Читать книгу: «Черные перья», страница 5

Глава 5: «У малой птахи – сердце в страхе»

Всего одну серию «Звере-шариков» назад это была гостиная. Огромная: попробуй добежать до другого угла – споткнешься на счет «два». Со светлыми стенами: как молочная река. С диваном и креслами: цвета ягодного киселя.

Это была гостиная, не прощальный зал.

Всего одну серию «Звере-шариков» назад агонии не было. Двоюродная бабушка расставляла на кухне тарелки. Три, как обычно в вечер пятницы. В квартире царствовал аромат запеченной индейки с картошкой, как знамение неминуемого возвращения дедушки. Так пахнет ожидание.

Запеченной индейкой, не подгоревшим мясом.

Всего одну серию «Звере-шариков» назад паническая атака еще не родилась. Все было нормально. Абсолютно нормально. Солнце за окном, как опытный фокусник, спрятало в рукав сумерек последний луч. Барашек с Пингвиняшем – двое плюшевых простофиль с планеты Кресландия – спорили о маршрутах через космос, стоя на ковре из чьей-то шерсти. Мягким, как облако, застрявшее в гостиной.

Пингвиняш, не гигантский человеко-ворон.

Когда ты видишь настоящего монстра, мультяшные персонажи теряют свою магию навсегда.

– Нет, господин Пингвиняш, сегодня мы не полетим на воздушном шаре! Он порвался, – воодушевленно воскликнула Аделина Баренцева, поднося куклу барашка к кукле пингвина.

Телевизор бормотал на фоне – старый мультик, который она видела столько раз, что может проговаривать реплики наизусть. Учебники лежали на столе, домашка сделана час назад. Примерная девочка. Потому что: если ты не будешь примерной девочкой, кто знает, что еще может развалиться в твоей жизни?

Кукла-пингвин с потертым мехом и пластиковыми глазами-бусинами. Это все, что у нее осталось от прошлого. Прошлого, где папа не сидел за решеткой за то, что пытался раздобыть денег на лечение деда нечестным путем. От той жизни, где мама не глотала таблетки горстями, запивая их дешевым вином, не выдержав одиночества и безысходности.

Пингвиняш теперь жил с ней и дедом в маленькой квартирке на окраине города. Старая, но чистая и уютная – эта квартира стала их убежищем от жестокой реальности.

Дедушка часто гладил внучку по голове и шептал, что все будет хорошо. И Аделина верила – не могла не верить, глядя в добрые морщинистые глаза. А пингвин молча наблюдал с полки, храня в себе воспоминания о счастливых днях и надежду на лучшее будущее.

По ночам, когда деда Влад думал, что внучка спит, девочка слышала тихие всхлипы с кухни под звон стеклянной посуды. Она крепче прижимала к себе потрепанного пингвина и беззвучно плакала вместе с дедом, мечтая о том дне, когда папа вернется домой, а мама снова станет прежней – веселой и любящей.

Бабушка Жанна, двоюродная бабуля Аделины, часто навещала их. И сегодня она вернулась домой, когда маленькая стрелка часов уже прошла половину пути между шестеркой и семеркой. По пятницам она всегда приходила в одно и то же время, словно заведенная кукла из старинной шкатулки. Даже соседи сверяли по ней часы – «О, Жанна Михайловна идет, значит без пятнадцати семь». В подъезде пахло жареной рыбой от квартиры напротив и кошачьей переноской, которую только что пронесла мимо соседка с третьего этажа.

Она открыла дверь своим ключом – старым латунным, с головкой в виде ромбика. Этот ключ ей когда-то давно вручил дедушка, еще до того, как его руки начали дрожать.

Бедный дедуля. За последние два года с ним случилось столько грустных вещей. Сначала он потерял свою любимую жену Нину – бабушку, которую Аделина обожала всем сердцем. Она умерла от аневризмы грудного отдела так внезапно, что никто не успел попрощаться.

