Ярость огня

Иксион поднял свой бокал и улыбнулся Радамантусу. А затем обратился к присутствующим:

– Лео не единственный, с кем в последнее время переписывалась сестра. Я просматривал ее бумаги и обнаружил кое-что любопытное.

Иксион обладал несравненным даром завладевать вниманием стола. Радамантус опустил кубок.

– Джулия, – продолжил Иксион, – также переписывалась с Фрейдой, принцессой Бассилеи. Они стали настоящими подругами по переписке.

Эта новость поразила всех присутствующих, в том числе и меня. С другой стороны, Джулия действительно много с кем переписывалась. Однако Бассилея – империя, раскинувшаяся на материке, чьи границы простирались с восточной стороны от наших берегов и удалялись в Медейское море, – славилась своей обособленностью.

– Дочь Божественного Короля? – рявкнул Нестор, и в его голосе прозвучало недоверие. – И о чем они могли переписываться?

– Среди множества тем, которые они обсуждали, нашлась одна, которая заслуживает отдельного внимание: их обеих окружают старики, которые недооценивают их способность к полету.

Нестор побагровел. Иксион улыбнулся ему. Роксана фыркнула в ладонь.

– Фрейда тоже потребовала дракона? – удивленно спросил Радамантус. – Похоже, каллиполийцы вдохновили многих драконорожденных леди по всему Медейскому побережью.

– Это нарушение порядка наследования, – пробормотал Дело, промокая губы салфеткой, и поднял взгляд.

Иксион согласно кивнул, по-прежнему улыбаясь.

– Думаю, необходимо посетить Васк. Чтобы сообщить принцессе о кончине подруги. И о причине ее смерти. Может, она проникнется нашим замыслом.

– Мы уже пытались заполучить союзников в Бассилее, – заявил Радамантус, отмахиваясь от предложения. – Им это неинтересно. Особенно после эмбарго, введенного Медейской Лигой.

– Это не было интересно, – поправил его Иксион, – Божественному Королю. Но мы никогда не пробовали заинтересовать его дочь. И, как верно заметил Дело, ее статус наследования может… измениться. – Иксион поднес бокал к губам, прежде чем добавить: – Она как раз в подходящем для замужества возрасте.

Ах.

Тогда Фрейде осталось уповать только на бога.

Радамантус бросил взгляд на Нестора:

– Мы просмотрим письма Джулии и обдумаем это.

Позже, когда пиршество уже подходило к концу, Иксион поднялся из-за стола, чтобы удалиться восвояси, но вспомнил обо мне. Он приказал мне отправиться с ним, чего я, впрочем, и ожидал, хотя каждая клеточка моего тела сжалась от волнения. В самый разгар вечера я потерял Дело из виду, полностью сосредоточив свое внимание на Иксионе, и мой желудок сжимался от тошнотворной смеси страха, отвращения и нетерпения. Поэтому я не знал, видел ли Дело, как мы вышли из зала.

Покои Иксиона находились дальше по коридору от комнат Джулии, и это место было болезненно знакомо мне после долгих лет ночных свиданий в крыле Дворца, принадлежащего Грозовым Бичам во Временном Дворце. Войдя в комнату, Иксион тут же рухнул в кресло, а я зажег свет. Эту часть работы я тоже не выполнял довольно долгое время: Дело всегда отпускал меня, не позволяя мне прислуживать ему словно лакей. Роскошь, которую я не принимал в расчет, привыкнув к ней. Когда я опустился на колени, чтобы расшнуровать ботинки Иксиона, прежние навыки вернулись ко мне, подобно действиям, сохраняемым мышечной памятью. Я помог Иксиону раздеться и облачиться в пижаму, стараясь сосредоточить взгляд на чем-то другом в этой комнате, кроме объекта своей ненависти. Я уставился на его заваленный бумагами стол, который стоял рядом с высоким книжным стеллажом.

«Так стыдно, что ты не умеешь читать», – однажды заметила Джулия.

«Ты могла бы научить меня».

В ее ответе прозвучала тогда лукавая насмешка:

«Но тогда ты бы знал, о чем я пишу».

