Читать книгу: «Канал имени Москвы. Том 2», страница 4

– Да нет, ее уже не надо чинить, – пробормотал Юрий Новиков. – Она жива и ждет… Ждет. Потому что это был только фальстарт.

Он прыснул, а потом на губах застыла эта новая улыбка. В ее ошалелости нет и намека на прежнее безволие. Напротив, даже присутствует некий шарм. Таким улыбкам невозможно противостоять. В них есть что-то непререкаемо победное. Знающие люди могут подтвердить, что не раз видели подобное. Но только у одного человека. Так улыбался Шатун.

– Фальстарт, – растягивая звуки, произносит Юрий Новиков. И вдруг по-приятельски кивает Великой-и-загадочной насосной станции «Комсомольская». – Всего лишь фальстарт. Но теперь мы сыграем по-настоящему.

Он толкает новую, навешенную после взрыва дверь. Пора идти вперед, пересекать границу. Всего лишь мгновение темное сырое помещение станции кажется ему распахнутой утробой зверя. Он входит в нее. Пересекает границу. В нескольких километрах отсюда в палате для проблемных госпиталя Святых Косьмы и Дамиана Шатун впервые делает тяжелый вдох. Трофим в страхе косится на него, пытаясь отодвинуться подальше. Слушает тишину. Мрачно озираясь, шепчет:

– Каменная баба уже здесь…

Глава 4
Фавориты луны

1

– Ну как ты, братец?

В вопросе Хомы беспокойство. Он раздвигает веслом камышовые заросли, видит лодку, в которой укрыл прихворавшего Брута. Третью неделю сам не свой. Бедолага. Да, попали они в передрягу. Влипли так влипли. Видимо, мерзкая хворь, что передалась с отравленной книгой, не прошла еще окончательно. Яд, конечно, изготовил мастер гибельных зелий. Задержись они, как собирались, хоть на полчаса, смертельная эссенция уже бы улетучилась, и никто ничего бы не понял. Все шито-крыто. Да только им это знание ни к чему! Хорошо еще, братец Брут держал в руках книгу совсем недолго, а то, не ровен час, отправился бы вслед за монахом.

Хома во всем винил себя. Свою жадность. Это ему на Пироговских причалах попался благодетель, охочий до редких книг. Да еще в трактир пригласил. Как маслено блестел его взгляд. За «Деяния Озерных Святых» был готов уплатить любую сумму, коллекционером сказался. Только обещанием дело не ограничилось. Хома помнит, как с трудом сдержал жаркую дрожь, не подал виду. Часть сказочного гонорара коллекционер выдал авансом, лишь только сговорились. И аванс этот превышал все, что они с Брутом заработали за год. Кто ж тут устоит?

– Братец…

Так как ответа не последовало, Хома решил, что его напарник спит. Что ж, сон сейчас ему – благодетельный лекарь. Некоторое время назад Хома спрятал вторую лодку из их великолепного катамарана в густых зарослях камыша, а сам направился на другой берег. В крохотном сельце напротив обитал знакомый травник, что умел держать язык за зубами, да и новостями пора было разжиться. А они становились все более удручающими. Влипли братцы, влипли.

Брут противился всей затее с самого начала. Не хотел обирать блаженных людей, книжники – они ж как малые дети.

– Да послушай, никто не пострадает, – настаивал Хома. – Дело плевое, невинная шалость. Подходим ночью, монахи спят в своих кельях, забираем книгу, где указали, и только нас и видели.

– А если не спит? – насупился Брут.

– Кто?

– Я про этого брата Фекла только хорошее слышал. Мы ж не грабители какие.

Хома рассудительно почесал подбородок.

– Да, тут ты прав, – согласился он. – Мы Озерные братцы, фавориты луны, – и подмигнул своим правым глазом, тем, в котором всегда жар стыл. – О нас только говорят, но никто не видел в лицо.

Брут кисло посмотрел на него. Хотя бы это было правдой. Братцы Хома и Брут полагали, что умение до неузнаваемости изменять внешность у них наследственное. Так ведь и заказчик-коллекционер лица Хомы не видел. А Брут на переговорах вообще предстал согбенным старикашкой. Под конец Хома даже забеспокоился, не переборщили ли они с образом, так и клиента спугнуть можно. А такой поиздержавшимся братцам до зарезу был нужен. Брут собрался было что-то сказать, Хома перебил его:

– Кроме грабежа и насилия. – Так когда-то очень давно, став напарниками, они пообещали друг другу. – Все помню, принципов наших не нарушим. Но слушай сюда, братик… Человек… заказчик упомянул, что наш монах до сидра жаден…

– Кто? Брат Фекл?!

