Читать книгу: «Не только Киев…», страница 4

Глава 6

Мельник совершенно уверен, что его незаслуженно обходят в банде. Каждый день он все угрюмей и угрюмей. Центральный пляж – пляжем, но он то стоит большего. Ему уже давно пора долю в деле иметь. Сегодня немногочисленные посетители расходятся, Мельник сидит за столом в углу. Котя закрывает дверь и подсаживается к Мельнику.

– Пацаны говорят ты на место Гимы метил?

– Да пошли они все!

– Когда Гима меня сюда сватал Куде на помощь, как опытного кадра, золотые горы обещал. А они как-то здесь не вырисовываются.

– Давай не темни, говори, что задумал. Есть что-нибудь для меня?

– Вот послушай. Иванушка-то сел, а деньги, которые ему дал Гималайский, ведь так и не нашли…

Мельник взял в помощники двух отморозков: Дэныка и только освободившегося его одноклассника Лиму, имевшего дом на Поселке, начал расследование и, естественно, в этом преуспел. Удар у него такой, что быка свалить может.

Опросил с пристрастием всех имеющих к этому делу отношение и вычислил сначала Гриню, а потом и Мочалку. Скрывались в Новых Безрадичах под Киевом, но особенно не хоронились и наездами бывали в Киеве довольно часто, а когда Иванушка сел, то вообще вернулись в Город.

Технология известна. Пустынный двор. Возле подъезда стоит «волга». К подъезду, оглядываясь, подходит Мочалка. Двери машины моментально открываются, из машины выскакивают Дэнык и Мельник. Дэнык перекрывает вход в подъезд. Мельник бьет Мочалку под дых и хватает скрючившегося Мочалку за руки, заведя их за спину, надевает наручники. Дэнык всовывает в рот полотенце и набрасывает на голову мешок. Вдвоем заталкивают Мочалку в багажник машины, который уже открыл Лима. Все втроем впрыгивают в машину, и «волга» срывается с места.

Двери сарая завешены мешковиной. Посредине без движения, привязанные к двум стульям, сидят Гриня и Мочалка. Руки у них в наручниках скованы за спиной на головах – наушники. Рядом стоят два магнитофона, крутятся бобины. В углу, за деревянным не струганым столом, сидят Лима и Дэнык, играют в карты. В сарай входит Мельник.

– А охрана где? Я же предупреждал.

– Ко мне никто из посторонних не зайдет. Боятся. – Серьезно отвечает Лима

– Музыка на полную громкость? Не сознались?

Дэнык и Лима отрицательно качают головами.

– Напрасно. Времени у нас нет. Их уже ищут.

Мельник подходит к Мочалке, выключает магнитофон, снимает с него наушники и бьет Мочалку под дых. У того изо рта начинает течь кровь, Мочалка хватает ртом воздух. Мельник делает тоже самое с Гриней. У того голова падает на грудь.

– Да они кони двинули оба! – Смотрит на присходящее раскрыв глаза и кричит Лима.

– Не рассчитал ты, Мельник. Делать что теперь будем? Денег то у нас так и нет, – смеется Дэнык.

– Да проще простого. У них же родственники есть. Как узнают, что этих замочили – сами все отдадут. Сейчас нужно избавиться от жмуров. Тащите их в машину, а я подпалю сарай.

Вычислить всю эту шнягу сыщикам не составило труда. Об этой истории, в том или ином объеме, знали многие из банды Гималайского.

Мельник, при помощи Дэныка, пытался подпалить сарай, в котором пытал несчастных, да был остановлен вовремя подкатившей ватагой оперетивников.

Завертелась машина правосудия. В первую очередь важняков из прокуратуры интересовало не убийство. С ним, как раз, все было ясно, изверги пойманы на горячем. Следователей интересовало, откуда у таких никчемных людей такие деньги.

Поляна на поселке «Победа». Посреди поляны горит небольшой костер. Возле костра сидит Мартын, из кустов выходит Гималайский, присаживается на колоду, напротив.

– Ты сам? – Задает глупый вопрос Мартын.

– Мы же договорились.

– У Лимы и Дэныка прошли обыски, все перевернули вверх дном. Оно нам надо?

– Дело у Федорчука на контроле. А он докладывает самому Андропову.

