перевёрнутых на бок вагонов, после пропав с радаров. В буквальном смысле, так как после этого инцидента, сигнал, который шёл от учёного и позволял отслеживать каждое действие, последний раз прозвучал на территории Нюборга, откуда была всего лишь одна дорога, знакомая Маркусу непонаслышке. И всё из-за того, что во времена, когда Наоми ещё питала надежды получить от кого-нибудь поддержку, ему приходилось несколько раз мотаться в Объединённое Королевство, дабы выслушивать многочисленные отказы, вызванные страхом потерять часть сохранившейся цивилизации во время требуемых опытов.

Среди них самыми опасными и рискованными были эксперименты над заражёнными, и, справедливости ради, Маркус тоже не считал их самыми безопасными, как минимум, в силу того, что местные врачи даже не представляют, с чем именно нужно столкнуться и как себя вести в ситуации, когда на тебя стрекочет шестифутовый монстр. Что уж говорить о медицинском оборудовании и в целом технологиях, несмотря на внешнее изменение, оставшихся ещё с 2008 года, что можно заметить по тому, как не поменялась пограничная военная база, где все военные, к превеликому удивлению, пребывали в очень неспокойном настроении, позволившем без проблем зайти на территорию огромного ангара.

– Терри? – слышится непривычно английский отклик, заставляющий обернуться и увидеть перед собой статную фигуру в погонах майора. – Если опять хочешь предложить безумные переговоры со своей учёной, то уходи отсюда. Нам всем сейчас не до тебя!

– Это я вижу, Ларс, – вспоминая имя почти что коллеги, Маркус делает несколько шагов вперёд, пристальнее разглядывая творящийся вокруг хаос: продырявленные от пуль стены, капли крови на полу, повсюду куча санитаров и врачей, периодически выносящих на носилках чёрные продолговатые пакеты. – Что у вас тут стряслось?

– Нападение нескольких молодых людей, – немного помявшись, всё же решил поделиться мужчина, при этом тяжко вздыхая от того, что к подобному явно никто не готовился из-за того, что данная база служила, можно сказать, муляжом для спокойствия мирных граждан. – Они пытались незаконно пересечь границу на старой лодке, ещё и в компании парня, который по документам вот уже как пятнадцать лет мёртв.

– Его случайно зовут не Руди Гонсалес? – сразу сообразив, что к чему, задаёт вопрос он, на что тот хмурится, как бы всем своим видом давая понять, что так и есть. – Потому что если да, то я как раз приехал сюда за ним и за сопровождающими его ребятами, нужными мне для одного дела. Не понимаю только, как они могли у вас здесь устроить переполох?

– На твоём месте я бы не называл это простым «переполохом», потому что ранили и убили большую часть солдат FEDRA, – голос приобрёл слишком металлические нотки, и, по-военному сложив руки за спиной, майор невербально просит последовать за собой в коридор. – И это я молчу о том, что один из этих, как ты выразился, ребят решил поиграть в потрошителя.

– В каком смысле?

– Сейчас увидишь.

На этих словах, пройдя ещё немного, мужчина подходит к дверям медблока и несильно толкает их, открывая вид на ярко-белую комнату, где в самом центре столпилось несколько криминалистов с планшетами и фотоаппаратами, фиксирующими нанесённые трупам увечья, масштаб которых Маркус пока только мог представить, основываясь на опыт военных лет. Ведь что может быть хуже кровавого ужаса на передовой? Особенно в странах, где одно убийство всегда показательнее другого для эффекта запугивания, впрочем, по прошествии времени срабатывающего не так как нужно, почему удивляться, казалось бы, нечему.

Однако стоит людям в санитарной одежде по приказу расступиться, как Маркус впадает в ступор: перед ним на полу лежит военный – Петер Франссон, которого он знал ещё до случившегося апокалипсиса, и миниатюрная медсестра с вьющимися волосами, обрамляющими прекрасное личико с застывшей гримасой удивления, ужаса и боли от того, что грудная клетка разорвана, а орган, обеспечивающий ток крови по кровеносным сосудам находится совсем недалеко. Прямо у ног бывшего коллеги, чьё лицо разукрашено множественными глубокими порезами, нанесёнными словно каким-то диким зверем вроде гризли или тигра, который, однако, даже при всей своей жестокости не мог сделать того, о чём поспешили рассказать криминалисты, указав на перепачканный шкафчик, куда убийца в спешке спрятал тела и скрылся.

