Приговоренные к любви

Глава 3

Бен

Я медленно потягиваю бурбон, желая сохранить трезвый ум. Отец впервые доверил представлять его на важной встрече, и мне нельзя облажаться. Я так долго к этому шел и не собираюсь откатываться назад.

Салерно заставил нас ждать сорок минут, что вывело меня из себя. Некоторое время отношения между Нью-Йорком и Лас-Вегасом были неопределенными, но сегодня я намереваюсь их прояснить. Поэтому я отбрасываю раздражение и сосредотачиваюсь на том, ради чего приехал.

Мы находимся в приватном подвале его клуба. Странное место для деловых встреч, однако похоже, что в Городе грехов бизнес и женщины идут рука об руку. Откинувшись на спинку мягкого бархатного дивана, я рассматриваю комнату, пока Салерно и его люди рассаживаются.

Слева от меня возле черной стены – вращающийся зеркальный бар. Справа – квадратный танцпол: небольшая сцена и пара шестов. Остальное пространство отведено для зоны отдыха со стильными низкими диванами и удобными креслами с высокими спинками, а между ними стоят блестящие черные столики. Отделка тут как в основном клубе наверху – смесь черного, золотого, красного и оранжевого. Свет приглушен, играет негромкая фоновая музыка.

Я поднимаю взгляд на лестницу в дальнем правом углу от бара, ведущую на верхний уровень, где находятся несколько спален. Слухами о наркотических оргиях Салерно полнится земля. Сейчас я по крайней мере знаю, чего ожидать – посещал одну такую пару лет назад, когда приезжал в прошлый раз с отцом.

– Я удивлен, что не приехал Анджело или кто-нибудь еще из нью-йоркских боссов, – говорит Салерно, наконец начиная разговор.

Он откидывается назад в кресле и смотрит на меня. Ему нравится наводить страх на всех, с кем общается, его мрачный взгляд вошел в легенды. Но чтобы напугать меня, этого слишком мало.

Он пришел с подручным Грегом Гамбини – бугаем с соответствующей репутацией; консильери Фабрицио Руссо, несколькими старшими капо и горсткой верных soldati. Их одиннадцать человек против нас пяти, но я ожидал демонстрации силы в его подземном жилище. За исключением солдат, всех я уже видел раньше.

Бизнес Салерно в Вегасе небольшой, но управляет он железной рукой. У него собственный свод правил, свои способы вести дела, которые не всегда совпадают с нашими представлениями. Лично мне претит то, как они обращаются с женщинами, но во всем остальном они идут в ногу со временем.

Чего не скажешь о многих семьях в США.

– Они уехали на подобные встречи в Филадельфии, Флориде, Лос-Анджелесе и Бостоне, – сообщаю я.

На его челюсти дергается мышца, и он выпрямляется в кресле. Его люди напряжены, настороженные взгляды устремлены на меня. Я чувствую, как Лео за моей спиной тянется к пистолету на бедре.

– Значит, нас не сочли достойными встречи с кем-нибудь из пяти? – осведомляется Салерно.

Его голос убийственно спокоен, лицо бесстрастно.

Атмосфера в комнате заметно меняется.

– Беннет – наследник Маццоне и однажды станет самым могущественным боссом в Нью-Йорке, – холодно отвечает Лео.

Я рад, что он не упомянул мои планы стать самым могущественным боссом во всей стране, поскольку между уверенностью в себе и самонадеянностью существует четкая граница. К тому же умный человек никогда не разглашает свои планы, пока не наступит подходящий момент и успех станет несомненным.

– То, что Бен решил приехать сюда, говорит вам все, что нужно, о вашей предположительной ценности.

Я поднимаю руку, обрывая речь моего запальчивого подручного. У Лео немало талантов, которые я ценю, но дипломатия в их число не входит.

– Я приехал потому, что разделяю ваши ценности и амбиции.

Я отпиваю бурбон и закидываю щиколотку на колено, не выказывая ни малейших эмоций.

