Копье судьбы

Глава 2. Ереван

В силу обстоятельств, на которые Артем никак не мог повлиять, в продаже не оказалось прямых рейсов из Берлина в Ереван, так что он изрядно устал от пересадок, путешествуя из центра Европы в центр Эдемского сада, как с библейских времен именовалась Армения. Артем даже сверился с картами разных эпох, засомневавшись, что Армения – тот самый «Edem», но оказалось, что все доступные источники пели в унисон. В Книге Бытия Эдем географически обозначался как место между четырьмя притоками рек и назывался Армянским нагорьем, так что сомнений не оставалось: Артем был командирован в рай, причем живым и не за свой счет.

Через несколько часов полета, покачивая крыльями, «Боинг» осторожно снижался в молоко тумана осеннего Еревана, ничем не отличавшегося от берлинского молока, разве что жирностью.

На прилетном контроле приятно удивила скорость прохождения, прибавившая очков армянским пограничникам и таможне. Люди в форме приветливо улыбались, а вопросы задавали, казалось, из любопытства, а не по долгу службы. Через три минуты формальностей Артем уже делал селфи на фоне настенного постера, умело разместив довольное лицо между плакатными улыбками армянских футболиста и борца, стараясь не закрыть буквы слогана «Добро пожаловать в страну чемпионов». Полузащитник «Арарата» картинно делал две козы, борец победно вскинул большой палец. Об этих ребятах Артем раньше не слышал, но от их пальцевой пантомимы градусы шкалы настроения поползли вверх.

«А это уже совсем впечатляет», – подумал Артем, потратив всего пару минут на ожидание усталого от перелетов чемодана, грустно подкатившего на ленте выдачи багажа номер 2.

Выйдя на свободу, каковой принято считать окончание послеполетных процедур, Артем вздохнул и тут же был атакован вежливыми парнями в кожаных куртках, предложившими проехать «куда пожелаешь, по ценам дешевле Яндекса». Артем сам отказался от предложенной встречи в аэропорту университетским водителем: ему было интересно познакомиться с местными таксистами, информацией от которых он традиционно питался в любой «разговорчивой» стране. Вообще для себя он сделал градацию стран, поделив их на «молчаливые», типа Англии, где с таксистом можно поговорить только о сдаче через громкоговоритель и пластиковое ограждение; страны «унылые», где водитель и без пластиковой перегородки молчит и управляет авто, как в его почти уже родной Германии; страны «навязчивые», вроде средиземноморских или азиатских, где тебя не довезут, а покатают за твой счет. Водитель, на услуги которого согласился Артем за какие-то смешные деньги, не схватился подобострастно за чемодан, как принято, но зато компенсировал эту невнимательность разговором по дороге до отеля. Артем за двадцать минут получил одновременно и экскурсию, и консультацию, и совет как «от души, брат, жить правильно». Справа по дороге оказалось посольство США «размером с военную базу или половину островов Индонезии»; слева – завод «Арарат», где «французы делают теперь лучший армянский коньяк»; а чуть позже справа сверкнул рекламой завод, «где коньяк не хуже, и его делает родственник». Как зовут родственника, водитель вспомнить затруднился.

Заселившись в забронированный университетом отель на Северном проспекте, Артем оценил обилие сусального золота на потолке, картинных рамах, лестничных перилах, не говоря уже о мебели. Больше он видел только в Дубае, но там подобное выглядело вроде как само собой разумеющееся в этом нефтяном Клондайке. Здесь же желтый металл просто подчеркивал уважение к гостям, как бесплатные фонтанчики-пулпулаки с питьевой водой в жаркое время года, о чем Артем прочел в туристическом путеводителе.

Оставался час до назначенного делового ужина с проректором университета, дамой по имени Гоар. Это время прибавило знаний об Армении из Сети, расшифровкой имени Гоар (драгоценность, бриллиант) и на всякий случай других популярных армянских имен. По традиции пролистал программы телевидения, сфотографировал в различных ракурсах мебель и сантехнику номера. Помимо золота, все сверкало гранями стразов: от украшений держателей зубных щеток размером с горошину до водопроводных кранов, увенчанных «алмазами», как «Кохинор» британской короны.

