Аварийный выход

Однако парня ждала очередная неудача, ни один мускул на лице Жоан не дрогнул. Молодой человек скорее всего владел скудным запасом уловок, чтобы вызвать даму на разговор. Отчего по-хозяйски уселся на капот мустанга и заговорил по-французски с протяжным итальянским акцентом:

– Травишься, – спросил он, изогнув правую бровь.

Жоан растерялась от такого нахального поведения юноши, но не обиделась. Девиантность женской натуры. Обычно мужчинам, лишенных достоинств, они не прощают ровным счетом ничего и с большим удовольствием меняют свои моральные ориентиры, чуть завидев на горизонте смазливое личико и заслышав низкий баритон.

Мадмуазель Дюмон никогда не строила из себя личность   исключительную, и поэтому без зазрения совести поддалась очарованию юноши. Природа щедро наградила молодого человека, стоявшего перед Жоан.

– Ты что отравиться решила? – спросил юноша, указывая на предмет в руке.

Жоан посмотрела на свою сигарету с удивлением, а затем рассмеялась.

– Стараюсь, – выдохнула она.

– Тьфу ты, a чего хуже не могла найти?

Она потупилась и сказала первое, что пришло в голову.

– Настоящую любовь, к примеру.

Молодой человек цокнул и возмущенно поднял руки к небу.

– Да какая же это отрава?

– Для женщины пятого десятка нет страшнее яда, чем привязанность, обеспечивающая ей настоящую каталепсию чувств.

Он явно не был доволен таким ответом. Печально вздохнул, а затем встал с капота и двинулся к мотоциклу. Юноша взял в руки сумку, громко перебирая содержимое.

Сигарета тлела, Жоан осмотрела стоянку в поисках мусорного бака, который был за спиной. Женщина повернулась, услышав знакомый звон. Парень уже успел приблизиться к ней, прихватив две бутылки с неопознанной жидкостью. Одну он протянул мадмуазель.

– Мда уж, ничего не скажешь. Прав отец: женщинам много думать не полезно. У тебя дети то есть?

Жоан отрицательно помотала головой.

– A хочешь, – спросил он, потряхивая бутылкой перед ней.

Мадмуазель сама толком не понимала, что конкретно оскорбило ее. Может это был слишком личный вопрос, который напоминал о смерти Поля. Не исключено, что сам напор молодого человека вызвал подобное раздражение. Она его совсем не знала, чтобы выложить все карты на стол.

– Да, кто вы вообще такой, позвольте узнать? – перешла на неформальный тон Жоан.

Юноша, ни на йоту не изменившийся в лице, ответил:

– Жером, – промолвил он таким тоном, будто вел светскую беседу.   – Молока хочешь?

Жоан посмотрела на бутыль, а потом на Жерома, пытаясь распознать насмешку. Однако во взгляде юноши не было ничего примечательного. Его беззаботная улыбка была такой приглашающей, что женщина не смогла устоять.

Мадмуазель Дюмон взяла бутылку из рук юноши и немного пригубила козьего молока. Еще теплый напиток скользнул по гортани и устремился в пустой желудок. Ей вспомнились лекции в Сорбонне по истории Древней Греции, a точнее легенда, согласно которой младенец Зевс был выкормлен козой Амалфея. «Может эта субстанция сделает меня неуязвимой ко всем мушкетам любви?» – пришло на ум женщине.

– Вкусно? – поинтересовался Жером.

Жоан ничего не ответила и только кивнула, продолжая поглядывать на аэродром. Как странно, что именно сейчас она начала вспоминать незначительные моменты из прошлого, которые настолько хорошо описывали ее личную драму, что вызывали невольные приступы смеха. В начале своей актерской карьеры ей довелось исполнить роль в картине, раскрывающей драму одной писательницы, чья тяга к самоубийству была настолько сильна, что она не побрезговала украсть самолет. Правда, когда корабль потерпел крушение в Южной Африке, она вдруг осознала, что хочет жить.

«Единственный химический дефект человеческого бытия – это сантименты!» – усмехнулась про себя Жоан, вспомнив слова режиссёра.

Потерявшись во времени, она поняла, что Жером продолжает внимательно изучать ее лицо и поспешила отбиться вопросом:

– Как Вы тут оказались?

– Ясно как днем, что ты меня наняла, – рассмеялся молодой человек. – Я ещё подумал, ну какая сумасшедшая полезет в горы сигать с самолета. Скажу прямо, при виде тебя я засомневался, но после нашего разговора понял, что ты достаточно чудаковатая для сей авантюры. Умеешь ты мужиков в оборот брать. Это врожденный талант?

– Высеченный жизнью, – сдержано ответила Жоан, закуривая следующую сигарету. Наверно сейчас она выглядела слишком жалкой, что даже Жером перестал улыбаться.

– Звучит фигово, – воскликнул он, поглядывая на свои черные ботинки.

– Как и чувствуется.

– Глупая ты! – просто резюмировал Жером.

Мадмуазель Дюмон подумала, что этот нахальный мальчишка ей определенно нравился. Он не пытался ей угодить, не старался соблюдать правила приличия, обращаясь только на «Ты». Возможно, это была наилучшая тактика. Жером наверняка считал, что привилегия его молодого возраста позволяла изъясняться ему прямо и без прикрас. Зачем церемониться? Чего ради?

– Я? – женщина выдохнула клубок дыма, который тотчас рассеялся в безудержном потоке ветра. – Почему?

Жером повернул к ней голову и посмотрел на нее как на новорожденную.

– Потому что радоваться нужно, – воскликнул юноша. – Жить, понимаешь? Вот тут, где трава, молоко, горы, a не прятаться в голове своей. Там ты точно ничего не найдёшь!

– Вы не сможете меня понять, мы слишком разные.

– Разумеется, я ведь итальянец, – прыснул Жером, отводя взгляд васильковых глаз.

– Вы молоды.

– И в чем проблема? Старость хранит возможности не меньше, чем молодость, но в других одеждах.

Такова была действительность для Жерома Росси. Он вырос в простом мире, где все достается прямо пропорционально тому, что ты делаешь. Родился в провинции Южный Тироль на севере Италии и никогда не стремился к роскоши и богатству. Не воспринимал себя слишком серьезно, не травил себя будущим. Знал и умел необходимое: как испечь хлеб, следить за пастбищем и пилотировать судно. Этого было довольно. Как-никак, люди сами распоряжаются временем, которое отведено им. Сами устанавливают границы и сами же желают пересечь их. Жить и действовать, невзирая на чужое мнение – вот в чем был его оптимизм.

Глава семьи Росси, воспитавший пять голодных ртов, всегда учил жить по законам совести. Хоть мать и оставила их после рождения брата Жерома, отец никогда не отзывался о ней плохо, даже будучи в алкогольном забытие. Он говорил, что мать была любовью всей его жизни. Красавица, имеющая единственный изъян – пытливый ум, который и привел ее к поискам истинного счастья. Прозвучит глупо, но Жером никогда не винил мать в своих несчастьях. Просто он раз и навсегда уяснил, что женщине вредят думы, особенно если они сердечные.

Жоан не была для него загадкой. Она смутно напоминала птицу, свалившуюся с неба романтических иллюзий в суровую пучину реализма, рационализма и цинизма.