– Если поселок будут и дальше трясти… У нас же здесь оружие.

– Да не оружие они ищут. У таких никчемных людей двадцать тысяч рублей оказалось. Скоро на Иванушку выйдут. Прессанут того в зоне. Ты понимаешь, какие это для ментов перспективы? Деньги они ищут. И найдут.

– А Мельник здесь причем?

– У ментов с гебешниками же настоящая война идет.

– И дело Мельника гэбэшникам поможет? Не смеши.

– Что гебешники задумали? Раз такие деньги у уголовников на руках, то можно представить какие деньги у них спрятаны. А значит их менты покрывают, вместо того, чтобы ловить. Хотят в этом деле связать ментов с уголовниками. Мельник в этой игре проиграл уже.

– Как выпутываться будем?

– Для начала сделаем так…, – выдает одну из своих коронных фраз Гималайский.

В этот же вечер Мартын рванул в Житомир.

Масло ведет Иванушку по коридору, открывает камеру, заводит Иванушку. В камере сидит Мартын.

– У вас пять минут.

– Слушай сюда. Не перебивай. Мельника взяли. Ему светит вышка. Лиму, Дэныка – тоже. Тем – разные срока. Все из-за той капусты, что у тебя увели Гриня с Мочалкой. Их Мельник замочил.

Иванушка хочет что-то сказать.

– Не перебивай, я сказал. Ты, когда вышел, договорился с Гималайским, что он достанет для тебя двадцать тысяч, чтобы ты погулял на морях после отсидки. В свою очередь, он должен был одолжить их у Спидолы на прииске. Там капусты хватает.

– Как бы я отдал?

– Отдавать собирался, устроившись к Туманову на прииск. Спидола помог бы. Он же там главный геолог. А спектакль с Гималайским разыграл для форса, чтобы урки тебя зауважали. Кто такой Гималайский – не знаешь, вместе спортом когда-то занимались и все. Знаешь, что он дружит со Спидолой. Про банду ничего не слышал. Хоть убьют – стой на этом. Иначе спалишь пацанов. Если все сделаешь правильно, мы, как все уляжется, тебя вытащим.

Дверь открывается, на пороге – Масло.

– Все, больше не могу. Могут хватиться. Спалимся все. Время сейчас стремное.

Михе пришлось срочно лететь на Урал в Ухту к Спидоле, работавшем у Туманова в «Печоре». У одного только Спидолы на книжке сорок тысяч легальных рублей. Миха сидит на берегу реки, ловит рыбу. Из-за горы показывается Спидола с геодезическими принадлежностями.

– Ты что, сдурел? Что за цирк? Здесь же охраняемая территория!

– Поэтому не перебивай. У нас большие проблемы. Нам нужно легальные двадцать тысяч, причем задним числом. Это – горловое. Иначе у Гималайского будут бооольшие неприятности. Поможешь?

– Хорошо. Я два месяца назад снял пятнадцать тысяч, хотел кооперативную квартиру купить. Не купил пока. Еще один мужик тоже снял десять – на «волгу» нацелился.

– Возьми с него расписку, что ты у него одолжил. А тебе расписка Гималайского, на вот… говорил же ему на двадцать, а он – на двадцать две тысячи написал. Якобы он у тебя одолжил. Расписывайся здесь на пустом листе. Гималайский потом заполнит. И вот тебе второй экземпляр. Мужику скажешь, чтобы молчал. Мы отблагодарим.

Миха передает Спидоле бумаги.

– Говорил вам, что нужно жить честно, – смеется Спидола.

– Не до шуток пока. И вот еще. Якобы, Гималайский просил тебя устроить Иванушку на прииск. Пока ты думал – Иванушка присел.

– Чапай думу думал. Давай уматывай поскорее, пока нас не заприметили. Ты через водилу передал мне встречу, а он стукачом у ментов спокойно может быть. Время сейчас стремное.

В общем, прилепили к стене горбатого. Но это не на долго. Менты – не идиоты, да и колоть тех, кто им не нравится, умеют. Кто-нибудь да проколется. Копают и скоро выйдут на того, кто дал Иванушке эти проклятые деньги. С чего всё и началось. Нужно чем-то подкрепить. И Гималайский решил не падать на дно, а самому подставиться, чтобы отвести подозрения от всей банды. Выйдут на Гиму – отстанут от всех команды и от поселка в надежде его-таки расколоть.