Выходя, на рецепции поинтересовался ценой своих апартаментов, полагая, что его преподавательская значимость университетом явно переоценена. Миловидная девушка по имени на бейджике Ашхен (Солнышко) сообщила, что номер не самый дорогой и цена в пересчете с армянских драм составляла что-то около 200 евро.

«Н-да, – подумал Артем. – За 200 евро в Риме я как-то поселился в клетушку в 12 квадратных метров, без горячей воды. Хотя… То ж – Рим! Древнейший и вечный город».

– Рим моложе Еревана на 29 лет, – с улыбкой сообщила Гоар, с которой Артем встретился в приятном европейском ресторанчике на улице Пушкина, недалеко от отеля. – И у нашей столицы есть свидетельство о рождении, а не просто упоминание в чьей-то летописи. Была найдена табличка царя Аргишти Первого об основании города, это было в 782 году до Рождества Христова. На ней буквально высечено: «Величием бога Халди Аргишти, сына Менуа, эту могущественную крепость построил, установил ее имя Эревуни для могущества страны Вана и для устрашения вражеской страны. Земля была пустынной, могучие дела я тут совершил».

Гоар, как отметил для себя Артем, была типичной восточной красавицей из мультика про Шамаханскую царицу и золотого петушка: с тонкими бровями, яркими карими глазами, осиной талией и копной красивых волос, только не черных, а в цвет глаз – темно-каштановых.

Артем по привычке достал смартфон – для проверки фактов через интернет.

– Поверьте дипломированному историку, родившемуся здесь, – продолжала улыбаться Гоар красивыми ровными зубами. – У нас на все есть доказательства, сомнений быть не может. Вы же не сомневаетесь, что государственной религией христианство стало впервые в мире тоже в Армении, в 301 году?

– Я читал об этом, – улыбнулся в ответ Артем. – У вас вообще все стало впервые в мире, если верить написанному.

– Потому это часто замалчивается. Вопрос пиара, сами понимаете. Я как-то была в одном музее в европейской столице. Умолчу, где. Его содержала еврейская община. Там на стене висит телевизор и можно запустить видеоролик об истории еврейского народа. Я включила, смотрю, слушаю. Вдруг что-то резануло. Диктор под видеоряд привычных картинок говорит: «И причалил Ной у большой горы.» Я перемотала назад, думаю, как же так: а где библейское упоминание Арарата? Ведь в Ветхом Завете или Торе – четко сказано про гору Арарат? Включаю – точно, я не ослышалась: «Ной причалил у большой горы». На выходе из музея спрашиваю смотрителя, мол, простите, там у вас видеоролик о Всемирном потопе, вы ведь знаете, у какой горы причалил Ной? Смотритель, явно дядечка солидный и образованный, отвечает: «Ну, всем известно, Ной причалил у горы Арарат. И голубь с оливковой ветвью вернулся оттуда. А почему вы спрашиваете?» Я говорю: «Но в вашем ролике сказано, что Ной причалил у большой горы, а не у Арарата? Почему так?» Он так хитро на меня глянул и говорит: «Разве Арарат не самая большая гора в мире? Это ж тоже все знают».

Артем в очередной раз улыбнулся.

– Арарат еще и самая большая гора в мире? Не Эверест?

Гоар серьезно взглянула на гостя, но затем тоже улыбнулась понимающе.

– Эверест самая высокая точка планеты, это правда. Но как гора… Всего-то 3550 метров. То есть по превышению вершины над поверхностью у подножия – самая высокая все-таки Арарат. 4365 метров.

– Полагаю, по этой же причине Ереван – самый старый город мира, а вовсе не старше Рима всего-то на три десятка лет. Ведь если после потопа Ной причалил у горы Арарат, то и первые поселения были где-то тут?