А потом и сам дедушка начал угасать. Он бы до сих пор играл с ней в «Монополию» и готовил блинчики с малиновым вареньем, если бы не эта злая болезнь, постепенно обездвиживая его руки. И когда доктора в своих хрустящих белых халатах стали говорить страшные слова «ухудшение» и «прогрессирование» все чаще, к тому моменту дедушка стал похож на одну из кукол Аделины со скрюченными пальцами.

Тут-то на помощь и пришла сестра деда – Жанна Баренцева, которую Аделина очень любила. Она развелась много лет назад и сразу же вернула себе старую фамилию, как будто хотела совсем забыть про бывшего мужа. Тот словно растворился в воздухе, когда она начала запивать грустные истории своих пациентов коньяком. Но вскоре она все же взяла себя в руки и бросила пить насовсем.

Теперь она ведет клуб для анонимных пьяниц и помогает другим людям справиться с этой проблемой. Она говорит, что быть психологом – это совсем не так круто, как показывают в кино. На самом деле приходится целыми днями выслушивать бесконечные истории других людей, и к вечеру голова становится такой тяжелой, будто в нее налили воды.

– Аделиночка, я дома, – крикнула бабушка, когда вошла в квартиру.

Медицинский, где она преподавала два раза в неделю и вела курсы для бывших пьяниц был в двух шагах. Вон он – просто выгляни в окно со второго этажа.

Бабушка Жанна прошла на кухню, шурша пакетом.

Шоколадные яйца и леденцы из ближайшего магазина для любимой внучки. Обнимания и ласковые слова. Ее любимое ток-шоу по телевизору на кухне и противень с огромной индейкой в фольге. Ничего необычного. Обычный вечер пятницы.

Желтый свет лампы над столом делал ее седеющие волосы золотистыми. Она начала резать картошку – методично, ровными кубиками. Из духовки тянуло ароматом индейки с розмарином и чесноком – запах такой вкусный, что у Аделины заурчал живот. Старые часы на стене, которые дедушка привез из своей последней командировки в Москву, мерно отсчитывали секунды.

На подоконнике стояли горшки с пряными травами – любимое бабушкино увлечение, которое она принесла и в их дом. Базилик, тимьян, розмарин – запахи смешивались с ароматом готовящейся индейки. Бабушка Жанна всегда говорила, что готовка – это как алхимия, где каждая специя – это магический ингредиент, способный превратить простые продукты в золото вкуса. Но сегодня что-то было не так с этим волшебным процессом.

Аделина заметила, как бабуля все чаще останавливается и смотрит на свою правую руку. Там, чуть выше запястья с браслетами, была странная ранка – красная и припухшая, похожая на след от укола огромной иглой или, может быть, от крошечного копья.

Вокруг ранки расползались темные точки, похожие на россыпь чернильных капель. Аделина могла поклясться, что каждый раз, когда она смотрела на руку бабушки, этих точек становилось больше, будто кто-то невидимый рисовал их ручкой.

– Бабуль, что с твоей рукой? Это выглядит страшно, – прошептала Аделина, теребя край своей футболки с единорогом. – Может, надо к врачу? Или хотя бы помазать чем-нибудь?

Бабушка на секунду замерла, ее нож застыл над недорезанной картошкой. В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов и гудением холодильника. Капля воды из плохо закрытого крана упала в раковину с громким «плинь».

– Все хорошо, солнышко, – улыбнулась бабушка, но улыбка вышла какой-то кривой, неестественной. Ее глаза будто остекленели. – Просто царапина. Наверное, поцарапалась, когда несла папки на работе. Ты же знаешь, какие у нас в университете тяжелые двери.

– Но она какая-то странная… И эти черные точки… Они как будто двигаются, бабуль! Я видела!

– Тебе кажется, милая. Просто тени так падают, – бабушка попыталась рассмеяться, но смех вышел хриплым и каким-то надломленным.