– Я думал, вы приехали по делам Комиссии, – говорит Руссо, глядя на меня как на букашку, которую ему хочется прихлопнуть.

– Да, но цели совпадают.

– Я слушаю, – произносит Салерно, сверля меня взглядом.

– Как вам известно, Комиссия много лет не действовала.

– Была распущена, когда Чикаго откололся, – поясняет Салерно, словно мне нужен урок истории.

Когда меня втянули в этот мир, я прежде всего изучил прошлое и усвоил все, что можно, о семьях и наших врагах.

– Интересно, что прежде вы их не упоминали, – добавляет он.

– Отношения Нью-Йорка и Чикаго все еще разорваны.

Он издает смешок.

– Мальчик, ты говоришь как политик. До меня доходили верные слухи.

Игнорируя его выпад, я продолжаю, крутя бурбон в рюмке и уставившись на местного босса:

– Пока что Чикаго за бортом.

Салерно негромко присвистывает.

– Рискуете навлечь гнев Филиала? Разозлить сицилийцев?

– Я сказал «пока что».

Я стараюсь держать себя в руках. Если этот засранец будет перебивать, разговор затянется на всю ночь.

– Мальчик, расслабься, – он сдвигает брови, и у меня возникает искушение пустить ему пулю в лоб. Если он еще раз назовет меня мальчиком, я так и сделаю. – У меня свои дела с Филиалом.

Для меня это новость.

Коза Ностра возникла на Сицилии в девятнадцатом веке, но в США появилась только во времена «сухого закона» и орудовала совершенно независимо от сицилийской, пока почти тридцать лет назад к власти в Чикаго не пришел Джузеппе Де Лука. Тогда все изменилось, потому что новый глава Филиала отказался играть по правилам Комиссии и решил поступать по-своему.

Комиссию создал в тридцатые годы Лакки Лучано. Она служила, так сказать, советом директоров всей итало-американской мафии. Нью-Йорк как единственный штат с пятью семьями имел контрольный пакет, что всегда возмущало Филиал. Когда Де Лука захватил власть в Чикаго, он остался в своей постоянной резиденции на Сицилии и отправил в Америку своего подручного Джифоли. Прежде подобное было неслыханно, и Комиссия не признала авторитет Де Луки, когда тот отказался показать лицо.

Произошел раскол, Комиссия в конце концов распалась, и с тех пор семьи действовали независимо. Де Лука и по сей день продолжает править через своего подручного; никто из других боссов никогда его не встречал. Это озадачивает, но все уже давно смирились с таким положением дел. По правде говоря, Чикаго процветает и остается второй по величине организацией после Нью-Йорка.

Затем некоторые семьи объединились в альянсы, в основном чтобы проще вести дела. У нас договоренность с Салерно: часть наших наркотиков поступает в Лас-Вегас, а он организует безопасную отправку в Нью-Йорк. У многих семей есть похожие соглашения, но впервые предпринимается попытка создать более официальную структуру.

Это смелый шаг, но, как мне кажется, необходимый. Пятеро боссов наконец согласились, и мы запустили процесс.

Я выгибаю бровь в молчаливом вопросе: что за дела у Салерно с Чикаго? Но он отмахивается от моего немого вопроса, что злит меня еще больше. Кровь закипает, но внешне я сама Швейцария.

– То, что сицилийцы остались за бортом, только делает план заманчивее.

Он уже забыл про оговорку «пока что». Если обострятся проблемы с братвой – а я подозреваю, что обострятся – придется объединить все семьи. В том числе Чикаго.

– Нью-Йорк хочет перезапустить Комиссию, сначала через неофициальные альянсы, которые мы со временем расширим.

– Зачем? – Саверио пожимает плечами. – Все работает, так зачем чинить то, что не сломано?

– Русские вызывают все большую озабоченность, и если мы хотим сдержать исходящую от них угрозу, нам необходимо объединить итало-американские семьи.

Есть и другие. Ирландцы, албанцы и Триада могут стать проблемой в Нью-Йорке. Однако ни одна из этих группировок не требует немедленных действий, потому что их численность невелика и они мало что контролируют. Но они у меня на радаре, и я держу ухо востро.