Боль пронзила мою ладонь. Я опустил глаза.

Иксион схватил меня за руку. Он снова принялся теребить повязку, разглядывая ее. Затем он посмотрел мне в лицо, чтобы увидеть мою реакцию. Я чувствовал запах вина, исходящий от него, и в слабо освещенной свечами комнате смутно различал цепочку с ключом от моего дракона поверх его пижамной рубашки. Совсем близко.

Дрожащими от хмеля пальцами Иксион сорвал с меня повязку Дело и отбросил на пол. А затем, не переставая скалиться, впился пальцами в порез, приоткрывая края раны.

– Так-то лучше, – сказал он. – Спокойной ночи.

5
Дочь Саутсайда

ЭННИ

На первом заседании Военного Совета, на котором я присутствовала вместе с генералом Холмсом и Первым Защитником, мы обсуждали воздушное нападение на Новый Питос, планируя его на позднюю осень. Это должно было случиться прежде, чем холод начнет замораживать драконье пламя, но после того, как большинство драконов нашего флота вспыхнут. Новый Питос был хорошо укреплен, но его нельзя назвать несокрушимым. Холмс считал, что ответный удар уже давно последовал бы.

Я слушала его, думая одновременно о том, что впервые с момента дуэли Ли оказалась в компании Атрея Атанатоса. Он сидел во главе длинного стола, а я находилась на другом его конце. Атрей ни разу не взглянул на меня с начала заседания. Он больше слушал, чем говорил, и вопросы на рассмотрение выносил Холмс. Привычный серый китель Первого Защитника, ярко контрастирующий с военным обмундированием остальных, заставил бы менее представительного человека померкнуть на заднем плане. И я чувствовала каждое его движение, словно заяц, чующий присутствие ястреба над головой.

Человек вроде Атрея никогда не смирится с препятствиями у себя на пути.

Приготовленные мной записи скомканными лежали у меня на коленях под столом, и к тому времени, как подошла моя очередь выступать, я столько раз сворачивала и разворачивала их, что они сделались мягкими, как ткань.

– Антигона?

– Я хотела предложить несколько иную стратегию.

Я была самым младшим офицером за этим столом и единственной женщиной. После принятия звания Первой Наездницы мне стало намного проще выступать на публике, однако сейчас уверенность, похоже, покинула меня. Собственный голос казался мне чересчур визгливым и, к моему ужасу, слегка дрожал. Я не могла взглянуть не только на Атрея, но и на других старших офицеров, которые сейчас вопросительно смотрели на меня сквозь стекла очков.

– У нас есть причина полагать, что питианцы используют в качестве наездников низший класс. Вероятно, из коренного норчианского населения острова. Они летают на драконах в намордниках.

За столом все внезапно всполошились. Начальник штаба генерала оторвался от своих записей, единственный офицер, который был не намного старше меня.

– И почему мы слышим об этом впервые? – поинтересовался он.

Я, немного растерявшись, перевела взгляд на Холмса. Он знал, что я общалась с питианцами, потому что рассекретил меня. Однако не могла сейчас упомянуть об этом неразрешенном рискованном предприятии. К моему облегчению, Холмс поднял руку, обращаясь к начальнику штаба:

– Все в порядке, полковник Ортос. У вас есть доказательство… что подобный класс наездников существует, Антигона?

Ортос. Почему эта фамилия кажется мне знакомой?

Когда я киваю, Холмс, к моему облегчению, не задает больше вопросов. Я снова развернула свои записи, но даже не взглянула на них:

– Я предлагаю заручиться поддержкой тех наездников. Норчианцы наверняка хотят избавиться от правления драконорожденных, как хотели этого простые люди Каллиполиса. Они могли бы стать для нас ценными союзниками. Но этого не случится, если мы начнем сжигать их дома.

У меня задрожала рука, и я почувствовала, как кровь прилила к голове, жаром разливаясь по шее. Однако воротник моей формы был достаточно высок, да и в мрачном свете военного зала этого никто не заметит.

