Напряженные отношения между Гораном и тремя командирами эскадрилий ни для кого не были секретом, хотя никто из них в этом не признавался. Ведь это Атрей, а не Горан назначил трех простолюдинов, одной из которых была женщина, на командные позиции в корпусе два года назад.

– Пауэр не совершил ничего незаконного, – заявил Горан.

Кор сдавленно застонал и отвернулся от Горана. Крисса коснулась его руки.

– Пойду за врачом, – сказала она. – Почему бы тебе не проводить меня?

Он сбросил ее руку.

– Нет.

Я не сомневалась, что в этот момент мое лицо было непроницаемым, не выдавало никаких чувств, и все же Ли придвинулся ближе, наши тела соприкоснулись, и он положил свою ладонь рядом с моей на заграждение. Это было безмолвное приглашение, которое не заметил никто, кроме меня. Мгновение я боролась с желанием ответить на него. Но мир кружился вокруг, воспоминания накрывали меня, мысли о Даке, который сейчас страдал, грозили задушить меня. И я сдалась. И схватила Ли за руку, сосредоточившись на его прикосновении. Я чувствовала, как мои ногти впились в его кожу, но он не отдернул руку, лишь сильнее сжал мою ладонь. Я избегала смотреть на него.

Дак, паривший над нами, похоже, совсем забыл о своей первоначальной стратегии держаться на расстоянии от противника. Он и Пауэр кружили друг вокруг друга, небесная рыбка Дака дрожала от их общих эмоций. И несколько мгновений спустя Пауэр сделал свой третий и заключительный выстрел. Хотя для окончания матча ему было бы достаточно и слабого удара, он выбрал смертельный выстрел. Дака окружило густое черное облако дыма. Когда оно рассеялось, его напряженная фигура застыла на спине дракона. Следом за Пауэром и Итером они медленно опустились в Орлиное Гнездо. Пауэр спешился. На его лице сияла улыбка.

– Надеюсь, он в порядке, – сказал он. – Получилось немного больнее, чем я хотел…

Кор с беззвучным криком бросился на него. Ли отпустил мою руку и бросился следом, чтобы оттащить его от Пауэра.

Горан и врач разрезали ремни, которыми ботинки Дака крепились к стременам, и стащили его со спины Керты. Ее взгляд был пустым: обычное состояние для дракона, наездник которого без сознания. Я не сводила глаз с обмякшего тела Дака, вдыхая запах гари, и внезапно паника накатила на меня холодными волнами.

«Нет ничего жарче, чем пламя драконов грозового бича».

Ли шагнул вперед, но, увидев, что я двинулась следом, обернулся и обхватил меня за талию, удерживая на месте. Развернув меня к себе лицом, он заглянул мне в глаза.

– Энни.

– Я должна…

Я пыталась протиснуться мимо него, не в силах вымолвить ни слова. Теперь я едва видела перед собой Дака, потому что все вокруг заслонили воспоминания, которым я уже не могла противиться. Воспоминания о пламени драконов грозового бича, сжигавшем мой мир, в то время как я лишь вглядывалась в них, не в силах ничего с собой поделать.

Ли пристально смотрел на меня, его глаза сверкали. И мир вокруг замер. Воспоминания отступили.

– Я о нем позабочусь. Тебе надо идти.

Сначала я ничего не поняла. А затем меня вдруг озарило: мой турнир. Я должна участвовать в турнире.

Турнир, который я не должна выиграть. И никто из моей деревни не приехал его посмотреть. И если бы я победила, то оказалась бы в центре такого внимания, при мысли о котором мне становилось нехорошо.

«Министерство хотело бы напомнить Антигоне сюр Аэла о высочайших обязательствах…»

«…Обет до последнего вздоха служить интересам государства…»

Я взглянула на Кора, которого Крисса изо всех сил пыталась оттащить назад, а затем перевела взгляд на Дака, лежавшего без сознания в то время, как врач стягивал с него доспехи. Пауэр стоял поодаль, наблюдая за ним с довольной улыбкой. А затем я посмотрела на вход в пещеры, где уже ждал меня Дарий, поднеся к губам браслет, чтобы вызвать своего дракона из породы грозового бича, а его семья и друзья наблюдали за ним с трибуны золотого сектора.

