Во власти огненного наследства. Часть 1

Глава 10

Предупредив офицеров, чтобы те подготовили к отъезду еще четырех человек, самых искусных и опытных воинов из охраны, Ятон поднялся в свою спальню, чтобы снять ночной халат и одеться соответственно дороге. Увидев его, Астэр с тревогой спросила:

– Что-нибудь случилось? Ты куда-то собрался?

Прежде чем отреагировать, царь тщательно продумал ответ и, внимательно посмотрев супруге в глаза, медленно сказал:

– Ты можешь избавить меня от этой поездки, если ответишь мне правду.

На мгновение в ее глазах промелькнул испуг, но она тут же овладела собой и спокойно спросила:

– Какую правду, дорогой? Я что тебе когда-нибудь лгала?

Он сделал паузу и, продолжая переодеваться, спросил:

– Скажи, ты ведь не в первый раз обращаешься к Сакхун за помощью?

– Нет, не в первый, – тут же ответила она, и как показалось Ятону, без малейшей фальши. – Я к ней пару раз уже обращалась до этого.

Глядя ей прямо в глаза, он спросил?

– Тогда ответь мне, а насчет меня ты ее о чем-нибудь просила? Например, чтобы я в тебя влюбился?

На этот раз на ее лице не дрогнул ни один мускул, и лишь на миг Ятону показалось, что в ее глазах снова промелькнул едва заметный испуг. Однако она ответила так же быстро и без запинки.

– Что ты, дорогой, конечно нет. Мне и мысли не приходило.

«Врёт!» – подумал он, и со вздохом ответил.

– Что ж, именно это я и собираюсь выяснить.

Сказав это, он вышел за дверь.

– Ты собрался к Сакхун на ночь глядя? С тобой все в порядке? – крикнула Астэр ему вслед, и в этот раз в ее голосе явно зазвучали беспокойные нотки.

Ему очень не понравились эти слова, поэтому, остановившись в дверях, он развернулся, многозначительно посмотрел на нее и твердо сказал, так, что у нее мороз прошел по коже:

– Знаешь, лучше не надо со мной так. Не забывайся.

***

Благодаря яркому свету луны и звезд, дорога обратно заняла лишь немногим больше времени, чем днем. Когда они скакали вдоль огромного кладбища, страшно было всем, но никто, конечно же, в этом не признавался даже самому себе.

Примерно через два часа они были у дома Сакхун. Во дворе царил мрак и, поскольку все окна были закрыты ставнями, было непонятно, есть ли в доме свет или нет. Обстановка вокруг была мрачной и неприветливой.

Ятон спешился, подошел к входу и уже собрался стучать, когда дверь резко отворилась, заставив вздрогнуть не только царя, но и всех, кто был с ним.

Из открытой двери сначала брызнул тусклый свет, и через мгновение на пороге показалась Сакхун с масляной лампой в руке, свет которой освещал ее лицо снизу, придавая ему жутковатое выражение.

– Я, конечно, знала, что ты вернешься, Ятон. Но честно говоря, не думала, что так скоро. Что ж, входи. Гостем будешь. Можешь сказать людям, чтобы они привязали лошадей во-он там, – она указала рукой, – а сами они могут переждать вон в той комнате. Ты ведь не останешься здесь до утра, не так ли?

– Нет, я думаю, что мы выясним лишь один вопрос, и сразу отправимся, – уверенно ответил он, и дал знак офицерам, чтобы они сделали так, как сказала ворожея.

Когда они вошли внутрь, Сакхун села на то же место, где сидела и прежде, и указала жестом царю, чтобы он опустился на ковер напротив.

Как и в предыдущий раз, гадалка на какое-то время замерла, закрыв глаза, и лишь затем заговорила:

– Хм… должна признать, царь, что ты не из простых. Это один из немногих случаев, когда я не была предупреждена о том, что ко мне кто-то приедет. И, увы, я до сих пор не знаю, с чем именно ты пришел.

Она сделала многозначительную паузу, а затем просто спросила:

– Зачем пожаловал, царь?