Я отпиваю еще глоток и с ледяной невозмутимостью встречаю тяжелый взгляд Гамбини. В его венах течет немного русской крови со стороны матери. Отец его происходит из авторитетной итало-американской семьи, но русская ДНК делает его чувствительным к подобным выпадам. Теперь он смотрит на меня так, словно ждет, что я брошу в его адрес какое-нибудь оскорбление и у него появится повод растоптать меня.

Этот человек славится тем, что сокрушает противников голыми руками и полным пренебрежением к человеческой жизни. Чихни на него – и он скорее всего убьет тебя, даже не вспотев. Но мало кто знает, что он невероятно хитер. Умный человек вроде Саверио Салерно не сделает своим подручным жестокого убийцу, если у того нет никаких других талантов.

– Русские – не угроза, – говорит Салерно, наливая себе еще скотча.

Я беру бутылку «Старого Рип Ван Винкля» за двадцать тысяч долларов, доливаю свою рюмку и ставлю бурбон на стол.

– Их численность равна нашей.

– Они не организованы, неблагонадежны и они не люди чести.

– Все это правда, но надолго ли? Мне донесли сведения, которые меня обеспокоили. Если русские мобилизуются, они смогут нам навредить. Нельзя дать им такую возможность.

– Я могу защитить свою территорию, так зачем мне соглашаться на возрождение Комиссии? Вступать в большую битву? – Салерно выпивает виски и наливает еще.

– Сейчас вы можете защитить свою территорию, но надолго ли? Это случится, и те, кто предпочтет сохранять независимость, наверняка станут мишенями. Если русские объединятся и нападут на вас всей своей численностью, вы не сможете устоять. В усилении связей есть смысл.

– Если русские появятся у меня на пороге, я убью каждого мудака лично.

Интересно, Салерно действительно в это верит?

– И вы либо умрете, либо попадете в тюрьму, – я опускаю ногу на пол и слегка наклоняюсь вперед. – Саверио, мы не можем и дальше следовать традиционному пути. Даже если судьи, адвокаты и законы у нас в кармане, нас сдерживают законы РИКО. Мы больше не можем убивать каждого, кто на нас косо посмотрит. – Я бросаю взгляд на Гамбини, и тот рычит. – Коза Ностра – такая же компания, как и любая другая. Мы должны приспосабливаться, эволюционировать и расти, иначе не выживем.

– Я наслышан о некоторых ваших проектах, – Саверио щелкает пальцами одному из мужчин у двери. Тот молча выходит. – Слышал о том, что вы пытаетесь сделать.

– Времена меняются, джентльмены. – Я устремляю взгляд на его капо, любопытного Руссо и несговорчивого Гамбини. – Если к ним не приспособиться, то погибнешь.

Глава 4

Бен

– Согласен, усиление связей – это разумно, – кивает Салерно, и мне хочется ему врезать.

Этот сукин сын просто проверяет меня.

Я крепче сжимаю рюмку, пытаясь успокоиться. Восемь лет у меня была не жизнь, а одна сплошная проверка, и мне надоело. Я думал, что пока был солдатом и усердно поднимался по службе, заслужил место рядом с отцом без вопросов, без дальнейших испытаний, но, очевидно, подозрения на мой счет еще есть и меня не закончили проверять.

– Я подхожу к последнему вопросу прежде, чем перейти к развлекательной части вечера.

Он самодовольно ухмыляется, и я беспокойно ерзаю на диване, зная, что будет. Как бы мне хотелось извиниться и уйти. Но это оскорбило бы нашего хозяина, поэтому я смирился с тем, что проведу ночь в компании шлюх и секс-рабынь. Внутри поднимается желчь, и я делаю большой глоток бурбона, приветствуя яблочные и карамельные ноты и приятное тепло, скользящее по горлу. Возможно, напиться – единственный способ пережить эту ночь.

– У вашего отца есть ответ на мое предложение?