Двор дома Светки. Сарай. Рядом с сараем стоит «волга», открыт багажник. Гималайский выносит из сарая несколько тюков, завернутых в рогожу. Мартын укладывает их в багажник. Приоткрывает последний, там – автоматы АК.

Доброе оружие.

Гималайский выносит несколько наполненных мешков. Мартын приваливает оружие мешками. Лиса стоит возле калитки, наблюдает за улицей. На ее лице – тревога.

Заночуем здесь, а утречком поедем к тебе на поселок. Ночью обязательно гаишники придерутся, а днем машин много, никто нас не остановит.

– Рискуешь Гималайский со своей затеей. Может, все-таки, укроешься на время?

– Рискую, но пришла пора и мне в это тухлое дело рыло сунуть. Я это дело заварил, мне и расхлебывать.

Мартын удивленно смотрит на Гималайского.

– Твое решение. Я уже запутался в твоих лжеженах. Ты вдовец Таньки Картины, но с Иркой Лисой сейчас живешь в доме Светки. Жил бы уже со Светкой.

– Дом Акулы. Светка расписана с Акулой, но они уже расстались. Я ей квартиру на Березняках купил, а дом снимаю у Светки с Акулой. После гибели Таньки Картины, у Светки тяжелое психологическое состояние. Сидит у себя на Березняках и носа не сунет в этот дом. Два дома фактически на мне. Менты же не дураки. Они сразу их прошерстят. Вот поэтому оружие и вывозим. Да, когда меня возьмут, спрячьте куда-нибудь Ирку. Могу до полутора лет там задержаться. Лучше ее выдать замуж… и в Израиль.

– Нужен человек надежный.

– Есть там у меня… Беккеры. Моня и Борис Моисеевич. Думаю, это те люди, что нужно. Они, вроде бы, в Австрию лыжи навострили.

– Это сделаем.

Глава 7

Гималайский в спортивном костюме – олимпийке, Лиса – в пеньюаре сидят на кухне за утренним чаем. Звонок, лай собаки. Гималайский встает из-за стола открывает дверь во двор. В дом входят, тесня Гималайского, два опера в штатском. Один опер сует под нос Лисе красную книжечку и сразу же ее закрывает. В коридоре негде развернуться. Входит следователь, задерживается в дверях.

– Проходите, товарищи. Гражданин Страхов – вот постановление на обыск, а вот на ваше задержание.

Показывает Гималайскому от двери какие-то бумаги.

– Ознакомиться можно?

Проходите в комнату и ознакомитесь.

– Давайте свидетелей, – следователь – третьему оперу, стоящему за ним.

Опер выходит и через открытую дверь, идет к соседнему дому. Все проходят в комнату.

– Гражданка, вы кто подследственному?

– Невеста.

Открывается дверь, входит опер и сосед с соседкой. Комната хоть и большая (20 метров квадратных), но уже развернуться негде.

– Одеться можно? – Лиса обращается к следователю.

– Одевайтесь.

– При вас? При всех?

Следователь пожимает плечами.

– Не стыдно?

– Это вам, гражданочка, должно быть стыдно.

Лиса подходит к шкафу, сбрасывает пеньюар. Она в одних трусах.

– Что искать собираетесь? Может я сам выдам? Или вы поглазеть на голую даму здесь собрались? – Гималайский очень иронично обращается к следователю.

– Мы и сами все, что нам нужно, найдем, – передернув плечами, также иронизирует следователь.

– Прошу свидетелей обратить внимание. Товарищ следователь сказал, что они собираются подбросить мне то, что им нужно, – быстро тараторит Гима к свидетелям, переиграв следователя, заставив его расколоться.

Милиционеры стоят, разинув рот.

– Сережа, застегни мне бюстгальтер, – оборачивается Лиса к Гималайскому.

– Оставайтесь на месте, – прямо вспыхнув, повышает голос следователь, обращаясь и к Лисе, и к Гиме.

Лиса поворачивается к следователю с накинутым на груди бюстгальтером.

– Вы застегнете?