Начальник штаба Холмса снова вмешался в разговор, и его дворцовый акцент резанул мне по ушам:

– Если это вопрос силы духа…

И вдруг до меня дошло: он говорил о моей силе духа. Словно я предлагала другой вариант решения проблемы, потому что была излишне впечатлительна.

Два седовласых генерала переглянулись друг с другом.

Я сжала кулаки под столом.

Что мне там говорил Кор перед моим назначением? «Если ты хочешь, чтобы они прислушались к твоему мнению, тебе нужно их уважение».

– У меня достаточно силы духа, чтобы сжечь столько питианских простолюдинов, сколько потребуется, но я бы предпочла избегать лишних смертей в тех случаях, когда это идет вразрез с нашими стратегическими целями.

Слово «простолюдин» было запрещено со времен Революции, но я обронила его, словно перчатку, зная, что в этой комнате я единственная, к кому оно относится. Сидящий на другом конце стола Атрей забарабанил пальцами по столу, тонкие губы начальника штаба искривились, а я в ответ злобно посмотрела на него.

Брови Холмса практически взлетели на лоб:

– Думаю, нам надо разведать все более подробно, прежде чем обсуждать стратегические возможности этих… наездников низшего происхождения.

Вполне разумно. Итак, я предложила первый шаг:

– В таком случае нам необходимо провести разведку, перед тем как организовывать нападение. Наши карты Нового Питоса давно устарели. Мне хотелось бы точно определить цели и сделать обзор территории, чтобы минимизировать возможные потери.

– Мы могли бы послать разведотряд, – сказал начальник штаба.

Я уставилась на него. Если мне не послышалось, то он точь-в-точь повторил мои слова. Холмс кивнул ему:

– Думаю, это отличный компромисс. Это вас устраивает, Антигона? И неплохой способ разузнать побольше об этих наездниках на драконах в намордниках.

Члены Военного Совета дожидались моего ответа, а начальник штаба благосклонно улыбнулся мне. Больше никто, казалось, не заметил того, что сейчас произошло. Неужели я настолько неучтива и невежлива, чтобы цепляться к этому? Какая разница, если они не заметили, что именно я попросила о том, что они решили мне предоставить?

– Мне кажется, – раздался бесстрастный голос с другого конца стола, – разведывательная операция была предложена именно Первой Наездницей.

Я подняла глаза на Атрея, и на его губах появилась едва заметная улыбка.

Я не сводила с него глаз. Я ошибаюсь или Атрей действительно поддерживает меня?

Самодовольная ухмылка сползла с лица начальника штаба, но Холмс этого даже не заметил.

– Отлично! – воскликнул он, взмахнув рукой. – Тогда отправим пару небесных рыб, как только позволит облачность.

* * *

Вернувшись в Обитель на собрание военных корпусов, я быстро оповестила стражников об изменениях в решении Военного Совета о нападении, а затем впервые рассказала о драконе в наморднике, которого мы с Пауэром увидели, когда возвращали тело Джулии. Реакция наездников была вполне предсказуема: мне пришлось дожидаться, когда исчезнут выражения ужаса на лицах, а деревянные кресла переговорной комнаты перестанут скрипеть под весом встревоженных стражников. Члены Военного Совета, возможно, и не понимали, что намордник означает для дракона или его наездника, но мы знали это очень хорошо.

Мы отлично представляли это чувство.

Когда с осевшей трибуны я обратилась к рядам окружающих меня стражников, то на мгновение порадовалась тому, что мой голос, по крайней мере перед этой аудиторией, прозвучал уверенно:

– Холмс собирается отправить разведывательный отряд небесных рыб, чтобы определить цели и проанализировать ситуацию с наездниками на драконах в намордниках. Мне хотелось бы неофициально расширить это предприятие с целью проведения пропаганды. Можно ли привлечь кого-то из этих наездников? Наладить с ними связь?

– Как? – спросил Лотус. – Никто из нас не говорит на норише.

Нориш, язык норчианского населения Нового Питоса, был похож на каллийский, однако давно не использовался, потому что общение между двумя народами стало невозможным.

Если только эти наездники не научились говорить на языке своих угнетателей.