– Восхищена вашей проницательностью, Артем, – торжественно сообщила Гоар. – Есть и такие версии, но мы – люди скромные, понимаем, – достаточно того, что Армения на древних картах – Эдем, то есть рай, потому древне́е поселений со времен Адама быть просто не может. Колыбель человечества. Вам повезло, вы приехали к нам не стариком, осознавшим этот простой факт.

Они говорили еще час, съев по два десерта и выпив по три разных сорта кофе. Ресторан был полон народа, и из-за европейского интерьера, по-европейски одетых посетителей, изысканно оформленных «тартаров» и «цезарей» Артем вообще забыл, в какой стране находится. Аромат кофе из нескольких кофемашин причудливой формы на специальной стойке явно выиграл сражение у запахов открытой кухни, которая огородилась стеклом прямо в центре зала. Сквозь огромное окно, на подоконнике которого как раз пристроился Артем на услужливо положенной подушечке с национальным орнаментом, можно было увидеть гигантский строящийся дом рядом с уже отстроенным особняком с красиво освещенным фасадом.

– Это что? – мотнув головой, поинтересовался Артем.

– Тут много сейчас такого. Если ничего не помешает, Дубай потихоньку сдуется как мировой хаб международных встреч и покупки сумочек, – пошутила Гоар. – Это будущий ресторан, судя по антуражу, а эта башня – апартаменты.

Артем невольно скосил взгляд на сумочку Гоар, примостившуюся на услужливой подставке того же национального орнамента, что и подушки на подоконниках. «Луи Виттон» из последней коллекции, казалось, подмигивал золотом изящной пряжки серьгам от «Тиффани», игнорируя по дороге скромный золотой крестик на шее Гоар. Артем приглядывался к людям вокруг – все были изысканно аккуратны: мужчины, явно после работы, кто в деловом костюме, кто в стиле casual, но одеты исключительно красиво и модно; дамы были будто только из фитнеса, но также от парикмахера, визажиста и маникюрши. Они были не просто изысканно аккуратны, они были красивы и безупречны.

Закончив разговор о завтрашней лекции, Гоар вдруг, понизив голос, с какой-то непередаваемой интонацией спросила:

– Артем, у меня к вам деликатная просьба или предложение. У нас запланирована культурная программа, экскурсия по стране на день-другой. Я бы хотела познакомить вас кое с кем в Эчмиадзине, главном религиозном центре армянского мира. Только это не музейный сотрудник, а весьма высокопоставленное лицо. Есть один крайне деликатный вопрос, который вам адресован как адвокату. Не откажете в любезности, как бы вам сказать… сохранить информацию об этой встрече в тайне?

Артем не успел ответить утвердительно, как Гоар приняла видеозвонок и начала по-армянски, с нотками родительской нежности, разговор с двухлетней дочерью. Это выглядело удивительно гармонично, хотя Артем не привык, чтобы в Европе или той же Москве, где он начинал и также вел свою адвокатскую практику, катаясь из страны в страну по чужим «семейным делам», кто-то вот так запросто включал видеорежим и перекрикивал общий шум ресторана разговором с любимым маленьким человечком.

Черноглазая кудрявая красавица с экрана смартфона плаксиво сообщала маме, что это безобразие – не быть дома во время отхода ко сну, так что Артем из солидарности и чувства такта отчаянно замахал руками, шутливо прогоняя Гоар домой, и жестом показал на часы.

Та благодарно улыбнулась и на понятном Артему языке сообщила дочери, что уже совсем скоро будет и поцелует на ночь.

«Необязательно красивой девушке работать на разведку, некоторым можно и замуж», – подумал Артем, вспомнив о своей подруге Оксане, с которой не будет видеться месяц из-за ее очередного секретного задания.

