Читать книгу: «Я на тебе (не) женюсь», страница 2

Глава 3

Иван

Машуля так стушевалась, что уселась на пассажирское сидение и даже забыла ремень безопасности пристегнуть. Схватилась, вон, обеими ладошками за щечки, полыхавшие кумачом. Охренеть! Член вздыбился и требовал освобождения. И это я её ещё не трогал. А вот возьму и потрогаю.

Я нагнулся, нависнув над Машулей. Она взвизгнула.

– Папаша Пирогов, вы чего руки распускаете? – Ресницами хлопнула и губы сжала так соблазнительно, что я тут же захотел к ним прижаться и облизать языком.

Ни слова не говоря, я нащупал ремень безопасности и пристегнул Машулю.

– Пристегнуться забыла, Евграфовна, – хмыкнул я и сел на место.

– Сам ты Евграфович. Я Мария Евлампиевна. И вообще…

Я дернул машину с места, да так резко, что Машулю вдавило в кресло. Она выругалась – я рассмеялся.

Несколько минут ехали молча. Я пытался совладать с пожиравшим меня желанием остановить машину в какой-нибудь темной подворотне, завалить Машулю на заднее сидение и как следует трахнуть. Она, видимо, строила планы, как этого не допустить.

– Чего вы таращитесь на меня, папаша Пирогов? – не выдержав напряжения, спросила Машуля.

И что за дурацкая фамилия, а в её устах в сочетании с «папашей» она вообще звучала оскорблением.

– Да вот думаю, что мне теперь с тобой делать, Марь Иванна. – Я побарабанил пальцами по рулю. – То ли директору рассказать про твоё внеклассное хобби, то ли… – Я сделал паузу. Пусть понервничает.

– То ли? – раздраженно подтолкнула меня Машуля к продолжению речи.

– То ли жениться на тебе.

– Совсем дурной, что ли? – покосилась она на меня, как на полоумного.

– Говорят, муж в суде имеет право не свидетельствовать против жены, – с серьезным видом сказал я.

– Пирогов, у нас в стране двоеженство пока ещё запрещено.

– Двоеженство? – слегка опешил я.

Блин! Я уже и забыл, что я вроде как сегодня роль Аришиного мужа играю. Меня разобрал смех. Бросив взгляд на Машулю, я увидел, что она смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Ну, тогда есть третий вариант, – подмигнул я ей.

– Я даже слышать его не хочу.

Умная рыжая сучка! На раз раскусила меня.

– Слушай, Машка, я как вспоминаю тебя на том столе, так стояк двое суток не проходит. Имей совесть, спаси мужчину! – умоляюще попросил я.

– Пусть тебя жена спасает, – фыркнула Машуля.

– А, может, она мне не даёт!

– Подрочи.

– Офигеть! – заржал я. – И почему у меня такой училки не было, когда я в старших классах учился.

– А вот это факт удивительный! – Машуля изогнула темную бровь.

– Что именно?

– Что ты, оказывается, в школе учился. А с виду неандерталец неандертальцем.

– Пи***ц ты горячая! – широко улыбнулся я.

– Ещё одно матерное слово – и я тебе лицо разобью, – пообещала Машуля. – Учти, у меня отличный удар правой.

– Все-все, сдаюсь! – поднял я руки.

Мы встали в пробку. Машина медленно толкалась среди других. Машуля отвернулась к окну. Я уставился на её коленки, которые трогательно выглядывали из-под края юбки. Рука сама собой потянулась к ним, до безумия хотелось потрогать Машулю.

– Не советую, – даже не повернувшись, сказала она. – Отвези меня уже домой, папаша Пирогов. Устала до чертиков.

– Может, в гостиницу сначала. Помогу снять усталость, – подмигнул я ей.

Она повернулась, осмотрела меня оценивающе. Прямо вот так в наглую, с ног до головы. Обычно я так баб рассматриваю.

– Ты, конечно, экземпляр особенный, – сказала наконец Машуля, – но я в койку к женатикам не прыгаю.

– Да ну! – не поверил я.

– Принципы, – расплылась она в ухмылочке.

– А если я не женат?

– Вот когда будешь не женат, тогда и поговорим.

Машуля резко отстегнулась и открыла дверь автомобиля.

– Ты куда? – обалдел я.

