Читать книгу: «Контракт со смертью», страница 5

Витя подсуетился и через полчаса обзавелся автоматом с одним магазином. Где взял и откуда, он скромно умолчал, но лишний раз доказал, что для старшины десантной разведроты невыполнимых задач не существует. Главное поставить задачу, а каким образом она будет выполнена – никого не должно волновать. Ну что ж, если работать одиночными, то минут десять продержимся. В поселке еще есть части, авось кто-то и придёт на помощь, хотя вряд ли: ночью только сумасшедший нос высунет из форточки.

На всякий случай определились с дежурством по очереди. Нацепили на пояс ножи. Фонарики под рукой, рядышком аптечки. Ну вот и всё, к выполнению задачи готовы. А задача проста – дожить до рассвета.

Спаситель явился в лице 37-го⁴⁰. Я не скрывал радости: он был умён, смекалист, надёжен, осторожен, внимателен. Он был разведчик по военно-учётной специальности в прошлом и оставался им по жизни. Более того, он прирожденный следопыт с потрясающий нюхом на опасность. Он не терпит расхлябанность и наш природный русский авось и вместе с Артистом заменит целый взвод, а то и роту.

Я надеялся встретить его, потому что был уверен: он не остался в стороне в четырнадцатом, а теперь тем более. Радостные вопли, обнимашки, рукопожатия – с нами 37-й, а значит, будем жить!

Как он узнал, где мы и что фактически брошены Ясоном на произвол судьбы, расспрашивать не стал: всё равно не скажет. Он был краток и резок: в нашем распоряжении «уазик» и на всё про всё полчаса. Меняем дислокацию, переезжаем на другой конец посёлка на базу его отряда. С командиром всё согласовано.

Управились минут за двадцать: метали в машину всё, что попадётся под руку. Ещё четверть часа – и мы размещаемся в отведённой нам комнате. Дверь плотно не закрывается, внизу щель и поддувает, ни света, ни тепла, зато мы вместе. Нас семеро – прямо-таки великолепная семёрка и вратарь!

Бросаем на пол карематы – тонкие коврики из пенопропилена, сверху спальники, под голову вещмешки и рюкзаки. Божественно! Теперь хоть можно распрямить ноги и потянуться. Будем спать. Надо хорошенько выспаться.

Сон не подкрадывался – навалился сразу же, и мощный храп разорвал ночь.

14

После приезда Саши Харченко наша военкоровская миссия имела право на возвращение домой. К тому же накопилось достаточно видео- и фотоматериалов, которые оставалось обработать и «закинуть» на сайт «ANNA News» и на наши писательские Телеграм-каналы. Были ещё и чисто бытовые причины. Во-первых, мы успели промёрзнуть за эти полторы недели до состояния мамонтов в вечной мерзлоте. Во-вторых, закончились взятые из дома микстуры – ехали-то на день-два, как было обещано, и всё шутили, что в случае нужды приобретем в аптеках Харькова. В-третьих, запах. Нет, не запах гари, сгоревшего тротила и крови – к этому можно привыкнуть. Даже к запаху разлагающихся тел, преследующему в развалинах освобождённых городов, тоже можно было притерпеться. А вот запах своего немытого тела, смешанный с запахом непросушенной одежды и вечно мокрых берцев, преследовал днём и ночью и становился нестерпимым.

Вот что значит гражданская жизнь в комфорте – расслабляет, чёрт возьми, разнеживает, в слюнтяя превращает. Раньше бы махнул рукой на такую мелочь: не нравится – не нюхай, а теперь вот баньку подавай. Конечно, по большому счёту это был повод – фронт замер под Циркунами и дальше ни вперёд, ни назад, вроде бы всю возможную информацию собрали, а принимать участия в трепотне о былых героических подвигах не хотелось. Что там сказки рассказывать – вы, братцы, давайте-ка тряхните стариной и добавьте в свой персональный пантеон славы новые лавровые венки.

