Читать книгу: «Вестник погибели»

Горе миру от соблазнов, ибо надобно

прийти соблазнам; но горе тому человеку,

через которого соблазн приходит.

Евангелие от Матфея, 18:7.

Послание

Вода, пахнущая арбузом, солёная-пресолёная, по щиколотку, можно дойти почти до горизонта. Ветер, горячий, пыльный, с запахом высохших степных трав. Берег крутой, обрывистый, видна в разрезе вся геологическая история, вплоть до миоцена. Весь в осыпях и беспорядочно торчащих кустиках, под ним пористая галька, сухие стебли и глыбы известняка, причудливо обточенные приливами. Всё дикое, нетронутое и настоящее. Здесь всё осталось таким, каким он застал, таким, каким он любил.

Пока они его не достали.

Нунция смахнула наметившуюся слезу, поставила сумку и осторожно извлекла округлый предмет, укутанный в тёмный бархатный плат. Сдвинув ткань, она осмотрелась – кажется, никто за ней не следит – и только потом, полностью освободив урну, пошла прочь от берега, погружая стопы в тёплое сентябрьское море.

Чувство безопасности было обманчиво, и Нунция это знала. Смерть могла прийти в любом, самом неожиданном обличии, в самое неподходящее время, маскируясь под личиной случайного прохожего, невинного ребёнка или милой старушки, человека в форме или безобидного на первый взгляд автоматического уличного уборщика. Она приходила множество раз, но так и не смогла её забрать. А вот отца, всё же, сумела.

Но сейчас Нунцию не беспокоило, что за ней могли шпионить. Пусть катятся в ад.

Вода дошла до колен. «Достаточно» – решила Нунция, остановилась, вынула плотно сидящую глиняную крышку и, мерно погружая кисть в сосуд, стала, как сеятель, разбрасывать прах.

– Прощай, милосердный спаситель, – сказала она. – Прощай, защитник.

Она закусила губу. Сегодня она здесь одна, как и должно быть. В конце концов, её позволили удочерить официально – единственную из всех. Её братья и сёстры, из числа выживших, сделали бы всё, чтобы сейчас быть рядом. Но существует негласный кодекс, который не велит им собираться большими группами. Нельзя впутывать других в свои дела, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Всё, что может навредить им, считается «некононичным» и пресекается.

Даже если речь идёт о церемонии прощания с прахом.

Нунция запустила руку на дно и выскребла остатки кончиками пальцев. В горстке пепла был какой-то маленький предмет. Она вынула его и сдула в море всё, что осталось от майора погранслужбы, государственного советника Алексея Кононова, её названого отца. На ладони остался крохотный цилиндр со штекером, похожий на сточенный донельзя огрызок карандаша.

Это послание от него – что же ещё! Нунция впивалась в предмет взглядом, пока не услышала, что на холме, над обрывом, приземлился аэромобиль. Спрятав находку в массивном поясе, придерживающем на бедрах тунику, она рванула к берегу. Неужели хоть в такой день судьба не могла избавить её от непрошеного внимания!

Нунция наклонилась над спрятанной в траве сумкой и положила в неё опустевшую урну.

– Вы обронили.

Молодой человек протягивал ей тёмный бархатный плат, мокрый и запачканный глиной.

Какой подозрительно резвый незнакомец. Только прибыл – и уже внизу. Как будто не по сыпучей тропинке спускался, а сиганул с парашютом.

– Оставьте добычу себе, если нравится.

– Я и правда не прочь получить от вас что-нибудь на память. Но без такого мрачного флёра. Может, айди коммуникатора?

Нунция быстро собирала вещи.

– У вас красивые волосы, – продолжил молодой человек. – Необычный такой оттенок, как будто в чашку с какао бросили щепоть пепельно-розовой пудры. Но это, уверен, ваш настоящий цвет… Серьёзно! И глаза редкие. Тёмно-фиалковые…

Если он один из них, возможно, они предполагали, что в урне её ждёт сюрприз, и искали удобного момента. Тогда возможно, что сейчас всё кончится, и она даже не успеет предупредить своих. А если непрошеный гость просто случайный наглец… нужно действовать быстро, пока он не опомнился.