– Метро вон, – кивнула она на горящий неоновый знак метрополитена. – А ты сам стой в своих пробках, папаша Пирогов. Вон она какая длинная. Время подрочить хватит. – Она расхохоталась и выскочила из машины.

Вот сучка рыжая! Как назло, мой ряд вдруг резво поехал, и я не имел возможности быстро припарковаться, чтобы догнать Машулю. Да и где бы я её догонял? В метро? Да я даже не знаю, как им пользоваться. Ладно, далеко не убежит. Сколько в Москве Заведеево-Загорских Марий Евлампиевн? Наверняка, одна-единственная. Завтра же поручу своему человечку раздобыть мне её адрес, телефон, количество любовников и размер груди. Хотя последнее я и на глаз мог определить: у Машули полноценная троечка. Тут же вспомнился изгиб бёдер, их плавное покачивание, кружево на молочной коже, гладкой, словно шёлк. Поэт, блин!

Красивых телок я видел много. Но рыжая малышка, так отчаянно вытанцовывающая на столе клуба, меня завела в тот вечер так, что даже снилась. Бывают такие женщины: вроде бы и не самые красивые раскрасавицы, но есть в них задор. Вот и в Машуле было это. Неуловимо-прекрасная. Огненная. А дерзкая какая! У меня аж челюсть сводило от желания засадить ей.

Ну что? Придётся найти её и обезвредить, иначе от желания мои яйца могут сдетонировать. Правда, сначала нужно будет рассказать, что никакой я не папаша Пирогов, а Иван Рокотов. Женат ни разу не был и не буду. Расскажу, а потом мы с горячей училкой натрахаемся вволю. Член снова напрягся в предвкушении.

В голове всплыли слова лучшего друга и босса Рената Несветаева: «Надо женить тебя на какой-нибудь училке, чтобы она тебя уму-разуму поучила». А что? Вон какая крышесносная училка мне досталась! Жениться я, конечно, не буду, а покувыркаться – это запросто!

Глава 4

Мария

Всю дорогу до метро я старалась не оглядываться, боясь споткнуться и упасть. Мне мерещилось, что в затылок мне дышит этот сукин сын, папаша Пирогов. Вот он сейчас схватит меня за плечо, а потом утащит обратно в машину и там сделает что-нибудь неприличное. По поводу его намерений сомнений у меня не было. Сомнения были по поводу собственной стойкости. Очень уж соблазнительный был экземпляр. Хотя его внешнюю притягательность с лихвой перекрывали излишняя самоуверенности и чертов мачизм. Я таких мужиков никогда не любила. На них приятно смотреть. Желательно, на фотографии. Потому что фотографии разговаривать не умеют. Но стоило вот таким Пироговым открыть рот, и от них просто несло завышенным самомнением и презрительным отношениям к женщине. Не мой тип. Еще и женатый. Нет, нет и еще раз нет!

До метро я, слава богу, добралась без приключений, а оттуда и до дома. Я взглянула на часы: девчонки должны прийти с минуты на минуту. Надо хоть макияж смыть. Устала я от него, аж глаза щипало. Вообще-то, я в школу красилась мало. Так только, нос припудрю да по ресничкам пройдусь тушью. Но сегодня мне хотелось выглядеть посолиднее – все-таки первое родительское собрание в новом классе. Даже очки нацепила. С обычными стеклами. Они мне шли, но носить их я не привыкла.

И зачем я согласилась на этот девятый класс? Лучше бы взяла пятиклашек. Но нет! Мы легких путей не ищем. Знала бы, что среди родителей моих подопечных окажется козлина, который любит шататься по клубам и который стал свидетелем моего первого и последнего в жизни стриптиза, сразу бы отказалась от свалившегося на меня классного руководства. А теперь вот попробуй расхлебай! А ведь во всем Родька проклятый виноват. Не бросил бы он меня, не напилась бы на девичнике у Олеси. Не напилась бы – не станцевала бы на столе, и папаше Пирогову не было бы повода так похабно себя со мной вести.