– Аделиночка, – бабушкин голос дрогнул, – иди поиграй с Пингвиняшем. Я позову тебя, когда ужин будет готов. И… и не открывай окна, хорошо? На улице… прохладно.

Аделина побежала в гостиную, прижимая к груди потрепанного плюшевого пингвина. Его правый глаз-пуговица давно болтался на ниточке, а на животе была заплатка из старого маминого платья – единственная вещь, которая осталась у Аделины на память о ней. Мама всегда говорила, что у Пингвиняша особенная магия – он отгоняет плохие сны и защищает от монстров. Но сейчас, почему-то, даже крепко прижимая его к себе, Аделина чувствовала, как по спине бегут мурашки.

За окном сгущались сумерки. Туман наползал со стороны парка – густой и серый, как дым от древних костров. Он растекался между домами подобно призрачной реке, заполняя каждую улицу и переулок. Даже медицинского университета, где бабушка учила студентов-психологов премудростям человеческой души, не было видно за этой непроницаемой завесой.

Вдруг в тумане что-то промелькнуло – огромное, размером с мотоцикл, с очертаниями, похожими на гигантскую птицу. Или человека с крыльями?

Силуэт был размытым, как будто сам туман формировал его контуры.

Оно двигалось неестественно быстро для своих размеров, словно кто-то перематывал пленку. В какой-то момент существо, казалось, повернуло голову в сторону их окна, и Аделине показалось, что она увидела глаза – огромные, светящиеся красным, как стоп-сигналы.

Аделина подбежала к подоконнику, оставляя следы маленьких ладошек на стекле. Она вглядывалась в белесую мглу, но существо исчезло так же внезапно, как появилось. Только где-то вдалеке прозвучал странный крик – не похожий ни на что, что она слышала раньше. Он был одновременно похож на скрежет металла и на человеческий вопль, от которого волосы на затылке встали дыбом.

И тут произошло нечто по-настоящему жуткое: оба телевизора – новенький смарт-телевизор в гостиной и старенький Самсунг на кухне – одновременно замигали.

Сначала изображение просто поплыло, превращая веселых мультяшных героев в размытые пятна. Потом экран погас, погрузив комнату в полумрак, а когда вспыхнул снова, вместо веселого мультика про Звере-шариков появилось объявление желтыми буквами на черном фоне.

«ВНИМАНИЕ! СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ И НЕ ПОКИДАЙТЕ ВАШ ДОМ!», – первая строчка казалась больше остальных, она словно кричала с экрана. «Ситуация под контролем, военные и полиция принимают все необходимые меры. Все дороги из города будут перекрыты до окончания карантина. Нарушители будут арестованы. Никому не открывайте дверь. Дверные и оконные проемы вашего дома лучше усилить досками». Последняя фраза мигала особенно настойчиво: «Повторяем: не покидайте ваш дом и не посещайте места больших скоплений людей».

А потом, совсем мелким шрифтом, внизу экрана появилась еще одна строчка, которая захватила дыхание Аделины: «Если вы подверглись нападению птиц и получили ранения или любого рода отметины на коже, немедленно сообщите по номеру горячей линии».

Объявление мигало в тишине, которая внезапно стала такой глубокой, что Аделина могла слышать, как колотится ее сердце – быстро-быстро, как у маленького перепуганного кролика. В этой тишине каждый звук казался оглушительным: тиканье часов, гудение холодильника, шорох занавески от легкого сквозняка.

Где-то на кухне звякнул нож, выпавший из бабушкиной руки, и этот звук в гробовой тишине прозвучал как удар колокола. А потом раздался приглушенный стон – такой тихий, что Аделина сначала подумала, что ей показалось. Но нет. Это точно был бабушкин голос. И он звучал… странно. Совсем не так, как обычно. Было в нем что-то… птичье? А потом эти звуки стали нарастать и вскоре превратились в дикие крики, которые разносились по всей квартире, внушая в девочку ледяной ужас. Они были нечеловеческие, чужие, хотя в них до сих пор сохранялись отголоски знакомого бархатного тембра.