– Наездник низшего происхождения, которого мы встретили, бегло говорил на драконьем языке.

Пауэр сидел в дальнем ряду рядом с Дарием.

– Могу подтвердить. Он говорил лучше Антигоны.

– Спасибо, Пауэр.

Лотус присвистнул:

– Ну конечно. Я полечу.

Лотус, сын знаменитого поэта из патрицианской семьи с Яникула, с детства говорил на драконьем языке, как и Ли.

– Я тоже, – заявила Крисса, подняв руку. – Мои навыки рисования могут пригодиться для составления карт.

Дак тоже поднял руку:

– А разве не я должен лететь вместо Лотуса? У Криссы вполне приличный драконий, а мой дракон единственный из небесных рыб, кто вспыхнул.

– Вот и я о чем, – пробормотал Лотус.

Рок хлопнул его по плечу:

– Это случится со дня на день, дружище.

Кор заерзал в кресле. Наши взгляды встретились. Дак рассуждал вполне здраво, но был один момент, который сводил все на нет: в прошлом случалось, что он терял голову, когда на него давили или когда он был ранен, а я, что куда важнее, сама выходила из себя, когда он получал травму, да и Кор тоже.

Дак, покраснев, бросил сердитый взгляд на меня, а Лотус обмяк в кресле, скрестив руки на груди. В дальнем конце комнаты Алекса что-то прошептала Дейдра, прикрываясь ладошкой, отчего та захихикала.

На данный момент, когда усталость определяла настроение большей части военных совещаний, капелька легкомыслия – неплохой знак. Однако этому было радоваться трудно, особенно когда подозреваешь, что это все происходило за твой счет. Меня охватило нетерпение, потому что одно дело – вершить справедливость на площадях Каллиполиса, где распределялось продовольствие, и совсем другое – со стражниками, сражающимися за возможность рискнуть своими жизнями.

Я развела ладони, стоя на трибуне.

– А пока все наездники небесных рыб начнут тренироваться в ожидании возможного участия в разведывательной операции.

Мой взгляд упал на дверь, где я заметила одинокую фигуру, застывшую в дверном проеме.

Ли.

Я не приходила к нему с того самого дня, как пришла в лазарет и застала у него Криссу, постоянно убеждая себя в том, что слишком занята. А теперь, спустя неделю, увидев его на ногах и в форме, я ощутила накатившую на меня неуверенность, которая пригвоздила меня к трибуне. Остальные, заметив мой взгляд, оглянулись через плечо. Большинство из них впервые увидели его после дуэли.

И прежде чем я успела что-то сказать, Рок вскочил и прижал кулак к груди в революционном приветствии:

– Добро пожаловать, гражданин.

Ли сглотнул. А затем кивнул, вскинув кулак в ответном приветствии.

Один за другим стражники последовали примеру Рока. Пауэр и Дарий остались сидеть на месте, но таких было мало.

– Спасибо вам, – пробормотал Ли, и приветствия сменились аплодисментами.

Стражники окружали его, пока я раздавала графики дежурств в конце собрания. Они хлопали Ли по плечу, приветствуя его, обнимая. Я наблюдала, как он отвечает на проявление их чувств с прежним изумлением, смешанным с неловкостью, на этот раз более неприятной, теперь, когда я неуклюже старалась занять его место. А ведь у него всегда получалось это столь непринужденно.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем все разошлись и мы остались вдвоем.

Он выглядел гораздо лучше, его темные волосы были аккуратно зачесаны назад, а бледное лицо слегка порозовело. Из-под рукавов формы выглядывали бинты. Я посмотрела в серые глаза Ли, пытаясь понять, что происходит в его душе: тот ли это Ли, которого я знаю, или же передо мной Ли, улыбавшийся тем ужасным оскалом в больничной палате.

Он потупил глаза в пол:

– Как ты?

Похоже, передо мной стоял прежний Ли. По крайней мере, на данный момент. И как легко было притвориться, что некоторые слова никогда не звучали. В этом мы с Ли специалисты.