– Ну а кто ж?! А если чего покрепче перепадет, тоже не побрезгует. Короче, засыпает, мол, прямо над книгами. Мертвецким сном. А то, бывает, прямо на полу.

– Не знаю…

– Нам только книгу из-под него потянуть, и готово. Не обидим блаженного. Хотя у нас с Возлюбленными старые счеты.

Брут хмуро кивнул. И это было правдой. Настрадались они в свое время от монахов.

– Ладно, – нехотя сдался Брут.

– Вот и хорошо, – просто сказал Хома.

Так всегда бывало. Рано или поздно они договаривались. Только Хома знал кое-что про младшего кровного брата: Брут не был слабее, скорее, покладистей. Внутри доброжелательного улыбчивого Брута, что так нравился девкам на ярмарках и не воспринимался всерьез деловыми людьми, скрывался кремень, сталь. Эта обманка, двойное дно, стальной стержень не раз выручали братцев, не говоря о том, что жило внутри Брута тайно. Но с этой книгой все вышло… Тут уж разборками с лихими людишками не ограничится. Хома впервые пожалел, что не послушался младшего брата.

«Выкинуть ее к чертовой матери, – порой думал он, – да и податься куда от греха подальше».

Лодка уткнулась носом в илистый берег.

– Бру-ут.

Его брат и напарник не спал. Хома захлопал глазами, и у него сжалось сердце. Похоже, мерзкая хворь все же доконала младшего. Вокруг были разбросаны какие-то листки, что прихватили с собой из Озерной обители. Брут склонился над книгой и что-то писал, тут же зачеркивая. Лицо его пылало жаром, он ничего не видел и не слышал вокруг себя. Мерзкая ядовитая книга сделала свое дело: похоже, братец Брут свихнулся.

2

Федор ждал. Его глаза были прикрыты, а указательный палец покоился на спусковом крючке оружия, упрятанного в складках плаща. Он был готов к любому развитию событий и старался не думать, почему неизвестный ночной гость ведет себя настолько странно. Позже. Он подпустит его как можно ближе, застанет врасплох и получит ответы на все вопросы.

Плеска воды за кормой почти не послышалось, когда тот по-кошачьи мягко перепрыгнул в его лодку. Сразу же застыл, в руках фал, чтобы не упустить свое суденышко. Затаился, не нападает. Осторожно кладет смотанную веревку. Пристально глядит на лежащего Федора, словно не зная, как поступать дальше. «Либо делай то, за чем пришел, либо не стоило начинать», – мелькает холодная мысль. Но следом приходит другая: «Я думаю неправильно: он не испугался ночного канала, а сейчас проявил нерешительность? Здесь что-то не так».

И снова на миг всплывает мутный неявный образ: распавшееся русло канала и заградительные ворота, из-за которых прибыл странный визитер, как древние грозные башни, стерегущие неведомые границы. Что происходит?! Федор с неприятным удивлением обнаружил, что понадобилось некоторое усилие, чтобы вернуть прежний контроль.

«Как-то ты и впрямь мелковат для головореза из лихих людишек, что потрошат купцов. Хотя внешность обманчива, и тут не стоит обольщаться».

Еще Федор успел подумать, что и тот видит перед собой совсем зеленого беззащитного юнца. Обманчиво первое впечатление, и никому не стоит обольщаться. Неизвестно, какой монстр может скрываться в милом, внешне беззащитном существе.

Наконец тот, крадучись, двинулся вперед. Стараясь быть бесшумным, подобрался к Федору. Дыхание прерывисто. Склонился над ним. И опять замешкался. Не уловил медленного движения, когда ствол ТТ чуть раздвинул полы плаща. И все же Федор пока ждал. Но вот рука с ножом двинулась к его горлу, через мгновение будет на месте. Ствол еще сместился, нацеленный ровно в голову противника. Теперь жизнь ночного визитера висела на волоске; чтоб перерезать его, оставалось лишь спустить курок. Но… лезвие не ушло в сторону с замахом, не резать, а лишь наметить угрозу. Он не убийца, и только это спасло ему жизнь. Федор открыл глаза.