– Бабушка… – тихо произнесла Аделина и медленно зашагала в сторону коридора сжимая в руках Пингвиняша.

В этот момент с кухни послышались шаги. Но они сопровождались таким жутким скрежетом, будто что-то большое царапало ламинат пола.

Эти жуткие шаги приближались, становясь все громче и отчетливее. Аделина инстинктивно отступила назад, чувствуя, как холодный страх сковывает все ее тело. Что-то неумолимо двигалось в ее сторону.

Существо, смесь бабушки и нечто напоминавшего гигантского ворона, медленно показалось в дверях. Оно вдруг замешкало и остановилось в коридоре возле шкафа с зеркалом. Разглядывая свое отражение, из его горла невольно стали вылетать очередные крики, от которых стыла кровь в жилах. Только теперь в них слышались надрывные ноты отчаяния и страха.

Ужасное создание затрясло головой, словно пыталось убрать из виду свое отражение. Оно медленно развернулось и вошло в гостиную, и Аделина почувствовала, как ужас сковывает каждую клеточку ее тела. На его ногах, там, где раньше были домашние тапочки с вышитыми елочками, теперь красовались огромные чешуйчатые серповидные когти. Они царапали паркет при каждом шаге, словно кто-то проводил по полу острыми ножами.

Теперь все ее тело было усеяно черными точками, похожими на россыпь чернильных капель. Они пробивались сквозь кожу прямо на ее глазах. Аделина с замиранием сердца наблюдала, как эти точки увеличивались, прорастали сначала пушком, а тот, в свою очередь, потом превращался в глянцево-черные перья.

Создание увеличивалось в размерах прямо на ее глазах. Девочка слышала приглушенный, отвратительно тошнотворный звук, с которым росла грудная клетка, а ноги меняли форму, превращаясь в птичьи лапы. Кости перестраивались с влажным хрустом.

Лицо существа, которое раньше было бабушкой, претерпевало самые страшные изменения. Ее нос, с маленькой родинкой сбоку, вытягивался и твердел, превращаясь в изогнутый клюв. А глаза, всегда такие добрые и лучистые, наливались жутким желтым свечением, словно два янтаря, подсвеченные изнутри адским пламенем. Морщинки вокруг глаз, которые всегда придавали бабушкиному лицу такое доброе выражение, теперь превращались в глубокие борозды. Волосы бабули выпали, оголяя скальп и теперь, казалось, вся кожа ее головы – да и самого лица – загрубела и стала похожа на холодный мрамор.

Девочка застыла в оцепенении, не в силах отвести взгляд от существа, которое еще несколько минут назад было ее любимой бабушкой. От той, что рассказывала сказки перед сном, от той, что всегда знала, как утешить и поддержать. Теперь перед ней стояло нечто среднее между человеком и птицей, и с каждой секундой человеческого в нем становилось все меньше и меньше, словно сама суть бабушки утекала, как вода сквозь пальцы.

– Прости меня, солнышко… я… я не хотела, чтобы ты это видела… – прохрипело существо голосом, в котором едва угадывались родные интонации. Слова давались ему с трудом, они словно застревали где-то между клювом и человеческими голосовыми связками, превращаясь в жуткую смесь шипения и карканья. – Беги… пока… пока я еще помню, кто я… пока не стало… слишком поздно… – последние слова потонули в птичьем клекоте, и существо рухнуло на пол, сотрясая комнату своим падением.