Числа четвёртого или пятого, а может и шестого, с утра с оказией выбрались за «ленту». Встретил сын, по нашим лицам понял, что донимать расспросами не стоит. Отвезли Мишу домой, распрощались с Витей, договорились, что друг без друга ни ногой за «ленточку». Только через сутки пришлось обещание нарушить – попросили сопроводить конвой МЧС с гуманитаркой. Почему-то мои армейские приятели решили, что я знаток Харьковской области, и все потуги доказать, что мои знания получены в результате полуторанедельного добросовестного штудирования карты и я гожусь разве что на роль Сусанина, их не убеждали. Последний довод, что для провода колонны вообще никакой знаток не требуется – это же элементарно, Ватсон: определяется пункт доставки и дальше рули по асфальту – не подействовал. Но они в своём упорстве были просто восхитительны, и я «сломался». Согласиться-то согласился, только отогреться не успел: здорово промёрз, до лета не согреться, к тому же что-то вроде бронхита заработал.

Колонна прибыла, едва я подъехал к привычной точке сбора: АЗС у перекрестка на Октябрьский. Похрустывал снежок на утреннем морозце, озоровал ветерок: проказник всё пытался забраться за ворот куртки, а заодно погасить сигарету. Мои армейцы были уже на месте. Едва поздоровались, как подъехали «уазик» и микроавтобус. Из УАЗа бодро выскочило двое: один из Администрации Тулы, крепкий, широкий в плечах, с добрым тёплым взглядом, другой оказался начальником моих приятелей. Назвали себя исключительно по именам, пожимая руку: американская манера, уже въевшаяся в сознание и ставшая почему-то хорошим тоном. Из вредности отрекомендовался по имени-отчеству и добавил, что для краткости величают Санычем. Принято единогласно.

Из микроавтобуса выскреблись то ли трое, то ли четверо в синих жилетках с надписью «PRESS». Едва выбравшись, поправили бронежилеты «ЖУК» и напялили шлемы 6Б27. Броник ничего, от третьего до пятого класса защиты, такой иметь не грех, да и от обычных армейских заметно отличается весом, а вот шлем так себе, первый класс защиты, разве что от пистолета поможет, да и то рикошетом. Ну если нравится – носите, мне что, жалко? Сам после Сирии ни броника, ни шлемов не носил – думать мешают и расслабляют мнимой всенадежностью.

Подошла колонна МЧС – с дюжину фур, белые, с оранжевой полосой. Старший торопил, но держал дистанцию, определенную субординацией. Я предложил оставить пару-тройку машин в больнице в Стрелечье. Согласились. Команда: «По машинам!», и колонна тронулась. Я удостоен чести ехать со своими армейцами, корреспондентов поместили в капсулу «Тайфуна». Армейский начальник и тульский гость разместились в другом «уазике». В сопровождении пошли два бэтээра, пара или тройка «тигров» и еще один «Тайфун».

Тогда еще можно было не опасаться беспилотников и засад ДРГ, поэтому такой эскорт был излишен. Ну если только для помпезности и телевизионной картинки. Как в воду глядел: в Липцах весёлой стайкой воробышек высыпали наши корреспонденты на улицу, бодро засновали, выбирая ракурс съемки, защебетали. Оказалось, работали две конкурирующие фирмы: то ли первый, то ли второй канал и «Звезда».

Отсечённые три фуры остались в больнице в Стрелечье, остальные растянулись вдоль улицы. Одну сразу же поставили на площади и стали дожидаться, пока выстроится очередь за гуманитаркой. Подошёл Вадим Кудиков, по нашей просьбе потянувший лямку главы. Теперь он был уверенней и энергичней – что значит ответственность. Раздавать с «колёс» привезенные продукты и вещи я счёл неразумным: получат те, кто живёт на соседних улицах, да ещё те, кто побойчее, а немощным старикам, замерзающим в своих домах, а тем более живущим в окрестных сёлах достанется фигушка без масла. Тяга к социальной справедливости подвигла меня на бунт, и туляк вместе с воинским начальником удивительно легко согласились.

