Читать книгу: «Про картошечку», страница 2
– Так и ничего плохого не будет? Это уже хорошо. Ладно отвернись и сосчитай до десяти.
– Не буду даже спрашивать зачем, – сказал Леший и отвернулся. Он даже не стал считать, включил свой особый слух и услышал, что кикимора уже снова стоит у него за спиной. Леший повернулся. Кикимора в вытянутых руках держала букет фиалок, правда без цветков.
– Спасибо. А зачем я отворачивался, скажи, пожалуйста.
– Мне стыдно, – пояснила кикимора и щёки её налились яркой краской. Лиловой. – Мне спасибо ещё никто не говорил. Я сделала доброе дело. Это совсем не трудно, но непривычно. Я стесняюсь.
– А ты не стесняйся. Доброта делает красивой.
– Хи-хи. То-то я смотрю на Бабу-Ягу твою и понимаю, почему у неё такая внешность.
– Не злорадствуй, кикимора. Её зло такой сделало. Это обратимо. Увидишь, ещё увидишь, какой ты её увидишь. Увидишь – не узнаешь, подумаешь – Бабу-Ягу ли ты видишь. Видишь и не понимаешь – сон ли видишь или чудо видишь и своими ли глазами видишь.
– Остановись, Леший, не волнуйся, я поняла, видишь? Бери букет и беги к своей Бабе-Яге.
Леший схватил букет фиалок без цветков и помчался к Бабе-Яге.
Баба-Яга смотрела на него удивлёнными глазами:
– Леший, ты что, нюх потерял? Или у тебя короновирус?
– В каком смысле, Яга?
– В прямом. Энциклопедии читаешь, а не знаешь, что только цветущие цветы пахнут? Цветочки у цветков пахнут, а не стебельки. Ты свой букет нюхал? Лучше бы ботанику изучал, а не занимательную энциклопедию. В лесу живёшь! Изучай природу, будь ближе к ней.
– Яга, я, конечно, не ботаник, но знаю, что фиалки в июле зацветают, а сейчас апрель.
– Да, Леший, об этом я не подумала. Что делать–то будем.
– А может, попросим Деда Мороза июль позвать, фиалок цветущих наберём?
– Леший, посмотри на меня внимательно.
Леший подошёл к Бабе-Яге и уставился «глаза в глаза».
– Да нет, вроде с тобой всё в порядке. Ты точно дурман-траву не рвал?
– Нет, не рвал, а что?
– А то, что тупеешь. До июля три месяца ждать, а Деда Мороза восемь. Будем Деда Мороза восемь месяцев ждать, если три месяца до июля ждать не хотим? Или в гости к Деду Морозу отправимся. За фиалками. Вот Мороза рассмешим. Он решит, что мы в этот раз точно белены объелись.
– Да, надо что-то придумать. Яга, погоди, а может тебе просто не спать в полёте? Как-то летают, я знаю, самолёты, там лётчики не спят, о пассажирах заботятся. Чего бы тебе обо мне не позаботится чуть-чуть.
– Удивляюсь я тебе. Иногда. Не зря говорят, что всё гениальное – просто. Умный ты у меня бываешь, Леший. Пошли готовиться к полёту. Точнее – к превращению тебя в летучую мышь. Внутренний голос мне подсказывает, что это не просто мышь с пропеллером.
Глава V
А в это время картошечка стала прорастать. Глазки, те, которые были расположены снизу, закрылись и из них стали ползти стебельки. Тонкие сочные стебельки. Ими картошечка чувствовала запахи, отталкивала камешки. Но они же мешали картошечке двигаться. Картошечке было непонятно, что с ней происходит. Она планировала исследовать лес, отправиться в увлекательное путешествие, а всё больше и больше привязывалась к земле.
– Что со мной творится? – думала картошечка. – Не понимаю. Я не то, что не помню, я знаю, что бывала в разных местах, не раз избегала опасности быть зажаренной или запечённой. А тут почти невозможно пошевелиться. А если лесные обитатели узнают, что я проросла, что со мной будет? Меня же смогут тогда просто съесть. Надо быть начеку.
В этот момент мимо картошечки проползал уж.
– Ах, какая красивая у Вас кожа, – обратилась к ужу картошечка. – Змеиная?
– Змеиная, – удивлённо ответил уж и воззрился на картошечку змеиными глазками.
– Натуральная?
– Не знаю, – ответил уж, – наверное, натуральная. А какая ещё бывает?