И внезапно все это померкло, а в моей голове вспыхнула одна-единственная мысль:

«Черта с два я проиграю этот турнир».

Взглянув на Ли, я кивнула. И, похоже, он прочел в моих глазах то, что искал. Он убрал руку с моего плеча, и я направилась в сторону входа в пещеры.

– Энни, – донесся до меня другой голос.

Я снова остановилась. Горан коснулся моего плеча. Я посмотрела на него.

– Не забывай о том, что тебе написало министерство, – произнес Горан.

Он навис надо мной, широкоплечий и грозный в военной форме. Этот образ долгие годы ассоциировался у меня с отвратительным ощущением собственной неполноценности. И в это мгновение на меня снизошло озарение, все вокруг стало ясным и четким. Нечто подобное я испытывала, находясь рядом с Аэлой, но на этот раз смогла испытать это одна. А в самой глубине души ярким кристаллом вспыхнул гнев, о существовании которого я уже забыла.

Я отвернулась от него, не говоря ни слова.

Ли

Обычно это происходит в момент между вызовом драконов и первым броском: именно тогда Энни превращается из той, кто она на земле, в ту, кем становится в воздухе. Неуверенность исчезает, робость улетучивается, и внезапно она обретает свободу. Больше ее ничто не сдерживает.

Я много раз видел, как это происходит, но сегодня я потрясен так, словно вижу это впервые. Когда они с Дарием взвились в воздух, чтобы занять свои позиции, я практически ощутил невероятный всплеск энергии.

Дак зашевелился и застонал, охлаждающая жидкость, которую доктор Уэлс нанес на его ожоги, начала действовать. Не сводя глаз с медной шкуры аврелианского дракона Энни, я отошел от них и встал рядом с Гораном.

– Похоже, это на нее сильно повлияло, – сказал я ему.

Не сводя глаз с драконов, паривших у нас над головами, он раздраженно откликнулся:

– Что?

– То, что вы ей только что сказали.

Раздался звон колокола. Дарий и его стального цвета дракон грозового бича ринулись вперед, а Энни на Аэле взвилась вверх и начала набирать высоту.

Преодолевая земное притяжение, она с невероятной скоростью мчалась в безоблачное небо. Она была так стремительна, так уверена в себе, так прекрасна, что от восхищения у меня волосы встали дыбом на затылке.

Другие, возможно, не замечали никаких изменений, но я все видел. Энни летала, как люди из прежнего мира. Она всегда была такой. Я с детства оттачивал инстинкт, наблюдая за драконами и их наездниками, ей же этот инстинкт был дан от рождения. Ведь у наездников нового режима не было перед собой моделей для подражания в лице более опытных всадников. Мы были лишены такой роскоши, как возможность учиться искусству полетов на драконах у наших отцов, которых когда-то обучали их собственные предки.

Все наставления, которые мог дать мне отец, исчезли вместе с ним. Но Энни никогда не нуждалась в советах.

Лишь в следующее мгновение Дарий вдруг осознал, что происходит, и направил своего дракона за ней вдогонку, пытаясь сократить расстояние между ними, но она уже намного опередила его, кроме того, Аэла была гораздо стремительнее и легче Майры.

Вокруг послышались возгласы восхищения и свист, когда остальные наездники разгадали маневр Энни. Высота всегда давала преимущество перед противником, сила земного притяжения становилась средством защиты. И самый верный способ использовать его – обрушиться сверху на своего противника с удвоенной скоростью. Однако такой маневр был под силу немногим. Я почувствовал, как мои губы растягиваются в улыбке. Глядя против солнца, Горан хмурил брови и молчал.

