Читать книгу: «Обнаженное и Сокровенное», страница 8

У нее на глазах навернулись слезы. Дрогнувшим голосом она сказала:

– Ты прости меня, дорогой. Ты не в чем не виноват. Это просто мои загоны. Никому ненужные противные мои загоны.

– Лорасик, – нежно ответил он. – Ты мне нужна такая, какая ты есть. Со всеми твоими загонами.

Она с облегчением вздохнула, грустно-радостно ему улыбнулась, встала, подошла, взяла его за руку и потянула за собой в спальню.

Глава 12

Несмотря на то, что Осия спал совсем немного, проснулся он рано, и почувствовал себя бодрым и отдохнувшим.

Он осторожно встал с постели, чтобы не разбудить спящую рядом супругу и, взглянув на нее, невольно залюбовался ей. Она была такой красивой во сне. Ее волосы разметались по подушке, а на лице было такое блаженное выражение, что Осия благоговейно замер, рассматривая его. Видимо, ей что-то снилось, так как она чему-то или кому-то улыбалась во сне.

«Какая же она все-таки хорошая, Господи! – подумал он. – Храни ее, Боже, и благослови. Я так благодарен Тебе за жену. Я не знаю, почему у нее бывает то, что было вчера, но, Господи, Ты знаешь. Помоги ей избавиться от этого всего».

В этот момент ему почему-то на память пришли слова Господа:

«Тебе понадобится много денег».

Пожав плечами, Осия тихо вышел из спальни, заглянул по пути в детскую, посмотрел, как спят дети, и прошел на кухню.

Взяв Молитвослов со стола, он открыл раздел, «Утренние молитвы», и прочитал наставление:

«Восстав от сна, прежде всякого другого дела, стань благоговейно, представляя себя пред Всевидящим Богом, и, совершая крестное знамение, произнеси:

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Затем немного подожди, пока все чувства твои не придут в тишину, и мысли твои не оставят все земное, и тогда произноси следующие молитвы, без поспешности и со вниманием сердечным:»

Осия постарался сделать все именно так, как написано в рекомендации, после чего стал читать предложенные молитвы и размышлять над ними. Он верил, что молитвы в молитвослове написаны не для того, чтобы их просто читать Богу вслух, а для того, чтобы, понять их, и на их примере научиться, как нужно молиться Богу своими словами от чистого сердца.

Такое понимание предложил ему один из учителей Духовной Семинарии, ответив ему на его вопрос о использовании этой святой книги:

– Бог ведь живой, Эдик. Вот ты, когда женишься, если, конечно, женишься, и у тебя будут дети, ты бы хотел, чтоб они с тобой разговаривали заученными словами по бумажке, или, чтобы они говорили искренне и от сердца?

– От сердца, конечно, – не задумываясь, ответил Эдуард. – Но, вот вопрос, а что, если дети не всегда знают, как правильно ко мне обращаться? Мы-то люди своих детей просто так учим в ежедневном общении. С Богом, ведь, не так.

– Во! – многозначительно поднял учитель вверх указательный палец. – Для этого и Молитвослов. Читаешь молитвы святых и Псалтирь, и учишься на их примере, как молиться. Но когда сам молишься к Богу, говоришь от сердца и своими словами.

Читая пятидесятый псалом, помещенный в этом разделе, Осия особенно обратил внимание на слова: Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене.

Ему захотелось сказать это Богу именно так, как оно было написано, поэтому он преклонил колени и произнес:

– Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови во мне… Не отвергни меня от лица Твоего…

Он немного постоял молча пред Творцом, и тут в его сердце ясно прозвучал тихий голос Господа:

«Ты на самом деле хочешь увидеть Мое лицо?»

Услышав такой вопрос, Осия вдруг осознал, что не до конца понимал, о чем молился. «Не отвергни меня от лица Твоего», действительно подразумевало, что он может и даже должен видеть лицо Господа.