Переодевшись в домашний костюмчик и умывшись, я быстренько накрыла на стол. Ну как накрыла? Вилочки, тарелочки, салфеточки. Нарезка сыра, нарезка колбасы. Орешки. Все. Больше у меня ничего не было. Остальное Катюха обещала купить. Сегодня Олеська впервые согласилась выйти из дома. Свадьба-то у неё того – тю-тю. Артурчик, её жених, отдал богу душу. Нет, не отдал, конечно. Он кое-чего другое отдал и явно не боженьке. Накануне свадьбы Олеся поехала в новую квартиру, где они собирались с Артуром жить после свадьбы, и застала его, буравчиком вклинивающимся в какую-то девицу. Прямо на Олесиной новой кровати. У Олеси характера не хватило этой козе повыдёргивать патлы. Охнула, расплакалась и убежала. Артур явился к ней после того, как закончил все свои дела, а говоря грубо, после того как кончил пялить ту сучку. Явился и сказал: «Вот такой я кобель. Прости меня, ты не должна была этого видеть». Слава богу, здесь Олеся уже смогла взять себя в руки, долбануть по наглой роже теперь уже бывшего жениха и послать его ко всем чертям и их матери. Мы с Катюхой при той сцене присутствовали, вернее, прятались за дверью большой комнаты, потому что как раз пришли по зову Олеси ее утешать. В общем, Артурчику досталось не только от Олеси, а и от нас с Катькой.

Мы дали пострадать подруге неделю, а потом начали вытаскивать из депрессии, хоть она и сопротивлялась. И вот сегодня наши усилия увенчались успехом – Олеся согласилась прийти ко мне в гости на пятничные посиделки. У нас это было традицией: за редким исключением мы каждую пятницу собирались у меня, чтобы, как говориться, напиться и забыться, ну и кости перемыть всяким Родькам-Артурчикам. Теперь вот и папаше Пирогову.

Раздался звонок в дверь, и я побежала открывать.

– Отлично выглядишь, котёнок! – радостно закричала я с порога, обнимая Олесю.

– И ты туда же, – закатила она глаза. – Сначала Катька врала, теперь ты.

Я взглянула в осунувшееся лицо подруги и вздохнула.

– Ладно, выглядишь ты отвратно, – признала я, – и это пора менять.

– И я ей об этом твержу, – поддержала меня Катюха, скидывая куртку и отдавая мне охапку пакетов, в которых что-то приятно позвякивало. – Продолжишь в том же духе, волосы начнут выпадать! – пригрозила она Олесе.

– И зубы, – подхватила я.

– Идите вы. Меня жених бросил.

– Это ты его бросила, – напомнила Катюха.

– Потому что он мне изменил!

– Радуйся, что ты до свадьбы это узнала, а не прожив с ним лет этак двадцать! – Я назидательно подняла указательный палец вверх.

Тут же на ум пришёл папаша Пирогов. Жену его я видела, вон она какая пухлая да объемистая. Небось, после родов разнесло. А может, запустила себя, решив, что муж есть, семья есть, зачем с ума сходить да травить себя диетами. А муж вон он! Чуть классуху собственного сыночка не разложил прямо в классе.

– Кобель чертов! – выругалась я.

– Кто? – хором спросили девчонки.

– Все они кобели! Пойдёмте в кухню.

Олеся с Катькой тут же принялись мыть руки, а я начала выгружать из пакетов принесенную Катькой еду.

– Кать, ну никакого разнообразия, – укорила я подругу. – Опять роллы! Ты же обещала сама приготовить что-нибудь.

– Некогда мне было. Я, между прочим, тоже работаю. – Она возмущённо вздернула нос.

– Ты же ещё в двенадцать из школы ушла. Я твоё расписание, как своё, знаю на зубок, – напомнила я и тут же ахнула, открыв очередной пакет: – А это что? – Я выудила на свет божий бутылку пива.

– Пиво, как видишь, – невозмутимо пожала она плечами.

– Зеленое?

– Бамбуковое. Японское.

– Ты же знаешь, что я его не люблю. И вообще пиво не люблю.

– Ну, достань что-нибудь из своих запасов, – предложила Катька. – А мы с Олеськой сегодня по зелененькому.

Я закатила глаза, но спорить не стала.

Через час кости Артуру были перемолоты в пыль. Родьке на этот раз не досталось, потому что он уступил своего место папаше Пирогову. Девчонки хохотали до слез.

– Вам смешно, а я теперь не знаю, что делать. Хоть со школы увольняйся.

– Не со, а из, – поправила меня Катька.

– После твоего зелененького как раз «со», – возразила я.

– Да может, зря ты переживаешь, – попыталась внести позитива Олеся. – Может, он больше и не появится.