– Бывает разная. Разных расцветок. С пятнышками, без пятнышек. Бывает на … – картошечка запнулась. Она хотела сказать «на обуви», но постеснялась. Она подумала, что ужу будет не очень приятно, если он узнает, что из змеиной кожи бывает одежда или обувь.
– Что «на», – попросил уточнить уж.
– Бывает на солнце блестит, вот что.
– Конечно, блестит, – гордо ответил уж. – Очень крепкая, не промокает в воде. Я каждый год её меняю.
– Кого ты меняешь? – изумилась картошечка.
– Не кого, а что. Кожу меняю. Каждый год. Люблю, чтобы всегда новенькая была. А то изнашивается за год, истирается.
– Шикарно ты живёшь, уж. Уж, я прямо завидую тебе. Каждый год одеваешься в новую кожу. А старую куда, в комиссионку?
– Как-то непонятно ты выражаешься. Уточни вопрос.
– Ну, старую кожу, уж, кому сдаёшь? Кому реализуешь?
– Выкидываю. На помойку.
– Ух ты. А можешь мне на следующий год сброшенный костюмчик подарить? Я себе плащик кожаный сделаю, буду лес удивлять.
– Да уж, – прошипел уж, – удивишь, так удивишь-шь-шь. Будет новая диковина в лесу – картошечка в змеиной шкуре. Что-то новое в природе.
– А я люблю новое, необычное. Уж, а мы с тобой раньше не встречались?
– Где мы могли с тобой встретиться? Я в лесу живу, ты – в огороде.
– Не знаю, может, в другой жизни? Точно, я вспомнила! Нет, не вспомнила, но я откуда-то знаю, у меня была другая жизнь. Иначе, откуда мои познания? Я же просто росла на грядке. А помню себя давным-давно, с тех времён, когда нас из Америки привозили, высаживали. Ужик, я помню, у нас сначала стебельки и цветочки пытались кушать. Это было так ужасно. Ужасно, ужик, не от слова уж. Просто ужасно. Мы через стебельки информацию передаём, новостями делимся. А новости бывают такими ядовитыми… А ты, ужик, не ядовитый? Эй, ужик, ау. Ужик, ты что, спишь?
Уж, пока слушал картошечку, свернулся вокруг неё колечком, пригрелся на солнце и заснул.
– Ну вот, опять не с кем поговорить. Теперь мне понятна моя страсть к путешествиям. Я переплыла сюда через океан. Но как переплыла? Когда? На чём? Не помню. Получается, как в кино: тут – помню, тут – не помню. Ой, а откуда я знаю про кино? Эй, ужик, ну проснись. Пошипи мне что-нибудь.
Картошечка хотела подтолкнуть ужика, но росточки крепко держали её в земле.
– Эй, Лопушок, – обратилась картошечка к лопуху, – растолкай ужика. Сейчас его ёжик съест.
Лопух наклонил листья и перевернул ужа.
– Ш-ш-што, где? – прошипел ещё не проснувшийся до конца уж, – где ёжик? Не люблю ежей. Они колючие. Они кожу портят.
– Конечно, – засмеялась картошечка, – зато они тебя любят. Уж, скажи, а ты можешь укусить себя за хвост?
– Зачем мне кусать себя за хвост?
– Действительно, зачем? Потому, что это смешно. Будет непонятно, где голова, а где хвост. Сплошная линия круга. А потом, можно катиться, как колесо. Ты не пробовал?
– Что-то мне не приходило в голову – катиться колесом.
– Ужик, ты на меня только не обижайся, но что у тебя за жизнь? Ползаешь, шипишь, лесной народ пугаешь. Так всю жизнь и прошипишь. А вдруг ты уж благородных кровей?
–Это как, благородных кровей? Я не хочу благородных кровей. Хочу быть гадом ползучим. Мне нравится гадом быть. Я и укусить могу, между прочим. Больно.
– Да уж, уж – ты не принц. Пресмыкающееся. Рождённый ползать. Давай, ползи отсюда, змеюка шипучая. Нет в тебе романтики.
Уж обиженно зашипел и тихо, не шелохнув листочком, пополз своей дорогой.
– Да, кстати, уж, захочешь побыть колесом – возвращайся. Устроим аттракцион, всех кузнечиков соберём, весело будет.
– Я не люблю весело, – прошипел уж, – я люблю тихо и спокойно. Но, – уж замер, – я люблю кузнечиков. Я подумаю, – донеслось уже издали до картошечки.