Попрощались двукратным поцелуем мимо щек, и Гоар побежала к своему недалеко припаркованному авто, попросив не провожать. Артем же, пройдя метров триста по Пушкинштрассе, как он по привычке назвал эту гостеприимную улицу, оказался на пешеходном Северном проспекте. Слева и справа возвышались высокие современные дома из красного туфа, красивого камня, образовавшегося из обожженных пемзы и вулканического пепла. Так как туф – камень пористый, то он легок и хорошо сохраняет температуру в помещении, что строители поняли задолго до изобретения кирпича, застроив этим камнем всю страну. Артем огляделся. Нижние этажи зданий, выполненные в виде арок с резным национальным узором, были усеяны многочисленными кафе и ресторанами с витринными окнами; настойчиво зазывали посетителей бутики модной одежды и обуви, огни банков и пафосные фасады пятизвездочных отелей. Пешеходная мостовая, аккуратно выложенная серым камнем, разбавленная туфовыми скамейками и коваными орнаментными столбами освещения, периодически прерывалась эскалаторными входами в подземную торговую галерею, наподобие берлинской, в квартале Q208 на Фридрихштрассе.

«Я что-то упустил в своей жизни, увлекшись городами помоложе?» – спросил у себя Артем.

– Уважаемый, можно вопрос к вам? – раздался по-русски голос слева. Артем повернул голову.

Вполне прилично одетый мужчина, в джинсах и кожаной куртке, мял в руках шерстяную шляпу. Конечно, он опознал в Артеме русского и по внешности, и по озирающемуся поведению.

– Wie bitte?^[4] – спросил Артем автоматически.

Армянин опешил, но, мгновенно оправившись, спросил:

– А по-русски говорите?

– Говорю, – неласково признался Артем, не имевший ни малейшего желания разговаривать с прохожим.

– Нет ли у вас какой-то работы для меня? Я могу…

– Нет, спасибо за предложение. Я приезжий, – попытался закончить беседу Артем.

– Тогда выручите? У меня четверо детей, а работы нет. Что-то, может, пожертвуете? – незнакомец был искренен.

Артем пошарил в карманах плаща, обнаружил там только евроценты и монету в один евро. Подал просящему. Тот с благодарностью принял, но рассмотрев, вернул обратно со словами:

– Нет, спасибо, брат, не нужно. Это не наши деньги.

И подал руку для рукопожатия. Артем ответил на приветствие. Крепко сжав кисть Артема, незнакомец вдруг притянул его к себе, показав недюжинную физическую силу, приобнял и сказал на ухо:

– Ты тут аккуратнее, брат. Просто береги себя…

Глава 3. Эчмиадзин

Утро среди зашторенной темноты разбудило Артема голосами уборщиц. Женщины что-то обсуждали, стараясь перекричать шум пылесоса и периодически стуча щетками о плинтус смежного номера.

Поскроллил ленту новостей смартфона, сосредоточивая фокус сонных глаз, подождал минут пять. Звуки уборки за стеной постепенно стихли, удалившись в номер напротив. Спать расхотелось. Артем нехотя, поднялся с уютной постели, подошел к окну, распахнул шторы. Северный проспект сиял огнями еще невыключенных фонарей, пыльно рассеивая свет сквозь традиционный утренний туман.

«Я так Арарат и не увижу, – подумал Артем, озабоченно вглядываясь в молочную густоту. – Что Берлин, что Лондон, что столица Урарту, одинаково ничего не видно».

Аромат завтрака на 11-м этаже призывно защекотал ноздри, когда Артем вошел в помпезный видовой ресторан. Вида из-за тумана как раз и не было, но остальное порадовало: свежая выпечка, сладости и фрукты органично расположились в глубине зала, выполненного в английском стиле дубового уюта и бронзово-канделяберной состоятельности.

Услужливая официантка в черных брюках и белой рубашке предложила попробовать шакшуку, традиционную яичницу, создаваемую по особому рецепту из яиц, помидоров, зелени, чеснока и томатной пасты в оливковом масле. Чтобы не обижать хозяев, Артем согласился на 15-минутное ожидание этого утреннего шедевра, коротая его за чашкой кофе по-армянски. Кофе по-армянски ничем не отличался от кофе по-турецки или кофе по-восточному, о чем Артем и сообщил официантке.