– Ещё как появится. Я таких ходоков знаю, – возразила я. – Этот не успокоится, пока не достанет меня до печёнок.

– Или пока не засадит тебе до этих самых печёнок, – заржала Катька. – Судя по твоему рассказу, тебе самой этого хочется.

– Да ну тебя! Лучше расскажи, что у тебя, – перевела я тему.

Катя вдруг покраснела и мечтательно закатила глаза.

– Ой, девочки… Кажется, я влюбилась! – И посмотрела на нас игриво.

– Опять! – в унисон закричали мы с Олесей.

– Только не это, – замотала я головой.

– Кать, правда, сколько можно? – хмурилась Олеся.

– Сейчас я вам все в подробностях расскажу, – пообещала Катька.

Мы с Олеськой знали: её рассказ «с подробностями» продлится до утра.

– Кофейку сварю. – Я поднялась из-за стола. – А то усну во время твоих «деталей», потом ещё и виноватой буду.

Хорошо, что завтра выходной. Просплю до вечера, пообещала я самой себе.

Глава 5

Иван

Хоть с Машулей и вышел облом, но домой я не поехал. Там теперь царствовала мать, которая пыталась взять меня в оборот, стоило мне переступить порог собственной квартиры.

Я напросился к Ренату. До того как он женился, мы с ним вообще были как двое из ларца, правда, не одинаковых с лица. Бизнес не повредил нашей дружбе. Может, потому, что мы не были партнерами. В компании друга я занимал должность генерального директора, но помимо этого всегда был, что называется, на подхвате и помогал решить проблемы, не касающиеся непосредственно дел холдинга. Так уж повелось, что мой отец помогал отцу Рената разгребать все дерьмо в лихие девяностые, а теперь я помогал Ренату. Так сказать, семейное дело. Времена изменились, дерьмо теперь стали заворачивать в красивый фантик, методы стали другими, но суть все равно прежняя.

Последовать совету матери и оставить «в покое» друга и его жену я не мог, но и не надоедал. Я видел, что Ренат изменился. Влюбился. В собственную жену. Кто бы мог подумать?! Жена его, Аленка мне нравилась. Милая девочка, хоть палец в рот не клади. С характером девочка. Ренат такое обожал. И мне такие женщины импонировали. Взять хоть Евлампиевну. Вот от кого крышу сносит!

Приехав к Ренату уже после девяти, Аленку я не застал. Она меня недолюбливала и предпочитала держаться на расстоянии. Я ее не винил. Пусть привыкает. В ее жизни много перемен произошло за последние месяцы. Если у них с Ренатом все наладится, то и ко мне она привыкнет со временем.

Ренат, как обычно, поржал надо мной и моей вечной борьбой с мамой по поводу невест. Ему смешно, а я не знал, куда деваться.

Домой я вернулся к вечеру субботы. Не мог не вернуться, ведь уже с десяти утра мамуля начала обрывать телефон. Мол, Ванюша, я тебе приготовила твои любимые морепродукты. Против такого я устоять не мог. Мама у меня отлично готовила. Даже в те времена, когда был жив отец и мог себе позволить повара и другую обслугу, мама противилась и всегда готовила сама.

Я домработниц не держал, только приходящих из клиринговой компании. Правда, теперь и они испарились, потому что мать решила обосноваться у меня окончательно. Так и заявила: «Не съеду, пока не женишься!» А мне – хоть в петлю лезь!

Не успел я переступить порог квартиры, как меня обдало запахом. Чужим запахом. Хуже – запахом чужой бабы.

Мама выпорхнула в гостиную меня встретить и пропела:

– Ну, наконец-то! А мы уж заждались.

Я покосился на нее с опаской.

– Мам, ты теперь себя на «вы» величаешь?

– У нас гости, – прошептала она таким тоном, будто к нам сама Дженифер Лопес пожаловала.

– Да я уж почуял чужой дух, – поморщился я.

– Потише. – Мамуля грозно свела брови. – Не спугни девушку. – И крикнула: – Анюточка, вот и Ваня вернулся с работы.

Я хмыкнул. Представляю, что мама наплела этой Анюточке. Какая работа по субботам?! Но мамуля любила преподнести меня в лучшем виде.

Стянув пиджак и швырнув его на диван, за что получил осуждающий взгляд матери, я прямиком отправился на кухню. Анюточка, видимо, была там. Я как раз входил, а она выходила. И мы друг на друга налетели в дверях.