Опять эта фигня. Я стискиваю зубы и мысленно считаю до десяти, прежде чем сказать прямо:

– Я не женюсь на ребенке. И в этом нет необходимости. Чтобы связать наши семьи, достаточно укрепить деловые союзы и объединиться под эгидой новой Комиссии.

Когда я стану боссом, буду просить отменить некоторые старые традиции вроде практики договорных браков. Я не наивен. Я знаю, что тем, кто мы есть, мы отчасти обязаны традициям, и кое-что я менять не стану, но меня возмущают варварские обычаи, когда дело касается женщин и их роли в нашем обществе.

Для мамы я уже ничего не могу сделать, но, может, смогу немного загладить вину, избавив других женщин от того, что пережила она.

– Не уверен, что мне нравится ваш тон, – говорит Саверио, и в воздух просачивается новая волна враждебности.

– Я не хотел оскорбить ни вас, ни Анаис, но я уже сказал отцу, что не собираюсь жениться. Я серьезно отношусь к своим обязанностям перед la famiglia, и женитьба на ком угодно ослабит мое положение.

От меня ожидают брака с красивой, добропорядочной женщиной, которая подарит наследников, чтобы продолжить род Маццоне. Тем не менее жены у нас – не более чем аксессуары. Птицы в клетках, лишенные свободы, и у меня нет ни малейшего желания подвергать такой участи себя или любую женщину.

Многие мужчины из нашего мира соглашаются на договорные браки, чтобы избежать излишних хлопот. Проявление внимания к жене расценивается как слабость, поэтому у нас редко женятся по любви. А одна-две шлюхи на стороне помогают держать жен в узде, если у них возникнут какие-либо романтические представления о мужьях.

Жены и дети – явные мишени в нашем мире, и я не хочу в этом участвовать. Ирония заключается в том, что в нашем кодексе поведения женщин якобы уважают, но при этом вполне нормально выказывать неуважение, похищая и убивая их, чтобы преподать урок, или спать со шлюхами, если это не выставляется напоказ.

Другие семьи относятся к женщинам еще хуже, а Вегас – в особенности. Ходили слухи, будто Салерно убил свою жену – мать одиннадцатилетней Анаис – потому что она возмутилась, когда он привел домой трех шлюх. Кроме того, он сколотил состояние на торговле женщинами, чего мы в Нью-Йорке избегаем из принципа и чтобы не накалять страсти. Хотя мне противно иметь дело с таким человеком, нам нужна его помощь в перевозках и дистрибуции, и мне нравятся некоторые его идеи на будущее.

– Будь осторожен, мальчик. Пусть перемены неизбежны, но не форсируй изменения там, где они не нужны или нежеланны. Уверен, отец говорил тебе, что битвы нужно выбирать с умом.

– Туше! – Я поднимаю рюмку и возвращаю ему пристальный взгляд.

Уголки его губ приподнимаются в едва заметной улыбке, и он тоже поднимает рюмку.

Общее внимание привлекает звук шагов в коридоре. Салерно встает, дверь открывается, и в комнату впускают группку полураздетых женщин. Кто-то делает музыку погромче, официант ставит на стол еще одну бутылку скотча рядом с пивом.

– Мессина, расслабься, – машет Салерно Лео. – Сядь. Насладись моим гостеприимством.

Лео опускается на диван рядом со мной и ухмыляется. В отличие от меня мой лучший друг ничего не имеет против шлюх. Я снимаю черный пиджак, закатываю по локти рукава белой рубашки и заставляю себя расслабиться на диване.

Салерно приветствует женщин как давних подруг, а не проституток, которых похитил и обучил, чтобы эксплуатировать. Он целует их и лапает, а они притворяются, что им приятно его внимание.

Плевать, насколько он богат и могуществен, никакой женщине не может быть приятно целовать уродливую рожу этого ублюдка.

Две девушки подходят к сцене, берутся за шесты и начинают скользить по ним вверх-вниз в такт музыке. Остальные набрасываются на нас как стервятники. Мы с Лео одного возраста и определено здесь самые молодые и привлекательные. Комично смотреть, как девушки нацеливаются в первую очередь на нас.