Нунция сделала быстрый шаг к незнакомцу, мягко обхватила его локти и прижалась к туловищу. Он судорожно дёрнулся и понял, что освободиться не получается.

Парень был на полголовы ниже, худощавый и смазливенький, в летнем костюме, с модной небритостью на щеках и скрывающими уши тёмными локонами. Забавный, и даже милый. Кто знает, если бы она была нормальной, вернее, если бы могла позволить себе близкие отношения, у него мог бы быть шанс. Но нет.

– Прости. Мы с тобой не пара. Мне пора.

Нунция произнесла это максимально внушительно, чувствуя, как синтезировалась под кожей и ушла через поры порция едкого отталкивающего запаха, который сделает её абсолютно непривлекательной для любого мужчины. Она сжимала локти ещё несколько секунд, чтобы в его ноздри гарантированно попал защитный химический агент. Когда он наморщился и скосил лицо в сторону, она ослабила захват и сделала шаг назад. Сработало. С бедняги хватит.

Но он оказался не робкого десятка. Поморщился, но взял себя в руки и посмотрел ей в глаза, показывая, что такими приёмами его не проймёшь.

– Ты ведь одна из этих… Из подкидышей? – спросил он.

Она уже накинула сумку на плечо и двигалась к тропе на обрыве.

– Одна из этих кукушат, чужачка?

– У меня что, надпись на лбу… – пробормотала она себе под нос. Пусть кричит что пожелает, лишь бы оставил её в покое. У неё наметились дела поважнее, чем защищать семейную честь.

– Ну и вали!

Нунция, подобрав тунику, уже взбиралась вверх по склону, оцарапав лодыжку сухими колючками. Бросив беглый взгляд вниз, она увидела, что парень стоит, отвернувшись, и смотрит на утопающее закатное солнце. Тёмный бархатный плат трепали волны. Кажется, его грудь сотрясается. Рыдание или смех?

Нунция юркнула в квартиру, припаркованную у чахлой рощицы над обрывом, неподалёку от бутафорского маяка на окраине законсервированного посёлка. Здесь, на берегу залива, впадающего в Азовское море, они с отцом прожили последние годы. Она проверила окна, и, убедившись, что рядом никто не ошивается, погрузилась в раздумья.

Найденный в урне предмет она протёрла салфеткой и положила на стол, разглядывая с разных ракурсов. Кажется, ей не помешал бы совет. Очень конфиденциальный совет.

Нунция знала, к кому она может обратиться, не опасаясь, что разговор подслушают. Щелчком пальцев она привычно разверстала в комнате экран коммуникатора и отправила вызов сестре. Пользоваться старой моделью было неудобно, но интегрировать в себя интерфейс смартвзора Нунции было не по карману. Контакт замерцал красным – блокировано. Чёрт, точно, она же сейчас на работе… Кого же тогда вызвать, Крона? Клио? Аримана?

Она не успела ни на кого переключиться, – в окне диалога возникло обеспокоенное женское лицо. Лет двадцати с небольшим, в белом лабораторном комбинезоне, под которым темнеет подчёркивающий её стройность бадлон. На Нунцию глядела её копия – может, чуть бледнее, и с волосами, спрятанными под косынкой, а не рассыпанными по плечам. Сестра Рея.

– Прости, – сказала Нунция.

– Ничего, я могу уделить тебе немного времени. Сделаю перерыв. Я понимаю, тебе трудно. Как и всем нам. Уверена, что ты всё сделала идеально, как он завещал.

– Свою скорбь я ношу в себе, сестра. Можешь быть уверена, его последнее желание исполнено. Я тебе звоню не потому, что хочу поплакаться.

– Что случилось? У тебя новая теория, переворачивающая взгляд на мироздание?

Нунция нахмурилась было от шпильки сестры, но не стала язвить в ответ. Вместо этого метнулась к окну и молниеносно осмотрелась.

– За мной увязался какой-то тип. То ли спонтанный ухажёр, то ли… Не знаю как, но он сразу узнал, кто я. Наверное, следил.

– Отшей его, – бросила Рея.

– Я попыталась, но он не отстал. Кажется, теперь он бродит вокруг дома.