Не сказать, что самым оригинальным способом, да и это было не важно, потому что майор оказался прав – здесь поработал настоящий маньяк, но… Маркус не мог поверить, что это сделал кто-то из тех детишек, даже когда ему показали записи с камер видеонаблюдения, где отчётливо видно, как Барбара – с виду хрупкая и только-только пришедшая в себя с помощью кислородной маски – ни с того, ни с сего наносит, наоборот, коренастому и сильному, Франссону удар в солнечное сплетение, после хватая скальпель для того, чтобы вонзить лезвие в плечо и приступить к медсестре. Только на этот раз уже с голыми руками, которые оказываются практически по локоть в груди девушке, издавшей хриплый вздох из-за вырванного сердца, которое вместе с обломками рёбер и тканей лёгких ещё билось в чужой холодной ладони.

Хотя самое худшее зрелище – то, как Барбара вдруг резко хватает сначала одно тело, потом второе, и небрежно и, кажется, даже ломая некоторые кости, засовывает их в тот самый небольшой ящик, насквозь пропитавшийся кровью, которую также быстро и небрежно пришлось смывать с рук и пола для того, чтобы идущий в её сторону Лип ничего не увидел. Не понял, что его сестра только что зверски убила ни в чём невиновных людей, позже сделав то же самое уже на пару с остальными, запрыгнувшими в автомобиль, вычислить местоположение которого не составило труда засчёт сохранившихся технологий по типу интернета и городской системы видеонаблюдения, вызывающей у Маркуса лёгкую ностальгию. В первую очередь по временам, когда приходилось ходить каждый день на работу, заключающуюся в защите и помощи учёной, однажды вытянувшей его из лазарета, где воздух был пропитан гноем и потом, а лучший друг всё равно улыбался, чтобы приободрить перед тем, как врачи озвучат диагноз.

С одной стороны – не смертельный, но с другой – несовместимый с работой наёмника, поскольку никому не нужен солдат с параличом нижних конечностей вследствие неудачного падения во время военных действий в Ираке, откуда многих увезли в свинцовых закрытых гробах в то время, как он выжил. Если, конечно, так можно было назвать то состояние, когда вынужден передвигаться на инвалидной коляске, несмотря на то, что до этого спокойно бегал, прыгал, ходил – одним словом делал всё то, что свойственно людям, не знающим, какого это – чувствовать себя обузой. Понимать, что начальство продолжает держать у себя в запасе только в качестве сожаления, которого Маркус ненавидел всей душой до момента, пока в палату не вошла статная женская фигура в белом лабораторном халате с виднеющейся на груди вышкой в виде змеи, обвивающей посох Асклепия на фоне глобуса с тремя буквами:

NFE.

Расшифровывались они как Naomi Forsberg Enterprise, что показалось на тот момент бывшему наёмнику слишком самодовольным названием, однако в конечном итоге ставшим тем местом, которое он искренне полюбил засчёт того, что Наоми вернула возможность снова находиться в строю. И плевать, что ради этого пришлось не раз ложиться на операционный стол и подписывать тонну бумажек на согласие о внедрении разного рода веществ в свой организм, принявший все изменения настолько положительно, что прошло уже два десятка лет, а он по-прежнему в отличном состоянии. Ну, если не считать лёгкую усталость из-за незаконченного дела, обещающего растянуться ещё на какое-то время из-за того, что Кёнингам, Найту и Гонсалесу хватило ума на то, чтобы разделиться и запутать следы.

Для чего именно – не понимал никто. Даже сами власти, и без того озадаченные тем, что местные жители, верящие в неприступность Эресуннского пролива, отказались выходить на работу до тех пор, пока не будут найдены преступники, разгромившие выставочный зал с значимыми для искусства скульптурами, теперь расколотыми на несколько частей, на сборку которых уйдёт несколько месяцев, и взявшие в заложники старушку, что оказалась заперта в собственном туалете с помощью дополнительной подпорки в виде стула.