Разгадка этой лёгкости не заставила себя ждать: оказывается, нужна была телевизионная картинка. Просто кадры раздачи пакетов и коробок под телекамеры с интервьюированием доставщиков и благодарностями от спасённых туземцев. Конкуренты определили выгодные точки съемки, расставили камеры и началось действо, которому позавидовали бы Станиславский с Таировым. В этом бросании с борта пакетов в тянущиеся руки было что-то унизительное, о чём я бубнил потом всю обратную дорогу. А ещё о тлетворно разлагающем человеческую натуру телевидении.

Стоп. Не прав. Попробуй неделю-другую посидеть на диете из воды и соленьях, так что борт КамАЗа с его коробами да пакетами – как манна небесная. Ну а когда вытащили короба с тюльпанами – вот молодцы какие! – и стали по цветочку в руки вручать женскому полу, невзирая на возраст, растроганность и искренность слёз тронули. Не забыли! Низкий поклон вам, люди русские.

Саха рыскал острым взглядом по снующим туда-сюда жителям: они враги, от них всего можно ожидать. Подошёл средних лет мужчина, мялся, по всему видно, что слова подыскивает, да сказать стесняется.

– Что маешься, любезный?

– Мне бы, того, цветочек тоже.

Трансвестит? А может, пидор?

Саха не искушён в дипломатии, а потому мужик обиженно засопел:

– Почему пидор? Бабе своей хочу подарить. Занедужила она, прийти не смогла. Вот я и пришёл. Да только в очереди толкаться не стал: подожду, может, и достанется, а нет – так кому-то, видно, нужнее. Это значит так Господь распорядился. А вы сразу пидор да…

Я показал Сахе кулак, но он состроил такую раскаявшуюся физиономию, что я не смог сдержать улыбку. Не случайно у него есть второй позывной – Артист. Одарил же Бог талантами!

– Не толерантный ты, Саха, человек. Можно сказать, дремучий. Надели-ка лучше его тюльпаном, да самый лучший выбери. И гуманитарку организуй – нечего ему в очереди маяться, жена болеет, дома ждёт.

Через пять минут мужчина семенил с пакетом и цветком, спрятав его на груди за полой куртки, расплёскивая редкие лужицы, оглядывался и кивал – кланялся, значит, потому что руки были заняты. И на лице его расплывалась улыбка счастья.

Подошёл к Кудикову, попросил его определить место для выгрузки привезенного и найти людей для разгрузки. Через несколько минут он уже докладывал, что разгружать будем в школьный спортзал, люди уже ждут, а завтра начнут развозить малыми партиями по сёлам. Он был разумен, исполнителен, даже инициативен, и люди его слушались, а это уже много. Пообещал всё взять на учёт и раздавать только по спискам.

Телевизионщики закончили съемки «массовки» и теперь старательно изображали интерес к дающим интервью туляку и воинскому начальнику. Изображали мастерски – и мимикой, и позой. Вот где таланты пропадают! Сунулись было ко мне, но, получив отказ, поскучнели и, сбившись в кучку, сетовали на малые зарплаты. Рядом с ними крутили головами несколько тел в балаклавах и автоматами на изготовку. Охрана. От кого? По мне так эта театрализация унижает профессию.

Подошедший Саха с высоты своего роста оглядел эту бронированную публику и поинтересовался, сколько же платят? Бесцеремонность должна была шокировать, но они увидели в нём союзника и наперебой стали делиться своим наболевшим: опасность дышит в лицо, затылок и вообще во все части тела, а проходят они по расценкам мирного времени. Это у военкоров заработки дай боже. Не у всех, конечно, но фамилий называть не будем.

Саха понимающе кивал, нависая над ними: ежемесячно вместе с «боевыми» набегало на порядок меньше, но им сочувствовал.

– А на памперсы не выдают?

Они отвернулись, сразу потеряв к нему интерес и обиженно засопели: эка их развёл этот небритый верзила.

Старший конвоя нервничал, то и дело иноходью бежал к спортзалу, торопил мужиков, возвращался, поглядывал на часы: надо вернуться засветло, а тут такая канитель.