– Тушу пожары, – ответила я, закидывая ранец на плечо. – Оказалось, на этой работе приходится часто делать нечто подобное.

Губы Ли скривились:

– Прости. Мне следовало предупредить тебя.

На его форме не имелось знаков отличия, за исключением крыльев Четвертого Ордена. Медаль Первого Наездника, которую он когда-то получил, теперь красовалась на моей груди, куда он приколол ее после дуэли. Порывшись в ранце, я достала знак, предназначавшийся ему, – знак начальника эскадрона аврелианцев. Его прежнее звание, которое он делил с Кором и Криссой до турнира на звание Первого Наездника.

Он взял значок, мельком бросив взгляд на медаль Первого Наездника у меня на груди.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Мы вместе вышли из зала заседаний и направились по коридору Обители в трапезную, где уже начали подавать завтрак. Стояла поздняя осень, в каменных очагах полыхал огонь, и стражники сгрудились в конце столов поближе к теплу. И лишь когда мы встали в очередь за кашей, я, заметив взгляд Ли, вспомнила, что изменилось с того раза, как он находился здесь. Рядом с кастрюлей с кашей висел плакат, нацарапанный рукой Рока и гласивший:

4 половника – порция золотых

1 половник – порция железных

Пожалуйста, обслуживайте себя со всей ответственностью и возвращайте лишние порции, которые будут распределены между служащими Обители.

Губы Ли мрачно искривились. Понизив голос, чтобы двое стражников из патрициев, стоящих перед нами в очереди, не услышали, я объяснила:

– Мы с Роком начали делать это, узнав, что некоторые наездники выбрасывают излишки.

Мы с Роком жили на горных фермах во время последнего голода в Каллиполисе – того самого, что привел к восстаниям, которые переросли в Революцию. Мы были среди тех немногих стражников, кто помнил, что значит голодать.

И Ли тоже. Возможно, его семья и не бедствовала во время голода, но в период после Революции мы с ним вместе голодали в приюте. Поэтому я не удивилась, заметив, что он помрачнел еще сильнее. Он смотрел, как я накладываю себе порцию, – один половник, надеясь, что другие последуют моему примеру, даже если после этого мой желудок будет урчать от голода. Ли молчал, пока мы не уселись за стол.

– Я забыл о классовом расслоении в выдаче продовольствия.

Так вот почему он помрачнел. Дело совсем не в том, что стражники разбрасывались едой.

– Теперь это происходит каждый день. Раз ты вернулся, больше не забудешь об этом.

До этого момента я даже не осознавала, как сильно мне не хватало Ли. Не его лица, но его движений: как он сидит, как напрягаются мышцы на предплечье, когда он придвигает к себе миску с кашей, как небрежно отбрасывает со лба волосы, глядя на почти пустую миску. Ли даже кашу ест красиво.

И я не могла избавиться от воспоминаний о том, как эти руки прижимали меня к его телу, как мои губы касались его шеи… А затем он вдруг тихо произнес:

– Энни, как нам это остановить?

Я отвела взгляд от его лица и начала судорожно шарить в поисках ложки.

– Остановить что?

С неожиданно вспыхнувшей злостью Ли отпихнул от себя миску:

– Вот это. Все, что творит Атрей. Люди получают разное количество продовольствия исходя из принадлежности к разным сословиям. Когда мы собираемся избавиться от этого негодяя…

Его голос становился все громче, а прозвучавший в нем гнев обострил мои чувства до предела. Это было так не похоже на Ли, что люди начали оборачиваться. Кор тоже, и на его лице я увидела удивление.

Месяц назад я обратила внимание, что теперь совсем иначе воспринимаю слова, и дело было не в том, что именно говорил Ли, а в том, что это слышали другие. Подобный разговор не стоило выносить на всеобщее обозрение. Не сейчас, когда угроза войны и несправедливое распределение продовольствия перешли все моральные границы.

– Говори тише. И доедай кашу. Мы поговорим после, в арсенале.