Я не протестую, когда мне на колени плюхается блондинка с огромной силиконовой грудью, хотя инстинкт побуждает послать ее к черту. Она обвивает мои плечи и целенаправленно ерзает на моем члене. Худенькая брюнетка с мальчишеской фигурой опускается на колени к Лео, и он машинально обнимает ее за талию. Расфуфыренные девушки бросаются к Гамбини, Руссо и капо Салерно, но остальные наши люди, наши soldati стоят на страже вдоль стен.

Перегнувшись через шлюху, я беру со стола два пива и молча протягиваю ей одно. Я наблюдаю за Салерно, пока девушка безуспешно пытается привлечь мое внимание. В моих штанах ничего не шевелится, я стараюсь, чтоб так и было, когда вечер доходит до этого момента. Салерно уставился на дверь так, словно хочет изрешетить ее пулями. На его покрытом шрамами лице застыло мрачное выражение. Прищурившись, он переводит взгляд на единственного охранника у двери и рявкает:

– Где же она?

– Уже идет, босс. За ней пошел Рензо.

Салерно поворачивается к нам, а Лео берет себе пива.

– Я встретил наверху самое потрясающее создание, – объясняет Салерно, наливая себе еще скотча и садясь обратно. Сажает себе на колени рыженькую с пышными формами и просовывает руку под резинку ее трусов. Она выгибается, а он разрывает трусы, бросает на пол и в открытую трахает ее пальцем. – Сплошные ноги, золотистые волосы и огромные зеленые глаза.

Гамбини хихикает.

– Воплощение невинности, – добавляет Салерно, подмигивает и грубо сует три пальца в рыжую. – Она так перепугалась. Не могу дождаться, чтобы перепачкать член в ее крови.

– Девственная киска, – Гамбини облизывает губы, лаская обнаженную брюнетку, пристроившуюся на коленях между его ног и расстегивающую молнию на его брюках. – В нашем вкусе.

– Я возьму ее первым, – говорит Салерно, продолжая тыкать пальцем в девушку на его коленях. Его взгляд будто прирос к двери, ожидая жертву. – Маццоне может взять ее следующим. А потом она твоя, – сообщает он своему заместителю.

Я с ухмылкой подношу бутылку пива ко рту и отпиваю сразу половину. У меня есть роль, хочу ли я ее играть или нет.

До моего слуха доносится суматоха в коридоре. Блондинка у меня на коленях начинает расстегивать мою рубашку, запечатлевая слюнявые поцелуи на моей шее. Лео со счастливой улыбкой развалился на диване, раздвинув ноги, а брюнетка наклоняется над его членом.

В мои барабанные перепонки бьют крики – солдат Салерно волочет в комнату двух девушек. Маленькая фигуристая девушка с короткими каштановыми волосами рыдает в открытую, а более высокая, стройная блондинка борется с солдатом, пытаясь вырваться.

– Отпусти! – кричит она.

Ее голос звучит как-то знакомо, и у меня встают дыбом волоски на загривке. Я стараюсь ее рассмотреть, но с моего места это трудно сделать, а ее лицо закрывает копна светлых волос.

Робкая брюнетка кричит громче. Хотя она хорошенькая – если вам нравятся невинные девочки, живущие по соседству, – очевидно, что Салерно взял ее, чтобы блондинка приняла его приглашение. Такие девушки явно не в его вкусе. Классический прием кнута и пряника.

Отодвинув в сторону шлюху, которая сидит у меня на коленях, безнадежно загораживая обзор, я вижу, как стройная блондинка убирает с глаз волосы. Солдат заталкивает девушек в комнату, и теперь ничто не закрывает ее лицо. У меня на шее вспухают вены, а кровь ударяет в голову. Я смотрю на нее, моргнув пару раз, чтобы убедиться, что глаза меня не подводят.

Не. Может. Быть.