– Не поранься, – спокойно сказал он.

– Что?! – последовал вскрик. Рука дернулась обратно как ошпаренная, затем с опозданием попыталась вернуться, лезвие заплясало в воздухе.

Только сегодня монстры остались без поживы. Федор сморгнул, изумление даже не успело овладеть им.

– Я буду быстрее, – словно на автомате пояснил он и показал ствол. – Ты уже труп. Поэтому перестань махать своей бирюлькой.

Федор резко поднялся, уселся поудобней и, не глядя на своего противника, мягко спустил курок из боевого положения, поставив оружие на предохранитель. Помолчал. Затем все же коротко вздохнул:

– Ну и что все это значит?

Наконец посмотрел на своего визави. Тот убрал нож, отпрянул и не произносил ни звука. Федору показалось, что он уловил смущение, но, возможно, лишь показалось. Так и не удостоившись ответа, он покивал:

– Хорошо, я скажу. Эм пятьдесят семь. Знаешь, что это?

Тот как в рот воды набрал. Федор покачал пистолет в руке.

– Эм пятьдесят семь значит, что это оружие модернизировано. Видишь рычажок? – сухо поинтересовался он. – Флажковый предохранитель. Блокирует ударно-спусковой механизм. – У Федора слегка дернулась щека. Стоит признать, неожиданный визитер изрядно обескураживал. – В оригинальной конструкции ТТ этого нет. Не вдаваясь в подробности, в числе прочего сводит к минимуму вероятность самопроизвольного выстрела. Оружие старое, иногда такое случается, шептало могло быть изношенным… – Он осуждающе покачал головой и заговорил с нажимом: – Ты понимаешь, о чем я? К чему все это рассказал?! К тому, что тебе очень сильно повезло.

Федор спокойно встал и сделал шаг вперед. Лезвие ножа опять заплясало в воздухе, потом опустилось.

– Уже лучше, – похвалил Федор. – А теперь скажи мне, что юная дама, пусть и переодетая в мужское платье, делает ночью на канале…

Щеки вспыхнули. Смятение, но молчит…

– …где технически неисправное оружие – самая малая из твоих проблем? Что, язык проглотила?!

Нет ответа. Прерывистое дыхание. Взгляд затравленный и яростный одновременно. Взгляд волчонка.

– Я ведь задал вопрос. Или мне пристрелить тебя, как воришку?

Она плотно сжала челюсти. Взгляд стал наливаться свирепостью. Но тут же глаза ушли в пол. Даже не девушка – девчонка. Вырастет красоткой, если не перестанет себя так вести.

– Я не воришка, – сумел разобрать Федор в нечленораздельном бормотании, сдобренном хрипами.

Он посмотрел на нее и довольно жестко произнес:

– Не мямли.

Она вдруг гневно фыркнула, дерзко, даже надменно подняла голову:

– Не воришка! Понял?!

Федор усмехнулся. Покивал.

– Хорошо, давай попробуем сначала, – предложил он. – Зачем пожаловала? Да еще с ножом в зубах. Пиратских книжек начиталась?

Она потупила взор, как-то странно озираясь.

– Как звать-то? – смягчаясь, спросил Федор.

– Никак! – теперь еле уловимый всхлип, который, однако, тут же подавили.

«Этого еще не хватало, – подумал Федор. – Ну да, у нее такой возраст, постоянная перемена настроения».

– Что ж, – он пожал плечами, – интересное имя… Ну и ответь, Никак, чем обязан? Что ты делаешь в моей лодке?

– Все равно не поймешь.

– А ты попробуй.

– За тобой приплыла!

Федор сморгнул:

– Никак… У меня нет времени ни на грубость, ни на глупости.

– Это правда. Но ты не поймешь. Пока не поймешь.

– Ну хорошо, допустим… И зачем ты за мной приплыла?!

– Потому что мне больше некуда идти!

Снова всхлип. Теперь громче. Быстро отвернулась. Ненадолго.

– Потому что видела кое-кого. Но потом поняла, что это не она, а ты.

Он посмотрел на нее с сомнением:

– А по-русски можно?

– Говорю же, пока не поймешь. Ты ведь не местный и не знаешь, как все там за воротами…

Федор попытался обдумать услышанное и понял, что у него не выходит.