– Подумай, если умеешь, – тихо ответила картошечка. – Спросонья голову с хвостом можно перепутать, не сразу-то и поймёшь – куда платочек завязывать. – И продолжила. – Откуда я знаю, что принц – благородного происхождения? И вообще, кто такой принц? Звучит красиво. Ах, принц на белом коне. Просто мечта! – И опять картошечка испуганно закрыла глазки. – Откуда у меня эти знания? Ах, мне бы сейчас к доценту моему, но как? Это надо же было здесь прорасти. Это что, на всю жизнь?
– Нет, не на всю жизнь. Только на время, – неожиданно кто-то сказал картошечке. Но кто сказал и откуда – картошечка не поняла.
– А на какое время?
– Ты сначала прорастёшь, а потом на твоих отростках появятся маленькие картошечки, такие же, как ты.
– Такие, как я? Такие же умные?
– Так это и будешь ты. Одновременно во всех картошечках сразу или попеременно в любой из них.
– Не пойму, как это. Объясни.
– Подрастёшь – поймёшь.
– Это не ответ. Так отвечает, знаешь, кто? – кто сам ничего не понимает. И вообще, кто это говорит со мной? Покажись.
– Я, зайчишка-трусишка. Я боюсь.
– Чего ты боишься, зайчик? Выходи. Я тебя не трону.
– Точно не тронешь? – из-за лопушиных листов показались заячьи уши.
– Да точно, точно. Чем я тебя трону-то? Все ростки проросли.
Заяц вышел к картошечке и внимательно её оглядел.
– Да, действительно не тронешь, – заяц осмелел и лапой ткнул картошечку.
– А ты, я посмотрю, храбрец. Ну, прямо храбрый заяц. Как смело ты своими лапками тычешь. Не боишься!
– А чего мне бояться? – пролепетал зайчик. При этом уши у него задрожали.
– Лопушок, объясни, пожалуйста, этому смельчаку, что у нас принято быть вежливым. Здороваться при встрече. Соблюдать дистанцию.
– Какую дистанцию? – заяц задрожал, вжался в траву и хотел, было, отскочить в кусты, но лопух своими огромными ручищами схватил зайца за уши и крепко держал.
– Не дрожи, храбрый трусишка. Объясни мне, что ты мне рассказывал обо мне.
– Ты сейчас в процессе прорастания. На твоих отростках появятся молодые картошечки. Они будут всё больше и больше, а ты потихонечку будешь дряхлеть – молодые картошечки будут пить из тебя соки и получать все твои знания.
– То есть, ты хочешь сказать, лживый трусливый заяц, что я скоро стану дряхлой и умру?
– Картошечка, ты меня дослушай. Я трусливый заяц, но я честный заяц. Ты не умрёшь. Ты с молодыми картошечками будешь единым целым. Но, однажды, ростки отпадут и связь порвётся. И ты, твоё сознание, твоя индивидуальность, твоё «я» останется в той картошечке, в которой ты будешь в момент отрыва ростков. Ты перевоплотишься в новую картошечку, а остальные картошечки превратятся в обычные картофелины.
– И я снова стану той умной изысканной особой, готовой к путешествиям и приключениям, какой я была всегда?
– Да, станешь. Если тебя кто-нибудь не съест. Молоденькая картошечка вкусная, её много кто любит.
– Заяц, а ты что зубами щёлкаешь? Съесть меня хочешь?
– Нет, ты что, я морковку люблю, капусту очень люблю. А с картошечкой как-то не сложилось. А зубы щёлкают потому, что я боюсь.
– Чего ты боишься, зайчик? Или кого?
– Не знаю. Всех боюсь. Всего боюсь. Просто боюсь и всё. Душа заячья. Ветерок подует – боюсь. Затихнет – боюсь. Дождь пойдёт – боюсь. Перестанет – боюсь. Почему боюсь, отчего боюсь? Боюсь и боюсь. Тьфу, напасть какая-то.
– А откуда про меня так много знаешь?
– Так я думал, что боюсь от незнания. Устал бояться. Хотел наукам всяким обучиться, знаний понабраться. Понять – откуда у меня этот страх. Опять же, знания – сила. Поскакал в дачный посёлок, беседы умные послушать, посмотреть, как люди живут, с домашней животиной пообщаться.
– Странный ты, заяц. Чтобы в посёлок пойти, смелость нужна. Туда волка палкой не загонишь. А ты сам пошёл. Не побоялся. Вот точно я определила – редкий экземпляр – храбрый трусишка.
– Потому про тебя и говорят в лесу, что ты особа умная, не обычная, таких редко встретишь. А я действительно храбрый?