– Säg mig, vad såg du? Kommer du ihåg ansikten på dem som bröt sig in här¹? – на шведском языке задавал вопросы полицейский, держащий в руках планшет, куда с помощью стилуса записывал слова пострадавшей, не обращающей внимания на то, что по квартире разгуливали и другие люди в форме.

– Jag kunde inte se deras ansikten eftersom en av dem omedelbart började hota mig med en pistol. Men det verkar som om de pratade om en resa till Oslo och laboratorierna².

– Tack, frugan³, – спустя несколько мгновений, сделав ещё несколько заметок, полицейский слегка наклоняется вперёд, как бы в поклоне, после чего поворачивается к стоящему за спиной наёмнику, который всё это время покорно ждал перевода. – Эта мэм говорит, что те ребята говорили о поездке в Осло и лаборатории.

– И всё? – чёрные густые брови изогнулись другой.

– Простите, сэр, но за пятнадцать лет изоляции многие мирные граждане забыли английский или вовсе перестали его учить, – тот пожал плечами, и словно в подтверждение его слов, старушка как-то странно начала хлопать ресницами. – Для выявления каких-то деталей можно было бы воспользоваться ноутбуком, в котором беглецы наверняка искали информацию, но, увы, его они забрали с собой.

– А что насчёт той лаборатории в Осло?

– Это Battelle – ранее всемирно известная компания, – неожиданно заговорил женским голосом ИИ, слышать которого удавалось благодаря всегда присутствующему наушнику. – До катастрофы она занималась генной инженерией патогенов и оценкой их потенциала, как агентов биотерроризма и новые нетрадиционные пути заражения такими агентами. Какое направление лаборатория имеет сейчас – неизвестно, однако, если верить мотивам Руди Гонсалеса, вероятнее всего, причиной поехать туда стало выявление компонента, обеспечивающего человека иммунитетом к вирусу.

– Звучит здраво, – уже не обращая внимание на ничего не понявшего полицейского, Маркус стремглав выходит из квартиры на лестничную клетку, нажимая кнопку вызова лифта. – Сможешь заказать каршеринг и построить самый быстрый маршрут до туда?

– Конечно, – в этот момент на небольшом устройстве, всегда закреплённом на запястье, появляется панель с изображением карты и проложенного на ней за несколько секунд маршрута, должного занять семь с лишним часов.

И это с учётом пробок и светофоров, от которых за столь огромное время удалось отвыкнуть, что также можно сказать и про радио, где играют песни, выпущенные как и до апокалипсиса, так и после него, отчего где-то внутри зарождается приятное тепло. Хотя, казалось, музыка никогда не являлась главной отдушиной, да и шведы исполняли не так хорошо по сравнению с Westlife⁴ или, например, LFO⁵, каких Маркус в своё время терпеть не мог, а сейчас… обстановка живого города нагоняла тоску, чего не смог не заметить даже искусственный интеллект, однако не знающий, как в таких ситуациях действовать, почему его голос снова раздался в наушнике лишь по приезде в лабораторию, которая уже была оцеплена местными правоохранительными органами, допрашивающих сотрудников и в первую очередь пострадавших.

Ими оказались двое учёных: один кудрявый, высокий и худой, второй – чуть ниже ростом и довольно неуклюжий в корпусе, что особенно заметно при диалоге, содержащем чёткое описание того, как они просто вышли на перекурс, а потом бац – кто-то подошёл сзади и вырубил их, оставив без специальных халатов и, самое главное, пропусков. Ведь, как известно, работая в крупной компании, ты можешь потерять всё, но если кому-то в руки попала твоя карточка со специальным доступом – лучше написать заявление по собственному желанию в более сжатые сроки, как теперь и хотели сделать эти парни, хотя, по сути, их вины в произошедшем не было.

