Читать книгу: «Фиолетовые ёжики», страница 4

9

Она поняла: фиолетовые ёжики из её сна перекочевали в реальность.

В тот день она сходила в «Дикси» в последний раз. Набрала продуктов побольше, сколько смогла унести. И насколько хватило денег – на пенсию-то особо не пожируешь. Набрала не на три дня, как обычно, а на срок… которого и сама не могла определить. Насколько хватит.

Кое-как доволокла сумки с покупками до двери квартиры. А тут ещё споткнулась на ступеньке и до крови расшибла коленку.

Каждый раз, по возвращении домой, она всегда скрупулёзно соблюдала меры предосторожности.

Зараза не должна проникнуть в дом. Нельзя было дать ей ни единого шанса.

Открывала ключом дверь, ключ отправляла в специально предназначенный для этого полиэтиленовый пакет. Пакет тщательно сворачивала и прятала в сумочку.

Снимала перчатки. Аккуратно, чтобы не коснуться голыми пальцами их внешней, инфицированной, поверхности. Бросала их в картонную коробку, что стояла у двери – уборщица уберёт.

Осторожно, чтобы не впустить заразу, проникала в квартиру. Вернее, проскальзывала сквозь узкую щель – открывать дверь настежь она считала верхом безрассудства. Потом закрывала её за собой, на все запоры. Всё, тылы обеспечены, граница на замке, можно продолжить ритуал, теперь уже на исконной своей территории.

Тут же, при входе, из специально приготовленного для этой цели аэрозольного баллончика тщательно опрыскивала себя дезинфицирующим средством на спиртовой основе. Буквально обливала себя с ног до головы: и одежду, и сумки с покупками, и особенно обувь. Она предпочитала лёгкие полуспортивные туфли без каблука на мягкой подошве.

Стаскивала с себя всю одежду, вплоть до нижнего белья. Шла в ванную, кидала всё в стиральную машину, включала её на стирку с сушкой. И только здесь снимала с лица защитную маску. Залезала в ванну и становилась под горячий душ. Именно горячий. По ТВ она не раз слышала, что эта зараза погибает при высокой температуре. Тщательно намыливалась специальным антисептическим мылом, особенно руки, лицо, другие открытые части тела, которые могли контактировать с инфекцией.

После окончания стирки кидала в барабан свои уличные туфли. Ставила на длительную сушку. Чтоб наверняка убить всю заразу, если та на них ещё осталась.

Квартиру драила ежедневно, благо, она была невелика. Обильно опрыскивала дезинфицирующими средствами. Раз в три дня обрабатывала её хлоркой. С респиратором на лице. Потом сидела, задыхалась, отхаркивала мокроту и надсадно кашляла. Иногда её рвало. От ядовитых паров не спасал даже респиратор.

Так продолжалось изо дня в день, из недели в неделю, с того самого дня, когда ввели режим самоизоляции. Она считала своим долгом соблюдать этот режим беспрекословно и в полном объёме.

Теперь всё изменилось.

То, что она увидела ночью, открыло ей глаза на истинное положение дел. Теперь она знала то, что было сокрыто от других.

Вирус уже здесь. Он в каждом доме. Скоро он будет в каждой квартире. Ежедневные сводки тому свидетельство.

Нужны более кардинальные меры. Особенно ей, ведь она – 65+. Группа риска. Категория, наиболее подверженная заражению.

С этого дня она больше не покидала квартиру. Драила её хлоркой ежедневно. С наступлением ночи закрывала окна, чтобы зараза не проникла снаружи. И больше не снимала маску и перчатки.

Даже ночью, когда погружалась в свой привычный кошмар. С фиолетовыми ёжиками.

10

Её брак был скоротечным. Как болезнь мамы. Как вся её жизнь – без ярких вех, без знаковых событий, без потрясений.

Поздно вышла замуж, рано развелась. Развод – это формальность, кульминация их отношений, на самом же деле просто выгнала его из дома, этого морального урода, этого альфонса, этого похотливого бабника. Из дома и из сердца.

Она не сразу распознала его истинное лицо. Слишком хотелось верить людям. Хотелось любви, большой и чистой, чтоб до конца, до последней точки, чтоб «…и умерли они в один день».

Не получилось. Неудача в браке словно окатила её ледяным душем. Сердце покрылось корочкой льда и застыло. Навсегда. Больше она никого в него не пускала. Никогда.

Он ушёл тихо, без скандала, второпях. Ботинки одевал уже у лифта, неуклюже прыгая на одной ноге. Прихватив фамильное серебро и их общие сбережения, отложенные на покупку загородного домика (присмотрели уже один под Волоколамском).

А взамен оставил дочь Анну. Маленькую крохотную Анечку.

Когда дочь заболела и потребовалось дорогостоящее и длительное лечение в одной из элитных клиник, она не задумываясь продала трёхкомнатную квартиру в престижном районе Москвы и перебралась в простенькую однушку где-то на окраине, у самого МКАДа, а остаток от продажи – весьма внушительный, намного превосходящий стоимость однушки – весь пустила на операцию.

Дочь поправилась, болезнь ушла и больше не вернулась.

А она, чуть приоткрыв створки раковины, в которой покоилась жемчужина её сердца, снова захлопнула их, уже окончательно. Это была мимолётная вспышка, та единственная веха, за которую могла ещё зацепиться память. Рубец на размеренном течении её жизни.

Но и он со временем затянулся. Веху размыло повседневной рутиной. Вспышка погасла.

С этого момента начался неуклонный рост её жизненной энтропии.