Он вспомнил, что, как-то раз, когда к ним в Семинарию приезжал какой-то известный иерей и рассказывал об истинном покаянии, Эдуард был под большим впечатлением от этой лекции. После, в молитве, размышляя над всем этим, он пережил удивительную встречу с Господом, и в действительности ощутил, что предстал пред Творцом неба и земли, и увидел Его как Личность. Всем своим существом Эдуард ощутил любовь, чистоту и святость Господа. Он увидел в дивном свете Его славы все свои грехи. Он никогда до этого не думал, что настолько грешен. С самого детства все его большие и маленькие прегрешения всплыли перед его мысленным взором, и он понял, что не может быть принятым Богом, если он искренне не раскается во всем этом. «Господи, прости!», – только и сумел он сказать тогда в молитве, но это было искренне и от сердца, и он действительно ощутил, что прощен. Но даже тогда, когда Бог был так близок, Эдуард не видел Его лица.

– Господи, я не думал об этом так, и… я ни разу не видел Твоего лица, как оно есть. Я не знаю, возможно ли это, ведь написано, что Бога не видел никто и никогда. Но, наверное, да. Я бы хотел видеть Твое лицо.

«Чистые сердцем Бога узрят», – последовал ответ Господа, и перед мысленным взором Осии высветилось золотыми буквами место из Священного Писания из Евангелия от Матфея 5:8.

В этот момент Глория бесшумно подошла к нему сзади и обняла его плечи нежными теплыми руками.

– Доброе утро, любимый, – шепотом сказала она.

– Доброе утро, милая, – ответил он и повернулся к ней.

***

В тот день Осия шел на службу с легким и радостным сердцем.

День был ясным. Пели птицы. Цветы благоухали. Все было хорошо.

Он вошел в храм «Вознесения Господня» с твердой уверенностью, что как бы ни были трудны обстоятельства в его жизни, Бог всегда и во всем ему поможет. В тот день у него была радостная и вдохновляющая проповедь, через которую он призывал своих прихожан твердо верить в помощь Господа, несмотря ни на что.

После проповеди к нему подошел его друг отец Андрей и, пока у них было время между службами, пригласил его подняться в горницу и попить вместе чай.

– Он у меня сегодня особенный… с горными травами. Бабушка собирала. Хороший чай получился, аромат необыкновенный, – сказал Андрей.

В горнице у них было помещение для отдыха. Расположившись на низких удобных сидениях, попивая чай с блинчиками и вареньем, приготовленными все той же бабушкой Андрея, друзья неспешно разговаривали.

– Скажи мне, друг. А где ты берешь такие проповеди? Не у протестантов, часом?

– Нет, – усмехнулся Осия. – Не то, чтобы я их никогда не слушал. У них тоже есть, чему поучиться, но, нет.

– Тогда, где?

– Да, обычно, просто… из жизни. Жизнь, ведь, полна мыслей, которыми можно поделиться с паствой.

– А есть что-то насущное, какой-нибудь пример, скажем, из того, что произошло сегодня, вчера, или третьего дня?

– Ну, к примеру, вчера я днем на набережной разговаривал с пожилой женщиной. Ты замечал, что иногда, когда люди начинают тебе что-то о себе рассказывать, стоит только внимательно к ним отнестись, как они начинают тебе всю жизнь изливать?

– Конечно, замечал. Я обычно удивляюсь, и чего они мне все это рассказывают? Я им, вроде бы, не брат, не сват, а мне всю душу наизнанку.

– Вот-вот! И я это много раз замечал. А в какой-то момент задумался, а почему же люди незнакомому человеку, который им свои уши предоставил, готовы всю жизнь рассказать, а от своих домашних, порой слова не добьешься. А знаешь, почему? Я думаю, это потому, что люди в открытости-то нуждаются. Им хочется душу открыть. Но перед незнакомцем легче, потому что ты его один раз в жизни увидел, а куда он потом пойдет, и кому что расскажет, тебе уже и дела нет. А твои домашние, ты с ними каждый день, и если они твои секреты разбазарят, то не где-то там, а среди своих же. И это гораздо больнее бывает, чем если это сделает незнакомец где-то там перед незнакомцами. Потому что, даже если он это и сделает, ты об это ничего не узнаешь. Так-то вот.

– Слушай… а ведь, и вправду так. Я об этом никогда не задумывался.

– Вот тебе и тема для очередной проповеди, отец Андрей, – улыбнулся Осия.