– Ой, – пискнула она.

Я не растерялся и зажал ее в дверном проеме, почти впечатав в косяк.

– Иван, – представился я.

– А…Аня.

Я опустил глаза.

– Единичка, – вынес я вердикт.

– Что, простите? – покраснела она, поняв, о чем я говорю, но делая вид, что ни сном ни духом.

– Ничего.

Я отодвинулся и вошел-таки в кухню. Мой несуществующий интерес к Анюточке испарился. Взяла бы и двинула мне по роже за наглость. Ну или колкость какую сказала. А то стушевалась, покраснела вон. Я ее практически облапал, а она даже не возмутилась. И где мама таких только находит?!

– Ну, давайте ужинать! – вбежала в кухню мама и грозно стрельнула в меня глазами.

Ужин удался бы на славу, если бы не присутствие Анюточки. Ей было на вид лет около тридцати. Аккуратно одетая, даже симпатичная, но без изюминки. Мимо такой пройдешь и не заметишь. Сидит глазами хлопает и ничего не говорит. Скучно.

А говорила в основном одна мама. Я ел. Анюта давилась скромностью.

– У Ани два диплома, – вещала мать. – Один по бухгалтерскому учету, второй по банковскому делу.

– И кем же Анечка у нас трудится? – поднял я бровь и посмотрел на девицу в упор.

– Аня работает в торговой компании в отделе логистики.

– Дипломы, значит, не пригодились, – хмыкнул я.

– Ну почему же…

– И правда, зачем моей будущей жене два диплома? – перебил я мать. – Все равно она будет сидеть дома, в основном, на кухне, и готовить мне деликатесы. Стирать опять же должна уметь. Исключительно на руках. Итальянские костюмы, которым я отдаю предпочтение, ничего кроме рук не терпят. Вы умеете руками стирать, Анюта?

– Иван, – одернула меня мать. – Для костюмов есть химчистки.

– Детей рожать, – продолжил я. – Я хочу не меньше восьми. Вы как, Анюта, к детям относитесь? – Я придвинул свой стул поближе к ней, и наши бедра соприкоснулись.

– Положительно, – совсем по-мышиному пропищала она.

Н-да. Случай тяжелый.

– Анюта, вы наелись? – спросил я.

– Да…

– Тогда скажите спасибо маме и пойдёмте в постель!

– Ваня! – рявкнула мать.

Я не обратил внимания.

– Я предпочитаю с места в карьер, Анюта. Человек я деловой, мне некогда ухаживать. Поели и сразу спать. Если все будет более чем удовлетворительно, то женюсь!

– Как? Вот так сразу? – наконец выдавила она из себя и посмотрела на меня обезумевшим от страха взглядом.

Дурочка испугалась, что я ее прямо тут и разложу. Нет, скучнее девушки не придумаешь.

– А вы предпочитаете ждать? – нахмурился я. – Учтите, – я бросил взгляд на часы, – у меня все расписано до минуты. Очередь, так сказать, из дам обрадовалась.

– И вы что, со всеми с-сп… – Покраснев, словно рак, Анюта не смогла вымолвить последнее слово.

– Сплю? – помог я ей. – Конечно. Люблю я женщин. Совершенно не воздержан, так что изменять буду если не каждый день, то раза три в неделю точно. И вообще…

Меня так понесло, что мамуля, не выдержав, сама выпроводила Анюточку, сказав, что я, видимо, не в себе от излишнего стресса на работе.

– Что ты вытворяешь, сын! – взялась она отчитывать меня, как только дверь за девицей закрылась.

– Да где ты такую размазню откопала, мам? Дура ж дурой.

– Это моей хорошей знакомой дочка. Нормальная вроде девушка… – Мама замялась. – А ведь и правда размазня! – Мама махнула рукой. – Ладно, другую найду.

– Мам, может, я сам, а? – умоляющим голосом проблеял я.

– Знаю я твое «сам».

– А что? Я много чего сам могу! – засмеялся я.

– Например? – хмыкнула мама.

– Например, посуду вот могу помыть. – Я подошел к мойке и попытался отодвинуть от нее маму.

– Иди уже. Может он! – Она покачала головой, а я чмокнул ее в щеку и радостно удалился. А то, чего доброго, и правда заставит посуду мыть!