Рея закатила глаза:

– Не понимаю, в чём проблема.

– Забудь. Я беспокою тебя не поэтому. Смотри, – Нунция кивком указала на предмет, лежащий на столе.

– Где ты нашла это ископаемое? Эти устройства лет двадцать как исчезли из обихода.

– В урне с прахом отца.

– В урне? Кто её туда положил?

– Не представляю. Может, нотариус, или как там называют душеприказчика? Если не он, остаётся кто-то из наших.

– Исключено. Бывшая жена отца? Сомнительно, что в её состоянии она стала бы заниматься подобным. Или…

– Ты имеешь в виду моего сводного братика? Вряд ли таким экзотическим способом он решил подбросить ещё один жучок в мой дом. Зная папу, я скорее предположу, что он сам положил это в урну, когда понял, что его жизнь в опасности. Причем, сделал это давно, раз модель флешки такая древняя. Клерк из церемониального бюро просто вынул урну из депозитария и сложил в неё прах после кремации. Сомневаюсь, что перед этим он шарил в ней рукой.

– Разумно.

– Интересно, что там.

– У тебя есть пэ-ка или «записочная книга»?

– Что?

– Персональный компьютер или его портативная версия. Это такие громоздкие штуковины, которые использовались до появления облачных коммуникаторов.

– Я антикварный хлам не коллекционирую.

– Ожидаемо. Тогда вот что я тебе скажу, Нунция. Вызывай аэротягач, цепляй свою конуру и тащись ко мне.

– Посреди ночи? В Питер? Где я там припаркуюсь?

– Где-где, на территории «Заслона», конечно. Я проверю стыковочную штангу. Может, свободна пара гостевых мест. В крайнем случае, нырнёшь в подземный ангар, там точно есть резерв.

– К чему такая спешка?

– К тому, что если этот «ухажёр» – вовсе не ухажёр, а их нюхач или чистильщик, то тебе лучше перебраться к нам под крыло. На территории компании ты будешь в безопасности. Давай, вызывай тягач. Срочно. И пока будешь ждать, не выходи и никому не открывай. Жду.

Нунция помахала рукой исчезнувшему силуэту, пошла в ванную, и шумно очистила ноздри от степной пыли. Когда же кончатся эти прятки с препятствиями? Сколько они с отцом пережили грязи в СМИ и покушений, сколько раз приходилось срываться с места, чтобы скрыться от назойливого чужого внимания, сколько раз она начинала всё сначала и пыталась заново строить отношения на новом месте с новыми людьми. Но каждый раз их с отцом ждало одно и то же: непонимание и отчуждение. И это ещё в лучшем случае.

Стоило ли вообще менять «инкубатор» на интернат, если она так и не сумела нормально встроиться в обычную человеческую жизнь, как большинство её братьев и сестёр, спасённых двадцать три года назад? Как Рея и Сабазий, ведущие инженеры в отделе космических разработок корпорации «Заслон». Как Тефнут, руководитель направления глобальных погодных трансформаций в институте управления климатом. Как Клио, конструктор установок для подавления сейсмических толчков.

А профиль Нунции остался не востребован. Формально она получила высшее образование, хотя тема её диплома весьма смутила членов комиссии, один из которых даже ляпнул, что к физике её писанина не имеет никакого отношения. Быть может, поэтому, Нунция и не стала пытаться делать карьеру в науке. А может, когда она жила с отцом, ей просто было не до того. Она несколько раз отправляла в научные издания свои статьи, посвящённые философии физики, но получала отказ. Поэтому всё, что ей оставалось – анонимно делиться своими идеями на форумах, где сидят разные альтернативщики. Каждый раз, когда в общении с реальными людьми она набиралась смелости и представлялась – «Нунция, интуитивный физик-теоретик» – на устах собеседника начинала играть недоверчивая улыбка. Для них это был бессмысленный набор слов, абракадабра, недоразумение. Для неё – призвание. Но без применения на практике на нём много не заработаешь. Теперь, когда отца не стало, ей придётся научиться выживать самой, без его невесомой опёки.

Она ещё раз фыркнула в раковину и вызвала аэротягач.

Первая фаза

Час «х» приближался.