– А вот и вы, мисс Лоусон, говорит Салерно, доставая пальцы из рыжей и спихивая ее на пол.

Перешагнув через нее, он подходит к дрожащей блондинке.

Я всматриваюсь в нее, и к горлу подступает ком. Я узнал девушку в ту же минуту, когда мне удалось как следует разглядеть ее лицо. Слова Салерно только подтвердили это. Держу пари, Саския рвет и мечет от того, что младшая сестра красивее. Сьерра очень похожа на нее. Обеим достались от матери светлые волосы и зеленые глаза, в то время как Серена с каштановыми волосами и ореховым глазами пошла в Джозефа Лоусона.

Хотя Сьерра похожа на мою бывшую, она совершенно из другой лиги. У нее более утонченные черты. Волосы – совершено ошеломительного светлого оттенка, ярче, чем у сестры, и фигура гораздо соблазнительнее. В отличие от Саскии все в ней настоящее и естественное.

Сьерра изысканна.

Она как богиня со струящимися светлыми волосами, ее красота совершенна: симметричное лицо, ноги словно от ушей и тонкая фигура с изгибами во всех положенных местах.

Мой маленький Светлячок вырос, и этого нельзя не заметить.

Я никогда не думал, что встречу ее снова.

И уж точно не в таком месте.

Мистер Лоусон всегда был помешан на охране дочерей. Поверить не могу, что он позволил младшенькой свободно разгуливать по Лас-Вегасу. Могу лишь предположить, что Салерно позаботился о ее телохранителе. Он из тех, кто ни перед чем не остановится, чтобы получить желаемое, а судя по тому, как он пожирает ее взглядом, хочет ее он очень сильно.

Ну и черт с ним.

Он ее не получит.

Мой внутренний зверь рычит, по венам бежит адреналин.

Не знаю, как мне спасти Сьерру от того, что уготовил ей Саверио, но я не буду стоять и смотреть, как он уничтожает ее. Я вытащу ее отсюда, даже если это станет моим последним делом.

Глава 5

Сьерра

Страх клещами вцепляется в мое сердце, сжимая все крепче и крепче, пока не становится трудно дышать. Пен истерически вопит, я никогда не видела ее такой напуганной. Я сосредотачиваюсь на подруге, на необходимости защитить ее, потому что только так я не сойду с ума. Одной из нас нужно оставаться собранной, иначе нам обеим не выжить.

Знаю, не нужно было поддаваться на уговоры подруг пойти в вип-комнату – следовало довериться интуиции и удирать. В тот же миг, когда мы пришли в кабинет «Живанши», я поняла, что нам не удастся заставить их уйти.

По иронии судьбы, мы с Пен отлучились из главной комнаты в туалет, чтобы обсудить, как отсюда выбраться. Должно быть, Шрамолицый Салерно приставил к нам надзор, потому что когда мы вышли из туалета, снаружи стоял его головорез. Он сообщил, что проводит нас в частный клуб мистера Салерно в подвале. Я сказала ему, чтобы проваливал, а он не постеснялся достать пистолет и пригрозил пристрелить наших подруг, если мы не пойдем с ним по-хорошему.

Выбора у нас не было.

– Отпусти, скотина, – шиплю я, а он тащит меня к Саверио. Пальцы охранника так крепко вцепились в мою руку, что останутся синяки. – Мне больно.

По комнате разносится громкое фырканье. Зверюга на диване поворачивает голову и смотрит на меня через плечо, и у меня глаза на лоб лезут. Я вижу на его лице неприкрытую похоть, меня охватывает ужас.

– Уж лучше тебе привыкнуть к боли, принцесса, потому что скоро ее будет еще больше.

Он раздевает меня взглядом, облизывая губы, уставившись на мою небольшую грудь.

Я опускаю взгляд на девушку, которая стоит перед ним на коленях и сосет его член. У меня сжимается желудок и подступает тошнота. Я быстро окидываю взглядом комнату, передо мной предстает вся сцена, и горло сжимает паника.