На этот раз Ятон почему-то чувствовал себя совершенно спокойно. Он чуть кашлянул и ответил:

– Видишь ли, сегодня, наблюдая за тем, как Астэр входит сюда, как она смотрит на тебя и на всю окружающую обстановку, я понял, что она уже неоднократно обращалась к тебе за помощью. Так вот, у меня возник вопрос, а не просила ли она тебя, чтобы ты меня, так сказать, приворожила? А то, что-то уж подозрительно быстро и головокружительно у нас все это получилось.

Задавая вопрос, он не сводил с нее глаз, внимательно наблюдая за ее реакцией, однако по Сакхун не было видно ничего. Выслушав его, она ехидно усмехнулась, и спросила:

– А что тебе даст мой ответ? Зачем тебе нужно знать правду, какой бы она ни была? Разве тебя не устраивают ваши отношения? Разве она для тебя не стала прекрасной женой и спутницей жизни? Разве она не сказочно хороша в постели? Разве она не навела порядок в некоторых твоих делах, чего у тебя не получалось сделать годами? Не понимаю, зачем людям таким как ты нужна эта странная правда, когда у них итак все хорошо? Или тебе не нравилось, что ты в нее влюбился, или, вскружив тебе голову, она не оправдала твоих ожиданий? Почему тебя вдруг стал интересовать такой странный вопрос; а не приворожила ли она тебя? Разве твое сердце не пело радостных песен от этой любви? Разве ты не почувствовал себя снова молодым, юным и счастливым? Разве она не вознаградила тебя щедрой взаимностью, заставив тебя забыть про свои боли и потери? Зачем тебе, царь Ятон, знать эту самую правду?

Он тряхнул головой и упрямо сказал:

– Знаешь, я просто не хочу никакой фальши, какой бы сладкой и приятной она не казалась. Есть такая вещь, называется честолюбие. Так вот, именно поэтому я и хочу правды.

Сакхун замолчала на какое-то время, закрыв глаза, а затем вкрадчивым голосом спросила:

– А за ответ ты заплатишь?

Царь ухмыльнулся.

– В прошлый раз ты не только знала, что мы приедем, но и знала, сколько денег я привез.

– Да, но ведь это было не посреди ночи? – засмеялась ворожея. – Ну, так что? Каков твой ответ, царь?

Ятон вдруг почувствовал, что в данной ситуации выбор зависит от него, и поэтому сказал:

– Это зависит от того, каков твой ответ, но только с условием, что он будет честен.

На какое-то мгновение Сакхун замерла, меряя царя пристальным взглядом, а затем вдруг сказала:

– Ладно, признаю, что ты прав. За ответ такого рода плата не нужна, поскольку это, по сути, не является моей услугой.

Она чуть помедлила, как будто собираясь с силами, а затем задумчиво проговорила.

– Было бы глупо требовать от тебя, чтобы ты ничего не говорил жене, и это, впрочем, не имеет никакого значения, поскольку и ей я тоже таких обещаний не давала. Что ж, так и быть, вот мой честный ответ, – она опустила голову и снизила тон. – Астэр была у меня до того, как познакомиться с тобой, и да, она заказывала у меня обряд приворота.

С этими словами Сакхун сложила руки на груди, как бы спрашивая: «Ну, вот, ты узнал, и что дальше?»

Ятон удовлетворенно кивнул, и сказал:

– Так я и думал. Что ж, в таком случае я попрошу тебя снять с меня этот приворот. Я хочу быть свободным от него и как можно быстрее.

– А вот это уже не бесплатно, царь. Снять с тебя его я могу, это без проблем. Но только, за это я уже возьму с тебя плату.

В ответ Ятон повернул к ней ладонь правой руки тыльной стороной. На среднем пальце красовался золотой перстень с большим красным камнем.

– Этого хватит?

У Сакхун сверкнули глаза.

– О! Позволь взглянуть, – попросила она, протянув к нему открытую ладонь, но Ятон закрыл перстень другой рукой и сказал:

– Только с условием, что ты больше не будешь меня привораживать, или чего-либо еще делать, если Астэр или кто-то еще снова обратится к тебе с этой или еще какой просьбой.

– Ты собираешься ее бросить?

– Нет, зачем же. Я дам ей шанс исправить свою ошибку.