– Не, ну, тема-то, тема. Но только, это ты сможешь на эту тему проповедь сказать. У меня так не получится.

– А ты попробуй. Кстати, хочешь продолжение размышлений? А то, больно уж чай хороший. Я бы еще одну чашечку выпил.

– Давай. Я, пожалуй, себе тоже налью.

– Смотри. Перед незнакомыми мы открываемся, а перед своими закрыты. А знаешь, почему? Да потому, что нам в нашу открытую душу своим неправильным отношением столько раз плевали, что мы в какой-то момент закрылись, и открываться не хотим. Разве только, перед незнакомцем, потому что нужда у нас в этом есть, но перед незнакомцем это более-менее безопасно. Плохо только, что мы эту закрытость потом переносим на наше отношение к Богу. И там, где нам нужно перед Ним говорить открыто и честно, мы предпочитаем быть поверхностными, и не называем вещи своими именами.

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Хорошо, смотри. Один художник заметил, что, когда он предлагает клиенту на выбор несколько фотографий, с какой из них нарисовать его портрет, абсолютное большинство выбирает не ту фотографию, где они больше всего похожи на себя, а ту, где они лучше всего выглядят. О чем это говорит?

– Ну… людям хочется, чтобы их видели с лучшей стороны.

– Точно. А что это значит?

Андрей пожал недоуменно плечами.

– А то, что люди не честны и не объективны по отношению к самим себе. Как ты думаешь, когда они идут к Богу, они с какой стороны себя будут Ему показывать?

– С лучшей, конечно. Это же очевидно.

– Вот именно. А Бог хочет, чтобы мы с Ним были с одной стороны полностью открыты, а с другой, полностью честны.

– Ну, хочет-то, хочет. Но… как этого добиться?

– Стараться называть вещи своими именами. От Бога все равно ничего не спрятать. Он, ведь, Сердцеведец. Это, кстати, тоже тема для проповеди.

– Хм… да, согласен. Это не тема. Это темища!

– Ладно, пойдем уже, темища. А то, на службу пора.

***

Проводив мужа, Глория вернулась на кухню, размышляя над тем, что произошло вчера. С одной стороны, хотя ситуация и разрешилась благополучно, ей было все еще стыдно за свое поведение, с другой, она была рада, что ей помог Виталий, ей почему-то даже в мыслях не хотелось называть его Титом. Она и мужа называла Осией только при людях, а дома исключительно Эдиком, хотя его это и коробило. Что касается Виталия, то ей понравилась его решительность и, что ее хоть кто-то наконец сумел выслушать и понять. Это было почему-то так ценно! Она как будто сбросила с себя груз, накопившийся за многие годы.

Посмотрев на часы, Лора достала кашу на завтрак детям и поставила ее разогревать. Благодаря Людмиле и Виталию, их холодильник все еще был полон всякого рода приготовленной едой, что избавляло ее от необходимости тратить время на дополнительную готовку. Оставалось доделать лишь незначительные мелочи; что-то разогреть, что-то приправить, что-то порезать.

«Хорошо, когда есть друзья! – подумала она. – Их помощь бывает иногда так нужна! Вот бы всегда было так! Кстати, Людмила мне сказала, что Павлика уже смело можно устраивать в детский сад, и обещала мне в этом помочь. Может быть, стоит ей насчет этого позвонить? Хотя нет, рано еще. Она все-таки уже на пенсии. А вдруг она еще спит? Правда, я слышала, что, чем старше человек, тем он раньше встает… не знаю… Я бы еще с удовольствием поспала пару часов …»

Так, занимаясь утренними делами и размышляя о своем вчерашнем общении, она не заметила, как снова погрузилась в воспоминания.

***

Она вышла от Олега, сделала два шага по лестничной площадке, и в нерешительности остановилась перед другой дверью. Ей стало некомфортно от мысли, что она будет находиться у отца в то время, как напротив живет человек, который за столь короткое время сумел стать для нее как любимым, так и ненавистным, причем и то и другое до крайней степени.