Вся команда лунного центра управления замерла в напряжённом ожидании начала эксперимента. Волнение снедало всех – научных ассистентов, инженеров, служебный персонал, и даже, кажется, алгоритмы в их стационарных коммуникаторах. Майкл Коэн, научный руководитель проекта «Гроздь», самый молодой и именитый профессор планеты, психовал. Он ждал звонка от человека, чьи энергия и капитал создали условия, чтобы наиболее масштабный и одновременно засекреченный научный опыт в истории человечества мог состояться.

В кругах коллег Коэн слыл безродным эксцентричным выскочкой, незаслуженно получившим учёное звание, но члены команды, которых он подобрал, буквально смотрели ему в рот, ловя каждое слово. Первых он презирал, вторых терпел. Единственный человек, на которого он смотрел, как на равного – владелец компании «Горгона» Эрнандо Фобос, амбиции и возможности которого были соразмерны гению Коэна. Сегодняшний триумф – а Майкл в нём не сомневался – стал возможен только благодаря баснословным финансовым вливаниям, на которые согласился миллиардер.

Цепочка оборудования, задействованного в проекте, работала штатно. Центр управления, размещённый на лунной поверхности, чтобы избежать атмосферных помех, сеть приёмников лазерной связи, обеспечивающая надёжную отправку и приём сигналов почти в реальном времени, наконец, сам экспериментальный комплекс на орбите между Марсом и поясом астероидов – всё работало как единое целое.

Астероиды, богатые металлами, и дали материал для постройки этого громадного сложного устройства. Проекту «Гроздь» предшествовала настоящая эпопея, растянувшаяся на несколько десятилетий. Сначала международная миссия доставила на Марс группу беспилотных аппаратов, смонтировавших небольшую автоматическую станцию, самый дальний опорный пункт человечества. Постепенно на её базе создали добывающий и обогатительный комплекс, который использовал марсианские породы для производства материалов, из которых возвели защитный купол и производственные помещения. Однако поверхность Марса оказалась слишком бедной химическими элементами, чтобы обеспечить миссию всем необходимым.

Спустя время, базу выкупила «Горгона» – частная космическая компания миллиардера и филантропа Эрнандо Фобоса. У владельца «Горгоны» были далеко идущие планы: создать космический двигатель на новых физических принципах и отправиться к планетам в других звёздных системах. Для этого ему нужно было в практической плоскости преодолеть несколько ограничений, накладываемых теорией – и решение проблемы предложил именно Майкл Коэн.

На базе миссии компания запустила сборку агрегатов для промышленного освоения малых планет и стартовую площадку для отправки этих аппаратов в пояс астероидов. Когда из космического тела под названием Психея добыли первые килограммы нужного сырья, зонды-манипуляторы методом объёмной печати стали превращать обогащённую руду в узлы и детали необходимого для проекта «Гроздь» экспериментального комплекса. Постепенно наладили выпуск всего, что требовалось: сверхмощных магнитов, резервуаров с охладителем, элементов атомного реактора для энергетической установки. Малая гравитация Психеи позволила «Горгоне» транспортировать на нужную орбиту и смонтировать в открытом космосе грандиозное по масштабу сооружение – размещённый за пределами Земли секретный научный полигон для изучения вакуума. Истинного вакуума.

О, сколько копий было сломано вокруг этой амбициозной идеи! Когда в ХХ веке родилось предположение, что всю вселенную на фундаментальном уровне пронизывает поле Хиггса, теоретики пришли к выводу, что природа таки совершенно нетерпима к пустоте, и даже там, где нет ни материи, ни полей, уровень энергии всё же отличен от нуля. Из дальнейших математических преобразований выходило, что при определённых условиях энергетическое состояние поля Хиггса может стать более низким, чем сейчас. А из этого, в свою очередь, следовало, что в точке, где это произойдёт, может образоваться «пузырь» вакуума с иными свойствами, который станет расширяться, форматируя обычный вакуум, пока не перестроит его по своему образу и подобию.