Немного подумав, Сакхун уверенно сказала:

– Что ж, ладно, я согласна, – и она снова протянула к нему открытую ладонь, желая посмотреть на украшение.

Царь молча протянул ей перстень.

– Внимательно его рассмотрев со всех сторон, ворожея с восхищением произнесла:

– Знатный перстенечек. Загляденье, просто! – Она подняла полные восхищения глаза на Ятона, и как-то по-детски улыбнувшись, сказала: – Подожди меня здесь. Я ненадолго.

Минут через пятнадцать она вышла, неся в руке чашу с шипящей жидкостью.

– На, выпей это.

– Что это? – спросил царь, глядя на не внушающее доверия питие.

– Это… снятие твоего приворота, – она чуть хохотнула, но затем беззаботным и наигранно успокаивающим тоном сказала: – Да, ты не бойся. Не отравлю. В таких делах я свое дело делаю честно.

Пожав плечами, Ятон залпом высушил чашу до дна, и отдал ее Сакхун. На вкус снадобье было чуть кисловатым.

– На этом все, царь. Теперь можешь спокойно отправляться в путь. Больше на тебя чары Астэр не подействуют.

– Ты имеешь в виду, вообще?

– Ну, естественные, конечно, останутся. Она ведь у тебя, все-таки, редкая красавица. У нее есть множество достоинств и без волшебства. Этим не я ее наделяла, и поэтому, само собой, и отнять не могу.

Удовлетворенно кивнув, Ятон развернулся и вышел за дверь. Оказавшись снаружи он снова поднял глаза на небо полное звезд. Он прислушался к своему состоянию. На душе было радостно и легко.

***

Солнце спряталось за горизонт как раз тогда, когда все необходимые приготовления были сделаны.

Два судна были все еще пришвартованы друг к другу и соединены трапами, чтобы удобнее было осуществлять перегрузку добра с одного на другое.

– Зачем вообще нужно было что-то перегружать, если мы все равно погоним его на остров целиком со всем грузом? – таща тяжелый сундук, недоуменно пожал плечами один из членов экипажа по имени Пипс. Почему его так окрестили, никто не помнил.

– Нужно постараться уравновесить ход, – пояснил Кратис. – Этот толстяк далеко не так быстроходен, как мы.

– Если вопрос только в этом, то мы уже все сделали, – тут же ответил второй боцман по прозвищу Горло. – Можно отправляться. Остальное отрегулируем в процессе.

– Толстяк! Ха-ха-ха! Классно ты его окрестил, капитан – отозвался Пипс, отправляя сундук в трюм.

– А может быть лучше, Бегемот? – предложил другой, которого все звали Вороном, что вполне соответствовало его внешнему виду. – Что если мы назовем этого толстяка Бегемотом, капитан?

– А что? Неплохо. Мне нравится Бегемот, – отреагировала Армиль, которая как раз в этот момент подошла к радостным от такого количества добычи пиратам.

– Решено! – сказал Кратис. – Бегемот, значит, Бегемот.

В этот момент на палубу вышел Данель, который почему-то не разделял всеобщей радости. Вид у него был грустный и больной.

– Эй, Бывалый! Ты чего такой? Никак, морскую болезнь поймал? – крикнул ему Ворон, и все засмеялись.

Данель махнул рукой и, скривившись, схватился за живот.

– Морская, не морская, не знаю, – сказал он недовольным тоном, – но живот крутит очень уж неприятно.

– Может быть, ты сожрал что-то, чего не следовало?

– Все может быть, но я не припоминаю, – ответил Данель и, держась за живот, поплелся на корму.

– Молодежь, которая останется на Бегемоте, вы с нами будете ужинать, или сами по себе отпразднуете? – спросил атаман молодого пирата по кличке Дельфин, главного из тех, кому было поручено отогнать захваченное судно на Логово дракона.

– Мы сами, капитан, – ответил Дельфин. – Чеснок уже почти все приготовил, так что, мы справимся. На Бегемоте отличный камбуз.

– Я уже видел, – ответил Кратис. – Ладно, сами так сами, но только, никаких пьянок, пока не доставите судно на остров. Вам понятно?

– Будет исполнено, капитан.

– Картофелина! – позвал атаман корабельного кока.