– И поэтому ты заявилась с ножом?

Она кивнула. А потом как-то странно посмотрела на Федора – может быть, мелькнувшие детское благоговение и страх ему лишь привиделись.

– Ну не поэтому… А потому, что ты умеешь делать Лабиринты.

3

– Что я умею делать? – спросил Федор.

– Я знаю, ты не поверишь, но это так.

– Прости, ты сказала «лабиринты»?

Она кивнула.

– О чем ты? – Федор все более пристально разглядывал странную гостью. Он знал лишь нескольких мужчин, которые осмелятся выйти на канал после заката, а тут девчушка, совсем ребенок. Если отбросить предположение, что она не в себе, что пока давалось все сложнее, то у нее должны быть очень веские основания оказаться здесь. Федор вдруг вспомнил симметрично склоненные друг к другу сигнальные дымы на бакенах и с неприятным удивлением почувствовал, что спину и затылок стянула гусиная кожа.

«Ты ведь не местный и не знаешь, как там, за воротами».

Он нахмурился, а потом, словно отгоняя дурное наваждение, спросил:

– Это что – какая-то игра?

– Да, я тоже боялась поверить. Это так невероятно! Я знаю только одного человека, создавшего Лабиринт, но он… Он сейчас…

Она замолчала, опять как-то странно озираясь, на миг ее лицо сковала печаль, затем затараторила:

– Так хорошо, что я тебя нашла! Хоть ты оказался совсем не таким. Совсем не похож…

«Она сумасшедшая, – мелькнуло в голове. – Просто сумасшедшая девчонка».

И тут же откуда-то из-за ворот будто накатила волна одобрения, словно что-то большое и бесформенное, таящееся во тьме, обрадовалось подобному строю мыслей, – конечно, сумасшедшая! – обрадовалось и теперь сулило легкий выход: «Сумасшедшая – этим все и объясняется. И теперь только забрать у нее нож и…»

На лбу внезапно выступила испарина. Девочка внимательно смотрела на него.

– Ты ведь меня не обидишь? – неожиданно попросила она.

Федор протер лоб: а ведь там, за воротами что-то очень… Он посмотрел на девочку, попробовал ей улыбнуться: «Я опять думал неправильно: сумасшедшему не выжить на ночном канале и нескольких минут. А она здесь. Возможно, немного не от мира сего, необычная, возможно, очень необычная, но именно поэтому ей есть что мне сообщить. И еще кое-что, кое-что очень важное…»

(Сигнальные дымы, склоненные друг к другу, были невозможны.)

Он тихо усмехнулся и бросил пристальный, потяжелевший взгляд в густую тьму за воротами. «Кем бы и чем бы ты ни было, ты только что выдало себя. Я не знаю, что ты такое, но грязный почерк всегда одинаковый. – Федор поморщился и снова усмехнулся, подумав о девочке. – И похоже, мы с ней на одной стороне. Вот что по-настоящему важно».

Он обернулся к своей гостье. Девчонка все еще была как сжатая пружина.

– Рассказывай, – кивнул ей Федор.

4

– Лабиринт капитана Льва и его сон, объявленный Священным, – как в горячке, пояснил Брут.

– И что? – нетерпеливо отмахнулся Хома.

– Об этом здесь. – Брут потряс листками. – Монах начал догадываться…

– Братик, ты о чем?

– Монах, брат Фекл. Он ведь был такой, как я.

– Я понял про монаха. Но я не про него. Брут, что с тобой? Мы ж вольные братишки, нас все это не касается.

– Девочка… Он успел передать мне. И теперь я должен. Больше некому.

– Не ка-са-ет-ся. Забыл?!

Брут насупился.

– Братик, давай избавимся от чертовой книги и заживем по-старому. Одно зло от нее.

– Она бесценное сокровище! Ты что, не понимаешь…

– Это ты не понимаешь! Слушай сюда: нас уже ищут. Хорошо хоть не знают кого. Ее не продать. – Хома развел руками. – Не продать нам чертову книгу. Пока ты тут прохлаждаешься, изображая из себя ученого-книжника, я сгонял на тот берег. К людям. Разведал, о чем шепчут. Новости ужасные. Нас подставили, Брут. Не коллекционер он был вовсе.