Исследователи десятки лет спорили, насколько безопасно вести реальные эксперименты в этой области физики. Считалось, что привычный вакуум нестабилен, и потому его назвали «ложным». Возникла страшилка, что если где-то возникнет пузырь истинного вакуума, то под его воздействием ложный вакуум начнёт распадаться. Сбудься такой сценарий на самом деле, это повлекло бы катастрофические последствия для существующей вселенной. В итоге, проведение на Земле опытов с истинным вакуумом было запрещено особым международным соглашением. Меморандум подписали все видные научные авторитеты своего времени.

Аналогичного решения, распространяющего запрет на космическое пространство, не последовало. По понятным причинам: необходимых для этого технологических возможностей просто не существовало. Беспокоиться было не о чём – пока Майкл Коэн не получил у чёрта на куличках свою секретную лабораторию. На частном, никому не подотчётном полигоне, функционирующем даже без непосредственного человеческого участия, можно было без долгих бюрократических проволочек опробовать самые передовые технологии.

Таким образом, чисто юридически, то, над чем работала команда Майкла Коэна, не было противозаконным. И всё же, настоящее предназначение экспериментальной установки скрывалось. Формально, для отвода глаз, комплекс выглядел как исполинского размера центрифуга, предназначенная для имитации искусственной гравитации. На самом деле, внутри замкнутого в петлю полого контура был упакован свёрнутый жгут разгонных контуров мощнейшего ускорителя частиц, который обеспечивал энергию столкновения, близкую к 200 тераэлектронвольтам. Назначение вспомогательных модулей, обеспечивающих его работу и энергоснабжение, в инженерной среде почти не обсуждалось. Все приняли объяснение компании, что это основа для будущего космического посёлка: бытовые помещения, танки с запасами топлива, и даже ангары для возвратных челноков. Якобы здесь, в десятках миллионов километров от Земли, миллиардер намеревался создать в космосе полноценную человеческую колонию. Никаких инспекций для подтверждения этой версии земная бюрократия провести так и не сподобилась.

Позже, в строжайшей тайне, в ядре «центрифуги» установили самое важное и совершенно секретное устройство: «замедлитель» микрочастиц, компактную полую камеру, в которой не было ни атома газа, а в стенках поддерживалась температура, близкая к 0°К. Благодаря новой технологии, камера была надёжно экранирована от внешних воздействий, проникновения частиц и электромагнитных полей. Такое название запатентованная технология и получила – экранит.

Теоретические выкладки, касающиеся создания экранита, принесли Коэну Нобелевскую премию. Как-то, объясняя журналистам физические принципы, благодаря которым экранит демонстрирует свои уникальные свойства, Майкл Коэн высказался так: «Это как будто с чёрной дыры содрали шкурку, выделали её, и растянули на невидимых силовых шестах. Вы не сможете получить информацию о том, что находится за экраном из этого материала, законы классической физики здесь неприменимы. Поверхность из этого материала даёт возможность создать совершенно изолированную систему, непроницаемую для любых воздействий и измерений. В сейфе из экранита можно прятать хоть самого бога – и никто не заметит».

После публикации описания новой технологии, среди научного сообщества и инженеров нашлось немало скептиков, которые отказывались верить в то, что изобретение Коэна реально работает. В распоряжении учёных не было испытательных комплексов, где можно было бы экспериментально проверить работоспособность экранита в реальных условиях.

Согласно презентации, подготовленной коллективом исследователей под руководством Майкла Коэна, экранитовая защита похожа на фазированную решётку, выполненную в форме замкнутого короба. Решётка напичкана наноловушками Пеннинга, в которых «упакованы» частицы, двигающиеся с околосветовой скоростью по замкнутым магнито-оптическим петлям. Чтобы экранит проявил свои свойства, требовалось замкнуть на эти ловушки концевые выходы построенного по проекту Коэна распределённого коллайдера. Пучки его исполинских щупалец впивались в поверхность экранита, чтобы с определённой частотой бомбардировать заключённые в этих ловушках частицы разогнанными корпускулами. Столкновения должны происходить с такой высокой энергией, чтобы сила гравитации сжимала сшибающиеся частицы до размеров меньше радиуса Шварцшильда и создавала на поверхности экранита бесчисленное множество микроскопических короткоживущих чёрных дыр. Предполагалось, что время жизни каждой из них не больше, чем 10^-26 секунды. Но их непрерывное «кипение» на поверхности экранита, тем не менее, создаст непроницаемую «стену» из локальных горизонтов событий, достаточную, чтобы поддерживать полную изоляцию вакуума внутри камеры. Щели между эфемерными горизонтами событий будут слишком малы для того, чтобы сквозь них могло что-то проскользнуть, но при этом расположены так, чтобы быстроживущие чёрные дыры не успевали сливаться.