Гималайский, свидетели, оперативники, повернувшись, смотрят на следователя и Лису.

– Застегивайте сами!

– Деньги, драгоценности, оружие!

Гима с Лисой добились-таки того, что им нужно: заставили следака нервничать, а значит, делать ошибки.

– Откройте бар. Там в шкатулке все лежит.

Следователь показывает головой одному оперу в сторону дверцы бара, в которой торчит ключ. Опер открывает бар, достает деревянную шкатулку и ставит на стол перед следователем.

– Свидетели, подойдите, – следователь в предвкушении победы, делает жест свидетелям.

Свидетели подходят ближе. Следак открывает шкатулку, достает сложенный пополам листок бумаги, пистолет. Следователь улыбается, достает носовой платок. При помощи платка вынимает пистолет.

– Ваш? – Обращается к Гиме.

– Моя.

– Запишите правильно: мой – обращается последователь Шерлок Холмса к оперу, заполняющему протокол.

– С какой целью держите у себя дома оружие?

– Нажмите на курок, – смеется Гима. – Прошу свидетелей обратить внимание, что это не оружие, а зажигалка. -

Нехороших людей пугануть, если те в дом ворвутся, – повернувшись к следователю.

Нью Шерлок Холмс отворачивает дуло пистолета от людей в сторону окна, нажимает на курок, из дула показывается пламя.

– Вы записочку-то разверните. Там все написано, – твердо говорит Гималайский.

Следователь разворачивает лист бумаги, читает, темнеет лицом, передает её оперу, пишущему протокол.

– Я настаиваю, чтобы свидетели ознакомились с содержанием, – решительно заявляет Гималайский.

– Не в вашем положении настаивать.

– Утаить написанное – это то же самое, что и подбросить улики. Фальсификация.

Свидетели, Лиса, внимательно смотрят на следователя.

– Свидетели, подойдите и прочтите, – сдается следак.

Свидетели подходят.

– Расписка выдана Страховым Сергеем Олеговичем Поцелуеву Юрию Валентиновичу в том, что Страхов Сергей Олегович одолжил у Поцелуева Юрия двадцать две тысячи рублей. Обязуется отдавать с каждой зарплаты по тысяче рублей при устройстве на работу на золотой прииск под руководством гражданина Туманова. Подпись. Число. – Читает сосед.

– Проверим.

– Здесь всё. Сворачивайтесь. Граждане свидетели, ознакомьтесь и подпишите протокол обыска, на каждой странице.

– А вы поедете тоже с нами, – бросает резко Лисе.

– Предъявите ордер на арест, – машет головой Лиса.

– Не арест, а задержание для установления личности.

– Моя личность установлена. Вон мой паспорт также в баре лежит.

– Мы с женой также удостоверяем, что это наша племянница – Ирина Заднепровская, – быстро повышает голос сосед.

Жена соседа усиленно кивает головой. Опер достает два паспорта, передает их следователю. Следователь с большим неудовольствием раскрывает паспорт.

Гималайский вошел в камеру или «хату», бросил скрутку: матрац, одеяло и простыни с наволочкой в нем в сторону, противоположную параше и представился смотрящему Жердяю кто он.

– Погоняло есть?

– Серёжа Гималайский.

– Статья?

– Участие в мокрухе шьют. Никак не определятся.

Сморящий сначала посмотрел на пальму – шконку на втором этаже, потом на Гиму, потом на его скрутку, её ведь сразу выдают не каждому, подумал… Затем определил ему шконку и не на пятаке: месте вокруг дубка – стола посреди камеры, и не возле дальняка: месте возле параши, а посредине, но на первом этаже.

Через две недели из карцера в хату вернулся Коля Барчук. Мутный, но авторитетный пацан, много знающий о сидельцах. Этакий начальник отдела кадров. Братва порадовалась, а Жердяй молча указал кивком головы на новенького – Гималайского, тихо разговаривающего с пожилым арестантом.

– Кто это? – Почему-то, удивился Барчук.

– Какой-то Серёжа Гималайский.

Барчук задумался, покачал головой.

– Если это тот, о ком я думаю, то это очень серьезный штымп, – и жестом подозвал Шпалу – высокого сидельца, – а ну подмути с ним.