Брут посмотрел на брата без удивления, но и без укора, и Хоме пришлось вспомнить, что вообще-то из-за него все случилось. Он тяжело вздохнул:

– Благо хоть у меня свой человек в обители, ну тот, помнишь, что подсобил тогда…

– Хромой?

– Я думаю, он такой же хромой, как и мы. Но шрам через все лицо настоящий, уж тут-то меня не проведешь. – Хома все-таки позволил себе довольную улыбку. – Меня не распознает, таким, как есть, никогда не видел, хоть и давно с ним дела веду.

– Тут я в тебе не сомневаюсь, – искренне заверил Брут.

«А что, значит, в другом сомневаешься?» – с досадой подумал Хома. Но сразу же решил, что из-за чертовой книги стал несправедливо придирчив к брату.

– В общем, дело дрянь, братик, вляпались мы. Хромой, пусть так, давно уж говорил мне, что не все там гладко у них в обители, как с виду. Неспокойно. Кое-кто из Возлюбленных, те, что помоложе да погорячей, требуют от ихнего Дамиана доступа к Священной Книге, к подлиннику. Не первый день споры ведутся. Да и сам Дамиан у многих… Нет, авторитет, конечно, и все такое, но слишком много всего к рукам прибрал, пока капитан Лев… – Хома понимающе щелкнул языком и подытожил: – Неспокойно.

– Нам-то что дел до монахов?

– Нам?! – Хома невесело усмехнулся. – Скажу, братик, все скажу. Знаешь, слух пустили, что кто-то проник в Озерную обитель и убил благочестивого брата Фекла, добрейшего и беспомощного старика. А про хищение Священной Книги Возлюбленные не объявили. Пока не объявили. Смекаешь почему?

Брут молча ждал продолжения, и Хома кивнул. И опять усмехнулся, совсем уж горько:

– Хорошо, что хромой… Я ведь сначала разведал, что к чему, потянул за разные веревочки и сплел общую картину, так и понял. И у меня похолодело все. В такую гадость мы вляпались. Подлинника всего два. Один у нас. И знаешь, почему монахи молчат о пропаже главной книги Пироговского братства? Чтоб не спугнуть. Догадываешься кого? Нас. Нас не спугнуть, братишка! Мы ж сами должны за деньгами с Книгой явиться. К коллекционеру. – Хома не смог удержаться от язвительности. – Кто ж такой суммой швыряться-то станет. Вот они и ждут.

Хома замолчал. Потом тяжело вздохнул:

– Моя вина. Я облажался с этим коллекционером. Не просчитал его. Теперь понимаю, что неспроста он в том трактире оказался, сам на нас вышел. Но все мы умны задним числом.

– Хома, не кори себя. – Брут наконец хоть улыбнулся. Ободряюще. Всегда так. Эх, не достоин Хома младшего брата, не уберег его с чертовой книгой! Ладно б тело, тут Брут справился, но она голову, душу ему отравила.

– В опасную гадость вляпались, – тяжело повторил Хома. – Политика… Помню, один умный человек предостерегал: не связывайся никогда, самое поганое, грязное и самое кровавое дело. Проедет катком по костям и не заметит.

– Катком?

– Поговорка такая.

– А-а. – Брут покивал. И, видимо, автоматически снова потянулся за Книгой.

Хома брезгливо поморщился.

– Уверен, что больше не опасна?

– Уверен. Убила брата Фекла, и яд вышел. Меня хвостом зацепило. Только нам не надо ее продавать. Он понял перед самой смертью, брат Фекл…

Брут как-то странно посмотрел на своего старшего:

– Думаешь, заговор в обители?

Тот кивнул и прищелкнул языком.

– А мы-то зачем?

– Так они в нас, двоих дурачках, свой заговор и прячут. Говорю ж, за разные ниточки пришлось… чтоб цельную картину получить. – Хома кисло поводил взглядом по сторонам. – Ну да, заговор. Только не против брата Дамиана, а наоборот, чтоб еще больше ему руки развязать. Они ведь с нами сразу двух зайцев убивают: чтоб молодые и горячие больше не тянулись к запретной книге, да и вообще не задавались лишними вопросами, – вон, мол, что происходит, если не затянуть потуже… И убийство брата Фекла, опасного конкурента, – его, говорят, и впрямь сильно уважали, – на нас вешают. Два дурачка просто пошли на грабеж за Книгой и не погнушались мокрого дела. И все шито-крыто.