Просто так получилось, что они оказались не в том месте и не в то время, тем самым позволив Гонсалесу и Филиппу Кёнингу проникнуть на нижний этаж, где всё чересчур походило на кабинет Наоми: небольшие холодильники с голубой подсветкой и хранящимися внутри колбами, банками и пробирками, подписанными от руки; огромный рабочий стол с несколькими широкоугольными мониторами; стеклянная маркерная доска с какими-то вычислениями и рисунками молекул; и многое-многое другое, что Маркус, кажется, никогда в жизни и не видел. Однако времени детально рассматривать всё нет, поэтому под предводительством других сотрудников, он подключается к системе управления и принимается изучать записи камер видеонаблюдения.

На одной из них Руди и Лип проходят через турникеты и вызывают лифт.

На второй они оба выходят на минусовом этаже и попадают в то самое помещение, где он сейчас сидит, первым делом подойдя к ящику со всеми необходимыми инструментами для забора крови. После использования учёный из будущего выкинул их в мусорку, явно не заботясь о том, что кто-нибудь из других сотрудников по наводке сможет это достать и попробовать исследовать материал, даже если там осталась всего одна несчастная капелька.

На третьей Кёнинга помещают в магнитно-резонансный томограф для получения дополнительных снимков, до которых, впрочем, Гонсалес так и не дотрагивается, сконцентрировав внимание на полученных анализах, позже перекаченных на первую попавшуюся флешку, дабы ещё подробнее изучить это потом. И снова не важно, что копия останется на компьютере, подключившись к которому, искусственный интеллект отправляет всё Наоми, решившей заняться ролью детектива в режиме реального времени при помощи голограммы, демонстрирующей её в полный рост.

– Даже удивительно, как они так смогли оставить столько данных о своём появлении здесь, – она ухмыляется краешком накрашенных губ и тут же лезет открывать на виртуальной панеле задач присланную информацию, которую ИИ несколько секунд обрабатывал для того, чтобы открыть сразу несколько окон.

– Либо это ловушка, либо дело в том, что за несколько лет апокалипсиса удалось забыть о способностях современных технологий, – озвучивает свои мысли Маркус, при этом не отвлекаясь от просмотра видео, сделанных уже после выхода из лаборатории.

– Второе более вероятно, так как он не может знать, что мы хотим поймать их для понимания, на чём строится иммунитет, а значит, нет нужды намеренно подсовывать нам не то, – довольно логично связала всё учёная, не зная, что на самом деле всё обстояло совершенно иначе, поскольку не стоит забывать, что Руди из параллельной реальности, и от своего отца слышал об истинном плане.

А именно – использовать «вирус» в качестве биологического оружия через симбиоз, который якобы поможет человеку встать на высшую ступень эволюции и больше не беспокоиться о вопросах вымирания ни с глобальной точки зрения, ни с вторженческой, о чём сам Маркус, кажется, начинал постепенно забывать, действуя по инерции. Например, как сейчас, пока Наоми внимательно разглядывает страницу за страницей, где первым в глаза бросились странные показатели лимфоцитов – они в несколько раз превышали норму, что вполне очевидно намекало на лимфоцитоз, являющийся признаком того, что иммунная система активировалась в ответ на заболевание.

При этом, в остальном показатели были абсолютно нормальными, без какого-либо намёка на проникновение в организм вирусной инфекции, что вызвало небольшой диссонанс в том числе у искусственного интеллекта, который тут же принялся анализировать следующий лист, где расписаны результаты световой микроскопии дифференциально окрашенных метафазных хромосом и культивированных лимфоцитов периферической крови. Хотя Наоми казалось, что ни один современный, даже в процветающей Норвегии, аппарат не способен сделать это без отдельного ряда процедур со специальными красителями, позволяющими выявлять неоднородные участки хромосом и определять их кариотип – то есть нумерованный набор хромосомных пар, которые у Филиппа опять же выглядели совершенно иначе.

– Увеличь, – приказала учёная, тем самым завладев и вниманием Маркуса, озадаченно посмотревшего на выведенный на экран крупный текст с приложенным изображением множества спиралевидных цепей, частично выделенных яркими цветами, явно имеющими какое-то своё сакральное для вирусолога значение. – Странно… Ни одна из хромосом не выглядит так, как полагается, однако не провоцирует синдром Дауна, Патау, Эдвардса и дальше по списку.