– Слушаю, капитан.

– Смотайся на Бегемот и приготовь нам чего-нибудь этакое из его продуктов. Попразднуем сегодня.

– Я уже сделал это, капитан. Ужин будет царским. Обещаю.

– Отлично! Тогда отпускаем их. Отдать швартовые, тысяча чертей!

– Есть, тысяча чертей!

– Что!!??

– Э-э… есть, отдать швартовые!

– То-то!

Сумерки сгущались быстро. Через полчаса весь экипаж собрался на камбузе. Столы ломились от яств.

– Давненько у нас не было такого пира, – восторженно воскликнул Пипс.

– По-моему, у нас еще никогда такого не было, – высказался Горло.

– Это точно, – в тон ему сказал Картофелина. – Уж поверьте мне, как человеку, который всегда при камбузе. Сколько я себя помню, у нас ни разу такого еще не было.

Пират по имени Хомяк, он же Толстый, он же Сундучок, все три прозвища вполне соответствовали его внешности, радостно потер руки, а затем обеими руками свой живот:

– Ох, и наедимся же мы сейчас! А что это такое? – Он наклонил на себя стоящую на столе большую круглую посудину из глины, что-то среднее между горшком и бочонком, с какой-то массой розового с сиреневым оттенком цвета и понюхал ее. – Судя по запаху, какая-то икра.

Другой, стоящий рядом взял ее из его рук и, набрав немного массы на палец, запустил в рот.

– Точно, икра, – прокомментировал он. – А вкусная-то какая! М-м… объедение!

– Дай, я попробую!

– И, я…

– И мне тоже… – посыпались просьбы со всех сторон.

Вооружившись ложками, пираты стали пробовать неизвестное доселе снадобье, передавая его друг другу и восхищаясь его нежным вкусом.

– Где ты ее раздобыл? – стали спрашивать они Картофелину, намазывая икру на хлеб и поглощая все это с огромным аппетитом.

– Где-где? На Бегемоте, где еще? – ответил он. – Вы другие-то блюда пробовать будете, или только на этом остановитесь?

Пираты стали накладывать в тарелки все, что находилось на столе, не отказывая себе ни в чем. Какое-то время на камбузе было слышно только чавканье и возгласы удовольствия.

Когда первое чувство голода было удовлетворено, кто-то оглядел всех собравшихся и спросил:

– А где Бывалый? Его, что… нет?

– Он на вахте, – ответил второй боцман. – Говорит, что живот у него болит, и поэтому есть не хочет.

– Пусть хоть икры попробует. Я в жизни не ела такой вкуснятины, – предложила Армиль, которая к тому времени уже уложила малыша Азара спать, и присоединилась к трапезе.

– Так там уже не осталось ничего. Мы все сожрали, – со смехом сказал Хомяк, намазывая последнюю икру на хлеб.

– Завтра его угостим. Я на Бегемоте еще одну такую видел, – сказал Картофелина.

– Дай, сюда! – Пипс выхватил огромную посудину у Сундучка и, вооружившись деревянной ложкой, стал соскребать остатки икры со стенок. – Глядишь, на один бутерброд наберу. До завтра еще дожить надо.

Намазав небольшой кусок хлеба, он вышел из камбуза.

– Гляди, какой заботливый, – усмехнулся один из пиратов, по имени Грач.

– Так ведь, они друзья, все-таки, – с пониманием ответила Армиль, а Горло, вооружившись кувшином с вином, стал его предлагать остальным:

– Кому вина?

Все стали протягивать ему кружки.

– Вином сильно не увлекаться, – властно приказала Армиль.

– Да-да, – в тон ей поддержал ее Кратис. – Нам нужно еще два корабля на остров пригнать.

– Мы немного, капитан, – ответил второй боцман. – Только, чтоб запить еду.

В этот момент вернулся Пипс.

– Ну, что, как Данелю икра? – спросили его.

– Сказал, что вкусная, но, видимо ему действительно плохо. Он не съел даже такой маленький кусок. Откусил пару раз и все. Вообще без аппетита.

– Да, жалко беднягу. Чего это с ним? – сказал Ворон.

– Ничего, оклемается, – уверенно сказал Кратис. – Не в первой.