– Они его сами убили.

– Верно. Но кто это сказал? Ты? А ты кто такой?! Воришка, фаворит луны. И повязали тебя с уликой на руках, когда пытался сбагрить товар. Вор и убийца. – Хома снова прищелкнул языком. – Что наше слово против слова Возлюбленных?

– Немного.

– Ничего. Ноль! Так что нам теперь один путь – избавиться от чертовой книги и сматываться отсюда, – подвел итог Хома. – Выбросить ее поскорее в канал, где-нибудь в гиблом месте, чтоб не всплыла, да сниматься с якоря.

– Она бесценна, – чуть слышно обронил Брут. – Сокровище.

– Бесценна? Ну-ну… А не из-за нее ли твоего брата Фекла…

– Она не хотела никого убивать. Люди злые. А она…

Хома увидел, как мечтательно заблестели глаза младшего брата, и у него сжалось сердце. Дрянь она, а не сокровище. Одного убила уже, и неясно, сколько еще бед наделает. И сдался ему этот монах. Хотя если они с младшим были одинаковы, то как Хоме тут судить? Он берег его как мог, заботился всю жизнь, остерегая от людей сокровенную тайну, но… Хома задумчиво почесал подбородок. Однако не эта ли тайна их в очередной раз выручила?

Ведь кое-что монахи все-таки не смогли просчитать. Не на тех нарвались, Возлюбленные! Кого-то проще стоило искать. Брут им оказался не по зубам. Не учитывался в подлом уравнении. Если б не он… если бы монах ему про Книгу… именно то, что они оказались одинаковые… короче, если бы про отраву не узнали, неясно еще, как бы оно вышло. Вот отчего, кстати, коллекционер на склонность брата Фекла к выпивке указал: спит, мол, бывает мертвецки пьяным сном прямо над книгами. Хитро задумано – в келье полумрак, время поджимает… Явись они в урочный час, как сговорились, все уже должно было закончиться. И концы в воду. А двоих дурачков на плаху.

– Не был брат Фекл никому конкурентом, – вывел его из задумчивости голос Брута. – Не потому его погубили. Он догадываться начал. Я знаю, что он делал. Зачем слова вычеркивал.

Хома посмотрел на брата: снова глаза горят.

– Брут, брось ты все это. Мы хорошо выкрутились, и ладно.

– Еще не совсем разобрался, но уже близко.

– Брут…

– Он сумел мне передать. И попросил. Я должен. Некому больше.

– Братец, пожалуйста, перестань. Не расстраивай меня еще больше.

– Ты не понимаешь! Эта Книга – она совсем другое…

– Совсем другое?! Это яд в тебе все еще говорит.

– Нет. Другое… Я теперь знаю истину.

Хома сглотнул. Брут повертел Книгой в руках.

– Что ты знаешь? – хрипло спросил Хома.

– Истину.

Хома захлопал глазами. Потом выдавил из себя:

– Ты болен, Брут.

И замолчал.

– Да нет же… – Брут посмотрел на него удивленно и вдруг расхохотался. Взгляд его был совершенно ясным. – Не в этом смысле. Не с большой буквы. Не псих я, не бойся. Ты бы видел себя! Просто понял как и что. Он сумел.

– Брут, порой ты меня убиваешь.

– Я видел его глазами. И это все еще происходит. Иногда… И теперь я просто обязан, пойми. А тебе нечего за меня переживать. Ну что за унылый вид?

Хома помялся. Наконец спросил:

– Скажи, это все из-за этой принцессы, да? Ты ее пожалел?

– При чем тут?..

– Ты говорил про нее. Не раз.

– Аква – никакая не принцесса. Просто она совсем ребенок. И…

Хома грустно усмехнулся:

– Она дочь капитана Льва. Наследница. Когда-то это называлось «принцессой». Он показал тебе ее, да?

– Да, – просто согласился Брут. – Она напугана. И ей не к кому идти. Брат Фекл опасается… Прости, просто он все еще у меня в голове. …опасался, что ей могут причинить вред. Даже убить. Но показал он мне не только это.

Хома все больше темнел лицом. То сокровенное, что тайно жило в Бруте, конечно, выручило их. Как случалось уже не раз. Но сейчас Хома отдал бы все на свете, чтобы младший братишка родился нормальным. Чтобы не встречался им на пути добрейший и прозорливый монах брат Фекл. А главное, чтобы никогда не было этой проклятой книги.