Драконы поднимались все выше, пока не превратились в две темные точки на ясном небе, но постепенно начали замедляться. И вот Энни, крохотная, словно булавочная головка, вдруг замерла в воздухе.

На мгновение все вокруг стихло.

А Энни нырнула вниз.

Дарий, паривший под ней, замер в нерешительности, приготовившись к атаке. Вокруг раздались пронзительные крики: кричали другие наездники, выкрикивали зрители с трибун. Крылья Аэлы изо всех сил взбивали воздух, ускоряя ее свободное падение, когда она неслась на Дария. А когда они сблизились, все произошло в мгновение ока. Дарий выстрелил, Энни увернулась и выстрелила в ответ, целясь в отверстие, которое видела лишь она. А затем промчалась мимо него вниз, в сторону Орлиного Гнезда, а Дарий двинулся следом. На его груди виднелось темное пятно смертельного выстрела.

Энни потребовалось около двух минут, чтобы выиграть турнир.

Раздался звон колокола, когда Аэла, затормозив, с громким лязгом опустилась на край Орлиного Гнезда. Энни срезала ремни, прикреплявшие ее ботинки к стременам, и спрыгнула со спины Аэлы. Она стянула шлем, и ее медные волосы, того же цвета, что и чешуя Аэлы, заблестели на солнце, испещренные струйками пота. Ее лицо казалось дерзким, почти сердитым. Но, когда она услышала радостные крики приветствий и восторга, выражение ее лица изменилось. Медленно, неторопливо, словно только начала понимать, что произошло, она улыбнулась.

Дарий устало соскользнул со спины дракона. Энни приблизилась к нему и протянула руку. На ее лице отразилось удивление, когда он пожал ее ладонь.

– Антигона сюр Аэла, последний член Четвертого Ордена, – объявил диктор.

Я поспешил к ней, чувствуя магнетическое притяжение ее сияющей улыбки. Поздравляя ее, я посмотрел ей прямо в глаза, и ее улыбка слегка изменилась, на мгновение смягчившись. Словно она вдруг подумала о том же, о чем и я: состязания еще не закончены, список претендентов уменьшился, и с этого момента мы можем стать противниками.

Впереди долгий путь и, возможно, никакого будущего. Судя по сегодняшним штрафным очкам, в следующем турнире через месяц я стану выступать против Кора, а Энни встретится с Пауэром. А затем останется последний турнир, в ходе которого и будет определен Первый Наездник.

Вчетвером мы поднялись по ступенькам, чтобы принять участие в заключительном этапе церемонии. Дака отправили в дворцовый лазарет. Кор немного успокоился, но на всякий случай я решил занять место между ним и Пауэром. Энни все никак не могла отдышаться, ее лицо блестело от пота.

И стоило нам войти в дворцовую ложу, как ощущение того, что я хорошо знаю это место, накатило на меня, и я не успел подготовиться к этому.

Я его помнил.

Атрей восседал на помосте, где когда-то располагались места трех триархов, управлявших государством до Революции: Арктуруса Аврелиана, Кита Небесной Рыбы и моего дяди, Кретона Грозового Бича. Теперь же здесь восседал лишь Первый Защитник. Вокруг него, там где раньше располагались места для самых могущественных членов драконорожденных семей, теперь собрались члены его Совета и другие чиновники нового режима. Драгоценности и роскошные одеяния, которые я хорошо помнил, заменила простая форма государственных служащих. Вместо символа триархов в виде восьмерки из кружащихся драконов, символизирующих бесконечность, над нами реяли красные знамена с изображением дракона Революции, с распростертыми крыльями, выдыхающего четыре кольца пламени, символизирующих четыре сословия нового режима.

В центре ложи располагался проход, ведущий от лестницы, по которой мы поднялись, до помоста, где ожидал нас Атрей. Последний раз, когда я здесь был, я смотрел, как по этому проходу шествует мой отец.