– И что же это по-твоему значит? – наёмник полноценно отвлёкся от просмотра записей с камер видеонаблюдения.

– Вопрос очень хороший, так как общие показатели почти все в норме, – Наоми склоняет голову чуть вбок, переводя взгляд на предыдущую, вызвавшую не меньше вопросов, страницу. – Конечно, есть один момент, но не думаю…

– Могу предположить, что у Филиппа Кёнинга возникла транслокация вследствие повреждения ДНК, – перебил металлический голос, заставив снова обратить внимание на снимок. – Как правило, это двунитевые разрывы с последующей ошибкой репарации, из-за чего могут возникать различные мутации, все из которых невозможно предугадать или вовремя распознать.

– Это понятно, и всё же…

– Нельзя исключать, что, если Руди Гонсалес оказался прав и у этого молодого человека есть иммунитет к вирусу, – проигнорировав слова своего создателя, продолжил ИИ, – то причиной тому как раз хромосомная перестройка. Тем более, что оказывается, подобное было и у их матери.

В этот момент на экран выводится найденная в архивах медицинская карта Вивьен Кёнинг, где ещё двадцать пять лет назад в одной из клиник Берлина ей сообщили точно такой же «диагноз».

Глава 2. Незначительное в прошлом и важное в будущем

1998 год

Дрезден, Германия

Ещё в самом начале отношений Эврет и Вивьен дали друг другу обещание, что перед тем, как завести детей, они пойдут в частную клинику и сдадут все необходимые анализы, сколько бы евро это не стоило, поскольку не может быть ничего важнее, чем здоровье будущего поколения. Тем более, что, несмотря на развитие технологий, нужно учитывать множество факторов, начиная от группы крови и резус-фактора, и заканчивая проявлением нежелательных патологий из-за наличия у одного из родителей генетического заболевания. Конечно, не обязательно несущего угрозу, и всё же лучше перестраховаться, как они и поступают, начав посещать одного врача за другим – иногда вместе, иногда по отдельности, что также касалось повторного посещения для оглашения результатов.

Хотя последнее зависело исключительно от графика работы, которая у Вивьен не имела постоянного характера, тем самым позволяя без какой-либо привязки приезжать даже рано утром, когда в здании сидят одни пенсионеры и мамочки с маленькими детьми, вызывающими каждый раз мысли о том, каково это – быть родителем. Выносить своего собственного ребёнка. Наблюдать за его ростом и развитием. Учить тому, что хорошо, а что плохо. Видеть, как он делает первые шаги, идёт в школу, сталкивается со своей первой влюблённостью, что на девяносто девять процентов закончится не самым лучшим образом, потому что такова несправедливость взрослой жизни. И это ещё один аспект воспитания, который пугал Вивьен больше всего в силу того, что для ребёнка хотелось только самого лучшего, почему они с Эвретом и решились на столь ответственный шаг, который сегодня вёл в кабинет к доктору Топферу – специалисту по кариотипированию.

– Кёнинг, проходите! – сразу же, как только ботинки переступают порог, слышится мужской голос, принадлежавший полному, лысому мужчине за столом, где лежит папка с документами. – У меня для вас есть сразу две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

– Эм… – от такого резкого и не предвещающего ничего хорошего заявления Вивьен искренне замешкалась, присаживаясь на стул и ставя себе на колени сумочку, – давайте с плохой?

– Хорошо, как скажете, – доктор откидывается на спинку своего кресла и складывает руки на груди, при этом глазами впившись в лицо сидевшей напротив шатенки с длинными вьющимися волосами. – Единственное, попрошу вас так сразу не пугаться, потому что на самом деле ничего очень опасного мы не нашли – всего лишь в ваших хромосомах произошёл небольшой сбой, вызвавший обмен лоскутов хромосом.

– Это… как?

– Обычно из двадцати трёх пар хромосом двадцать две из них имеют одинаковое строение, как у мужчин, так и у женщин, но у вас произошла некая генетическая поломка, в ходе которой каждая клеточная структура приобрела совсем другой внешний вид, – не знал, как ещё объяснить не медицинским языком тот, начиная тереть большие пальцы друг об друга. – Как я уже повторился, это не смертельно опасно, однако, несмотря на то, что у вашего мужа всё в этом плане в порядке, нельзя гарантировать, что ребёнок унаследует его генетику.