– Конечно, храбрый. Или просто глупый – в посёлок по своей воле попёрся. И что ты там нашел?
– Я там ничего не успел найти. Меня самого сразу нашли. Нашли и поймали. И посадили в клетку.
– Скажу тебе честно, в клетку – это не самый худший вариант. Могли и зажарить. В сметане, например.
– Конечно, не худший. Меня очень хорошо кормили, ухаживали. Возможно, лучшие дни моей жизни. Морковь, капуста – по потребности. На прогулку выводили. Много, чего хорошего было.
– Но ты оттуда убежал?
– Да, убежал. Жизнь, конечно, сытная. Но – жизнь в клетке. Всё по расписанию. Причём, по чужому расписанию. Я спать хочу, а меня на прогулку выводят. Я капусту хочу, а мне морковку суют. И ещё – дети. Эти несносные дети. Если бы не боялся, точно бы укусил.
– А дети тебе чем не угодили? Они были злые?
– Они были энергичные! Бегают, веселятся, визжат от смеха. А ещё привычку взяли – гладить по голове, по ушам. Это они, типа, так своё расположение демонстрируют. Себя бы по ушам гладили. Посмотрел бы я на них, как бы им понравилось.
– Так ты про меня от них узнал?
– От них? От детей? – заяц попытался засмеяться, но получилась крупная дрожь, а не смех. – Чему от детей можно научиться? В носу ковыряться и плакать визгливо по любому поводу и без повода? От кота узнал.
– От кота? От учёного кота?
– Почему от учёного? От простого чёрного домашнего кота. Хотя только доцент и дети думают, что у них кот домашний. Кот же думает, что это у него дома гости поселились.
– А откуда кот про меня знает?
– Ну я знаю – откуда кот знает? Он мне не докладывал. Он, вообще, любил сказки рассказывать.
– Заяц, с тобой невозможно разговаривать. Ты пошёл в посёлок за знаниями, а ничего вразумительного рассказать не можешь. У тебя память плохая или со слухом что-то не так?
– Да некогда мне было знания получать. Ел я. И спал. Опять ел. И опять спал. Когда тут учиться? Некогда.
– А ты пробовал не есть?
– Ты что, картошечка? А ещё слывёшь умной особой. Ну как можно не есть, когда только капусты дают пять видов: белокочанная, краснокочанная, кольраби, брюссельская. А ещё морковка, фрукты. Как не есть?
– Четыре получилось.
– Чего четыре получилось? – удивлённо переспросил заяц.
– Четыре вида капусты получилось, а ты сказал пять.
Заяц попеременно смотрел на картошечку то одним, то другим глазом, раскрыв рот от удивления, даже перестав дрожать.
– Ты что молчишь? Заклинило? Смотри, сейчас хвост к ушам прирастёт, как ушами дрожать будешь?
– Не прирастёт. У меня хвост короткий, до ушей не достаёт. А ты действительно умеешь считать до пяти?
– Заяц, ты юморист? Шутки шутишь? Ты что, не умеешь считать?
– Как же не умею? – обиделся заяц. – Умею! До двух. Раз-два, прыг-скок. Раз-два. Прыг-скок. И так сколько угодно, пока не стану.
Тут лопух по какой-то причине, возможно от смеха, ослабил хватку и заяц скаканул в кусты, прыг-скок.
– Заяц, – вдогонку ему крикнула картошечка, – ты не трусишка, у тебя просто заниженная самооценка. Вернись.
Но заяц был уже далеко.
Глава VI
– Вот и заяц убежал. Лопушок, ну почему так происходит? Приходят, смотрят на меня, как на диковину и пропадают. Может, со мной что-то не так? – задумалась картошечка. Мечтательно задумалась.
– Э – э – э, – лопух не стал отмалчиваться, – э – э – э.
– Я с тобой готова согласиться, – сказала картошечка, – у меня предчувствие, что вот-вот что-то произойдёт, что-то случится. Чрезвычайно интересное и увлекательное. Аж дух захватывает. Ты не знаешь лопушок, что это может быть?
– Э – э – э, – привычно ответил лопух.
– Да, мне тоже страшно, – подтвердила картошечка. – Я даже немного боюсь.
Но необъяснимо страшно было не только картошечке. Почему-то, хотя это было не первое его превращение, страшновато было и Лешему. Он внимательно следил за Бабой-Ягой. Их приготовления затянулись. Яга готовила таинственные волшебные отвары, химикаты, что-то шептала себе под нос и совершенно не занималась Лешим.