Энни, стоящая рядом со мной, тихо вздохнула. Она перевела взгляд с меня на лица собравшихся людей, обратившиеся к нам. Без сомнения, среди них были те, кто еще сегодня утром сомневался в том, что она соответствует этому важному мероприятию. Письмо было без подписи, но министр пропаганды, Миранда Хейн, стоящая неподалеку от Атрея, не сводила глаз с Энни.

Мы успели лишь обменяться короткими взглядами, поэтому я улыбнулся Энни и кивком указал вперед, и мы двинулись по проходу. Энни шла в ногу со мной, как и я, глядя прямо перед собой. Я чувствовал, как она затаила дыхание, стараясь во всем подражать мне.

«Вот как ты это делаешь. Вот как ты несешь свою победу».

Перед моим мысленным взором промелькнула суровая улыбка отца, его усталая, но торжествующая походка, сверкающие глаза, устремленные на старшего брата, когда, едва заметно пожав плечами, он преклонил колени, чтобы принять лавровый венок. Мне было семь лет, когда он участвовал в своем последнем турнире. Рукопашный бой с аврелианцами – небольшое весеннее развлечение, помогавшее им успокоиться перед бурей в год нарастающих волнений и беспорядков, которые в дальнейшем переросли в революцию.

И вот теперь, десять лет спустя, я преклонил колени перед человеком, который предал моего отца и мой народ. Он возложил мне на голову лавровый венок Четвертого Ордена. Энни преклонила колени рядом со мной, чтобы принять свой.

В заключительной речи Атрей упомянул предстоящие турниры, которые приблизят нас на шаг к почетному званию Первого Наездника Каллиполиса, а чуть позже будет названо имя преемника Атрея. И это будет способствовать укреплению институтов революционного режима, заменившего тот, что моя семья возглавляла до настоящего момента несколько веков.

Революционный режим, который посвящен борьбе за исправление многовековых ошибок диктаторов.

Энни с застывшим лицом замерла рядом со мной, прерывисто дыша и внимая его словам. Отвлекшись от воспоминаний о своей семье, я с удивлением подумал, как такая девушка, которая бесстрашно взирала на дракона в два раза крупнее Аэлы, испытывала столь сильный трепет при виде пары десятков разглядывавших ее чиновников.

В это мгновение до меня донесся голос отца из далекого прошлого: «Это все придет к тебе естественным путем, Лео. Мы были рождены, чтобы править».

Нет, тот мир исчез, и я с этим покончил.

А затем, ощутив острую тоску, с которой, как я надеялся, сумел справиться, я мысленно прошептал: «Прости меня, отец».

Энни

Радостно улыбаясь, Рок ждал меня у подножия лестницы, закрывая проход своим массивным телом. Меньше всего я ожидала увидеть такое выражение лица у человека, который только что проиграл турнир.

– Они здесь, – сказал он.

Его акцент горца прозвучал невероятно отчетливо.

У меня все упало внутри.

– Кто?

– Та семья. Из твоей деревни. Приехали как раз перед тем, как начался твой поединок. Они сидят рядом с моими стариками. Ты не говорила, что к тебе приедут горцы!

Он схватил меня за руку и повел в бронзовый сектор, протискиваясь сквозь толпу, которая взволнованно выкрикивала поздравления, когда мы проходили мимо. И лишь спустя некоторое время до меня стало доходить, что поздравления адресованы мне.

А потом я увидела их. Дородного седеющего мужчину, полную женщину с волосами, прикрытыми выцветшей косынкой, и стайку детей рядом с ними, с такими же загорелыми, как у родителей, лицами и соломенными волосами. Они стали старше, крупнее и толще, сразу видно, что они здоровы и сыты, и не осталось ни следа от выпирающих костей, туго обтянутых кожей.

– Энни, – хрипло произнес мистер Маки с отчетливым акцентом горца, при звуке которого у меня на душе сделалось тепло, хотя я сама уже давно избавилась от него.