В оборот Гиму взяли не сразу. Для начала проверили забвением. Поместили в камеру и «забыли» про него, уже две недели прошло. Гималайский сидит и спокойно разъясняет товарищу по несчастью как можно выкрутиться от наказания за его совершенно бытовой проступок. Рядом греет уши Шпала.

– Шпала, мы базарим, не мешай, по возможности.

– Ты что, баклан, мне здесь указывать будешь, где мне стоять? – Начинает вскипать Шпала.

– Шпала, я тебя предупредил.

– Ты здесь что-то мутишь с сидельцами. Не слушать его, старик!

Гима вздохнул, встал и пошел к Жердяю. Тот в это время играл в шахматы напару с Барчуком. Гима остановился неподалеко, Шпала – за ним почти вплотную.

– Чего вам? – Отвлекся Жердяй от игры.

– Могу поинтересоваться? – Спокойно начал Гима.

– Интересуйся.

– Какой принят расклад в хате, если я предупредил не мешать мне общаться, а он не понимает? Бить можно? – Продолжает Гималайский.

– Сам решай, если предупредил, – смеется Жердяй.

Вместе с Жердяем смеются и Барчук со Шпалой. Гима делает шаг вперед, молниеносно разворачивается и применяет к Шпале свою знаменитую «семерку»: серию из левого джеба, правого апперкота, левого бокового, правого прямого, уклона-маятника влево, левого крюка и правого апперкота. Хоть Гималайский и бил вполсилы, но Шпала на полу в отключке. Вскакивают с десяток сидельцев, до этого молча наблюдавших за нарастанием мутки, окружают Гималайского, но тут же открываются тормоза и в камеру врываются два вертухая, третий остается возле тормозов.

Гиму поместили в шизо на 99 дней. Естественно, что без помывки и даже смены белья. Дать могут только 15, но выпустив, тут же продлевают, к примеру, за оскорбление сопровождающего его цирика. Без толку. Гималайский прошел школу сидения в одиночках еще в, так называемой, армии, знает, как нужно выживать.

Занервничали вертухаи. Видимо, на воле адвокаты начали давить на следствие. Быстренько поместили Гималайского в пресс-хату. Здесь уже полегче, просто начали избивать, но не до смерти. Скорее всего, следователи начали побаиваться-таки адвокатов. Да и куму этой кичи неизвестные стали угрожать на воле.

Новый следователь сидит за столом в камере. В камеру дежурный прапорщик вводит Гималайского. Гималайский хромает, причем, на обе ноги; одна рука на перевязи грязным бинтом, на лице следы сильных побоев: все лицо синее.

– Дежурный, свободны. Присаживайтесь, гражданин Страхов. Я новый следователь по вашему делу. Я вижу, вы прямо из лазарета?

– Так и есть. А где же мой любимый старый?

– Секрет, но вам скажу. В командировку в Узбекистан выехал по их запросу, но туда не доехал. Вы можете что-либо сказать по этому вопросу? Есть ли у вас там знакомые, друзья?

– Никого не знаю и потом я здесь, а он там – в Узбекестане. Наверное, загулял где-нибудь. Советские следователи – самые лучшие следователи в мире! Найдется.

Гималайский многозначительно улыбается.

– Мне нравится, что вы юморите, что не ожесточились. По вам же за километр видно нарушение следствием всех советских законов сразу. Для начала, перевожу вас в старую общую камеру.

– Вот за это – большое человеческое спасибо.

Утро в камере. На нарах сидит Гима. Ему уже и предлагалось Жердяем место на пятачке, но Гима решил не обособляться от основного коллектива. К Гималайскому стоит большая очередь.

– Сделаешь так…, – Гималайский разруливает с очередным сидельцем.

К шконке подходит смотрящий. Все отступают на значительное расстояние.

– Смотри, узнают, что ты здесь помогаешь разруливать ситуации, опять в пресс-хату закроют.

– Жердяй, ну ты видишь, какой беспредел творится? Людям нужно помогать.

– Дело твое. По всем понятиям, ты уже козырный фраер.

– Официально?

Смотрящий кивает головой.

– Я-то сам иду на зону лет на пятнадцать, но другие будут освобождаться раньше. По тебе вижу, что тебе скоро через вахту на звонок. Я к тебе правильных пацанов буду направлять. Будешь помогать устроиться?