– Яга, ну ты скоро? Уже бы пешком дошли, – ворчал Леший.
– Пешком мы могли бы дойти только в том случае, если б ты нёс меня на руках, Леший. Ты хочешь заставить бабушку по лесу своими ноженьками топать? Совсем очумел что ли, мохнатый?
– Не понять тебя, Яга. То ты в расцвете сил, то ты бабушка. Страшно с тобой.
– А с тобой не страшно, громила лохматая? Не дай бог на ногу наступишь, ласта получится, а не нога, неуклюжий увалень. Отойди в сторонку. Или ляг, поспи. Только не на спине, а то храпом весь лес распугаешь.
– Чего это распугаю? Я только с виду страшный, а так я не опасный. Даже добрый.
– Сам ты может и не опасный, Леший, а храп твой очень опасный – для окружающих. Земля дрожит.
– Яга, а может всё же пешком пойдём, погуляем по лесу, природой полюбуемся? Я, пусть и не на руки, а на плечи могу тебя посадить, если тебе идти тяжело будет, – Леший всё пытался найти способ избежать своего превращения в летучую мышь.
Но Баба-Яга была непоколебима:
– Леший, ты же знаешь, как только мы отойдём подальше от болота, мы выйдем из его защитной сферы и окажемся в простом лесу. В красивом лесу. Популярном для всяких там туристов. И нас все смогут видеть. Все, Леший, это значит – все. В том числе дети. Ты наш вид представляешь: на опушку выходит Леший, а на плечах у него сидит Баба-Яга? В новостях мы будем на первом месте. А если ещё и заговорим… Продолжать? Ох, пошла я готовиться к превращению тебя в летучую мышь. Да, и напомни мне, пожалуйста, как выглядит летучая мышь. Что-то я запамятовала, – Яга задумчиво глядела на Лешего.
– Яга, ты что? У тебя же порошки из летучих мышей. Как ты можешь не знать, как они выглядят?
– Я забыла.
– А знала? – Леший изучающе, как впервые увидел, смотрел на Бабу-Ягу.
– А какая разница, знала или нет? Пусть и не знала, но потом всё равно забыла. Что тут такого? Я дома мышей не держу, тем более летучих. Ещё не хватало, чтобы у меня по избушке моей уютной мыши летали.
– А как ты порошок делаешь, Яга?
– Я его вообще не делаю, сложно это, хлопотно. Мне его сороки доставляют. На хвосте приносят. Иногда в клюве. Удобно. Сороки дело своё расширяют, у них это называется бизнес. Фирму открыли – «Лесная почта».
– А где открыли, Яга? И как это сороки могут почту открыть – они же всегда всё путают. Или для почты это нормально – путать всё постоянно?
– Ой, Леший, ты не представляешь, как путают. Однажды, мне вместо крема от веснушек привезли крем для загара. Хороший такой крем был – я из дома месяц нос не высовывала.
– А что, Яга, смешно было – загорелый нос?
– Страшно было. Даже мне. Этакий чёрный клюв в веснушках на фоне бледного лица. Лучше не вспоминать.
– Подожди, а больше они ничего не перепутали? А то превратишь меня в жабу какую-нибудь или в попугая, например.
– А что ты имеешь против жаб? Жабы очень полезны. А на внешность их не смотри. Внешне они, конечно, весьма своеобразны. Но их внутренний мир, характер – просто красота. Ко мне давеча одна жаба в гости запрыгивала, так мы с ней до рассвета беседовали.
– Что-то я не очень тебе верю, Яга. Чтобы жаба к тебе в гости сама пришла, да ещё беседы с тобой вела до утра? Сомневаюсь я, однако.
– А ты не сомневайся. Она в силки попала, потому и не могла никуда убежать. Где тут попрыгаешь – с петлёй на лапе. Вот мы с ней и беседовали до утра. И знаешь что, Леший? Я её отпустила. Мне так понравился её внутренний мир. Глаза закроешь, слушаешь – ну прямо королевская особа. А глаза откроешь – жаба. Самая натуральная жаба. Аж противно становится. Может, зря я её отпустила, Леший? Но она обещала в гости заходить.
– А обещала заходить до того, как ты её отпустила, или после? – улыбнулся Леший.
– До того. Думаешь обманула? Вот же жаба. А как красиво квакала, не представляешь, Леший. Ну да ладно, ещё поквакаем с ней, – глаза у Бабы Яги плотоядно сверкнули. – Так что там у нас с летучей мышью?