– Какие твои предложения? – вяло поинтересовался Хома. – Если мы от нее не избавляемся и нас поймают, то…

– Нас не поймают. Нам теперь в другую сторону. Люди там не ходят.

– Что ты хочешь сказать? – Неожиданно голос Хомы сделался сиплым, словно подсел.

– Я почти расшифровал Книгу, но… Нам туда. – Брут неопределенно махнул рукой. Однако и у него щеки побледнели, когда, отворачиваясь, чтобы не смотреть брату в глаза, он быстро добавил: – В Рождественно.

– В Ро-жж… же… – Челюсти Хомы клацнули. Он хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. Да и к чему тут разговоры. Брут не хуже Хомы знал, кто там теперь поселился. В третий раз за сегодняшнее утро Хома решил, что проклятая книга все-таки сделала свое дело. И его единственный братец Брут неизлечимо болен.

5

– С того момента, как я села в эту самую лодку, ни на минуту не останавливалась, – повторила девочка.

– И за воротами не ждала?

– Некогда мне было прохлаждаться.

– Но ведь я видел… Впервые обнаружил твою лодку еще засветло и не дольше, чем в часе-полутора ходу отсюда.

– Говорю же, Лабиринт. Ты не знаешь, что видел.

– Тебя! И плыла ты в мою сторону…

Федор недоверчиво смотрел на нее. Только что она рассказала ему какую-то ненормальную жуткую сказку, наподобие тех страшилок, что ходили по каналу, пока он еще жил в Дубне. Проблема в том, что в основе всех тех баек и легенд всегда присутствовали отблески правды. Искаженной, прикрытой домыслами спасительного, хоть и жутковатого, волшебства. Чего же ему ждать? Что еще мог рассказать ребенок? То знание о непонятном и страшном мире, которое воспринял в форме сказки. В свое время он и сам приложил к этому руку – орден гидов умел хранить некоторые неудобные тайны.

– Ты действительно видел, как я плыла по Лабиринту, – согласилась девочка, – но расстояние оценил неверно. Намного больше было. Да и не твоя вина… Скорее всего, ты заметил самое начало моего пути, а потом уснул. Сам же сказал, светло было.

– А приплыла ты из Пирогово, – уточнил Федор.

– Все верно.

Он обдумал услышанное.

– Хм, сейчас ночь. Но когда рассветет, на той стороне будут густые древние леса, укрытые туманом.

– Знаю. – Она как-то безрадостно улыбнулась, и Федор снова подумал, что ей пришлось повзрослеть до срока. – Даже знаю, что живет в тех лесах.

– Озера поворачивают, канал несколько раз меняет свое направление. Но даже если его распрямить, найти бесстрашных дровосеков и вырубить лес, – Федор пытался говорить шутливо, только давалось это все сложнее, – и даже если уйдет туман, понадобится зрение орла, чтобы увидеть отсюда Пирогово.

– Конечно, если смотреть по-привычному… – пробурчала она. – Тебе просто сложно поверить. Но как поверишь, сразу поймешь.

– Что?

– Лабиринт. Иногда можно увидеть очень далекое, как сквозь прозрачные стены. И часто скрыто то, что у тебя прямо под носом. Пока не наткнешься на него. И тогда может быть поздно. И этим пользуются наши.

– Поздно?

Она кивнула.

– Говорю же, без лоцманов чужакам не пройти Лабиринта. – Девочка говорила тихо. Начался рассвет, и стало видно, насколько она на самом деле измотана. – Здесь всегда так было. Это как в книжках… Ну знаешь, когда делают лабиринты из живых кустов? Или которые строили в Древнем мире. Только этот наоборот – он на самом деле. И, – развела руками по сторонам, – он здесь везде, вокруг.

Федор молча смотрел на нее. Он все еще не мог побороть скепсиса.

– И только лоцманы знают дорогу, – сказал Федор. – Они что-то особенное?

– Нет. Самые обычные, – пожала плечами. – Местные. Просто все наши, местные, в отличие от чужаков, знают и видят единственный путь по Лабиринту. За это и требуют платить ясак. А так заблудишься. Те, кто решает на свой страх и риск, никогда больше не возвращаются. Заблудился – пропал. Лодки теряются. Лабиринт забрал их всех и еще никого не отпустил.