– Направляй. Нам скоро люди будут нужны. Только фильтруйте там, чтобы стукачи не залетели.

– А там посмотрим. Может, и общим нашим займешься.

– Пока дай, хотя бы, соскочить.

Дверь камеры открывается, в камеру заглядывает попка и командует:

– Подследственный Страхов! С вещами на выход!

Глава 8

Теперь Мельник. А вот с ним дела плохи. Какие связи не подключали – все без толку. Если бы чуть раньше, когда был дорогой Леонид Ильич, или позже, когда станет руководить Плешивый. А тут Андропов развернул понтовую кампанию по борьбе буквально со всем. Никто не идет на переговоры. Боятся за свою жопу, а у извергов еще и судимости.

Сегодня Гима встречается в бане на «Пролиске» со своими ментами. Сидит за столом, закутанный в простыню. На столе: открытая запотевшая изморозью бутылка «Старокиевской», пять бутылок чешского пива «Пильзенский Праздрой», тарелка с красными большими вареными раками, тарелка с упругими солеными огурцами, тарелка с тонкими белоснежными ломтиками сала, тарелка с ломтями свежего душистого «украинского» хлеба, три стопки, три стакана. Из парилки выбегают Гунько и Гордиенко. Оба в фетровых шляпах. Плюхаются на диванчик, разливаю водку в стопки, чокаются, выпивают без тоста, закусывают кто чем.

– Серёжа, я разговаривал с Хрусталевым. Мы бы помогли, но он категорически запретил туда соваться. Дело на контроле у Щербицкого. Так что, выкручивайтесь сами.

Мельник получил расстрел, Лима и Дэнык – по десять. Сколько ни подавали кассаций, сколько не засылали денег ментам, прокурорским, судьям – все без толку. Дело на контроле у Щербицкого, а тот докладывает самому Андропову. Мельнику приговор оставили без изменений, Дэныку и Лиме сократили до восьми.

В этот дождливый день скромный человек стоял с раскрытым зонтом на остановке по улице Мечникова. Он ничем не выделялся среди остальных граждан. Подошел трамвай, остановка опустела, и тут же к тротуару подкатил небольшой автобус с занавесками на окнах. Человек перешел дорогу, обошел автобус, открылись двери – и он, сложив черный зонт, забрался внутрь. Проехав немного, на Первомайского автобус развернулся и двинулся наверх на Печерск. На Предславинской, прямо за дворцом «Украина», в автобус поднялся еще один человек. Автобус спустился на улицу Красноармейскую и мирно покатил на Лукьяновку.

На Пархоменко автобусик свернул во двор жилого дома и оказался прямо перед воротами Лукьяновской тюрьмы. Ворота отворились, автобус пропустили без досмотра, и он остановился возле самого старого из корпусов под названием «Катька» – в честь императрицы Екатерины II, якобы, еще в ее правление построенного.

Прокурор, курирующий дело Мельника, и представитель информационного центра МВД, а в автобусе были именно они, быстро спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, расположенное с тыльной стороны «Катьки». Здесь, сидя за длинным столом, их уже ждали начальник СИЗО и тюремный лепила (врач). Опустевший автобус покатил к производственным мастерским СИЗО.

Два дня назад в СИЗО пришло личное дело Мельника. В нем содержался указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании Мельникова Валерия Николаевича. Начальник СИЗО достал из сейфа приказ МВД СССР «Порядок исполнения высшей меры наказания» (ВМН), в сотый раз прочел его, приказ и инструкции о порядке применения ВМН. Набрал телефонный номер прокурора города:

– На послезавтра есть дело.

И положил трубку. Вздохнул и назначил заседание комиссии на этот дождливый день на четырнадцать ноль-ноль. Ровно в назначенный срок комиссия приступила к заседанию. Председательствовал прокурор.

Время не тянули, быстро просмотрели личное дело осужденного: есть ли приговор о смертной казни Мельникова Валерия Николаевича, имеется ли указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании, имеется ли распоряжение суда об исполнении этой меры наказания. К личному делу была приложена сопроводительная бумага начальника УВД, в которой говорилось, что направляется личное дело Мельникова В.Н., приговоренного к высшей мере наказания, для исполнения приговора.