Немного подумав, она сказала сама себе:

«Как я могла так сглупить? Хотя, плевать! Это была всего лишь глупая и досадная ошибка, и всякий, даже опытный, может порой ошибиться и совершить что-то неправильное. Тем более я, неопытная, глупая, маленькая девчонка. Теперь, по крайней мере, буду знать, что такое бывает. Ну, и что теперь… жить с этим всю свою оставшуюся жизнь?! Нет уж, извольте! Что было, то прошло! Живи, парень, хоть напротив, хоть на крыше, хоть в Африке. Я тебя больше знать не желаю, и мне на тебя плевать!»

Она глубоко вздохнула и нажала на кнопку дверного звонка.

Через минуту раздался звук открываемого замка, дверь распахнулась, и заспанный отец удивленно воззрел на дочь.

– Лорка?! Какими судьбами?! – он явно ей обрадовался, но в следующий миг на его лице появилось беспокойство. – Что-то случилось?

– Привет, пап, – ответила она. – Мать в очередной раз напилась, привела в дом какого-то мужика, и… не пустила меня ночевать. Я провела ночь, сидя у дверей, а наутро на автобус и… сюда. Ты мне дашь в дом-то пройти, или как?

– Проходи-проходи, конечно. Ты… есть хочешь?

– Не откажусь.

– Только… это… у меня ничего не готово.

– Как обычно, – усмехнулась Глория. – Не помню ни одного случая, чтобы у тебя было что-то готово, когда я к тебе приезжаю.

Отец виновато развел руками:

– Ну… сама понимаешь… холостяцкая жизнь. Да, и… ты не так уж и часто приезжаешь.

– Это точно, – усмехнулась она, разглядывая его. Он был усталым, но трезвым и здоровым. Раньше у отца иногда случались проблемы с выпивкой. Видимо, из-за ссор с матерью. Но сейчас, судя по его лицу, он если и выпивал, то крайне редко.

Ох, как же она любила этого уже начинающего стареть мужчину! Он ей был действительно дорог, и она была на самом деле очень рада, что приехала к нему.

Обняв отца, она сказала:

– Я соскучилась по тебе, пап.

– Я тоже, дочь, – дрогнувшим голосом ответил он, прижимая ее к себе.

Она чуть отстранилась и посмотрела ему в лицо. Как она и думала, его глаза увлажнились. Улыбнувшись, она мягко сказала:

– Не переживай, я сейчас все приготовлю. Надеюсь, я тебя не стесню, если поживу у тебя немного?

– Что ты, дочь, конечно, нет! – Искренне воскликнул он. – Мне только веселей будет.

– Ты себе еще никого не нашел?

– Ты про что? – не понял отец.

– Ну, про женщину какую-нибудь.

– А, про это… – он махнул рукой и отрицательно мотнул головой. – Нет… не нашел. Не любят меня женщины почему-то. Не нравлюсь, наверное.

Она пожала плечами и пошла на кухню, говоря на ходу:

– Ну, не знаю. Видимо, у тех женщин, которых ты встречаешь, глаза не на том месте посажены. По мне так ты самый лучший мужчина на свете.

– Спасибо, дочь, – хрипло ответил он.

***

Прошло пару дней. За это время Глория ни разу не встретила Олега, что ее очень даже радовало. Она вообще старалась не думать о нем, и даже не вспоминать. Однако день на третий, когда они вернулись с отцом из магазина, пока он возился с тугим замком, а Глория стояла рядом с сумкой, полной продуктов, Олег, резко и широко распахнув входную дверь своей квартиры, вышел на лестничную площадку.

Глория вздрогнула от неожиданности, а он, увидев их, ехидно ухмыльнулся, и издевательским тоном спросил:

– Что, Дмитрий Федорович, эта шмара теперь и вас обслуживает?

Отец к этому времени уже открыл свою дверь. Удивленно обернувшись на голос, он смерил Олега недоуменным взглядом, и возмущенно спросил:

– Да как ты смеешь? Это моя дочь!

– Ха-ха, дочь! Эта девочка уже полгорода мужиков обслужила. Дочь! Ха-ха.