– Яга, летучая мышь – это такая мышь, на обычную мышь совсем не похожая, у которой вместо ног – лапы с перепонками, они складываются и расправляются как крылья. И она летать может. Даже не знаю, как тебе лучше объяснить.
– Не объясняй, сейчас сделаем. Иди в шалаш, садись на кушетку. И глаза закрой. Будешь летать у меня лучше дельтаплана.
Леший зашёл в строение, которое сложно было назвать шалашом – настолько оно было просторное и капитальное, а внутри – даже с претензией на уют, сел на кушетку и закрыл глаза. Ему совсем не было страшно. Он с грустью думал:
– Ну почему, если Яга может превратить его в летучую мышь, почему она не может превратить его в простого мальчика, каким он был когда-то. Он бы точно никогда не хулиганил, соблюдал бы все правила, слушался бы старших. И даже всегда бы мыл руки и не ковырялся бы в носу. Он бы был хорошим мальчиком. Он уже хороший. Добрый. Правопослушный. И в душе – совсем не Леший. По крайней мере – не тот Леший, которым пугают людей.
– Эй, мышь летучая, долго там мечтать будешь? Слетай с кушетки. – Баба-Яга вернула Лешего к действительности.
Леший открыл глаза и осмотрелся. Кушетка и обстановка вокруг остались такими-же, как были до превращения. Но с ним было что-то не так. То, что он изменился в размере и стал маленьким – это было понятно. Но дальше, похоже, у Яги пошло что-то не по плану. Вместо рук у него было нечто напоминающее вёсла. Или плавники. Но никак не крылья летучей мыши. Леший посмотрел на себя в зеркало и вдруг понял на кого он стал похож. Он был похож на пингвина. Он и был пингвин. С мышиной головой. А сзади за спиной у него торчал пропеллер.
– Пи, – жалобно пискнул Леший.
– Только не притворяйся, что тебе не нравится, – сказала Баба-Яга. – Круто получилось, да?
– Пи-пи, – снова пропищал Леший.
– Хватит придуриваться, Леший. Давай, полетай по кругу.
– Пи-пи. Пин-гвин? Пингвин с мышиной головой? – Леший стал обретать дар речи. Он принялся подпрыгивать и махать передними лапами, или крыльями, или ластами – что там у пингвина вместо рук, но взлететь не получалось, хотя прыгал он достаточно высоко, однажды даже чуть не ударился головой о потолок.
– Чего ты прыгаешь, Леший, на Олимпийские игры собрался? – Баба-Яга смотрела на него непонимающе. – Чего ластами размахался?
– Так я ж взлететь пытаюсь. Кого ты из меня сделала, Яга?
– Ну и чего лапами махать? Проще всё. На кнопку нажми.
Только сейчас Леший заметил у себя на животе кнопку – он изначально принял её за пятнышко. Очень осторожно Леший дотронулся до кнопки и за спиной у него закрутился пропеллер. Пропеллер набрал обороты и задняя часть Лешего поднялась и зависла в воздухе. Леший удивлённо смотрел в зеркало, а из зеркала на него удивлённо смотрела мышиная голова, за спиной которой вращался пропеллер. Леший коснулся кнопки и плавно опустился на пол.
– Яга, а какой у меня принцип работы? – Леший покосился на Бабу Ягу.
– Принцип работы? Ну, как я давно уже поняла, принцип работы у тебя простой: хочешь – работаешь, а не хочешь – не работаешь.
– Нет, я имею ввиду у пропеллера.
– Ещё проще. Нажал кнопку – он заработал. Ещё раз нажал – он остановился.
– Это я уже понял. Я говорю – какой принцип работы пропеллера. Почему он крутится?
– Ну так ты же на кнопку нажал, балбес, он и крутится.
– Я не понимаю. Почему он крутится? Что заставляет его крутиться?
– Леший, у тебя что – мышиные мозги теперь в голове? Это надо срочно исправлять. Садись на кушетку.
– Не буду я садиться на кушетку. Нормальные у меня мозги. Объясни, почему, когда на кнопку нажимаешь, пропеллер крутится?
– Потому, что один раз нажимаешь. Что здесь может быть непонятного? Нажал один раз – крутится, нажал второй раз – не крутится, – Баба-Яга стала «заводится». Она подскочила к Лешему и нажала на кнопку – пропеллер закрутился и Леший поднялся в воздух. Баба-Яга легонько ткнула Лешего в пузо, туда, где была кнопка – пропеллер остановился. Баба-Яга уже сильнее попыталась вдарить по кнопке, но Леший успел отскочить.