Мне казалось, что полет на драконах поможет нам немного остыть. Но в арсенале, скидывая с себя, как всегда, одежду, чтобы втиснуться в огнеупорные костюмы, я в какой-то момент поймала себя на том, что не могу оторвать от него взгляд, а он смотрит на меня в ответ, отчего я снова почувствовала, как знакомый жар начинает расползаться по моей коже. А затем я увидела его новые ожоги, бледные и сияющие, – раны, не зажившие до конца после дуэли, словно штрихи, нанесенные на карту.

Я отвернулась, чтобы прийти в себя, и заговорила, не глядя на него:

– Вот в чем дело, Ли. – Я застегнула молнию на огнеупорном костюме под горло и взяла кирасу. – Атрей, конечно, негодяй, но он не представляет серьезной угрозы. Верховный Совет поддерживает тебя, не говоря уже о Яникуле, благодаря Доре Митрайдс. Расслоение в продовольственной программе – это ужасно, но я довольно долго просидела на пайке для железных и могу утверждать, что это гораздо лучше, чем порой бывало в Элбансе. «Эту зиму мы протянем». Только если город не начнет истязать себя на части волнениями. На Новом Питосе ждут нашего поражения. Знаешь, как Иксион назвал меня, когда я возвращала тело Джулии?

Я обернулась к нему, доставая нарукавники из шкафчика. Ли сидел на скамье, зашнуровывая ботинки, но когда поднял голову, то я заметила на его лице изумление от того, что я вот так просто назвала брата Джулии по имени.

– Он назвал меня стервозной простолюдинкой и сказал, что я принадлежу ему. – Ли поморщился, и его пальцы стиснули шнурки. – Вот с чем мы боремся. Не с Атреем.

Он стиснул зубы. На мгновение мне показалось, что я достучалась до него. А затем он поднялся, отвернувшись от меня, и сказал:

– За последний месяц ты стала неплохим оратором.

ЛИ

Раны только начали заживать, но я больше не мог находиться в палате, чувствуя, как больничные стены давят на меня, и с нетерпением ожидая, когда, наконец, выйду из лазарета. Обитель, трапезы с другими стражниками, домашние задания, которые мы выполняли у камина в оранжерее, Пэллор, мчащийся над ареной, – все это я представлял себе с особой красочностью и невероятно тосковал. Представлял все в малейших деталях, чтобы отогнать воспоминания о дуэли.

Но сейчас, обнаружив, что абсолютно ничего не изменилось, я почувствовал ярость.

Как все они могут заниматься своими делами, следуя программам Защитника, словно ничего не изменилось?

Человеком, по которому я скучал больше всего и который не появлялся, в отличие от других стражников, просачивавшихся в лазарет и нерешительно приветствующих меня, пытающихся неуклюже подбодрить и утешить, была Энни. Но она так и не вернулась, и я знал почему. Слова, сорвавшиеся с моих уст в утро после дуэли, смутно всплывали в памяти, но я отчетливо помню слепую ярость и ее лицо перед уходом. Покидая лазарет, я думал о том, чтобы извиниться. Но чем больше я видел, тем меньше мне того хотелось.

Почему Энни согласна с тем, что происходит? Как она может защищать Атрея?

Но к Пэллору я, по крайней мере, смог вернуться без гнева и стыда. Когда я подошел к гнезду, он с такой радостью выскочил мне навстречу, что она захлестнула меня в ответ и на мгновение переполнила нас обоих.

– Я тоже скучал, Пэл.

Я захватил с собой корзину с рыбой из дворцового хранилища, подготовленную смотрителями. Пэллор с довольным видом поджаривал рыбу, жадно поглощая угощение, пока я, не отрываясь, смотрел на него. Отметины от когтей, оставшиеся после поединка, быстро заживают, а смотрители до блеска начистили его серебристую чешую и когти.

– Новая упряжь для тебя.

Седло и уздечка были уничтожены во время сражения. Пэллор извивался под новой жесткой кожей, привыкая к новому снаряжению, и у меня перехватило дыхание, когда я взобрался к нему на спину. Стараюсь не думать о том, каково это было две недели назад, когда я собирался встретиться с Джулией.

Сквозняк в пещере холодил мое лицо, пока мы направлялись к выходу.