Это прозвучало так обидно, что отец моментально вскипел и бросился на обидчика с кулаками, но Олег, видимо, только этого и ждал, так как тут же заехал Дмитрию Федоровичу кулаком в челюсть. Удар получился несильный, но он на какое-то время все-таки оглушил уже немолодого человека. Схватившись за челюсть, отец издал легкий стон, потирая ушибленное место, а затем, неожиданно бросился Олегу в пояс и, обхватив его за туловище, повалил на пол.

Такого молодой парень не ожидал. Он попытался оттолкнуть противника, но не тут-то было. Отец никогда особенно драться не умел, но был все еще очень крепок. Олег стал осыпать его короткими ударами по голове, грязно ругаясь. Глория, пытаясь несколько раз докричаться до дерущихся мужчин, и понимая, что на нее никто не обращает внимания, сбегала на кухню, схватила тяжелую сковороду и, прибежав, опустила ее с размаху Олегу на макушку. Тот тут же обмяк и, отпустив отца, отполз в сторону.

Он медленно сел на бетонном полу, держась за голову и мотая ей из стороны в сторону.

– Двое на одного, значит… вот как вы… – простонал он. – Двое на одного. Ладно! – Не поднимая головы, он погрозил пальцем туда, где, как он думал, должна была находиться Глория, которая все еще стояла со сковородой наготове. – Я тебе теперь покажу, гадина… Я тебе покажу!

– Тронешь ее хоть пальцем, щенок, и я тебя со свету сживу, – с угрозой тут же отреагировал отец.

– Ладно-ладно. Мы еще посмотрим, кто кого, – продолжая грозить пальцем, добавил Олег.

Затем он с трудом поднялся, взглянул на них обоих исподлобья и, шатаясь вошел к себе, закрыв за собой дверь.

– Здорово ты ему заехала, – потирая голову, где все еще чувствовалась боль от ударов соседа, сказал отец. – Так, я не понял… ты его, что, знаешь?

– Было время, встречались немного, – хмуро ответила Глория, и зашла в квартиру.

Отец зашел следом и, подойдя к зеркалу, стал осматривать свое лицо.

– Вот ведь гад! – воскликнул он. – Сильно заехал. Синяк точно будет.

– Бодяга и тональный крем. Могу сходить в аптеку, купить. Мать всегда так с синяками разбирается, – со знанием дела, сказала Глория, подойдя и взглянув на ушибленное место.

– А что, ей приходится? – удивился отец.

– Еще как! – усмехнулась девушка. – Она как напьется, так в драку со своими мужиками. Ну, они и дают ей сдачи время от времени.

– Понятно. Я думаю, не к спеху. Сейчас хотя бы поедим, а затем и сходишь.

– Нужно быстрее, иначе эффект не такой будет.

– Так, а что?! Если аптека закроется, так на соседней улице круглосуточная есть, – махнул рукой отец. – Давай хоть поужинаем вместе после такой потасовки.

– Ты, что, пап?! Какой ужин?! Время – полдень. Еще обед, куда ни шло. Да и то, рановато. Тебе этот придурок случайно мозги не отшиб?

– А ведь, и то правда, – он снова потер голову. – Ну, тогда, пообедаем. Хоть расскажешь мне, как ты с ним познакомилась.

– Ой, а можно, я не буду ничего о нем рассказывать. У меня и так насчет него дурное предчувствие, а ты хочешь, чтобы я еще что-то рассказывала. Было бы, о чем. Мы встречались-то всего два дня, но мне и этого хватило по горло, так что, давай, не будем.

– Как знаешь, дочка. Я за язык тянуть не стану. Не хочешь, не надо.

***

Ее предчувствие оказалось верным.

На следующий вечер, когда Глория возвращалась из магазина, ей на встречу из-за поворота вышли два парня. Один из них, обратившись к ней, спросил:

– Простите, у вас закурить не найдется?

– Нет, – мотнула головой Глория.

– А, может, поищете? – не унимался парень.

– Нет-нет, я не курю, – ответила она, и в этот же миг кто-то быстро подошел к ней сзади и приложил ей платок к лицу. В следующую секунду она отключилась.