Аделина, словно очнувшись от кошмарного сна, со слезами на глазах подбежала к распростертому телу. Но тут же отпрянула, увидев, что метаморфоза продолжается, даже когда существо находилось без сознания. На ее глазах бабушка превращалась в гигантского ворона, размером больше человеческого роста. Только голова все еще оставалась непокрытой перьями, приобретая странный мраморный оттенок, будто старинная статуя, а руки… О боже, руки превратились в чешуйчатые когтистые отростки, похожие на ветки, сброшенные старым деревом.

Ее одежда не выдержала трансформации. Зеленоватый пиджак, который так элегантно подчеркивал ее осанку, разорвался по швам, обнажая покрытую перьями кожу. Шелковая темно-синяя блузка, превратилась в лохмотья. Серая юбка расползлась по швам, не выдержав напора растущих перьев. Жемчужное ожерелье, лопнуло, и белоснежные бусины раскатились по полу, отражая желтоватый свет лампы. Удивительно, но модные браслеты фирмы «Афродита», все еще сверкали на изуродованных конечностях.

Не зная, что делать, Аделина бросилась в спальню за телефоном, спотыкаясь о разбросанные игрушки. Может быть, дедушка знает, что делать? Может, это какой-то страшный сон, и дедуля разбудит ее?

Оказавшись в спальне, она кинула Пингвиняша на постель, а сама схватила телефон со столика. Трясущимися пальцами она пыталась набрать номер, но сотовый показывал только «Нет сети». Снова и снова она нажимала кнопку вызова, пока экран не начал расплываться от ее слез.

И тут из гостиной донесся оглушительный птичий крик – такой громкий, что задребезжали стекла в окнах и зазвенела посуда в серванте. Существо очнулось. Топот лап по коридору приближался, сопровождаемый скрежетом когтей по паркету и шелестом огромных крыльев о стены. Каждый шаг существа отдавался вибрацией через пол.

Аделина захлопнула дверь и повернула замок, молясь, чтобы тот выдержал. Ее сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Прижавшись спиной к двери, она крепко зажмурилась, пытаясь проснуться от этого кошмара. Но это была не сказка, не страшный сон – это была реальность, в которой ее любимая бабушка превратилась в чудовище из древних легенд. За дверью раздалось хриплое дыхание, и Аделина почувствовала, как по ту сторону что-то огромное принюхивается, царапая когтями дверное полотно.

Вдруг сквозь страх и панику Аделина почувствовала запах – горький, едкий запах подгорающей индейки. Духовка! Бабушка оставила индейку в духовке, и теперь та начала дымиться. Новая волна ужаса накрыла девочку – если начнется пожар, они обе погибнут в ловушке. Мысли лихорадочно метались в голове, пока она пыталась придумать, что делать дальше.

За дверью раздавался скрежет когтей, а затем снова – принюхивающийся звук. Существо тоже почуяло запах горелого. Послышалось хлопанье крыльев, и шаги удалились в сторону кухни.

Аделина прислушалась. Из кухни донеслись странные звуки: щелчок духовки, звон металлической формы о столешницу, шорох крыльев. Даже превратившись в монстра, бабушкины инстинкты остались при ней – она спасала их ужин от возгорания. Эта мысль показалась Аделине абсурдной.

Через несколько минут, показавшихся вечностью, девочка осторожно приоткрыла дверь. В квартире пахло подгоревшим мясом, но не пожаром. Из кухни доносилось тихое курлыканье – почти как бабушкино мурлыканье, когда она готовила. Почти… но не совсем. Знакомая мелодия теперь звучала искаженно, словно через поврежденный динамик старого радио.

Существо сидело на корточках перед открытой духовкой. Его огромные крылья были сложены за спиной, а руки-ветки держали прихватки – те самые, с вышитыми котятами, которые бабушка купила на прошлой неделе. Индейка, почерневшая сверху, но не сгоревшая, лежала на столе. Монстр повернул голову к Аделине, и в его желтых глазах промелькнуло что-то… знакомое. Тот же заботливый взгляд, которым бабушка всегда встречала внучку после школы.