– То есть, вы хотите сказать, что есть риск возникновения какого-то заболевания? – хотя голос не дрогнул, внутреннее Вивьен оказалась застигнута врасплох от того, что данный анализ вот так запросто смог поставить крест на их с Эвертом желании воспроизвести на свет, как минимум, ещё одного Кёнинга.

– Да, и причём достаточно высокий из-за того, что ваш вид мутации ранее не встречался даже в практике у моих коллег из других стран, – предельно честно озвучил док, продолжая смотреть прямо в зелёные глаза, потемневшие от подступившей влаги. – Хорошая новость заключается в том, что, даже при наличии генетических заболеваний, если вы всё ещё хотите сами забеременеть, можно попробовать ЭКО.

В ответ доносится лишь тихое «я подумаю».

На самом же деле о подобном не могло идти и речи, невзирая на то, что в этот же вечер дома Эврет сказал, что в случае согласия на данную процедуру, для него ничего не изменится: он по-прежнему будет любить её и сделает всё возможное для беспечного будущего их малыша, которого в конечном итоге Вивьен решила выносить и родить сама в надежде, что судьба их пощадит. Как, к счастью, и произошло – в 1999 году на свет появляется абсолютно здоровый Энтони, а в 2003 – такие же крепкие близняшки Филипп и Барбара, однако, не сумевшие прожить долгую и счастливую жизнь из-за того, что вот уже как пятнадцать лет зовётся закатом человечеством.

Хотя, справедливости ради, всё же нельзя сказать, что никто из троих Кёнингов не был по-своему доволен сложившимися обстоятельствами и укладом жизни в экопоселении, названным Берлином в честь павшей столицы, от которой остались одни руины и воспоминания, живущие благодаря скромной надежде на то, что когда-нибудь нет-нет да заражённые прекратят своё существование и Земля начнёт восстанавливаться. Медленно, со скрипом, но нагнав всё упущенное, возможно, благодаря помощи Федеративного агентства по урегулированию стихийных бедствий. Если, конечно, до него дойдут сведения о том, что Вивьен Кёнинг всё же передала детям свою генетическую поломку, являющуюся первым шагом на пути к созданию вакцины.

Правда, слишком высокой ценой.

– А другие варианты есть? – попытавшись отойти от тревожных мыслей, Барбара первая нарушила повисшую в комнате тишину и посмотрела в сторону учёного. – Можно там как-нибудь… не знаю, сделать это безопасно? Без бессмысленных приношений в жертву?

– Это не будет бессмысленным и «приношением в жертву», – в своей любимой, слегка ненавязчивой форме поправил Филипп так, словно его смутила только эта формулировка.

– Он предложил разложить тебя на атомы, – она сделала акцент на каждом слове, из-за чего немецкий акцент стал намного ярче, – так что нихрена – я сказала всё правильно. Или ты только за, чтобы позволить ему сделать это?

– Если другого способа нет, то, ради спасения человечества, я готов, – без малейшего намёка на браваду, спокойно ответил Лип и для достоверности даже расправил плечи и задрал подбородок.

– Супер! А я не готова терять ещё одного брата для создания какой-то колбочки, способной исцелить заражённых, поэтому, будь так добр, поменяй местами голову с задницей и пойми, что примерка роли супермена не для тебя, ладушки? – в довольно резкой форме отпарировала Барбара, не скрывая проявляющуюся злобу на сложившиеся обстоятельства и то, что близнец спокойно готов с ними смириться. – Оставь эту роль кому-нибудь другому.

– Кому? Я единственный, кого обошло стороной заражение.

– Да, но Руди тоже имеет иммунитет, а значит, случай мутации, обеспечивающий иммунитет, не единственный, – с максимальной осторожностью вклинился в жаркий спор Винсент, полностью поддерживающий стремление найти другой способ выведения антидота.

– Конечно, – Лип кивнул и тотчас опроверг: – Только вот на их поиски у нас может уйти непозволительно много времени, не говоря уже о слишком большом риске, что они также инфицированы или вовсе мертвы, из чего следует сделать вывод, что возможность, которая есть у нас сейчас, нельзя упустить.