Очнулась она в каком-то темном помещении от очень неприятных ощущений внизу живота. Оглянувшись, она пришла в ужас, так как лежала на какой-то жесткой поверхности и была полностью раздета. В помещении было с десяток или больше молодых парней. Двое из них ее держали, один насиловал, а остальные со смехом комментировали происходящее. Она попыталась закричать, но смогла лишь застонать, потому что рот у нее был завязан. Она попробовала вырваться, но ее держали крепко.

– Смотри-ка, вот умора! Она наконец-то очнулась! – Услышала Глория где-то позади себя знакомый голос и попробовала посмотреть в ту сторону, но говорящий был вне пределов ее видимости.

Когда тот, кто был между ног, встал, его место занял другой, затем третий, и так далее, по кругу. Ей было ужасно больно физически, но еще ужасней было внутри, на душе от ощущения унижения, беззащитности и безысходности.

Она не знала, сколько это продолжалось, потому что в какой-то момент ей стало так плохо, что она потеряла сознание.

Глава 13

Она пришла в себя под спокойные расслабляющие звуки музыки.

Девушка открыла глаза и испугано оглянулась.

Неприятные ощущения внизу живота красноречиво свидетельствовали, что кошмар о изнасиловании ей не приснился. Однако на этот раз она находилась на мягком диване и была укрыта простыней, хотя, заглянув под простыню, увидела, что все еще полностью раздета.

«Где я?!» – со страхом подумала девушка.

В помещении было просторно. Свет был мягким и неярким, однако окон нигде не наблюдалось. Одна из стен была полностью выполнена в виде целого красивейшего аквариума, в котором плавали большущие красочные рыбины, названий которых Глория не знала.

Вдоль другой стены проходила огромная барная стойка, за которой на полках во всю стену были видны различные изысканные алкогольные напитки. Если бы не остальная обстановка, помещение походило бы на бар, но в нем был лишь один стол, хотя и большой, который сейчас был накрыт, судя по ощущению, ужином, но пока еще никем нетронутым.

«Хотя, не факт, что сейчас вечер, – подумала Глория. – Я понятия не имею, сколько времени. Похоже, это место принадлежит какому-то богачу».

Она хотела было кого-нибудь позвать, но побоялась, не зная, чем это может кончиться. Девушка села на постели и, опустив босые ноги на пол, хотела уже встать, но тут раздались чьи-то голоса, и в помещение вошли двое крупных мужчин.

У обоих были большие животы, оба были коротко подстрижены, оба были в темных очках, оба носили кожаные жилетки и туфли из крокодиловой кожи, и у обоих была на шее толстая золотая цепь, а на руке золотые дорогие часы.

Увидев их, Глория тут же забралась с ногами на диван, и укрываясь простыней почти до глаз, испуганно взирала на мужчин.

– О, очнулась! – сказал один из них, и почему-то захихикал.

Второй подошел к Глории близко-близко и, сложив руки на груди, какое-то время смотрел на нее в упор, не говоря ни слова. Затем он чуть вздохнул и спросил ее:

– Как ты себя чувствуешь, Лора?

«Этот толстяк меня знает?!» – мелькнула у нее мысль. Однако, несмотря на внушительный вид мужчины, от него не исходило чего-то злого, и Глория, кивнув, робко ответила:

– С-спасибо… н-нормально.

Толстяк повернулся к другому вошедшему и сказал:

– Витя, а давай, я…

– Понял, понял. Не вопрос. Позовешь тогда, – ответил Виктор и тут же вышел из помещения.

Как только они остались наедине, мужчина развернул от стола один из стульев, уверенно на него сел, закинув ногу на ногу, и спросил:

– Что ж, скажи мне, чем ты так насолила афганцу, что он тебе решил групповуху устроить?

Глория чувствовала себя крайне неловко от ощущения того, что под простыней у нее нет никакой одежды. Продолжая закрываться по самые глаза, она спросила в ответ:

– А афганец, это кто?

– О! Во, как! Ты еще и не знаешь! Хм, весело!

И тут Глорию осенило. Голос, который она слышала в том темном помещении, где над ней измывались, принадлежал Олегу. Видимо от этого воспоминания у нее изменилось выражение лица, поскольку мужчина спросил:

– Что-то вспомнила, да?

– А афганца случайно… не Олег зовут?

– Ах, вот кому ты насолила?! – воскликнул он. – Это попроще будет.