– Ба… бабушка? – прошептала девочка, не зная, стоит ли бежать или остаться. Ее голос дрожал, а ноги словно приросли к полу.

Существо издало странный звук – между карканьем и вздохом – и медленно кивнуло. Где-то там, под перьями и когтями, все еще оставалась ее бабушка. В этот момент Аделина почувствовала, как страх немного отступает, уступая место другому чувству – надежде.

Но в этот самый момент оглушительный звон разбитого стекла и шум искореженного металла оконной рамы заставил их обеих вздрогнуть. Прямо в их кухонное окно влетело нечто огромное – еще один ворон. В отличие от бабушки-птицы, этот был полностью покрыт черными перьями, а его глаза горели кроваво-красным светом. Он издал пронзительный крик и ринулся к Аделине, выставив вперед острый как кинжал клюв. Температура в комнате словно упала на несколько градусов.

Бабушка-птица с невероятной скоростью метнулась наперерез, загораживая внучку своим телом. Два чудовища сцепились в жестокой схватке. Индейка с грохотом полетела на пол, разбрасывая картофель и розмарин. Кухонный стол перевернулся, стулья разлетелись в стороны.

Внезапно снаружи раздался еще один крик – на зов собрата прилетел третий ворон. Он влетел через разбитое окно, осыпая осколками пол. Бабушка-птица, занятая схваткой со вторым вороном, не успела среагировать. Ее перья встали дыбом, когда она осознала опасность для внучки.

– Беги! – прохрипела она почти человеческим голосом.

Аделина бросилась к спальне, чувствуя позади себя те же клацающие шаги, царапающие пол. Только эти были мощнее и быстрее.

Она влетела в комнату и захлопнула дверь за мгновение до того, как в ту врезалось массивное тело. Замок щелкнул, и девочка отскочила назад, тяжело дыша. Из кухни доносились звуки яростной борьбы, звон разбивающейся посуды и птичьи крики. Каждый удар, каждый крик отдавался в ее сердце болью за бабушку, оставшуюся там, снаружи, один на один с двумя чудовищами.

Времени было мало: с той стороны послышался крик чудовищного ворона. Его когти царапали паркет, а клюв стал стучать по двери. Каждый удар отдавался дрожью во всем теле Аделины.

Где-то далеко, из кухни, доносились звуки битвы – бабушка-ворон отчаянно сражалась с другим противником, не в силах прийти на помощь внучке. Звон разбитой посуды смешивался с хриплыми криками и шумом бьющихся крыльев, а иногда слышался треск разрываемой мебели.

Но вдруг с кухни раздался такой душераздирающий крик, после которого звуки борьбы резко оборвались. Это был крик существа, которое раньше было его бабушкой и прозвучал он так устрашающе, что заставил замереть даже ворона по ту строну двери. Но что именно произошло? И что за крик это был? Что он значил? Думать обо всем этом сейчас было совершенно некогда.

Аделина открыла гардероб, достала оттуда дедушкину одежду и начала связывать рукава одной вещи к другой. Старый охотничий жилет с множеством карманов, пропахший порохом и лесом, с потертыми пуговицами из оленьего рога. Теплый свитер с заплатками на локтях, который дедушка надевал в самые холодные дни охоты. Любимая рубашка в клетку, с небольшой дыркой от искры костра на рукаве.

В памяти всплыла история той девочки – пятнадцатилетней, которую родители наказали и не выпускали из дома. Она пыталась спуститься с девятого этажа по такой же самодельной веревке, привязанной к ограждению балкона, чтобы встретиться с мальчиком. Веревка развязалась на уровне седьмого этажа… Но в случае Аделины это могло сработать – второй этаж не так страшен, хотя сердце все равно замирало при мысли о спуске.