Часам к трём пополудни разгрузка закончилась. Быстро выстроились в колонну и потянулись к выходу из посёлка. Перед Стрелечьей встретили три оставленные для больницы фуры. Молоденький старлей с пухлыми щеками выскочил из кабины с автоматом в руках и бросился к нам. Оказывается, они разгрузились давно, поехали было в нашу сторону, но подумали, что на пути могут быть засады и ДРГ работать, вот и развернулись обратно в Липцы.

Я с любопытством и сожалением смотрел на это юное дарование: испугался парень, хотя до границы рукой подать – максимум километров пять, а то и меньше. И никаких тут диверсионных групп нет и в помине – придумки тех, кто со страха или по глупости придумал эти страшилки. Господи, наберут же детский сад. А если действительно ДРГ? Перещелкают, как куропаток, да ещё растрепятся, что спецназ пленили или уничтожили.

Это был первый гуманитарный конвой, проведенный мною на ту сторону. Хотя что значит проведенный? Просто катался в компании нормальных мужиков, забавляя их своими россказнями из бывалой жизни да анекдотами, вставляя необходимые сведения, которые должны были их заинтересовать. Получалось, но не всегда, особенно если касалось поездок в «серую зону», хотя на поверку какие-то сёла оказывались занятыми отрядами ополченцев ЛНР или ДНР, оторванных от снабжения и связи. Но даже те, незанятые ни нами, ни вээсушниками, не значит ничейные – в них находились люди, наши люди, просто они еще не до конца осознали, что снова наши.

15

Саша Харченко впрягся в работу со знанием дела, особо не церемонясь в постановке задач: надо – и всё. И хоть тресни, но вези его к разведчикам или танкистам, в Циркуны или Русскую Лозовую. В общем, куда и чего его душенька пожелает. А душа его требовала постоянной новизны. Однажды он исчез на несколько суток – зашёл вместе со спецназовцами на нейтралку, днём закапывались в снег, по ночам работали – брали «языков», минировали, разведывали. Жалел об одном – нельзя было снимать, да и камера в первые же сутки отказалась работать: не выдержала восемнадцатиградусный мороз. Когда эвакуировали из Циркунов местных, то накрыли мины. Тут впору успеть бы добежать до храма и нырнуть под своды подвала, а Саша стоит и снимает, уверенный, что конкретно его осколки наверняка минуют. И миновали!

Накал боев на харьковском направлении угас и едва теплился. Война утратила свою остроту, став обыденностью и рутиной. Саша заскучал, умудрился простудиться (четверо суток в снегу – и хоть бы хны, а тут, когда весна задышала в полную силу, банальная простуда с небанальным воспалением среднего уха) и, забрав свой тактический рюкзак и фотоаппарат, попросил доставить его в Белгород на поправку подорванного здоровья.

Пару дней помотался с ним по больницам, поликлиникам и аптекам, загрузил микстурами, убедил, что надо строго следовать предписаниям, когда и в каком количестве поглощать несусветную таблетированную горечь. Сашу хватило дня на три: так и не долечившись, он умчался под Изюм, и мы на целый месяц потеряли его из виду, изредка встречаясь в интернете.

Мы встретились с ним пятого мая в Москве в день памяти нашего Марата Мусина, основателя «ANNA News», а фактически открывшего нам дорогу в иную жизнь, в иной мир, полный опасностей и приключений. У него родился первенец – дочечка, и уже он не помышлял о продолжении работы: надо было осваивать новую профессию отца. Пройдёт совсем немного времени, и он явится в информационном поле уже вместе с Серёжей Шиловым корреспондентами «РИА Новости», а ещё «Свидетелями Байрактара». И вообще они стали лучшими военкорами этой войны – не пропагандистами, а независимыми, честными, совестливыми, отчаянно дерзкими, отважными, безрассудными. Достойными учениками Марата Мазитовича Мусина. Он по-прежнему был здесь, с нами, незримо, в наших делах и поступках.

Наше направление опять оголялось, работать за идею желающих не находилось, так что опять пришлось нам с Мишей Вайнгольцем периодически «нырять» за «ленту», чтобы хоть как-то восполнить пробел.