– А то что? – с капелькой вызова в сопровождении с промелькнувшей во взгляде эмоциональной бурей, спросила Бэбс. – Думаешь, срок действия твоей хромосомы или чего там пройдёт, и ты станешь обычным человеком? Или, может, коматозники переубивают остатки выживших, полностью подчинив себе планету?

– Не язви, пожалуйста.

– Нет-нет, что ты, – не сбавляя напора, она театрально подняла руки как бы в знак капитуляции. – Просто хочу выяснить, какого хера твой мозг стал думать, что дать себя убить на операционном столе очень крутая идея, когда есть много других способов! Например… например… наша мать! Она же тоже иммунна, так что нам нужно лишь найти её и уговорить на самопожертвование ради благой цели, что, как по мне, звучит не так уж и сложно, тем более, что путешественник с ней знаком, верно?

– Верно, – подключился к разговору Гонсалес, когда две головы повернулись в его сторону, – однако так было в моей реальности. Как в вашей – сказать, мягко говоря, сложно с учётом кардинальной разницы событий в связи с чем остаётся разве что положиться на то, что имеется на данный момент. То есть, как бы прискорбно не звучало, на Филиппа, который, после того, как всё завершится, обязательно войдёт в новейшую историю.

– Нет, вот уж хрен вам обоим! – продолжала гнуть свою линию Барбара и для более понятной демонстрации своих намерений показала два среднего пальца. – Я дам согласие на это только после того, как мы поймём, что попытки найти нашу мать тщетны, ясно?

– Как? Мы же даже не знаем, как её искать! – не выдержав, Лип так же повысил немного тон, подумав, что, может, через такую подачу до сестры дойдёт, что, как ни старайся, ничего лучше уже не придумать, и лучше не тянуть, пока они ещё находятся на территории страны, которая может обеспечить необходимыми людьми, оборудованием, а позже и системой распространения вакцины.

– Вообще-то у меня есть догадки, – немного выдохнув, проговаривает она, и не нужно иметь превосходную дедукцию, чтобы понять, о чём или если быть точнее, о ком пойдёт речь: – Другой вопрос, вам это может немного не понравится из-за риска оказаться повешенными за дезертирство или «предательство».

– Думаешь, там найдётся кто-то, кто мог быть знаком с вашей матерью? – практически с полуслова понял Винс, в то время как остальным потребовалось ещё несколько секунд для осознания прозвучавшего.

– Ну, прошло, конечно, пятнадцать с лишним лет, но вдруг Марлен что-то помнит о том дне и сможет дать наводку, с помощью которой мы относительно быстро сможем выйти на нужный след. Другого варианта я, по крайней мере, не вижу.

– Учитывая, что, по твоим словам, в вашем лагере вас не ждёт ничего хорошего, – вновь послышался голос Руди, что встал со своего места и подошёл к лежащему недалеко от Винсента ноутбуку для того, чтобы вбить что-то в поисковик, – я бы поступил иначе. Тем более, что на девяносто девять процентов она поехала в «Тихую Гавань».

– А если нет? – тут же прилетело в ответ парирование. – Мы уже несколько раз думали, что у нас всё так же, как в твоей реальности, но оказывались не правы, так что намного лучше проверить по нашим источникам.

– Как скажешь, – не стал спорить он, понимая, что, возможно, так и правда будет немного эффективнее. – Только это всё равно не отменяет того, что в лагерь можно не возвращаться, потому что апокалипсис апокалипсисом, но уверен, как минимум должны остаться эвакуационные пункты, содержащие информацию о том, кто и откуда приехал, поскольку у всех запрашивали документы.

– Он прав, – согласился Винсент, подойдя немного ближе для того, чтобы внимательнее рассмотреть открытую на украденном ноутбуке карту местности настоящего Берлина. – Правда, не совсем известно, как военные документировали эту информацию и хранили ли её вообще, потому что помнишь, – в этот момент карий взгляд упал на напарницу, – некоторые разведчики рассказывали, что в самом конце всех уже пускали без разбора?