Пираты продолжили пиршество.

В какой-то момент Толстый взял сковороду с жареной рыбой, и показывая пальцем на содержимое воскликнул:

– Ой, а это еще что?

– Что такое? – спросил его Горло и посмотрел, куда показывал пират.

– Смотри, что это за тварь?

– Не вижу никакой твари. Вижу только жареную рыбу, – ответил второй боцман и, взяв кусок рыбы и положил его себе в рот.

– Фу! Как ты можешь это есть? – спросил Хомяк и поморщился.

– Не знаю, что тебе не нравится. По-моему, очень вкусно, – ответил Горло, с удовольствием пережевывая пищу.

Толстый смотрел на него с гримасой отвращения, и в его широко раскрытых глазах отражался ужас.

– Никогда не видел, чтоб кто-нибудь ел живую сколопендру. Брр… – сказал он и его аж передернуло.

– Ты в своем уме? – воскликнул боцман. – Это же просто рыба! Обычная жаренная рыба.

Он достал изо рта еще недоеденный им рыбий хвост и посмотрел на него. Вместо хвоста он держал в руке заднюю часть гигантской сороконожки, состоящую из девяти лап и раздвоенного хвоста. Лапы и хвост противно шевелились.

– Жуть какая! – воскликнул боцман, отбросив от себя отвратительную часть насекомого.

Наблюдая за этой сценой, Картофелина подумал, что ребята очень необычно шутят. Он посмотрел на упавший на пол рыбий хвост и вдруг тоже увидел заднюю часть сколопендры с шевелящимися лапами.

– О боги! Эти твари ведь очень ядовитые! Как ты смог ее съесть? Она тебя не укусила? – спросил он и подойдя к сковороде, заглянул в нее. Там была еще одна живая гигантская сороконожка, которая своими челюстями грызла голову одной из рыбин.

– Фу, мразь какая! – завизжал он, отпрянув от сковороды. – Откуда она там взялась?

В этот момент пират по имени Ворон, держащий в руке большой помидор, увидел, как из надкушенного им места вылез большой волосатый паук и уставился на него своими маленькими страшными глазками.

– Брысь! – машинально воскликнул он и с отвращением отбросил от себя помидор.

Пипс увидел, как помидор упал на пол, и из него вылезло сначала голова, а затем тело и восемь длинных лап паука. На красном брюшке огромного насекомого явно проступил контрастный крестообразный рисунок, после чего паук тут же быстро уполз под стол. Посмотрев в том направлении, Пипс увидел там с десяток подобных тварей и завизжал:

– А под столом-то, что?! Какой кошмар!

Схватив метлу, он стал бить ей по противным членистоногим, но паукам было нипочем. Один из них, изловчившись в момент удара, прыгнул на метлу и быстро пополз по ней вверх, угрожающе шевеля челюстями. Вскрикнув, пират отбросил от себя метлу и ломанулся к выходу из камбуза.

Хомяк посмотрел на упавшую на пол метлу и увидел, как она изогнулась и в следующее мгновение превратилась в огромную миногу, которая поползла в его сторону, открыв рот, усеянный множеством острейших зубов.

– Мамочка! Она ползет ко мне! – жалобно завизжал Хомяк, и тоже рванулся к выходу вслед за Пипсом. За ним тут же выбежал и Ворон.

– Что с вами, парни? – крикнул Грач вслед убегающим товарищам и недоуменно переглянулся с оставшимися на камбузе пиратами. – Не понимаю, что происходит?

Встретившись с ним глазами, Кратис только пожал плечами с глупым выражением лица, как вдруг он показал пальцем на что-то над головой у Грача, и его глаза расширились от ужаса. Было понятно, что там находится что-то страшное. Грач резко обернулся и увидел над собой мерзкое и отвратительное существо размером с человеческую голову. Существо было похоже на жабу, но у него было шесть лап, и каждая оканчивалась чем-то вроде куриных пальцев, которыми оно крепко держалось за стену, вцепившись в ее неровности. Вся поверхность зеленой кожи существа была покрыта множеством бородавок, а морда… о, ужас! морда была очень похожа на человеческое лицо, видимо, из-за глаз, смотрящих на пирата совершенно по-человечески прямо и осмысленно, но при этом с явной ненавистью и неприязнью. Встретившись с пиратом взглядом, существо в ответ улыбнулось ему самой жуткой улыбкой, какую только можно было бы представить, обнажив несколько рядов желтых острейших зубов.