Та сморщила носик, надула губки и ответила с обидой в голосе, что если бы не армяне, то Европа о кофе могла узнать разве что из книг. Потому что именно они в XVII веке открыли первые кофейни – начиная с Лондона, где некий Паскаль Арутюн основал кофейный дом, а затем армяне продолжили традицию и открыли сеть кофеен в Париже, Вене, Берлине и Венеции.

– Ну, сорт кофе все-таки называется «арабика», – шутливо возразил Артем. – В Армении же кофе не растет, разве нет?

– Мы варим колумбийский кофе, где его выращивают с конца XIX века в провинции Армения-Малисалес-Перейра. Так что ответ на вопрос: выращивается ли кофе в Армении, сами понимаете, неоднозначный. Скорее да, чем нет.

Девушка улыбнулась и победоносно ретировалась.

«Трудно не стать фанатом своей Родины, если она во всем первая», – подумал Артем, через минуту макая душистый лаваш в радостную палитру красок шакшуки.

С сытым лицом Артем сел в белый «Лексус», поданный прямо к отелю. Гоар лично решила доставить его в университет. Сегодня она была в строгом деловом костюме с синим отливом, приятно гармонировавшем с каштановыми волосами. По дороге рассказывала о Ереване как будущем центре мирового образования, обосновывая это тем, что на современном мировом рынке, истерзанном кризисами пандемии коронавируса и вооруженными конфликтами, главным товаром будет образование, а армяне в товарах и рынках разбираются исторически.

Пока петляли по улицам Еревана, выглянуло солнце. На подъезде к университету постояли в толкотне дорогих машин на узкой улочке.

– Это наши студенты, – с гордостью сообщила Гоар, кивнув в сторону белых «БМВ» девочек и черных «Мерседесов» мальчиков.

– Понял, – уважительно ответил Артем, оценив правоту Гоар насчет будущего образовательного центра мира.

На лекцию европейского адвоката собралось человек 60 студентов-юристов разных курсов. Артем любил делиться знаниями и опытом с молодыми людьми, не испорченными практикой. Ощущение машины времени, когда ты сегодня являешься творцом будущего. Рассказывая об особенностях допроса свидетелей, Артем буквально купался в бликах, отраженных от лиц этих красивых юношей и девушек, щедро поливаемых лучами солнца сквозь большие окна современной аудитории.

– Завидую вам, друзья, будущие коллеги, – завершил Артем свой полуторачасовой спич под благодарные аплодисменты. – У вас все впереди. Хотя и у меня еще не кончилось.

Потом была короткая экскурсия по учебному заведению, как показалось Артему, сплошь состоящему из воздуха и видов на горы.

– Я и не думал, что у вас столько пейзажей. Куда ни глянь – пейзаж, – пошутил Артем, когда они с Гоар отъезжали от университета, снова топчась в пробке дорогих студенческих машин.

– Предлагаю сразу в Эчмиадзин, нас ждут после обеда. Мы можем пообедать там, а можем где-то по дороге. Вы сильно голодны? – спросила Гоар.

– Сыт впечатлениями, но традиция принимать пищу по часам подсказывает, что мы можем пообедать на месте. Это лучше, чем опоздать.

По дороге уже в светлое время суток Артем узнал, где коньячный завод «Ной», где «Арарат» и где «американское посольство размером с военную базу». Окрестности вокруг Еревана выглядели не так привлекательно, как освещенные огнями вечером: слегка обветшалые дома советской эпохи с традиционно развешанным бельем на балконах; полуразрушенные постройки непонятного назначения с проржавевшими металлическими скелетами автомобилей; скромные лавчонки и автосервисы с подвешенным рекламным колесом – все это диссонировало с только что увиденным современным университетом и престижными авто студентов.