Здесь несколько немолодых страшных мужиков, все на разных этапах сношений с практически голыми женщинами. Девушки выглядят гораздо моложе них и не похоже, что их принуждают. Пара обнаженных девушек крутятся на шестах в другом конце комнаты, а зловещего вида парни стоят в сторонке позади занятых диванов – все в черном и с оружием на поясах.

Что это за место? И кто все эти люди?

Сердце бешено колотится о ребра, я лихорадочно ищу пути бегства, но единственный выход из комнаты – через главную дверь сзади нас.

– Не обращай внимания на моего друга, – говорит Саверио, подходя к нам с жуткой улыбкой.

Есть люди, у которых улыбка озаряет все лицо. Люди, которым улыбка меняет черты, превращая их из обычных в необыкновенных.

С этим же человеком все наоборот.

Его улыбка – как мутные глубины помойной ямы, кишащие опасными для здоровья токсинами. Мне хочется сказать ему, чтобы никогда не улыбался. Что улыбка не идет ему на пользу. Но подобному человеку скорее всего такое понравится.

– Мы собрались здесь ради удовольствия, – говорит он.

От мужчины и женщины с ближайшего дивана доносится низкий стон. Она подпрыгивает на его члене, а он щиплет ее соски, что мне кажется скорее болезненным, чем приятным.

Саверио оттаскивает меня от говнюка, который оставил отметины на моей коже, обхватывает за талию и притягивает к себе. У меня внутри все сжимается от страха, мне так сдавливает грудь, что не хватает воздуха. Пен тяжело дышит, головорез крепко держит ее за руку.

– Вы не можете держать нас здесь против нашей воли, – протестую я, недовольная тем, что мой голос дрожит.

По комнате проносится хохот.

– Если мы не вернемся, наши подруги поймут, что с нами что-то случилось, и позовут на помощь, – добавляю я.

Улыбка Саверио становится еще более зловещей, его рука перемещается по моему бедру на задницу. Меня чуть не тошнит. Я пытаюсь вырваться, но он качает головой и цокает языком.

– Не обижай меня, красавица, – его голос сочится угрозой. – Ты же не хочешь меня обидеть?

Он сжимает мою задницу, и у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Не беспокойся насчет подруг. Мой менеджер передал им послание.

Его рука опять перемещается ниже, и он просовывает ее под подол моего короткого платья.

Внутри меня все сжимается, кровь ударяет в голову.

Поверить не могу, что я это допустила.

Поверить не могу, что по глупости опоила Тони, чтобы с кем-нибудь переспать.

Поверить не могу, что уступила уговорам подруг остаться в клубе.

– Они думают, что вы вернулись в отель, – продолжает он, а его пальцы ползут по моему бедру. – К тому времени, как они поймут, что это не так, они будут под кайфом от дармового порошка, который я только что передал на их стол, или так упьются бесплатным шампанским, что им будет все равно.

Его пальцы задевают мои кружевные трусики, и с моих губ срывается сдавленный звук. Боковым зрением я улавливаю какое-то движение на противоположном диване, но я в такой панике, что вижу лишь размытые очертания.

Пен кричит еще громче, и судя по тому, как раздраженно смотрят на нас некоторые мужчины, они не будут долго терпеть ее истерику. Игнорируя мозолистые пальцы на своей заднице, я сосредотачиваюсь на лучшей подруге, взглядом умоляя ее взять себя в руки, пока не получила пулю в лоб.

Руки Саверио блуждают по моему телу, и меня охватывает нечто вроде смирения, я готовлюсь уйти в себя и блокировать все происходящее. Много лет я таким образом противостояла насмешкам отца и Саскии, но сейчас ситуация совершенно иная. Могу только предполагать, что на уме у Саверио, но что-то мне подсказывает, что мое воображение бессильно представить все мерзости, которые он замыслил для нас.

Я не вижу никакого выхода.

У них пистолеты, и они могут нас убить.

Я бы предпочла согласиться и позволить им насиловать меня в надежде сохранить жизнь.