Вскрикнув от испуга и омерзения, Грач тоже бросился к выходу. Вслед за ним тут же выбежал и атаман, а за ним, крича и опережая друг друга вся остальная толпа пиратов.

Оцепенев от страха Армиль смотрела на все это, изумленно раскрыв глаза. Для нее было очевидно, что происходит что-то страшное, хотя при этом сама она ничего необычного не видела. Конечно, она пыталась их вразумить, кричала им вслед, многократно окликала на выходе мужа и других, но ее как будто никто не видел и не слышал, и в конце концов, не получив ни от кого ответа, она осталась на камбузе совершенно одна. Теперь ей было по-настоящему страшно. Огромным усилием воли она заставила себя выйти из состояния ступора, и хотела, было, выйти вслед за всеми, слыша снаружи топот множества ног, вопли, возгласы и крики о помощи. Однако она все же подошла к сковороде и осторожно заглянула в нее. Там была только жаренная рыба. Взяв кусок, она понюхала его и, не ощутив ничего, кроме обычного запаха жареной рыбы, пожала плечами и заглянула под стол. Там тоже был лишь откушенный помидор и метла. Подняв метлу, она поставила ее около стены и тут заметила, что у нее дрожат руки и почувствовала, что подбородок трясется так, что зубы стучат, как от сильного холода. Когда она, с трудом переставляя ноги, выходила из камбуза, у нее от страха тряслись и подгибались колени.

Оказавшись на палубе, она увидела носящихся туда и сюда обезумевших пиратов, показывающих пальцами перед собой или друг на друга и кричащих от ужаса. Судя по их возгласам, они все видели каких-то ужасных тварей. Кто-то вопил, что за ним гонится серена, кто-то убегал от сатира, а кто-то, вооружившись багром, сражался с гарпией.

Тут она вспомнила о сыне. Сердце ее взволнованно заколотилось, и она побежала в каюту, где должен был спать маленький Азар.

Подойдя к двери и приоткрыв ее, Армиль услышала странный хрипловатый смешок. По ее спине прошел мороз. Она резко распахнула дверь и встала, как вкопанная. Азар сидел на спинке кровати и отгрызал пальцы на своей руке. Кровь ручьями стекала по его щекам и рукам, а он только причмокивал от удовольствия и противно хрипло хихикал. Затем он поднял желтые страшные глаза на Армиль и сказал:

– Входи, входи, убийца моей матери. Не хочешь пальчиков свеженьких отведать?

Пронзительно вскрикнув, она захлопнула дверь и бросилась прочь. Однако, теперь, когда она взглянула на палубу, по ней туда и сюда разгуливали ужасные страшилища. Они хватали несчастных людей и живьем отгрызали у них головы. Один из них, похожий на огромного, одетого в человеческие одежды крокодила с непропорционально большой головой, оглянулся на нее, раздвинул лапы, оскалился и, злорадно хихикнув, пошел в ее сторону.

***

Атэс сошел с борта Бегемота одним из последних. Обычно он скучал по своим и после рейсов старался как можно быстрее оказаться дома. Когда умерли его родители Кратис и Армиль, о чем он не помнил, так как ему было тогда чуть больше чем два года, его взяла на воспитание сестра Данеля, Арина, которая полноценно заменила Атэсу родную мать и даже вскормила его молоком, так как он попал к ней, когда ее родной дочери Фелиции было тоже всего два года. Арина все еще кормила девочку грудью, и у нее хватило молока на обоих. Именно благодаря своей сводной сестре маленький Азар получил прозвище Атэс. Почему малышка так его называла, было непонятно никому, но ему это понравилось, и чем больше он взрослел, тем больше предпочитал это имя всем остальным прозвищам и кличкам. В свою очередь он ласково называл ее Фея, потому что выговорить по-другому не мог. Так их и стали все называть, его Атэсом, а ее Феей.