– Нет тут ничего удивительного, к этому все привыкли, – объяснила Гоар. – Если почитать историю Армении, то вряд ли найдется подобная страна, сохранившаяся с дохристианских времен до наших дней, которую с завидным постоянством рвали на части соседи. С таким соседом, как сильная Россия, Армения, надо отдать должную справедливость этому факту, обрела на какое-то время покой и развитие. Царская Россия спасла армян от резни, а в советский период, как бы кто ни спорил, появились академия наук, институт высшей математики, вычислительный центр академии – и, главное, столько лет без войны с соседями. А как Союза не стало, так снова началось…

Гоар вздохнула.

Через двадцать минут въехали через шлагбаум Эчмиадзинского монастыря, где в этой древней столице – Вагаршапате обосновалась резиденция Верховного патриарха и Католикоса всех армян, со времен основания в 301 году Григором Просветителем с перерывом в небольшую тысячу лет. Уже выйдя из машины, Артем в воздухе почувствовал запах истории, вечности – и привычные для него мурашки побежали по спине.

– А мы, кстати, по какому поводу встречаемся и с кем? Так и не обсудили? – спросил Артем, когда Гоар повела его в сторону абсолютно современных архитектурных сооружений из туфа серого оттенка, не похожих на древность.

– Сейчас узнаем, – ответила та и приветливо помахала рукой идущему в их сторону священнику, одетому в традиционную рясу. Подошедший представился дьяконом Ованесом Асатряном. Это был среднего роста сорокалетний мужчина, с черно-седой коротко стриженой головой и начинающейся бородой. Современные узкие очки придавали худощавому лицу вид молодого ученого, а спортивная куртка Nike поверх рясы на удивление гармонировала с современными постройками.

– Как вас правильно называть? – не постеснялся Артем спросить, оценив вполне демократичную внешность священника и примерное равенство в возрасте. – Отец Ованес… Или как?

– Можно и отец Ованес, но это, правда, очень по-русски. Если удобно вам… Но какой я вам отец? У нас принято называть по священному званию и имени. Можете называть дьякон Ованес.

– Дьякон Ованес, – повторил Артем, чтобы запомнить.

– Мы с вами находимся на территории Эчмиадзинского монастыря, – как будто начал экскурсию дьякон Ованес – и тут же ее закончил: – Вы пока можете пообедать, если хотите, или могу провести в музей, пока есть время до встречи с владыкой.

– Владыка – это Верховный патриарх? – осторожно поинтересовался Артем. – Католикос всех армян?

– Нет, владыка – это настоятель Эчмиадзинского монастыря, епископ Мушег. Если я бы сказал о Католикосе, я бы так и сказал. Или просто Святейший, – ответил дьякон Ованес.

Артем посмотрел на Гоар. Та пожала плечами, демонстрируя равнодушие насчет обеда.

– В храм лучше входить голодным, разве нет? – поделился знаниями Артем.

– В храм можно входить всегда, когда есть возможность. Сытость желудка не утоляет духовную жажду, – спокойно ответил дьякон Ованес.

Артем подумал, что со святыми отцами стоит быть осторожным в выражениях. Эти люди с высшим гуманитарным образованием не испорчены практикой мирского судопроизводства, постоянно совершенствуют знания о справедливости и мироустройстве, только на ином уровне, нежели он, адвокат, тем более – практикующий в спорах о греховном разводе родителей и дележе детей.

– Да, я всегда готов, отец… ээ… дьякон Ованес. С моей профессией трудно не испытывать духовную жажду, – попытался сгладить высказанную глупость Артем.

Дьякон Ованес улыбнулся понимающе и пригласил жестом следовать за ним.

– Старая постройка слева – это ресторан. Здесь прихожане могут отмечать торжества после крещения или венчания, – показал рукой дьякон Ованес на невысокое строение в традиционном крестьянском стиле с соломенной крышей, вытянутое наподобие конюшни, с открытой верандой, пустыми столиками, покрытыми осенней влажностью, и скучающим между ними кассовым аппаратом.

– По выходным тут многолюдно – да и внутри гораздо… Ну, потом посмотрите, – сообщил дьякон Ованес. – А здесь вот, на открытом алтаре…

Он указал на монументальное архитектурное сооружение с аркой, то, что Артем расценил как слишком современное оформление входной группы в монастырь.