Глава 6

Мария

День не задался с самого утра. Сначала мои девятиклассники учудили: забили замок кабинета математики то ли бумагой, то ли еще чем. В результате, класс не могли открыть добрых двадцать минут. Школьный слесарь отсутствовал, учитель труда – тоже. Математичка, дама престарелая и нервная, визжала, будто ребята не замок класса изуродовали, а покусились на святая святых. Я успокаивала ее, ругала ребят, пыталась найти выход. Выход нашелся: Денис Пирогов вытащил у Милы Авериной шпильку из пучка – девочка носила прическу а-ля моя бабушка – сунул ее в замочную скважину и таки открыл дверь. Его мастерскому обращению со шпилькой-отмычкой позавидовал бы и самый матерый медвежатник. Тут же вспомнился его папаша. Может, у сына от отца талант? Откуда у того такая тачка? А часы на руке наверняка стоят столько, сколько обе мои почки, хоть они у меня и здоровые. Может, папаша Пирогов промышляет тем, что вскрывает сейфы? На бизнесмена-то он не очень похож. Рожа и манеры вон какие нахальные. Были бы на дворе девяностые, папаша Пирогов наверняка бы носил малиновый пиджак и золотую цепь, толщиною в мою руку.

Пока вскрывали класс, а потом читали детям лекцию о том, что нельзя портить школьное имущество, урок подошел к концу.

Затем седьмой «Б» стоял на ушах, потому что на носу был день учителя, а они готовили номера для концерта. Тут не до Васко де Гамы или Мартина Лютера.

Потом пришлось поприсутствовать на педсовете, который проводила завуч по воспитательной работе.

– На колу мочало, начинай сначала, – шепнула мне на ухо Катька.

Да уж, опять одно и то же. Я зевнула, за что получила укоризненный взгляд от учительницы русского языка, от нашей Аллочки, блюстительницы целомудрия не только своего, но и всего педагогического состава школы.

После педсовета я вернулась в свой кабинет, просмотрела самостоятельные работы, которые я всегда старалась проверять в классе, а не дома. Дома мне не работалось, а потому я предпочитала задержаться в классе. В первые годы работы на нас с Катькой, как на самых молодых педагогов, вешали всех собак. Сейчас, когда за плечами шестилетний опыт, я научилась говорить «нет» директрисе, завучам и другим умницам, за что меня недолюбливали, но уважали.

Покончив с проверкой работ, я собралась домой. Вон уже третий час! Пора! Надев светло-бежевое легкое пальто, я не стала его застегивать. Бабье лето разыгралось, и дни стояли теплущие.

Не успела я ступить за школьные ворота, как заметила уже знакомый «Мазерати». Неужто папаша Пирогов за сынулей приехал? Решил взяться за его воспитание? Поздно!

Я ткнулась глазами в телефон, делая вид, что Пироговскую машину не замечаю. Может, и он меня не заметит? Наивная! Стоило мне сделать пару шагов, как дверь автомобиля распахнулась, и на свет божий явился папаша Пирогов.

– Марь Иванна! – окликнул он.

Интересно, кого? Я-то точно не Ивановна. Я прибавила ходу, но от такого далеко не убежишь. Пирогов ухватил меня за локоток.

– Отпустите, гражданин! – строгим учительским тоном потребовала я.

– Машуля, не притворяйся, что мы незнакомы, – хмыкнул Пирогов.

– Сын ваш уже давно домой ушел, он в первую смену учится, если вы не знаете, папаша, – съязвила я.

– А я не к сыну.

– К кому же? – прищурилась я. – К директору, что ли, вызвали?

– Марь Иванна, я к тебе.

С этими словами он нырнул в машину и вытащил на свет божий огромный букетище роз. С ухмылочкой вручил его мне. Я с опаской оглянулась по сторонам. Не хватало еще, чтобы кто-то из ребят или, не дай бог, коллег увидел, как ко мне яйца подкатывает папаша моего же ученика.

– Пирогов, вы совсем без тормозов! – прошипела я.

– Маш, я от всей души, – улыбнулся он.

– Сдурел! – вынесла я вердикт.

На школьном крыльце показалась руссичка. Только ее не хватало! Сейчас увидит, потом точно по всей школе разнесет.

– Пойдем! – Я дернула папашу Пирогова за рукав.

– Может, поедем? – кивнул он на машину.