Понадобились гигантские инвестиции и три года напряжённой работы, чтобы получить рабочий образец замедлителя. Путь к проведению экспериментальных исследований энергии вакуума был открыт.

Специалисты, вошедшие в команду проекта, подписали многомиллионные контракты, по условиям которых обязывались не разглашать информацию о целях исследований и истинном назначении комплекса. Желающих рискнуть научной карьерой и репутацией было немного – но большой коллектив для проекта и не предусматривался. Основное математическое и технологически-инженерное обоснование проекта подготовил сам Майкл Коэн, и его научным ассистентам требовалось только доработать конкретные детали проекта, по большей части основанные на уже существующих разработках.

Что касается принципа работы будущего двигателя, то Коэн мало распространялся об этом даже среди учёных, работающих над проектом. Вычисления, сделанные им, предсказывали, что в экспериментальной камере можно «взломать» вакуум, и использовать энергию, которая заключена в его квантовых флуктуациях. Или, как говорили шёпотом, энергию, которая высвободится при контролируемом переходе ложного вакуума в истинный.

Такие идеи витали в научной среде и раньше, но отношение к ним было примерно как к «вечному» двигателю. Поэтому Коэн хотел на практике проверить своё экстравагантное изобретение, с помощью эксперимента добраться до заключённой в вакууме дармовой энергии, и просто приделать к «дыре» в нём маленький краник. Учёный убедил миллиардера, что, если научиться управлять этим процессом и преобразовать полученную энергию, можно построить двигатель нового типа. Изолированный экранитом вакуум послужит для такого двигателя аналогом камеры сгорания.

Конвертировать полученную энергию в тягу космического двигателя Коэн считал более тривиальной задачей. Он убедил команду, что межзвёздному кораблю потребуется только атомный реактор, который обеспечит энергию для работы ускорителя и экранитовых щитов во время манёвров разгона и торможения. В остальное время останется только следить за тем, как в изолированном вакууме природа «чиркает» невидимым кремнём, и пользоваться искрами, которые она высекает.

Затея была рискованной. Миллиардер Эрнандо Фобос колебался, и Майкл Коэн предложил построить испытательный комплекс на орбите Марса. Доселе невиданные, колоссальные средства были выделены, и команда Коэна в сжатые сроки справилась. Но до сего дня красивый и амбициозный проект оставался лишь расчётной моделью. Сегодня станет ясно, сработает ли эта идея на практике, или останется просто бесплодной фантазией, основанной на математических абстракциях. Эксперимент должен подтвердить, что проект двигался в правильном направлении все пять лет, прошедших с момента, когда на симпозиуме физиков-экспериментаторов Майкл Коэн предложил миллиардеру свои услуги.

Но Эрнандо Фобос не звонил.

Руки, сомкнутые на груди в замок, затекли. Коэн разжал кисти и попытался отвлечься от ползущего по нервам раздражения. Полупрозрачное бельмо смартвзора, маячившее на периферии зрения, бесило, но он не хотел возвращать его в спящий режим, чтобы не пропустить звонок.

Не похоже на миллиардера. Неужели в нём победило малодушие?

Коэн жестом подманил информационную панель, вызвал на обзорное поле интересующие его данные, вгляделся в столбики цифр. Все важные показатели находились в диапазоне, оптимальном для проведения эксперимента. Интенсивность космического излучения держалась на минимальном уровне: солнце было спокойно, значимых всплесков из-за пределов гелиосферы не фиксировалось. Сам замедлитель частиц уже вывели на стартовую готовность. Реактор работал в полную силу. Создавая имитацию силы тяжести, энергия атомного распада разогнала центрифугу до четырёх оборотов в минуту, питая ускоритель, готовящийся к бомбардировке экранитовой камеры. Излишки энергии через мощные антенны сбрасывались на микроволновые приёмники, расположенные возле марсианской базы. Системы работали стабильно, условия для эксперимента вышли на заданные параметры и поддерживались в нужном режиме.