Миссис Маки воскликнула:

– Энни, дорогуша, ты отлично выступила. Мы так тобой гордимся.

– Спасибо, – начала я…

Однако у меня не получилось произнести эти слова, комом застрявшие у меня в горле.

А затем мистер Маки, которого я в последний раз видела, когда мне было шесть лет и который помнил меня осиротевшим ребенком, измученным ночными кошмарами о драконьем пламени, обнял меня так же, как десять лет назад, и сказал:

– Я рад, что дожил до того дня, когда смог увидеть, как дочь Силаса летает на драконе. Еще никогда мы не испытывали такой гордости, Энни.

Это была недолгая встреча, но каждая минута нашего свидания была подобна каплям живительной влаги на иссохшей земле. Они рассказали, как изменился Холбин с тех пор, как я в последний раз его видела. Дома были отстроены заново, появились новые стада. Шерсть продавали городским мануфактурам, и таким образом Атрей стимулировал торговлю и старался уменьшить зависимость Каллиполиса от натурального хозяйства. Поначалу жителей Холбина беспокоили эти нововведения. Но теперь, когда они были сыты даже зимой и их воспоминания о былом голодном времени померкли, а их дети могли время от времени посещать школу в Торнхэме, жители Холбина могли с надеждой смотреть в будущее и почти ничего не бояться. «Кроме драконов», – шутил Маки.

– Люди просто отстали от жизни. Они поймут, что бояться больше нечего, если ты летаешь на одном из таких драконов, Энни. Однажды так и будет.

Старший сын Маки, письмо от которого я получила неделю назад, вручил мне букет полевых цветов, и их запах напомнил мне о родном доме. Когда я похвалила его письмо, нацарапанное детским почерком, с ошибками и без знаков препинания, но тем не менее написанное, что было для меня настоящим чудом, он покраснел. Я помнила его карапузом, а теперь ему исполнилось тринадцать.

Пришло время прощаться. Они собирались сегодня же отправиться обратно вместе с семьей Рока, которая предложила им переночевать у них в доме в Ближнем Нагорье в Торнхэме, а завтра отправиться в Холбин.

Я медленно пробиралась к выходу из Дворца, петляя в толпе, в оцепенении принимая раздававшиеся со всех сторон поздравления. Чьи-то руки дружески похлопывали меня по плечу, бронзовые и железные браслеты поблескивали на запястьях ремесленников, поденщики радостно улыбались мне, пропуская вперед, говоря с ярко выраженным городским акцентом, четко выделяя гласные. Я на целую голову была ниже большинства из них.

– Это наездница с гор! Антигона сюр Аэла!

– Но как она могла победить!

– Говорила же я тебе, Джефф, говорила тебе, что наездницы могут держать свой собственный…

– Ты отлично летала.

Я остановилась, услышав этот голос. Низкий, с едва заметным иностранным акцентом, с легкостью пробившийся ко мне сквозь говорливый шум толпы. Голос молодой женщины. Обернувшись, я увидела, что она не намного старше меня, примерно возраста Криссы. Длинные черные волосы, обрамлявшие узкое лицо, и пронзительные серые глаза. Она была закутана в длинный темный плащ.

– Спасибо, – ответила я.

– Ты и есть Антигона?

– Да.

– Достойное имя. Редкое. Ты из семьи патрициев?

Я покачала головой, удивляясь тому, что она этого не знала.

– Из Холбина, – ответила я. – Это в горах.

Ощущая на голове лавровый венок победителя и сжимая в руках связку полевых цветов, я чувтвовала, как сердце наполняется гордостью при этих словах.

В глазах девушки вспыхнуло удивление.

– Потрясающе! – воскликнула она. – А как насчет второго наездника, тоже очень талантливого парня? Как его зовут?

«Тоже очень талантливого». Мне и без лишних слов было понятно, о ком она говорит, но я посчитала неприличным не уточнить.

– На белом аврелианском драконе?