Толстяк встал, подошел к столу, налил себе чего-то и сел обратно. Сделав пару глотков, он поднял фужер и спросил, чуть шевельнув бровью:

– Тебе налить? Вино хорошее. В магазине такого не купишь.

– Нет, спасибо, – мотнула головой Глория, боясь чего-нибудь здесь попросить лишнего, несмотря на то что ее мучила, как жажда, так и голод.

– Да, ты не бойся, Лорка. Я тебя не трону. Ты мне просто понравилась, так что, раз я предлагаю, то можно.

Он отпил еще пару глотков из фужера, да с таким удовольствием причмокнул, что Глории стало плохо от жажды, и она все-таки осмелилась попросить.

– Мне бы… попить чего-нибудь не… алкогольного.

– Так, подходи к столу, бери, что хочешь. Нет проблем. Я разрешаю.

В этом «я разрешаю» чувствовалась такая власть, что на этот раз Глория не решилась отказаться. Она робко опустила босые ноги на пол и, придерживая одной рукой простыню, подошла к столу, взяла фужер, так как другой посуды для питья здесь не было, и налила себе какого-то фруктового сока из графина.

Глядя на нее с улыбкой, толстяк продолжил, как ни в чем не бывало:

– Олег, это пустышка. У него за душой ничего нет. Но афганец с ним почему-то дружит, и видимо… Так ты Олегу, получается, насолила, да?

К этому времени она уже снова забралась на диван с ногами и, попивая из фужера вкуснейший сок, утвердительно кивнула.

– Жестоко! – покачал головой мажор.

Он снова встал со стула и, добавив себе вина, взял со стола тот сок, который пила Глория и, не спрашивая у нее, долил в фужер и ей.

– Ладно, так или иначе, Лора. Давай к делу. Я хочу тебе предложить работу. Для меня это прибыль, для тебя заработок, ну а заодно и крыша.

– А… какая работа? – спросила она, чувствуя, что здесь что-то нечисто.

Он широко улыбнулся, как бывает, улыбаются люди, когда предлагают какую-то сомнительную сделку:

– Только не спеши отказываться. Сначала послушай, все взвесь, и тогда ответишь. Хорошо?

– Так, что за работа-то? – снова настойчиво спросила Глория, так как ей уже не нравилось то, как ей это предлагалось.

Толстяк развел руками как, если бы он сказал: «Ну, если вы настаиваете», – затем он резко посерьезнел и ответил:

– Знаешь, Лора… я думаю, что, если бы я сегодня случайно не спустился туда вниз, и не посмотрел, что там за шум, тебя, возможно, уже бы не было в живых. Больше двадцати обкуренных молодчиков! Я так понимаю, что они бы по одному разу не остановились. Ты у них не первая, кого они до смерти замучили. И ведь я у них лакомый кусочек забрал, и теперь, если тебя не укрыть, они обязательно рано или поздно довершат задуманное. Так что, тебе деваться-то некуда. Не знаю, в чем ты провинилась, но здесь уже не важно, сам афганец, или Олег, его дружок. Одна шайка-лейка. Если они решили тебе отомстить и на это пошли, то тебе не жить. И полиция не поможет. Бесполезно. У афганца родной брат – начальник следственного отдела. Но против меня он не пойдет. Кишка тонка. Так что, соглашайся, пока я тебе выход предлагаю, а то ведь я могу и отказаться от этого, и выбирайся из этого дерьма как хочешь.

– Так, на что соглашаться-то? – снова спросила Глория. – Вы ведь мне так и не сказали. И, кстати, я не знаю, как к вам обращаться.

– Ага! Ладно… – он потер ладонью надбровные дуги и ответил: – Тебе меня можно называть Стас. И то, что ты меня знаешь лично, уже делает тебя неприкосновенной. А работать я тебе предлагаю стриптизершей в элитном клубе. Это не где-то там в «Попугае». Это «Дионис Клуб»! – Он сказал это так, будто речь шла как минимум о приемной президента. – Так что, соглашайся, Лора, да побыстрей. А то мне даже и неловко как-то. Я! Стас! И так долго с тобой разговариваю. Смешно даже.