Изучив все эти документы, прокурор дал команду: доставить осужденного начальнику СИЗО, а тот передал ее двум вертухаям. Помощники исполнителя приговора кивнули и отправились в корпус за Мельником.

Как только заскрипел третий засов на железных дверях камеры, Мельник медленно поднялся и молча недружелюбно уставился на контролеров, почему-то одетых поверх формы, в синие сатиновые халаты, как у уборщиков.

– Осужденный Мельников Валерий Николаевич, с вещами на выход!

Мельник знал, что его ждет. Что ж, погулял на славу. Можно было, конечно, еще, но, что уж поделаешь, такова судьба. Мельник взял свою спортивную сумку и подошел к двери.

– Руки за спину!

Защелкнулись браслеты, и контролеры повели Валеру, крепко держа за руки по бокам, по лестницам вниз. Завели в какую-то мрачную сырую комнату.

«Всё!» – Сразу понял Валера.

Начался допрос. Прокурор вежливо попросил назвать фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, семейное положение, девичью фамилию бывшей жены, родителей. Валера отвечал не спеша. Хоть минуту лишнюю пожить. Пожил минут десять.

– Все убедились, что перед нами именно Мельников Валерий Николаевич? – Обратился прокурор к членам комиссии.

Все молча закивали головами.

– Знаете, что, Валерий Николаевич? – Затянул волынку прокурор – не мы вас приговаривали, не нам решать. В соседней комнате комиссия, составленная из нашего руководства. Только они теперь способны вам помочь. Идите, может и заменят высшую меру на хоть большой, но срок.

Мельник очень внимательно посмотрел на заседавших, и, резко развернувшись влево, ударил головой держащего его за наручники вертухая прямо в челюсть. От неожиданности тот выпустил наручники, а от удара – рухнул на пол. Второму вертухаю пришлось выпустить одну руку, чтобы постараться схватить ею Валеру сзади, и он ослабил хватку. Мельнику только это и было нужно. Вертухаи-то были специалисты держать, да ломать закованных в браслеты, обессиленных, хоть плохих, но людей, Мельник же был боец. Он умел драться. Валера резкими рывками стал крутить вертухая то вправо, то влево, не давая тому повиснуть на себе сзади.

– Расстреливайте здесь, волки позорные! – Кричал Валера. – Я вам не баран, попробуйте, возьмите меня! Запомните: тот, кто сдаст моим корефанам этих двоих надсмотрщиков и того, который будет в меня стрелять, получит по двести тысяч долларов за каждого. А если не сдадите, то вам всем хана. За вами всегда наши смотрят!

Но второй вертухай был опытный, крепко висел на Мельнике и не отпускал его. Вскочил первый и сначала ударил Валеру в печень, затем схватил за вторую руку, и оба прижали Валеру к полу. Начальник же СИЗО, выскочивший из-за стола на помощь, впервые не справившимся со своей работой вертухаям, размахнулся и со всей силы ударил Валеру сверху вниз в районе шеи. Мельник отключился, а вертухаи уже волокли его к выходу.

Рывком распахнули дверь во вторую комнату, находящуюся рядом с комнатой заседаний. Это была небольшая комнатушка без окон, с серыми стенами и цементным полом. На полу имелась забранное фигурной решеткой небольшое отверстие, ведущее в канализацию. В углу под водопроводным краном лежал аккуратно свернутый черный шланг. Рядом с дверью стояли два железных ящика, один – похожий на сейф.

Вертухаи втащили Валеру в комнату, прямо за ними вбежал лепила и сунул Валерию тряпку в виде марли, пропитанной какой-то бурдой, под нос. Валера начал приходить в себя и замотал головой из стороны в сторону. Лепила стремглав кинулся из комнаты, оставив дверь открытой не по забывчивости, а потому, что за ней остался стоять капитан с мелкокалиберной винтовкой наготове.

Ветухаи резко дернули и поставили еще не оправившегося Валеру на ноги. Из-за двери вышел капитан в таком же синем, как и у вертухаев, халате, и выстрелил Валере в затылок. Мельников Валерий Николаевич рухнул на пол. Капитан выстрелил в затылок уже мертвого еще два раза.