«Не совсем так», – подумал Федор.

– И поэтому ты приплыла за мной? – улыбнулся он. – Решила, что я тоже умею делать Лабиринты?

– Не «тоже». Ты невнимательно слушал. Это под силу только особенным.

– Как эти ваши девять капитанов? Или Девять Озерных Святых, я немного запутался…

– Капитаны были героями, но даже они не смогли создать Лабиринт в одиночку. Я ведь говорила! Просто… Просто иногда помогают мертвые, – голос дрогнул, – те, кого любишь… Любил. – Взгляд сделался вымученным. – Каждый из них заплатил очень высокую цену.

Он смотрел на нее с сомнением: «Ты мне только что прочитала курс мифологии Пироговского братства, хотя из рассказанных историй можно выудить полезную информацию, но… Дело ведь не в этом? У тебя что-то случилось, да? Тяжелое? Какая-то потеря? Прежде всего поэтому ты приплыла за мной».

Девочка истолковала его взгляд по-своему.

– Предупреждала же, что сразу не поймешь. Не сразу. Да и не ждала я… Ну хорошо. – Она терпеливо вздохнула. – А попробуй вспомнить, не видел ли ты еще чего-нибудь необычного?

– Более необычного, чем девочка Никак, которая не боится ночного канала?

Она захлопала глазами, но щеки зарделись, и ей не сразу удалось скрыть польщенную улыбку:

– Я серьезно.

«А интересно, чем это может быть? – вдруг подумал Федор. – Если допустить, что она в определенных вещах права, что это он, этот Лабиринт? Какая-то запутанная темная метафора, внушенная верованиями безумных монахов? Природная аномалия? Последствия техногенной катастрофы? Или нечто… – Федор усмехнулся собственному предположению, но еле уловимый холодок в затылке тут же дал о себе знать. – Или какое-то древнее неведомое существо?»

– Ну, если исключить, что там Пустые земли, – начал он, – а на другом берегу туман…

– Я не об этом, не дурочка. Это все знают. А с тобой… ничего странного?

Он посмотрел на нее внимательно. Девочка ответила выжидающим взглядом. Федор сказал:

– Никак, я не понимаю, о чем ты. Вероятно…

– Значит, все-таки видел? Вспомни, это важно.

Федор помолчал. В ее настырности было что-то…

– Я не знаю, – произнес он, будто через силу.

– Не зови меня так больше, – попросила она.

– Что? А… как же мне тебя величать?

– Мы не раскрываем своих имен чужакам.

– Тогда буду звать, как захочу.

– Не из вредности. Просто у нас считается, что имя… Ладно, лучше вспомни, что видел.

Федор усмехнулся. Бросил взгляд в утренний сумрак, за ворота. Ему и не надо было вспоминать. Конечно же, он видел. Только не знал что.

– На меня напали осы, – негромко сказал он. – Там… В общем, лекарство пришлось выпить. А оно вызывает галлюцинации.

– Галлюцинации? Я знаю, что это. Мне брат Фекл говорил. – Тут же осеклась, и опять этот странный взгляд: испуг, недоверие и надежда; быстро с этим справилась. – Это похоже. Похоже на галлюцинации, если не… хм… Что видел?

– Вероятно, лекарство… – Федор нахмурился, как будто тень болезни на миг вернулась, наклонил голову, и его лицо застыло, словно он прислушивался к чему-то безмолвному, но явно существующему за воротами. Затем растерянно посмотрел на девочку.

– Галлюцинация, – подсказала она.

– Я видел, как русло канала распалось на два, – быстро проговорил он.

– Ага, я так и знала, – живо кивнула девочка. – А теперь постарайся вспомнить: тебе не показалось, что они очень похожи? Но как бы одно зеркально повторяет другое?

Федор нехотя кивнул. Сигнальные дымы на бакенах… Он снова почувствовал в затылке этот неприятный холодок.

– А меня ведь ты видел только в одном из них, верно? Как бы в неправильном?

– Ну, разумеется, ведь…

«У меня не двоилось в глазах», – хотел было сказать и вдруг стал понимать, о чем она.

– В неправильном, так? – проговорила девочка с нажимом.

(Склоненные друг к другу сигнальные дымы были невозможны.)