16

Ни света, ни воды, ни тепла в сёлах по-прежнему нет и в ближайшее время, судя по всему, не предвидится. Электрогенераторами и соляркой поделились – своё отдали, теперь колоннами МЧС доставляют продукты, медикаменты, тёплые вещи в Липцы, откуда их развозят по окрестным сёлам. Местные жители сдержанно принимают гуманитарку, но всегда находим тех, кто не боится на камеру выразить слова благодарности и даже увлажнить слезой глаза. А Ленск не верит в искренность, и упрямо твердит, что эти хуторяне за пайку и не так расчувствуются.

Одиннадцатого марта, воспользовавшись остановкой военных действий в связи с созданием гуманитарных коридоров для вывода местных жителей, украинская армия и нацбаты попытались взять Циркуны. Собственной персоной особо не озабочиваешься – надо максимально снять бой, так что носишься наскипидаренным котом, не выключая камеру. К вечеру укры выдохлись, но тишина не опустилась на село: на него обрушились мины и ракеты «градов».

Отснять-то отсняли, да связи всё равно нет, как нет возможности обработать и смонтировать отснятый материал. И тем не менее это повод улизнуть на базу. Страшно оставаться? Конечно, страшно. Страх пришёл в перерыве между окончанием стрелкотни и началом разрывов насыпавшихся мин и «градов». В эти десять минут, всего десять минут, оказалось достаточно, чтобы поскучнеть и захотеть домой.

Могли остаться здесь до утра? Конечно, могли. Могли и не до утра, а навсегда и в лучшем случае прикопали бы в посадке или на чьём-либо огороде. Всё-таки мы не армия и не иррегулярное подразделение – мы свидетели, мы люди гражданские, и нас надо беречь по отдельной графе. Как в фильме «72 метра», когда персонаж устами Сергея Маковецкого произносит: «У вас на плечах погоны, а у меня их нет. Военный человек обязан защищать гражданина своей страны независимо от того, нравится ему этот человек или нет».

Бате поручено было оберегать нас как дорогущую хрустальную вазу, и он готов был пинками вытолкать эту порядком надоевшую ему вольно шатающуюся компашку. Поэтому он жестко и непререкаемо изрёк: на базу. Мы даже обрадовались: не наша инициатива и лицо сохранено. Изображая неохоту, мы быстренько загрузились и уже минут через сорок были на базе.

Отснятое за день на следующий день отвезли в Белгород.

17

После восьмого марта пришлось барражировать в прифронтовой зоне, сопровождая большие и малые колонны с гуманитаркой. Часть нашей группы перешла в подчинение (на каких условиях – не знаю и не спрашивал) одного из отрядов, Витя Носов вернулся к себе в Курск, поэтому работали с Мишей Вайнгольцем вдвоём. Он добросовестно щелкал фотоаппаратом и водил видеокамерой, я беседовал, пытаясь задавать какие-нибудь умные вопросы, попутно выстраивая привычную схему: поиск главы местной администрации или назначение старшего, разгрузка в одно место, составление списка получающих продукты и всё остальное с непременным обещанием вернуться и проверить торжество справедливости.

Сразу после праздников приехал Алексей Шорохов⁴¹ с суперценными подарками: ночник, ПБС, беспилотник, рации. Мотивировать его на переход за «ленту» не требовалось – он все восемь лет на Донбассе с гуманитаркой. Поцелованный войной, прикипел он душой к этим людям, с великой христианской терпимостью переносящих свалившиеся беды. Теперь вот вызвонил, попросил взять с собою – ну не отказывать же: это венчание с войною дорогого стоит. Это испытание не только себя, своего характера, своих возможностей, но и выбор друзей на всю оставшуюся жизнь.

Мои приятели офицеры одного из управлений минобороны попросили развезти гуманитарку. Желанием не горел, но отказываться не стал: надо – значит надо.

Выехали ещё в предрассветной темноте – надо было забрать Мишу Вайнгольца – без него теперь практически ни один заход за «ленту» не проходит. Морозище приличный, совсем не мартовский, за пятнадцать градусов перевалил, поэтому утеплялись солидно, но помогло не очень: стоит вылезти из машины на свет божий, как ветер тут же с упоением хлестал по щекам, а холод норовил пошарить за пазухой. Но мы-то из тепла в тепло, а каково бойцам нашим? А местным, оставшимся без света и тепла?