К Пен подходит голый мужчина, и она кричит. Его отвратительный старый член торчит в ее сторону, как оружие. На его коже запечатлена целая история – и мне бы не хотелось, чтобы эта история оказалась правдой. Его грудь и руки покрыты шрамами, а на плече явный след старого пулевого ранения.

Все эти парни – гангстеры, вот попали мы в переплет.

– Предлагаю сделку, – выпаливаю я.

В этот момент я улавливаю краем глаза движение, которое меня сразу отвлекает.

Саверио хихикает и, просунув руку мне в трусы, обхватывает ладонью ягодицу. К моему горлу подступает тошнота, внутри все бурлит, но я изо всех сил стараюсь держаться.

– Знаю, что ты привлекла меня не просто так. – Он проводит языком по моей шее.

Меня передергивает, и я не успеваю это скрыть. Он опять хихикает, и я знаю, что мой страх только еще больше его заводит.

Пен вопит, и я с ужасом смотрю, как голый мужчина хватает ее за горло, толкает к стене и поднимает на пару футов от пола.

– Отпустите ее и можете делать со мной что угодно! – кричу я. На грудь словно опускается тяжесть.

Перепуганные глаза Пен встречаются с моими; она синеет.

– Ты не будешь бороться? – Саверио проводит грубым пальцем по моей груди.

– Я не буду бороться. – Потому что знаю: ублюдку это только понравится. – Я буду содействовать. Только пожалуйста, пожалуйста, отпустите ее. Отпустите всех моих подруг, и я ваша.

Слова кажутся ядом на языке, но если это сработает, то я спасу хотя бы Пен.

Саверио кивает голому мужику, и тот бесцеремонно отпускает Пен. Она падает на пол, хватая ртом воздух и держась за горло.

– Рензо! – Саверио подзывает мужчину, который похитил нас у туалета. – Проводи девушку в отель и оставайся с ней, пока не получишь дальнейшие указания.

– Это не входило в сделку.

В ту же секунду, как эти слова срываются с моего языка, я понимаю, что не следовало их говорить.

– Тихо! – рявкает Саверио, беря меня за горло и запрокидывая назад мою голову. – Если хочешь, чтобы твои подруги ушли невредимыми, будет по-моему. Твоих подруг будут охранять, пока я не уверюсь, что они не разболтают. – Он убирает пальцы с моего горла и ухмыляется. – И вообще, все, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе.

Если он думает, что я буду смеяться над его попыткой пошутить, то он ошибается.

– Уведи ее отсюда, – рявкает Саверио, когда Пен опять начинает рыдать.

– Сьерра! Так нельзя! – Она прекращает рыдать и с отчаянием смотрит на Саверио. – Пожалуйста, отпустите нас обеих. Мы никому не расскажем. Просто позвольте нам уйти, мы обещаем, что не скажем ни слова.

Он отмахивается от нее небрежным жестом.

– Я люблю тебя, – шепчу я одними губами, когда тот же скотина отрывает ее от пола.

– Прости, – точно так же одними губами отвечает она.

Пен уносят из комнаты, ее вопли звенят у меня в ушах.

– Мои уши говорят спасибо, – отзывается с дивана громила, трахая женщину, которая распростерлась перед ним на столе. – Вы размягчились, босс. Я бы всадил пулю в рот этой суке в тот же момент, как она вошла.

– Салерно, у нас проблема, – произносит глубокий мужской голос, вызывающий воспоминания из самых глубин моей памяти.

Я поворачиваю голову на голос и не верю своим глазам.

О боже мой!

Невозможно.

Не может быть.

Я в шоке изучаю каждый дюйм его красивого лица. Он выглядит как раньше, и в то же время иначе. Старше, словно как следует врос в собственную кожу. Подростком я была влюблена в Беннета Карвера. Я думала, что он самый привлекательный парень на свете, но либо моя память не отдавала ему должное, либо мои тринадцатилетние глаза были слепы, либо он просто стал еще привлекательнее.

Ведь это же Бен?

Такой умопомрачительный, что почти больно смотреть.