Мы вылетели из логова через ворота арены, и Пэллор опустился на каменную площадку Орлиного Гнезда без моих наставлений. Знакомые полукруглые, напоминающие чашу стены окружали нас, а карстовые колонны нависали сверху, сияя в послеполуденном солнце. Драконы сновали в воздухе у нас над головами, паря в потоках свежего осеннего ветерка. Несколькими ярдами выше в солнечных лучах просвечивались янтарным светом крылья Аэлы, в то время как Энни наблюдала, как тренируются другие пары наездников.

Последний раз, когда я видел горн, использовавшийся на подготовке к турниру Первого Наездника, теперь болтающийся у нее за спиной, он был у меня.

– Ты идешь? – позвала Энни.

Я взглянул на наездников, кружащихся над нами, тренирующихся, готовящихся к войне, и, представив, что присоединяюсь к ним, почувствовал, как во мне что-то оборвалось.

– Сейчас.

Энни не торопила меня. В небе над нами она приступила к тренировочным воздушным боям. Пэллор слегка подтолкнул меня носом, и я устроился на каменной скамье рядом с ним, а когда он склонился к моей руке, я начал почесывать его зудящие под рогами места. И нам обоим ужасно нравилось сидеть вот так, рядышком друг с другом.

Меня настолько поглотили почесывания Пэллора, что я даже не заметил, как рядом со мной уселся Кор:

– Не возражаешь?

Кор не пытался завязать разговор. Во время коротких посещений лазарета он вел себя так же немногословно и грубовато, никогда не обсуждая поединок и не спрашивая с застенчивым видом, как другие, как я себя чувствую, за что я был ему благодарен. Маурана свернулась около него, и ее дымчато-серое тело выглядело невероятно огромным по сравнению с более изящным серебристым Пэллором. Мгновение драконы внимательно изучали друг друга, их зрачки превратились в узкие щелочки, а колючие хвосты со свистом рассекали воздух, после чего они полностью потеряли интерес друг к другу. Они свернулись калачиком на каменных плитах, нежась в лучах осеннего солнца, а мы с Кором, откинувшись назад, наблюдали за тренировочными боями в небе. Энни проводила тренировку небесных рыб для разведывательной операции, используя аврелианцев для преследования во время оттачивания маневрирования.

– Она неплоха, – наконец-то выдавил я из себя. Мне не хотелось, чтобы это прозвучало так сдержанно и неохотно, но так случилось.

Кор не уточнил, о ком я. Он следил за кем-то другим.

– Да. Но знаешь, кто плох?

Дак сюр Керта. Их движения были настолько предсказуемыми, что преследователи постоянно их настигали. И к тому же они всегда замедляли скорость.

– Почему он продолжает вести себя так, словно можно до бесконечности начинать сначала? Это не спортивная тренировка.

– Да, – отозвался Кор, нахмурившись. – Я надеюсь, что дракон Лотуса все-таки вспыхнет и тогда полететь сможет он.

Когда Дак допустил одну и ту же ошибку в третий раз, Энни прекратила терпеливые объяснения и разразилась криками. Кор закрыл голову ладонями, а я вскочил Пэллору на спину.

Приятно было летать в таком небе, как сегодняшнее: безоблачном, синем, свежем, как яблоко. Пэллор фыркнул от восторга, напрягая свои крылья на ветру, и на мгновение его радость передалась мне.

Но затем я отмахнулся от чувств Пэллора, мысленно освобождаясь от него. Сейчас мне была необходима ясная голова.

– Эй, Дак!

Энни, Дак и Крисса парили на ветру чуть выше остальных тренирующихся пар. Услышав мой голос, они обернулись. Энни, кричавшая на Дака до моего появления, затихла и посмотрела на меня из-под сдвинутого набок шлема. Дак, который и так скрючился в седле, сжался еще сильнее при виде меня, словно понимал, что сейчас ему достанется еще больше. Крылья Керты сжались от напряжения, молотя по ветру, в струях которого мы все парили.

– Да? – отозвался Дак.

