Читать книгу: «Фиолетовые ёжики», страница 3

6

Как-то раз, глядя сквозь тонкую грань оконного стекла во внешний мир, в темноте глубокой ночи она различила – или ей это только показалось? – фиолетовое свечение в одном из окон многоэтажки напротив.

Сердце бухнуло в груди. Один только раз. Мощно и сильно.

Они?

Когда шок прошёл, она поняла: это знак. Невиданная доселе решимость переполняла её. Она быстро оделась и вышла на улицу.

(Привычная атрибутика: защитная маска, латексные перчатки, в сумочке – антисептические салфетки и перцовый баллончик, на случай нежелательной встречи).

Было тихо и холодно. Только-только вылезли первые молоденькие листочки, робко и как бы с неохотой. Весны в воздухе не ощущалось. Она не опаздывала. Её просто не было.

В этом году вообще всё пошло не так. С самого начала. И дело было вовсе не в том, что год был високосным. Просто в этом году мир сошёл с ума.

Она мягко ступала по асфальту, не оставляя после себя звуков. Будить ночные призраки не входило в её планы.

Фиолетовое свечение мягко струилось из окна седьмого этажа дома напротив, прямо над её головой. Она смотрела на этот свет широко распахнутыми глазами. Теперь она поняла всё.

Они там, фиолетовые ёжики из её сна.

Она обогнула дом и вышла на безлюдный проспект.

По ту сторону широкого дорожного полотна, через сквер, разделяющий проспект на две параллельные полосы с противоположным движением, растянулся длинный-предлинный, подъездов на пятнадцать, многоэтажный дом.

Ночная тишина лишь иногда нарушалась редким автомобилем, проносящимся в ту или другую сторону. Город спал, и во сне продолжал отдавать дань новому китайскому поветрию. Дань человеческими жизнями.

Она смотрела на этот длинный-предлинный дом и считала окна.

Их было шесть.

Шесть окон, из которых струился странный фиолетовый свет.

Шесть окон, в которых затаилась фиолетовая смерть.

7

Сны продолжали донимать её с завидным упорством.

В одном из таких снов она увидела маму.

Та же серая картинка, как и тогда, шестьдесят лет назад, и на картинке…

…четыре ярких фиолетовых пятнышка, четыре маленьких хорошеньких фиолетовых шарика с иголками.

…Так и хочется взять их на руки, погладить, приласкать.

Она садится на корточки. Касается одного из них.

– Мама! – вскрикивает она в испуге и отдёргивает руку. На указательном пальчике выступает крохотная капелька крови.

Она заплакала…

Но сон на этом не прервался.

– Не трожь эту мерзость! – доносится из-за спины строгий мамин голос.

Она оборачивается, на один лишь миг. Но его, этого мига, хватило, чтобы образ матери навсегда оставил след в этом нескончаемом сне.

На фоне пыльного серого двора, возле такого же серого сарая, стоит её мама и с укоризной смотрит на дочь. Губы плотно сжаты, в глазах печаль и прощание. Мама… плоть от плоти этого серого мира. Словно когда-то, в момент отчаяния и великой усталости, она окунулась в него с головой – и растворилась в нём без остатка.

Лишь одну ретушь позволил себе фотограф-сновидец: щёки мамы ярко алели густым нездоровым румянцем.

Вскоре после того сна мама умерла. От скоротечной пневмонии.

Врачи говорили, что болезнь лёгких – это в их семье наследственное…

От мамы остались лишь старые фото. Немного, всего несколько штук. По ним, по этим фото, она и воссоздала в памяти её образ. И ещё по тому сну. Живой она её почти не помнила, слишком мала тогда была. Да и годы, этот Великий Стиратель Памяти, сделали своё дело.

8

К исходу ночи небо пролилось коротким дождиком. Воздух стал прозрачным и звонким, словно тонкий лист чисто вымытого стекла. Тучи разбежались, обнажив голубое небо. Солнце выглянуло из-за леса, протянуло к земле широкие тёплые лучи. Трава, асфальт, листва на деревьях, крыши припаркованных у подъездов машин – всё заиграло в солнечном свете мириадами дождевых капель.

День обещал быть светлым и солнечным, не в пример предыдущим.

Окно на седьмом этаже распахнулось, впуская в помещение струю свежего воздуха. Солнечный свет тотчас же залил всю комнату, проник в самые потаённые уголки. Было восемь утра.

Женщина в домашнем халате, не первой уже молодости, но всё ещё, как говорится, в соку, показалась в оконном проёме. Зажмурилась от яркого солнца, улыбнулась, сладко потянулась со сна.

Подоконник утопал в густой растительности. Здесь были и азалии, и герань, и коланхое, и орхидеи, и даже цикламен. Ряд завершал классический столетник.

Женщина пробежалась взглядом по зелёной массе, бережно коснулась рукой нескольких листочков. Снова улыбнулась.

Щёлкнула тумблером. Отключила светодиодную фитолампу, которая обеспечивала подсветку растений в ночное время суток.

Фиолетовый свет погас.

В комнату позади неё вошёл мужчина. Зевнул, крякнул, взъерошил волосы, почесал правый бок.

– Глянь, Петро, как наши цветочки поднялись! – радостно сказала женщина, с любовью оглядывая своих зелёных питомцев. – А всё благодаря этой чудо-лампе! Спасибо Светке, соседке нашей, что подсказала купить.

Мужчина лишь засопел в ответ. Ему было всё равно. И фиолетовая чудо-лампа, и вся эта зелень, да и жена, по большому счёту. Сейчас ему нужно было только одно: холодного пивка! Чтоб унять зудящую боль в башке после вчерашнего загула.

Женщина обиженно поджала губы. И не стала упоминать о незначительном ночном происшествии. Слишком незначительном, чтобы о нём помнить долго. И тем более рассказывать мужу, с утра страдающему от похмельного синдрома.

Ночью она встала, прошла на кухню попить воды, оттуда в туалет. Возвращаясь в спальню, зашла в гостиную, проведать свой цветущий подоконник, утопающий в волнах мягкого пурпурно-фиолетового света. Мимоходом глянула в окно.

Там, в ночном мраке, под самым её окном, неподвижно стояла странная фигура с маской на лице и пялилась на её оранжерею. Стояла молча, не шелохнувшись, не отрывая взгляда от окна.

Чуть подсвеченная фитолампой, она казалась выходцем с того света.

– О, Господи! Это что ещё за чучело! – пробормотала женщина, махнула рукой и пошла спать.