Место встречи привычное: АЗС у блокпоста. Подъехали приятели-армейцы, поздоровались, попрыгали, постукивая каблук о каблук и согреваясь в ожидании колонны МЧС – прямо-таки ритуальный танец. Сегодня обычная работа: сопровождение фур с гуманитаркой. Занятие не обременительное, но занудное: поработать с людьми удаётся урывками, да и то привязан к машинам.

Пришла колонна: слава богу, небольшая, меньше дюжины. Не радовало другое: с ними были два «тайфуна» и «тигр». Раз на такую крохотульку столько «брони», значит, будут ВИПы. Так и есть: из подъехавшего микроавтобуса высыпали всё те же репортеры центральных каналов. Вытащили броники и шлемы, облачились в них с видом готовых ринуться в бой гладиаторов. Хотя зря я так скептически: нормальные ребята, раз отважились поехать, значит, для них это настоящая война. Наших белгородских телевизионщиков и газетчиков за «ленту», увы, ни ногой, а этим великая честь выпала. Хотя не люблю халтуру и неискренность, а эти опять постановкой заниматься будут. Когда гонят «джинсу», то что-то мелкое и подленькое в этом есть, что-то от напёрсточников или от банальных мошенников. Такое ощущение, будто воруют что-то. Что? А вот хотя бы веру мою в их искренность. Впрочем, что им моя вера – у них работа такая. Я не прав – у меня гарантированный кусок хлеба, а им его ещё зарабатывать надо.

Мишка смерил их прищуренным взглядом и с видом уличного сорванца вымолвил:

– А что если взрывпакет метрах в пяти взорвать, успеют до сортира добежать, или здесь обделаются?

– Миша, это мы от зависти: нам такой чести не оказывают, вот мы и ворчим.

Мишка – душа нараспашку, минуту спустя что-то весело рассказывал им, травил анекдоты, и они смеялись, а со стороны казалось, что это одна компашка. Всё и отличие, что у него не было ни броника, ни шлема, ни жилетки с чарующей надписью «PRESS», притягательной для снайперской пули. Хотя он сам категорически отказался от этой сбруи – на любителя таскать тяжести, лентяй.

Команда по машинам. Мишку сажаю в «тайфун» в бронекапсулу – пусть и дальше резвится с корреспондентами. Всё-таки родственная душа, работал в пресс-центре, так что найдёт общий язык. Сами с Алексеем выбираем заднее сиденье «уазика».

За окном машины мелькала кое-где оставшаяся битая техника, но уже подчистили здорово, освободив обочины. По заснеженным полям мела позёмка, не радуя перемётами на дороге. Посадки и перелески, казалось, скукожились от холода. На блокпостах пританцовывали бойцы – да, курточка слабовата оказалась для таких морозов. Ощущение холода проникало даже в машину, хотя здесь было относительно тепло.

В Липцы добрались быстро. Полчаса на организацию разгрузки – благо уже довольно чётко работали люди Вадима Кудикова. Он сообщил, что в Весёлой всё-таки наши и надо бы туда завезти пару фур. Кто в соседних сёлах – пока неясно, но могут «загуливать» и ДРГ, и вээсушники – дезертиры, окруженцы или войсковая разведка.

Долго убеждать своих армейских приятелей не обделить вниманием Весёлую не пришлось – им самим надо было там с кем-то встретиться, а тут сразу такое прикрытие: и огневое, и легендированное. А меня двигало банальное желание помочь людям, которые вот уже полмесяца просто выживают. К тому же было что-то притягательным в самом названии села, диссонирующем с довольно мрачной окружающей объективной действительностью.

Армейцы еще до пересечения «ленты» ритуально облачились в броники и нацепили балаклавы, вытащили из огромной сумки автоматы и теперь пожирали глазами поля и посадки, мелькавшие за окном. Это хорошо, самому не надо отвлекаться.