Обычно серебристый цвет мутировавшего Пэллора называют именно белым. Он выделяется на фоне обычных аврелианских драконов, от природы окрашенных в янтарно-золотистые тона.

– Да.

– Ли. Ли сюр Пэллор.

– Ли, – задумчиво повторила девушка. – А откуда он?

Она внимательно посмотрела на меня. Сердце ускорило свой ритм, и мне вдруг стало сложно подобрать правильный ответ.

– Из Чипсайда, – сказала я. – Он сирота из трущоб.

Информация о происхождении стражников всегда была открыта для общественности. И меня не покидало ощущение, что я рассказываю незнакомке то, что она и так уже знает, но хочет услышать, как именно я об этом говорю. Однако это выглядело абсолютно бессмысленно.

Вероятно, она из Дамоса. Поэтому и задает вопросы, на которые знает ответ любой житель Каллиполиса. Хотя у нее бледная кожа, почти такая же бледная, как у каллиполисовского горца…

– В самом деле? – ответила девушка, не сводя глаз с моего лица. – Что ж. Еще раз поздравляю, Антигона.

А затем она развернулась и направилась прочь, набросив на голову капюшон. Я обратила внимание на ботинки наездника, мелькнувшие из-под края накидки.

Приглядевшись, я заметила, что они сделаны из огнеупорной кожи, на них виднелись клапаны с охлаждающей жидкостью, прорези для ножей и отверстия для ремней, которыми ботинки крепятся к стременам…

Это были не просто ботинки наездника. Это были ботинки именно драконьего наездника.

Я все еще с недоумением размышляла над тем, что увидела, вернувшись во Дворец, и направилась к Обители стражников, где хаотично расположенные переоборудованные комнаты для прислуги и бывшие кабинеты повелителей драконов окружали небольшой центральный двор в отдельном крыле внешних покоев. Сегодня днем в Обители было безлюдно. Большинство стражников отправилось в город с друзьями и близкими, чтобы отметить завершение сегодняшних состязаний.

Кроме, конечно, Ли.

– А вот и ты, – сказал он.

Он успел принять душ, переоделся в форму, которую мы носили на земле, и снял лавровый венец. Но его по-прежнему переполнял триумф, лицо озаряла легкая улыбка, делавшая его моложе и немного мягче. Это было лицо человека, заглянувшего в будущее и увидевшего, что оно прекрасно.

– Я как раз собирался сходить в лазарет к Даку, – сказал он. – Хочешь пойти со мной?

Дак. И как только я могла забыть?

– Да. Только сначала переоденусь.

Войдя в опустевшее женское общежитие, я немного помедлила перед входом в душ. Если не считать вымпела стражников в виде переплетенных кругов из золота и серебра, висящего над дверью, комната выглядела очень аскетично. Однако стражникам не запрещалось украшать комнаты, где они жили. Крисса повесила на стену над письменным столом свои рисунки и кусочки раковин и морского стекла, привезенные ею из своего дома на побережье. Другие девушки развешивали на стенах задания, которые они пытались выучить наизусть, или любимые отрывки из поэм на драконьем языке.

Я подошла к своему пустому столу и поставила букетик полевых цветов в стакан. Сняв лавровый венец, я повесила его на стену.

Вытащив из кармана письмо из министерства, я снова перечитала его.

«Министерство хотело бы напомнить Антигоне сюр Аэла о высочайших обязательствах наездников Четвертого Ордена…»

Возможно, я неправильно поняла его с самого начала.

Возможно, это был вызов.

Но даже если нет, я буду считать именно так.

Пусть все, что так страшит меня в Четвертом Ордене, станет следующим испытанием, препятствием, которое я должна преодолеть, и мастерством, которым я должна овладеть. И даже если я не получу титул Первого Наездника, если меня никогда не изберут Защитником, я лучше послужу государству, совершенствуясь во всем. Шаг за шагом.

Когда-нибудь я смогу попасть в историю.

Письмо из министерства я повесила на стену.