– А-а, понял принцип работы? – торжествуя крикнула Баба-Яга Лешему.
– Нет, не понял. Почему он крутится, когда я на кнопку нажимаю? – Леший поднялся в воздух и стал летать вокруг Бабы-Яги. – Почему? Почему?
– И за что мне такое наказание, любознательный ты мой? – устало пожаловалась Баба-Яга. – Ну что тебе неймётся? – Яга для вида пустила слезу. – Ну, нажал кнопку – полетел. Ещё раз нажал – остановился. Что тебе ещё надо? Бак с топливом и реактивный двигатель за спиной?
– Заманчивое предложение. Стоит подумать над этим. Но пока я хочу разобраться. В принципе работы пропеллера. Вдруг этот принцип можно положить в основу нового витка научно-технического прогресса.
– Да не положишь ты ничего в основу. Нет у него принципа. Беспринципный он.
– Яга, как же так? Он же крутится. Я летаю. Почему я летаю?
Яга начала было отвечать, но Леший не дал ей открыть рот. – По другому ставлю вопрос. За счёт каких сил крутится пропеллер?
– А за счёт каких сил летают ступа, метла, избушка? Ты не задавал себе этот вопрос, Леший?
– Нет, я не думал об этом. Это в общем-то кажется обычным – летают себе и летают.
– То есть, когда бабушка летит на метле, в этом нет ничего удивительного, обычное дело. Ну, летит себе и летит, никому не мешает, Пусть летит себе дальше, карга старая, лишь бы не пылила. А когда пропеллер за спиной крутится – это необычно, давай принцип движения выяснять, науку вперёд двигать. Я правильно излагаю твои мысли, пытливый ты наш?
Леший молча смотрел на Бабу-Ягу. Похоже, он впервые задумался о том, что ко многим необычным вещам относился как к обычным. – И всё-таки это мне кажется как-то более невероятным, более странным. Я нажал на кнопку у себя на пузе – и полетел. Как это может быть, Яга?
– А много ты чудес видел? А тут – никакого чуда, просто волшебство. Ладно, пингвин, ой, прости, мышь летучая, глуши пропеллер, пошли в ступу, лететь пора.
– А ты, Яга, что, не переоденешься даже?
– Ой, – спохватилась Баба-Яга, – подожди минуточку, вылетай из шалаша, тренируйся, а я соберусь быстренько.
Быстренько Яга собиралась где-то часа четыре. Но когда она вышла из шалаша, Леший её даже сразу не признал:
– Вот, вот это настоящее волшебство. Ну, ты постаралась, как никогда. Как такое возможно? – Леший не мог понять – что произошло с Бабой-Ягой: осанка выправилась, нос, который иногда можно было принять за парус, стал обычным. Да и сама она как-то помолодела и, если честно, перестала быть страшной.
– Как возможно, как возможно, – передразнила Лешего Баба-Яга. – Мне же придётся на людях появляться, я не могу выглядеть как Баба-Яга, – улыбнулась Баба-Яга и улыбка получилась миловидно-зловещей. – Постаралась.
– Яга, а я могу выглядеть как Леший?
– Вот на кого ты точно не похож сейчас, так это на Лешего.
– В этом и есть проблема. Я лучше бы выглядел как Леший, а не как сейчас.
– А чем тебе сейчас не нравится? – вновь улыбнулась Баба-Яга. Теперь это получилось не так зловеще.
– Мне сейчас тем не нравится, что я на Лешего не похож. Я вообще ни на кого не похож. Как мне людям на глаза показываться?
– А ты запрыгивай в ступу, – взглядом стрельнула Баба-Яга.
– Ты что глазами стреляешь, Яга? Так и убить можно. У тебя остаточный заряд электрический высокий, – Леший легко запрыгнул в ступу и оттуда торчала только мышиная голова.
– Во, в самый раз получилось. Из ступы не вылазь, никто и не догадается, что ты мышь летучая. Подумают, что просто мышь в ступе сидит и лишь голова её торчит. А глазами стреляю – тренируюсь, всегда пригодится. Ладно, полетели, – Баба Яга проворно заскочила в ступу и та тут же оторвалась от земли.
Глава VII
В полёте Леший с Бабой-Ягой почти не разговаривали. Леший завороженно смотрел на лесную панораму с высоты полёты птицы, а Баба-Яга рисовала мелом странные фигуры на навигационном щитке.