Один из вертухаев приоткрыл дверь и выглянул в коридорчик, и в комнатушку опять быстро вошел лепила, дежуривший снаружи. Лепила пощупал пульс, еще поколдовал над Валерой и быстро вышел. И только тогда с Валеры сняли наручники. А троица исполнителей приговора, как они себя называли, сняли халаты, спрятали в железный ящик. В ящик, похожий на сейф, перед этим поставил мелкашку капитан. Выстрел из мелкокалиберной винтовки не дает брызг. Зачем им халаты? Троица вышла и присоединилась к заседавшим, а Валера остался один лежать, уткнувшись лицом прямо в сливное отверстие.

В комнате для заседаний вовсю кипела работа. Сотрудник МВД подписывал бумаги, снимающие с учета жителя страны Мельникова Валерия Николаевича. Члены комиссии по очереди подписывали протоколы о том, что исполняется мера наказания, санкционированная прокурором, и второй, что мера наказания исполнена и медик констатировал смерть приговоренного. Лепила стал смывать кровь с лица одного вертухая и промачивал рану спиртом.

Начальник СИЗО открыл шкаф, достал бутылку водки. Подумав немного, достал вторую. Вынул чистые стаканы и стал накрывать на стол, уже освобожденный прокурором от документов, которые тот аккуратно сложил в папку с личным делом Мельникова Валерия Николаевича. Лепила помог выставить и открыть банку с консервированными корнишонами, две банки шпрот, банку маринованных грибов, палку уже порезанной полукопченной «Одесской» колбасы, килограмм сыра, порезанного на куски и свежий батон. Начальник СИЗО разлил по стаканам водку, причем двум вертухаям и стрелявшему – больше остальных.

– За упокой Мельникова Валерия Николаевича, – произнес прокурор.

Выпили молча и не чокаясь, у работника МВД заметно тряслись руки. Закусили и налили по второй.

– Чтобы такого здесь больше не было никогда, – сказал начальник СИЗО.

Выпили, и два вертухая сразу же вышли из комнаты, поднялись по ступенькам наверх, где возле входа уже стоял автобус, вытащили из автобуса гроб и занесли его в комнату, где лежал Валера. Зачем-то, опять надели синие халаты, подняли и бросили Валеру в гроб. Один взял в руки шланг, включил воду и стал смывать кровь, натекшую на пол. Второй вышел и через пару секунд вернулся с Валериной спортивной сумкой. Ее он бросил в гроб, даже не раскрывая. Гроб тут же заколотили, опять сняли халаты и вернулись в комнату заседаний.

Помощникам исполнителя наказаний оставили еще по одной, те выпили, не закусывая, и только крякнули. Настроение у всех было подавленное. Такого, как сегодня, здесь никогда не случалось. Комиссия, а каждому из ее участников не раз приходилось участвовать в её работе, обычно сталкивались с напрочь подавленными людьми: кто падал на колени и кричал, что искупит все, пусть только не убивают, кто просто терял сознание, кто молчал, но все еле держались на ногах, а тут…

И потом, эти очень плохие выкрики Мельника. То, как он себя вел в последние минуты жизни, явно говорило о том, что этот человек что-то из себя представляет. А если и его, как он кричал, корефаны, такие? Было от чего загрустить. Посовещавшись, решили, что каждый напишет рапорт о случившемся по своему ведомству. Заседание комиссии закрыли.

Сначала вертухаи вынесли гроб с Валерой и затолкали его в автобус, затем вышли прокурор с работником МВД и устроились тут же. Помощники исполнителя забрались в автобус последними. На КПП их опять не досматривали. Катафалк выехал со двора, повернул налево и, пыхтя, двинулся по Пархоменко. В районе станции метро «Октябрьская» остановились и выпустил прокурора и работника МВД. Те быстро спустились в метро и помчались домой. Автобус развернулся на Пересечении и покатил на Байковую гору, на кладбище.

На Байковом кладбище автобус проехал к дальнему крематорию. Здесь не было ни очереди, ни людей. Вертухаи быстро вынесли гроб, без всяких церемоний поставили его на лифт и быстро ретировались. Этот груз работники крематория, по договоренности с Лукьяновской тюрьмой, уже ждали. Валеру сожгли без очереди.