Дети выросли вместе, как родные брат и сестра, и были очень привязаны друг к другу. Данель часто бывал в гостях у сестры и принимал немалое участие в их воспитании, так как муж Арины умер от лихорадки, когда детям было всего по восемь лет. Еще через два года несчастный случай унес жизнь жены Данеля, и с этого времени он стал бывать у сестры еще чаще. Потеряв свой экипаж, он сначала попробовал ходить в рейсы с другими более молодыми пиратами, но не смог прижиться в их коллективе, и в поисках заработка освоил гончарное ремесло. Вскоре он стал обеспечивать посудой весь остров и даже отправлять свои изделия на ближайший городской рынок и реализовывать их там по очень неплохой цене, приобщая к этому и маленького Атэса.

Римская власть постепенно наводила свои порядки в средиземноморье, и заниматься пиратством становилось все трудней и трудней. Поэтому некоторые островитяне так же, как и Бывалый, стали искать для себя другие средства заработка для обеспечения своей жизни. Однако Атэсу, когда он вырос, понравилась лихая пиратская жизнь. Чтобы быть на хорошем счету у других островитян и не позорить отцовское имя некогда славного атамана Кратиса, он проводил огромное количество времени между рейсами, занимаясь фехтованием и учась драться. Очень скоро он опередил своих сверстников в боевых искусствах, а через какое-то время стал считаться первым на острове, как в умении владеть всеми видами оружия, так и в рукопашном бою. Однако он на этом не остановился, а стал придумывать различные тренажеры для разработки приемов борьбы сначала с двумя и тремя, и затем и с большим количеством противников. Он учился везде, где было можно, и старался освоить любую новую технику борьбы, которая попадалась ему на пути.

Поскольку ему почти всегда и во всем получалось достигать первенства, Атэс рос дерзким и заносчивым. Он никогда и никому не уступал, и всем подряд бросал вызов. Из-за этого у него было мало друзей, за исключением пары-тройки сверстников из тех, кто изначально даже не пытался подставить под сомнение его исключительный авторитет. А для самого парня авторитетом была только его приемная мать Арина и его дядя Данель, которые обладали интуитивной мудростью, как переубеждать парня, не ломая его достоинства, и склонять его на свою сторону, если в этом все же была необходимость.

Еще одним безусловным другом, точнее, подругой, с которой Атэсу всегда получалось находить общий язык, была Фелиция. Парень просто обожал свою сестренку, и готов был выполнить почти любую ее просьбу, а она, в свою очередь, всегда видела в нем любимого братика, рядом с которым она чувствовала себя в полной безопасности. Он всегда был для нее безусловным лидером, и она его слушалась буквально во всем, не подвергая сомнению его авторитет, и даже не пытаясь бросать ему вызов. Как следствие, между ними почти никогда не возникало конфликтов. Со своей стороны, Фелиция всегда была готова его поддержать, а он мог ей доверить почти все свои секреты. Если в его жизни происходило что-то необычное, она была первой, кто об этом узнавал. При этом она не была болтлива, и никогда не рассказывала своим подругам секретов своего брата.

Однако сейчас по пути домой Атэсу почему-то не хотелось делиться с сестрой своим состоянием. Это было непривычно. Он не спеша шагал по дорожке и размышлял, а каким могло бы быть его детство, если бы он жил в царском дворце. Он пытался представить, что царь – это его отец, а царица – мать. При этом, представляя в своем воображении отца-царя, он все равно видел мужчину с лицом Бывалого, но с короной на голове, а в лице матери – Арину, но тоже с короной.

Ему приходилось как-то раз проезжать мимо Зимнего дворца Ятона, и он вспомнил сейчас, как в какой-то момент у него возникло странное и очень сильное желание, остановить лошадь и постучаться в дворцовые ворота, как к себе домой.

Сейчас, вспоминая этот эпизод, парень ощутил какую-то странную тоску.

«Фу, бред! – подумал он. – Этого просто не может быть!»

Так незаметно для себя он пришел домой и, войдя на террасу, бросил свою сумку на пол и опустился возле летнего стола.

– О! Добро пожаловать, ваше высочество! – услышал он удивленный женский голос у себя над ухом, вздрогнул и резко обернулся.