Пожалуй, на всём пути в дюжину километров было только одно место, пригодное для засады: дорога ныряла в балочку, рассекая надвое небольшое урочище. Но обнажённый лес просвечивал насквозь, к тому же выпавший снег был девственно чист без следов захода в лес. Ещё в Липцах убеждал армейцев, что никто засаду устраивать не будет, хотя бы потому, что наш приезд из разряда «вас не ждали, а вы припёрлись», а ведь её надо готовить загодя. Устраивать засады – целая наука и искусство: надо заранее всё просчитать, выйти с запасом времени, устроить «лёжку», замаскироваться, наметить репера, предусмотреть пути отхода. А с бухты-барахты – это «Зарница», так никто не воюет, если уважает себя и противника. И потом дорога неезженая, даже не расчищенная, местами с перемётами, а поля так и вовсе снегом занесены, и переться десяток километров, утопая по пояс – дураков нэмае. А еще столько же, а то и поболе, обратно, так что все разговоры о ДРГ из разряда детских страшилок.

Ребята соглашались, но молчали, не отрывая взгляда от перелесков.

Невесёлое село по имени Весёлое в дюжине километров от Липцев. Центр старостата, а вокруг хутора да посёлочки. Полное безвластие, а заодно безводие, бессветие, бестеплие и далее по списку всяческое «без». У въезда несколько ополченцев, не обратив на нас никакого внимания, копают аппарель для БТРа, который сиротливо мёрзнет рядышком. Ну кому втемяшилась мысль оборудовать позицию на обратном спуске к селу? Сектор обстрела – в ноль, места для манёвра – нет вовсе. Или копают, чтобы согреться?

В центре села подбитый укроповский танк с оторванной башней, поодаль наш повреждённый «Урал». Видны следы боя, воронки, повреждённые постройки и жильё. Народ сидит по домам и наблюдает: то шапка или платок мелькнут над забором, то колыхнётся занавеска.

В селе разделились: КамАЗ с гуманитаркой оставляем на перекрёстке под прикрытием бронированного двухосного «Тайфуна» и дюжины ополченцев из ДНР, а остальные возвращаются к ангарам, где базируются дээнэровцы. Там есть возможность разгрузить машины – склады, охрана, контроль. Они именуют себя батальоном, хотя явно погорячились. Во-первых, по численности чуть больше роты. Во-вторых, роты замерзшей, голодной, простуженно хрипящей и кашляющей, полураздетой, в «кастрюлях»⁴² и летних берцах. У некоторых вместо автоматных ремней бельевая верёвка. Господи, кто же вас сюда послал, убогих и сирых.

Оказалось, что донецкие, условно добровольцы – отлавливали по улицам, подъездам, кафешкам, сразу в военкомат на сборный пункт и кого сюда, кого сразу на передовую. Оказалось, что нет тёплого белья, перчаток, спят на картонках на бетонном полу ангаров. Естественно, не отапливаемых. Угостил сигаретами – бедствовали ребята с куревом. М-да-а, воинство ещё то, разбегутся при первых выстрелах и не от трусости, а от растерянности и незнания военной науки.

Пройдёт совсем немного времени, и они станут воинами. Кто-то погибнет, кто-то попадёт в плен, кто-то будет ранен и искалечен, но оставшиеся станут тем костяком, который будет зубами вгрызаться в родную землю, освобождая её от нечисти.

Две фуры вместе с армейцами ушли на базу, а мы с Лёшей Шороховым остались раздавать гуманитарку. Появляется высокий и худой мужик лет пятидесяти с обречённым взглядом. Понять можно: семи смертям не бывать, а одной не миновать. Вадим Кудиков отрекомендовал его главным от села – не глава, конечно, нет. Глава еще загодя подался в Харьков, а этот на свой страх и риск взялся охранять здание с оргтехникой – жалко, разворуют, а она совсем новая. Просто люди сочли его самым авторитетным. Или придурком – это уж кому как нравится.