– А что ты не спрашиваешь, Леший, за счёт какой энергии мы летим? – съязвила было Баба-Яга.
Леший тут же оживился и спросил:
– А что, можно?
– Нет, нельзя. Пошутила я, – Баба-Яга испугалась, что Леший не отстанет от неё с вопросами. – В полёте нельзя разговаривать. Природой любуйся.
Защитный барьер преодолели легко. Просто звякнуло в воздухе, как струна без аккорда, да и то тихонько, возможно только в ушах летящих Яги и Лешего.
Баба-Яга осторожно приземлилась на краю лужайки, где росла картошечка. Яга вылезла из ступы и спросила Лешего:
– И где будем искать картошечку?
– А с какой целью? – раздалось где-то совсем рядом.
– Мышонок, это же не ты спросил? Я надеюсь.
– Нет, не я. Здесь кто-то есть.
– Где здесь? – Баба-Яга испытывающе смотрела на Лешего. Мало ли он решил её разыграть или в полёте его укачало – вдруг летучие мыши полёт в ступе плохо переносят.
– Где-то здесь рядом. Кто-то же спрашивал нас о целях поиска картошечки.
– Это я спрашивала, – опять раздалось совсем близко.
– А ты кто? – спросила Баба-Яга.
– А ты кто? – ответили ей.
– Я? Да я, вот, с мышонком пришла на опушку грибы собирать. На солнышке погреться. Пикник у нас тут. Да, мышонок?
– Да. – ответил Леший. – Туристы мы. А ты кто?
– Я? Мандаринка. Прибыла в лес для изучения местной флоры. По обмену опытом.
– Честно? Как интересно. Давай общаться. Мы опытом поделимся. Только странно как-то. Голос твой где-то рядом, а мандаринами не пахнет.
– Зато Бабой-Ягой пахнет, а не туристами. Вас это не пугает?
– Чего это мной пахнет? У меня духи натуральные. Из болотных лилий, – возмутилась Баба-Яга и поняла, что проговорилась и выдала себя. – Ну да, Баба-Яга я. Но мы с добром прилетели. С картошечкой побеседовать. Нас можно не бояться.
– Ну так беседуйте. Что вас интересует? Тем более, я вас и не боюсь.
– Так ты и есть картошечка? Покажись, чтобы мы поверили. Ты где?
– Мы здесь. То есть я здесь. И здесь. И здесь, – как будто из разных мест раздавались голоса картошечки.
– У тебя что – раздвоение личности? Я в этих вопросах не специалист. Тут к психиатру надо, – Баба Яга наморщила лоб. – Нет, не получится к психиатру. Он от нас сбежал, гад.
– Если быть более точным, то уполз, – поправил Леший из ступы.
– Да не надо мне психиатр. Нет у меня раздвоения. Размножение у меня. Размножилась я. У меня вегетативный период, в котором я осознаю себя во всех картошечках. Мы растём.
– А-а, ну тогда другое дело, – Баба-Яга всматривалась в сторону лопуха. – А растём мы под лопухом?
– Э-э-э, – заговорил вдруг лопух.
– Ну что экаешь, разговорчивый ты наш? – Баба Яга подошла к лопуху. – Набрался ума-разума?
– А вы что, знакомы? – спросила картошечка. – Это Лопушок, мой друг. Он находится под моим покровительством. Прошу его любить и уважать.
– А как же иначе? Сейчас паутинку с него соберём и послушаем, что он обо всём думает, – Баба Яга достала откуда-то прутик, тихонько что-то шепнула и провела им легонько по лопуху.
С лопуха стала скатываться лёгкая, едва заметная перина из паутинки и лопух вдруг заговорил:
– Э-э-э. Не надо думать, что вы здесь самые умные. Наша дискуссия ещё не закончилась. И на эти ваши провокационные вопросы я отвечу, не сомневайтесь, но позже, когда до них очередь дойдёт. А сейчас не могу, при всём желании и уважении ко всем присутствующим, а также и ко всем отсутствующим, к тем, у кого не хватило терпения, а может и просто стремления к знаниям, не могу не заявить, пусть даже Одуванчик и обижается, но истинна мне дороже, так вот, это ясно, как гудение пчелы, как полёт шмеля, как пение комара, это ясно, что Одуванчик произошёл от парашютика, который летел, направляемый ветром, издалека и приземлился в поле на рассвете, когда ещё не сошла лёгкая чистая роса, а туман только собрался рассеиваться…
Бесплатный фрагмент закончился.
Начислим
+30
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