– Здесь проводится вынос Святого Копия раз в год для верующих – и здесь же осуществляется раз в семь лет мироварение. В присутствии всех верующих и прибывших со всего мира глав армянских епархий. Армяне одним миром мазаны, так говорят? Собственно, это священнодействие во всех христианских церквях существует. Армянская церковь – апостольская, то есть основана апостолами Фадеем и Варфоломеем, другие церкви, которые не были основаны апостолами, являются основанными апостольскими церквями. А обряд миропомазания восходит как раз к апостольским временам. В первоначальной церкви каждый новокрещеный получал благословение дара Святого Духа через возложение рук апостола или епископа церкви. Так как христианство распространялось на большое количество людей, с ростом их числа стали физически невозможны личные встречи каждого новокрещеного с епископом, и потому рукоположение было заменено миропомазанием. Во всех церквях миро варится по особым правилам, только вот у нас здесь в святом Эчмиадзине хранится Святое Копье, то, которым римский легионер Лонгин пронзил тело Христа, и это Святое Копье используется для мироварения, его опускают в сосуд, когда 40 дней Святейший освещает миро.

– Миро, всегда хотел узнать, оно из чего? – заинтересованно спросил Артем.

Дьякон Ованес охотно объяснил:

– Освящение святого миро – исключительная компетенция Католикоса. Его изготавливают в количестве, достаточном для нужд всех приходов, а в состав входит кипяченное масло с примесью бальзама и эссенции, извлеченной из сорока видов растений, и душистого клея. Важно еще то, что в него добавляют около литра святого миро, оставленного от прежде заготовленного, чтобы каждый раз в новое миро входила доля от того, что было изготовлено впервые и, по преданию, освящено Христом Спасителем, а затем привезено в Армению апостолами.

– Ясно, – сказал Артем. – Глубокий смысл. Как-то так, если я правильно понимаю, работает гомеопатия, где от действующего вещества ничего и нет, кроме веры.

Дьякон Ованес слегка скривил губы в улыбке.

– А я могу взглянуть на Святое Копье? – спросил Артем.

– Конечно, – ответил дьякон Ованес, улыбнувшись шире. – В декабре, если приедете, сможете. Это же раз в год происходит. Третьего декабря. Ну, также в музее можете видеть, хоть сейчас. Мы как раз туда идем.

«Как это? Или раз в год, или по билетику в музее хоть сейчас?!» – удивился Артем мысленно.

Они шли вдоль старой монастырской стены, опоясывающей главный храм Эчмиадзина. Священная древность, казалось, была растворена в воздухе, заполняя легкие с каждым вздохом.

– Справа – это храм «Сошествия Единородного» начала IV века нашей эры, – коротко сказал дьякон Ованес. – Сейчас он закрыт на реставрацию. Видите, при помощи благодетелей мы его укрепляем, реставрируем внутри, обновляем хранилища, чтобы ближайшие лет двести храм был доступен и безопасен. Все-таки две тысячи лет стоит, сами понимаете. Поначалу он был деревянный, но уже в пятом веке его сделали из камня. Но главное, Григор Просветитель указал при основании, где он увидел сошествие Христа, и дал указание, в каком месте строить храм. Ему было видение, и храм построили на месте древнего капища, еще языческого, но…

Дьякон Ованес запнулся. Артем хотел расспросить о Григоре Просветителе, о котором практически ничего не знал, но, взглянув на священника, обнаружил, что тот смотрит в сторону храма, будто тоже узрел видение.

Объектом его внимания стал не храм, а статный седовласый священник, стоящий в окружении трех человек, явно строителей. Выше их на полголовы, левой рукой он что-то, очевидно, одновременно вербально и невербально объяснял, а правой рукой призывно махал дьякону Ованесу.

– Это владыка Мушег. Мы встречаемся с ним чуть позже, но он вот… уже зовет…

Все трое пока еще экскурсантов двинулись к храму.