Перед ним стояла Фея и широко и радостно улыбалась, раскрывая перед ним объятия.

– Ух! Я не заметил, как ты подошла.

Он обнял ее в ответ, но сестра сразу почувствовала, что что-то не так.

– Атэс!?

– Что?

– Что-то не то.

– Что не то? Все то.

Она продолжала внимательно смотреть на него своими счастливыми коричневыми бриллиантами больших девичьих глаз и улыбаться.

Несмотря на все произошедшее, он не мог не улыбнуться в ответ.

– Ну, чего тебе? – спросил он, слегка смущаясь.

– Э-э, человек! Я же вижу, что тебя что-то напрягает. Ай, да ладно… не хочешь, не говори. Пойдем, лучше, поедим. Я специально к твоему прибытию приготовила особенное блюдо. Хочу, чтобы ты его попробовал и оценил. По мне так, ну, о-очень вкусно. Мамы пока нет. Она пошла к подруге. А мне было очень скучно без тебя, и поэтому я решила немного развеяться. Так что, давай, уже садись за стол. Будем вместе трапезничать.

Она продолжала мило щебетать все подряд, рассказывая ему все новости и задавая ему разные вопроса, в общем-то не ожидая услышать ответ. Когда он сел за стол и приступил к еде, Фелиция устроилась напротив и стала с удовольствием наблюдать за ним.

Нужно было признать, что мясо, оказавшееся у него на тарелке, было приготовлено действительно очень вкусно. Поэтому Атэс стал его с аппетитом поглощать и на какое-то время забыл о произошедшем с ним, пока сестра в какой-то момент не напомнила ему.

– Ну, так все же, мой милый братец, что тебя заставило быть таким задумчивым? Может быть, поделишься со мной, если это не какой-то твой личный секрет? Ты знаешь, я никому ничего не расскажу.

– Да, я бы поделился с тобой, но это бред собачий, и мне даже не хочется на этом заострять внимание, – нехотя ответил он.

– Зная тебя с детства, я могу с уверенностью сказать, что бред собачий тебе в голову не полезет. Если что-то тебя волнует, это обязательно заслуживает внимания. И даже, если оно поначалу кажется глупым тебе, не значит, что оно таковым является. Так что, давай рассказывай, – она положила лицо на ладони и расплылась в улыбке, – я вся внимание.

Ей невозможно было отказать.

Атэс начал с того, как они подошли к оружейной лавке в Акбарии, и закончил тем, как они поссорились с Сертом.

На лице Фелиции отражалась каждая эмоция, вызванная в ней рассказом брата. Когда он закончил, она всплеснула руками и совершенно искренне воскликнула:

– Так вот почему ты такой! Оказывается, ты царский сын! А я-то думаю, почему ты такой необычный!? А в тебе царская кровь течет! Во я глупая! Как я сразу не догадалась!

Она говорила совершенно искренне, без малейшего намека на сарказм, и это было еще более удивительно, чем все то, что произошло с ним до этого.

– Фея, ты что, на самом деле в это все веришь? – изумленно спросил он, глядя на сестру.

– Конечно! А как же? Иначе просто и быть не может! Я всегда думала, что ты какой-то не такой. А теперь… теперь мне все понятно.

– Фея, подожди! Это… это невозможно. Весь остров знает, что меня родила Армиль. Она беременная взошла на Касатку, и сошла с нее уже со мной. Я родился в море от нее. Этому есть множество свидетелей. Это факт. Мне мама про это говорила много раз. А то, что мне рассказал этот Эмиль, всего лишь совпадение.

– Никакое это не совпадение! Это как раз все объясняет. Я всю жизнь это чувствовала. У тебя же на лбу написано – «Принц». Просто я плохо умею читать, поэтому не сообразила.

– Фея, перестань! Это просто смешно! Я же знаю, кто я есть. Я сын атамана Кратиса.

– Тогда объясни мне, если это не совпадение, тогда почему так много других совпадений? И возраст, и родимое пятно, и его форма, и даже твое имя, и тот факт, что царский сын исчез? Разве может быть так много совпадений и притом таких?! Нет! Даже не пытайся меня разубедить. Я теперь точно знаю, что мой сводный любимый брат – самый настоящий принц. Вот и все.