Нужна отмашка от Фобоса. Почему он молчит?

– До расчётного старта – пять минут. Полная готовность. Обратный отсчёт, – проинформировала автоматическая система управления экспериментом.

Коэн спохватился, когда запахло плавящимся пластиком. Коллеги удивлённо стали принюхиваться, пытаясь понять, в чём дело. Всё же утратил контроль! С некоторых пор, после одного неприятного случая, он обнаружил в себе странную особенность – от сильного стресса его тело начинало выделять сильный жар. Выяснилось, дело в аномальной работе клеточных митохондрий, которые в буквальном смысле начинали пылать, окисляя топливо так интенсивно, что ткани разогревались, как сковорода. Самому Коэну это не причиняло никакого дискомфорта, но окружающие люди или приборы могли пострадать. Он взял себя в руки и привёл терморегуляцию тела в порядок.

А вот и Фобос. Тянул до последней минуты, как в низкосортных триллерах. Коэн двойным миганием века перевёл видимый только ему сигнал с линзы своего смартвзора на панель общего коммуникатора, чтобы видеть и слышать миллиардера могла вся команда проекта.

– Друзья, прошу, не сердитесь, что я так долго не звонил, – промолвили тонкие губы миллиардера, шевелясь под вздёрнутыми вверх усиками. – Моя душа боролась с нахлынувшими сомнениями.

– Сомнения – это нормально, господин Фобос. Даже для такого великого визионера, как вы.

– Я много думал об ответственности. Уверен, вы тоже не раз всё переосмыслили. Мне придаёт уверенности мысль, что ничего дурного не может случиться. Потому что там, где природа повесила табличку «не влезай, убьёт», должен висеть и щиток с предохранителем «от дурака». Как считаете?

Коэн следил за цифрами обратного отсчёта.

– Я думаю, такого предохранителя нет, – усмехнулся он. – Но когда это останавливало человечество на пороге невероятных открытий?

– Вы правы, – сказал Фобос. – Начинайте.

Его изображение свернулось в угол визуальной панели. Система управления вывела на экраны цифру 10, сопроводив её звуковым сигналом. Потекли последние секунды.

– А если бы он не позвонил? – поинтересовался первый ассистент Коэна, Макс Горинов.

– Вы плохо знаете Эрнандо Фобоса.

– И всё же.

– Тогда мы начали бы без него, – процедил Майкл Коэн. Горинов отшатнулся: в глазах коллеги ему почудились отблески адских огней.

Старт!

Сигнал преодолел расстояние до Марса и дальше, запустив протокол эксперимента. Там, в спиралеобразных недрах ускорителя, разгорячённые скоростью протоны, наконец, вырвались из загона подобно стаду мустангов и устремились к цели. С неистовой энергией они атаковали экранитовые щиты. Частицы врывались на позиции противника, запертого в окопах магнито-оптических петель, и соединялись с ним в теснейших объятиях.

Чувствительные детекторы, словно вратари, приготовились ловить микроскопические мячи, проходящие сквозь экранитовые щиты. Однако всё, что попадало на чувствительные поверхности измерительных приборов, было лишь помехами снаружи – пучками солнечной плазмы, либо нейтрино и гамма-лучами из-за пределов Солнечной системы. Впрочем, пройти насквозь препятствие в виде экранитовой камеры не получалось даже у этой тяжёлой артиллерии: войдя в её толщу, они пропадали за горизонтом событий и для приборов переставали существовать.

Сосредоточенная тишина, царящая в центре управления экспериментом, взорвалась аплодисментами и одобрительными возгласами. Коллеги оставили рабочие места и обступили Коэна полукругом, продолжая аплодировать. Он по очереди пожимал им руки и смущённо улыбался. Где-то в микрофон с облегчением вздохнул Эрнандо Фобос. Коэн с удовлетворением услышал сильные размеренные хлопки его ладоней.

Первая стадия плана завершилась удачно.