– Нет! – Я бросилась через дорогу в небольшой парк возле школы.

Пирогов только и успел, что пиликнуть сигнализацией.

– Да куда мы, Машуля?

– Тут недалеко.

Усеянный кленовой листвой парк скрыл нас, а главное – букет, от всевидящего взора Аллы Игоревны, строгой и противной до безобразия. Мы с ней вечно конфликтовали. Она нас с Катькой ни во что не ставила, а мы ей твердили, что ее педагогические методы хоть и хороши, но для позапрошлого века.

Пройдя по аллее, мы с Пироговым вышли к памятнику неизвестному солдату. Я возложила букет и, обернувшись, поймала недоуменный взгляд.

– Что ты делаешь? – уточнил папаша Пирогов.

– Цветы кладу, чтобы почтить память павших героев в годы Великой Отечественной, – пожала я плечами. – Она началась в одна тысяча девятьсот сорок первом, а закончилась в тысяча девятьсот сорок пятом…

– Маш, я знаю, – огрызнулся Пирогов.

– Удивительно, – хмыкнула я. – А сюда я всегда ребят привожу первого сентября и восьмого марта, и в свой день рождения.

– Не любишь цветы, – сделал вывод он.

– Люблю, но только когда они растут в поле или в клумбе.

– Чудная ты женщина, Евлампиевна.

– А ты, папаша Пирогов, молодец, с сотого раза отчество мое выговорил. Прогресс!

– Прекрати меня папашей Пироговым называть, – как-то обиженно попросил он. – Я вовсе не Пирогов и уж тем более не папаша.

Я осторожненько сделала шаг назад, потом еще один и еще один.

– А кто ж ты, по-твоему?

– Я Иван Рокотов. Прошу любить и жаловать.

– Понятно. Шиза, – поставила я диагноз.

– Чего? – нахмурился он.

– Раздвоение личности, – объяснила я. – Говорят, это не лечится, но купируется.

– Машуля, да прекрати ты! – разозлился Пирогов. – Нет у меня никакого раздвоения. Рокотов моя фамилия. И Денис Пирогов не мой сын.

– У-у-у, запущенный случай… – Я попятилась, пытаясь увеличить между мной и психопатом расстояние.

– Вот. – Он полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда паспорт. – Смотри.

Я уставилась в раскрытый документ. И правда, Иван Алексеевич Рокотов. Тридцать три годика. Москвич. Этот засранец даже на фото в паспорте выглядел обалденно. У меня вот в паспорте фотка – без слез не взглянешь. А этот вон вроде и серьезный, а глаза все равно ухмыляются. Черт! Видимо, не зря я утром предположила, что папаша Пирогов бандитизмом промышляет. Паспорт даже поддельный имеет! Обалдеть! Мне стало страшно: такой ведь если привяжется, то не избавишься от него. И что мне делать?

– Послушайте, – примирительно улыбнулась я, – Пирогов, или Рокотов, или какие еще у вас там фамилии. Это все очень здорово, но мне пора, правда. И вам наверняка пора. Вас уже жена с сыном дома заждались. Не хулиганьте, ступайте домой.

– Машуля, – вздохнул он и посмотрел на меня снисходительно, – пойдем в машинку. Обещаю, что все тебе объясню. Я не шизик, и никаких раздвоений у меня нет.

Ну уж нет! Сейчас заманит куда-нибудь, а потом десять лет в подвале будет держать для своих шизофренических утех.

– Нет-нет, Пирогов. Мне пора, правда! – И увидев в конце аллеи Катюху – она всегда ходила этой дорогой домой, – я заорала: – Катерина Ивановна, я здесь!

Пирогов раздосадовано покачал головой, сунул поддельный паспорт в карман, чертыхнулся и бросил на прощание:

– Мы еще не закончили, Марь Иванна.

Ушел. Слава богу, ушел! То-то же! Нас так просто не взять! Мы сами кого хочешь возьмем. Я победно показала ему в спину язык.

– Что за красавчик? – облизнулась Катюха, подойдя ко мне.

– Даже не спрашивай.

– Неужто тот самый Пирогов?

– Ага, только он оказался не Пироговым, а полным психом.

– Почему?

– У него деменция и шизофрения в одном наборе. – Я взяла подругу под руку. – Пойдем к тебе, а то я так перепугалась, что до дома не доеду.