Глория вдруг почувствовала, что перед ней человек, который может «убрать», кого он захочет, только движением брови, и само то, что он с ней разговаривает лично, это уже что-то из ряда вон выходящее. Почему ей оказана такая почесть, было непонятно, но что было, то было, и она вдруг поняла, что отказываться ей просто нельзя.

– Вы хотите сказать, что… мое тело… будут видеть все мужчины города? – неуверенно спросила она.

– Ну, во-первых, далеко не все. Поверь мне, девочка, «Дионис клуб» могут себе позволить далеко не все мужчины города. А во-вторых, что тебя смущает? Я понимаю, если бы не на что было смотреть! А здесь, скажу честно, я бы тебе не предлагал работу, если бы у тебя был какой-то изъян. Я, Лора, прежде чем с тобой разговаривать, навел о тебе справки и узнал, что ты занималась бальными танцами у Изабеллы и была на очень хорошем счету. И я конечно же тебя внимательно осмотрел, а потом уже накрыл этой самой простыней. – Он красноречиво окинул девушку взглядом, и ей стало ужасно неловко, но Стас спокойно продолжал. – Мне вообще-то ничего не стоило бы тебя просто заставить, но, пойми, здесь же дело вкуса. У тебя такие данные, что, если к этому прибавить творчество и желание, то на тебя будут приезжать смотреть издалека. Ты сможешь привлечь очень богатого клиента. Ты могла бы стать королевой стриптиза! Поэтому… я подумал… и решил, что, заставить тебя я всегда успею, а вот, если ты согласишься добровольно…

– А у вас нет места не в… «Дионис Клубе»? Ну… я хотела сказать… в каком-нибудь другом городе? А то… у меня здесь живет отец. Мне бы не хотелось…

– О нем я тоже навел справки, – махнул рукой мажор. – Твой отец ни разу не был ни в Дионис Клубе, ни в каком-либо другом ночном-клубе вообще. Это, похоже, не его тема. Так что, бояться тебе нечего. Он ничего не узнает, можешь быть уверена. Ты, главное, начни, а там посмотрим.

– А… где я буду жить?

– Короче, ты согласна! – он довольно хлопнул в ладоши, и в помещение тут же вбежал молодой человек, одетый как официант. – Витю мне позови, – приказал ему Стас, и добавил: – И, отведи Глорию в нашу гардеробную. Пусть Ксю оденет ее, как положено, потом пусть поужинает, и нужно будет ее устроить по первому классу. – Он повернулся к Глории и сказал, хитро прищурившись: – Те, кто работают на меня, о таких мелочах, как жилье, обычно не беспокоятся.

***

Когда служба закончилась, Осия поднялся в горницу, чтобы помолиться. Преклонив колени, он проговорил пару-тройку послеполуденных молитв и замолчал, чувствуя внутреннюю усталость.

Он давно заметил, что в иные времена молитва как будто сама льется из его уст, а иногда просто не идет, и пытаться выдавить ее из себя нет смысла. Можно просто затихнуть пред Господом, с верой, что Он все видит и знает, и когда нужно, восполнит его силы, как физические, так и духовные, и тогда молитва снова сама польется в небеса неудержимым потоком искренних слов.

Какое-то время Осия слышал только пение птиц, доносящееся снаружи, и свое собственное дыхание.

Затем ему на память пришел вопрос, который как-то раз задал ему Господь: «Осия, а ты помнишь, как ты стал священником?»

После этого вопроса ему тогда пришло на память множество ситуаций, начиная с момента, как он уверовал, но только сейчас он всерьез задумался над самим вопросом.

Да, он помнил, он очень хорошо помнил, как к нему пришел этот призыв.

***

К тому времени Эдуард уже прочитал Библию несколько раз. Будучи студентом последнего курса, он как раз успешно сдал последний экзамен и приступил к дипломной работе. Не зная, что его ждет в жизни дальше, он стоял перед выбором, а стоит ли ему после Института поступать в Духовную Семинарию, или нет. Находясь у себя дома, он в очередной раз читал Священное Писание, и дошел до шестой главы книги пророка Исаии, где этот великий человек увидел Господа, сидящего на превознесенном престоле в небесном храме.