Был он высок, мрачен, немногословен, даже суетлив – ну никак не хотел быть на виду: придут завтра нацики и повесят на воротах. Но всё же вынужден помогать – народ так решил. А тут ещё мы обязали его «оказывать содействие в гуманитарной миссии». Или мешать растаскивать привезенное: с санками пришли самые нахрапистые, брали мешки, пакеты, упаковки, отвозили, опять возвращались. Уговоры не хапать, разделить всё по совести, не обделить стариков и больных – не возымели, и тогда в ход пошёл мат – очень понятливый язык в подобных случаях. Помогло: сгрудились угрюмой и темной силой вокруг нас. Взглядами сверлят и тихо-тихо ропщут.

Стал просить помочь разгрузить фуру, но словно оглохли мгновенно. На помощь пришли ополченцы, ворчали на местных, поругивали, но выстроились в цепочку и пошли гулять по рукам пакеты да мешки, картонные упаковки да короба. Нет, сволочи всё-таки эти селяне. Домов на триста пятьдесят, а то и поболе, да еще несколько двухэтажек, а разгрузить для них же привезенное не хотят. Дармоеды.

Машину пришлось перегнать к магазину, вызвать его владелицу и очень вежливо и даже вкрадчиво предложить принять гуманитарку, составить опись и по списку нуждающимся раздавать её строго по потребности. Способности только что видели – яркая характеристика деградирующего хомо сапиенса. Коммунизм явно не прокатывал, разве что военный, заменённый НЭПом, но до него было ещё ой как далеко.

Хозяюшка оказалась женщиной бойкой и сообразительной, прониклась, окриками выстроила мужиков в цепочку и начала разгрузку, по ходу сортируя гуманитарку.

Два мешка с тёплым бельём отдал ополченцам – пусть хоть что-то перепадёт защитникам этих хуторян.

Лёша Шорохов снял разбитый танк и «Урал» с «Z» на водительской дверце. Они завалились на обочину друг против друга – танк и грузовик, словно сцепились на дуэли и упали замертво. Конечно, сначала выстрелом стреножил танк нашего работягу войны, а затем уже его товарищи не дали уйти танку. Местные уклончиво говорили, что не знают судьбу экипажа, но ополченец тихо сказал, что наверняка вытащили и прикопали где-то в сторонке. Ну и слава богу, души ведь христианские, верными остались присяге, дрались, не отступая, смерть приняли геройскую, хоть и враги.

Это потом, после весенних и летних боёв, притупится это дурацко-восторженное и жалостливое восприятие противника, гибели друзей-товарищей, захват сёл, посёлков, городков с непременной расправой над всеми, кто принял Россию, кто принимал гуманитарку, не говоря уже о тех, кто пошёл на сотрудничество.

Вызвереет внутри каждого из нас ощущение врага, которого не надо брать в плен, которого нужно просто уничтожать, стирать в пыль дорожную, вминать в раскисший чернозём. А пока брало верх любопытство и желание заглянуть в люк, но остановил себя. Может быть, и похоронили местные танкистов, а может, и там ещё, или позабавились растяжкой: откроешь люк и рванёт.

Пока разгружалась фура, разговорились с ополченцами. Настроение подавленное, и не из-за того, что оказались на войне, а потому, что не удалось толком с родными попрощаться. Один, уже средних лет мужик, посетовал, что даже ключи от магазина жене передать не успел: выдернули из-за руля и отволокли в комендатуру, а оттуда в военкомат и так по цепочке. Машина с ключами в замке осталась на обочине, а ключи от магазина – вот они, при себе, да только теперь они вряд ли понадобятся: либо убьют самого, либо жена замки на магазине поменяет.

Молоденький боец, мальчишка совсем, гордо вцепился костяшками побелевших-посиневших пальцев в цевье и приклад автомата. Говорит, что и сам собирался в военкомат, так что даже рад, что оказался здесь. Жаль только, что с мамой попрощаться не успел. Господи, ну что же тебе дать? Перчатки, конечно же перчатки. Отдаю свои перчатки, чуть ли не насильно заставляю принять их. Стесняется, отказывается, потом робко натягивает, и через минуту улыбка блаженства плывёт по лицу.