Веревка была готова – неровная, но крепкая цепочка из рукавов и штанин, связанных двойными узлами. Дедушкина дубленка оказалась тяжелой и неуклюжей, пахнущая порохом и дымом охотничьих костров, с потертым воротником из овчины и глубокими карманами. Она помнила, как дедушка носил ее на зимнюю охоту, как учил ее различать следы зверей на снегу – «Смотри, Адель, вот здесь прошел заяц, а там – лиса кралась».

На балконе она нашла его охотничьи сапоги, потрескавшиеся от времени и множества походов, но все еще хранившие запах кожи, лесной хвои и долгих походов по заснеженному лесу. На подошве одного до сих пор виднелся след от капкана, в который дедушка однажды чуть не попал.

Дрожащими руками она привязала веревку к ограждению балкона, проверив узел несколько раз – как учил дедушка, когда они ставили силки на зайцев в морозном лесу. «Трижды проверь узел, Адель, от этого зависит удача охотника,» – говорил он, показывая, как правильно затягивать петлю. «Узел – это как рукопожатие. Он должен быть крепким, но не удушающим.» Сейчас от этого зависела ее жизнь.

Пингвиняш, ее верный плюшевый друг, занял свое место в кармане дубленки, рядом с найденной там старой гильзой от патрона. Аделина посмотрела вниз – второй конец веревки лежал на заснеженной земле, слабо освещенной желтоватым светом из окон.

За дверью спальни, после короткой передышки, удары, снова возобновились и становились все сильнее и яростнее. Чудовищный ворон бился о преграду с такой силой, что петли начали расшатываться, а дерево трещало, готовое поддаться в любой момент. Щепки летели во все стороны, и в образовавшихся трещинах иногда мелькал жуткий красный глаз существа.

Из кухни послышались шаркающие шаги и вновь прозвучал знакомый крик-клекот. Шаги приближались. Вскоре чудовище по ту сторону двери прекратило ее колошматить, развернулось в коридор, в сторону бабушки-птицы и, будто испугавшись, пригнула голову к полу, после чего жалобно закаркало.

Но Аделине было уже не до этого. Собравшись с духом, она начала медленно спускаться. Ладони скользили по ткани, покрываясь потом несмотря на холод, а сердце колотилось как безумное. Холодные порывы ветра забирались под рукава дубленки, заставляя кожу покрываться мурашками.

Когда до земли оставался примерно метр, веревка предательски затрещала, грозя развязаться. Аделина почувствовала, как узел начинает ослабевать, и, не раздумывая, оттолкнулась от стены и прыгнула. Она неуклюже приземлилась, оказавшись по колено в глубоком и твердом снегу.

Спотыкаясь в огромных дедовых охотничьих сапогах, которые при каждом шаге грозили соскользнуть с ног, она обогнула дом и побежала к медицинскому университету – огромному серому зданию, чьи окна светились желтыми квадратами в темноте, словно соты гигантского улья.

За ним, в паре километров, находилась плотина, чья темная громада едва угадывалась в тумане этих сумерек, а за ней – спасительный лес, где они часто охотились с дедушкой по выходным. Там, в глубине леса, на их любимой поляне (той самой, где они однажды видели семейство оленей) стоял охотничий шалаш, который они построили прошлым летом из веток и старого брезента от палатки. Дедушка научил ее, как правильно укреплять стены и маскировать вход ветками, чтобы даже опытный охотник не заметил убежища.

Именно это место казалось сейчас единственным безопасным убежищем во всем мире. Аделина бежала изо всех сил, увязая в снегу по щиколотку и постоянно оглядываясь на темные окна родной квартиры, где все еще шла битва.

Морозный воздух обжигал легкие при каждом вдохе, превращая каждый выдох в облачко пара, которое тут же уносил ветер. Клубы пара вырывались изо рта с каждым прерывистым выдохом, а в ушах стучала только одна мысль: «Быстрее, быстрее, быстрее…» Пингвиняш в кармане дубленки подпрыгивал в такт ее шагам, словно подбадривая: «Беги, Адель, беги!».