– Тебе нужно постоянно петлять, даже если тебя подбили, понимаешь? Это не подготовка к турнирам. Здесь не будет передышек.

Заметив прищуренный взгляд Энни, я догадался, что именно это она и втолковывала Даку. Аэла вскинула голову и фыркнула, выпустив столб пепла. Но взгляд Дака метался по моему лицу, как будто он увидел что-то впервые.

«Да, это так. Я рассказываю это тебе, потому что познал это на собственном опыте, идиот».

– Хорошо, – ответил он.

– Тогда повтори все сначала, и на этот раз я хочу, чтобы ты продолжал вертеться, сколько бы ударов ни нанесла тебе Антигона, понятно?

– Хорошо, – повторил Дак.

Крисса сюр Федра парила рядом со мной, пока мы наблюдали, как Энни и Дак начинают новый раунд. В этот раз, хотя петли Керты по-прежнему были удручающе предсказуемы, первая реакция Дака, когда он вскрикнул от боли после удара Энни, не привела к снижению скорости.

Так-то лучше.

– Не потренируешься вместе с нами? – спросила Крисса.

Она была в шлеме, но забрало подняла, и ее синие глаза внимательно изучали мое лицо. Узкие крылья и изящный хвост ее небесной рыбки переливался всеми цветами радуги на фоне осеннего неба.

Я почувствовал облегчение, когда после поединка она сообщила мне: «Теперь мы друзья». Я понимал, что с этим необходимо было разобраться, хотя чувства переполняли меня из-за всего, что случилось между нами, и попытаться все объяснить. Потому что, что бы я ни вообразил себе после нашего с Энни поцелуя, после того, как вернулся к Энни, после того, как сказал Энни то, чего говорить не следовало, единственным правильным решением было не встречаться ни с кем.

Но Криссе не требовались объяснения. И когда я извинился за то, что поступил неправильно, она лишь покачала головой:

– Обычно я предпочитаю сначала поговорить. Но, думаю, тюремная камера может сойти за смягчающее обстоятельство. Как бы там ни было… я сказала Энни прийти к тебе в ту ночь.

Как только она произнесла это, я подумал, что иначе и быть не могло.

– Почему?

Крисса повела плечом, вскинув бровь:

– Честно? Я устала от того, что вы ведете себя как идиоты.

Я изумленно расхохотался. Крисса тоже рассмеялась, пусть и немного смущенно. А затем сменила тему.

Мы остались друзьями. После нашего разговора она практически каждый день навещала меня в лазарете: приносила книги, как и тогда, когда я сидел в тюремной камере; шутила и поддерживала разговор, когда я не мог разговаривать. Но была огромная разница; в то время как в тюрьме мы держались за руки и целовались, в лазарете же мы не прикасались друг к другу, хотя Крисса по-прежнему оставалась самым легким в общении человеком на свете.

И сейчас, когда она предложила потренироваться вместе, я вдруг осознал, что при одной только мысли о тренировочном воздушном бое у меня все внутри перевернулось. Но и от мысли о Криссе, оказавшейся беззащитной на вражеской территории, мне не стало легче.

– Да, конечно.

Мы разошлись по разным сторонам, а затем они с Федрой взлетели, а мы с Пэллором начали преследование.

Маневры Криссы сюр Федра в воздухе – великолепное зрелище. Драконы породы небесная рыба славились своей скоростью, ловкостью, а Федра весьма умело использовала эти качества в своих маневрах, так что почти невозможно было предсказать ее движения, которые гораздо стремительнее, чем у Пэллора. Мы висели у них на хвосте, изрыгая пепел, который не настигал их, отчего Крисса сюр Федра начала вести себя более дерзко, ныряя вниз, словно собираясь сделать петлю вокруг нас. Мы выстрелили, жар опалил бок Криссы, и она вскрикнула от боли, и крик эхом разнесся по пустой арене.

И внезапно я оказался совсем в другом месте. Там, где я не хотел быть.

– Джулия?

Столб пепла врезался мне в грудь – смертельный выстрел. Жар привел меня в чувство, но еще не до конца зажившие ожоги опалили острой болью.