Читать книгу: «Исчезающий: Инициация», страница 5

Направляясь к выходу, я краем глаза увидел, что одного человека заинтересовала моя персона. Сидя на коленях в темном углу, мужчина с засаленными волосами, в изрядно поношенной, когда-то белой, а ныне – желто-белой рубахе, пристально смотрел на меня. Уходя из собора, я старался сдержать себя и не пересечься с ним взглядами.

– Здесь либо попрошайки, либо потерянные люди, – шептал себе под нос. – Не обращай внимания на присутствующих. Ты их видишь в первый и последний раз.

Забрав результат, я сразу же направился на Северный район – туда, где жил мой док. Подъезжая к Ворошиловскому кольцу, слева от которого находилась центральная городская больница и где были расположены ларьки с шаурмой, я старался забыть произошедшее в соборе: от конфликта с женщиной до нелепого столкновения со стеклом. И глядя на очереди из студентов и туристов, желающих поесть, я удивлялся тому, что вторые после определенных событий переквалифицировались из международных во внутрироссийских, и они совсем не унывали. По их довольным лицам можно было предположить, что им было вообще все равно где стаптывать подошвы – во Франции или на набережной Ростова.

Спустившись по Нагибина и приблизившись к торговому центру, который, как считают наивные приезжие студентки, является эталоном в мире Ростовского шопинга, я прикинул, что если бы сейчас было пасмурно и серо, то этот торговый центр мог бы стать идеальным прототипом к какой-нибудь фантастической истории. Темной башней, например, в которой люди с радостью тратят свое жизненное время, конвертированное в твердую валюту. Хотят прикупить вещь подороже, ради одного завистливого взгляда подружки, либо коллеги. А праздное настроение, которое создавала музыка, доносящаяся из колонок торгового центра, и широкое разнообразие ресторанов, где с радостью могут налить за деньги, зарабатывая которые, мы тратим часы своей жизни, является идеальной ловушкой. И, заодно,  прекрасным олицетворением пира во время чумы. Но будь то фантастическая история или реальная жизнь, ясно одно: пока маркетинг владеет этим миром, энергичный танец алчности и тщеславия никогда не закончится.

Преодолев одну из самых длинных улиц города, я въехал по мосту на Северный район, ушел влево, затем в первый двор направо. Оказавшись возле подъезда, в котором живет док, я взял снимки, вышел из машины и торопливым шагом проследовал в дом.

– Тук-тук-тук! – сказал в такт стуку в дверь.

– Открыто! – донесся из квартиры голос дока.

Я открыл дверь, снял обувь и направился в гостиную.

На диване сидел док с папкой в руках. Я заметил, что он осматривал какие-то снимки, очень похожие на те, с которыми пришел к нему я.

– Еще один в очереди в ад? – спросил его.

– Тот же вернулся в очередь, – взглянув на меня исподлобья, ответил он. – Присаживайся и давай сюда свой снимок.

Я опустился в мягкое кресло и тут же подумал о том, что мне необходимо такое же. Чтобы не падать на кровать, а погружаться в кресло. И писать, писать…

– Андрей, снимок, – протянув руку, повторил док.

– А, точно, – отдал ему снимок. – Задумался.

Он взял его и начал осматривать. Сравнивая с другими снимками, которые лежали у него в папке, он супил брови и что-то бурчал себе под нос.

– О смысле бытия что ли? – спросил он, не отрываясь от снимков.

– Нет. В этом мире я все давным-давно понял.

Он положил снимки себе на колени и перевел внимание на меня.

– И что же ты понял?

– Для начала то, что если зимой не носить шапку, не заболеешь менингитом. Или то, что «Сланцы» не вид обуви, а город, в котором производили шлепки.

– Тьфу на тебя! – махнул он рукой, после чего вернулся к снимкам. – Я думал, ты что то интересное из жизни подметил.

Пока док разглядывал понятные лишь ему изображения, я вспомнил, что за полдня выкурил всего лишь одну сигарету. И ту с утра.

– Док, у тебя нет сигареты? – спросил я.

– Ты еще и куришь?! – возмущенным тоном прикрикнул он. – Я считал, что ты бросил эту дрянь, как только узнал о раке! Ты, вообще, в своем уме?!

– Нет. Я как курил так и курю.

– Сколько сигарет в день ты скуриваешь?

– Пару пачек. Плюс-минус.

Док отложил снимки на столик, который располагался справа от его кресла. На нем очень забавно смотрелась комбинация из статуэтки Нефертити с уже порядком заветренной мясной нарезкой и ночником в виде Ждуна.

– Ты меня вгоняешь в недоумение…впрочем, видя твои снимки, все становится на места. Единственное, что остается большим феноменом, так это то, что ты сейчас сидишь здесь и разговариваешь со мной.

– Ладно, с недоумением мы разберемся как нибудь позже. Скажи лучше, что там со снимками.

– Метастазы пошли дальше. И как мне видится, активность возникла относительно недавно. То есть в ближайшие недели. Опять же, нельзя с уверенностью сказать, но ты должен был ощущать ухудшение.

– Именно поэтому я и поехал делать томографию. Какие прогнозы?

– У тебя уже пять лет по прогнозам жирным шрифтом – смерть, но ты каким-то образом справлялся, – пожал он плечами. – Если бы я, как специалист, не был бы травмирован твоим примером жизнеспособности, то сказал бы пару месяцев. В твоем же случае… еще пять лет?

Я встал с кресла и, подойдя к порогу гостиной, повернулся к доку.

–В общем, я понял тебя, – сказал ему. – Тогда пойду торопливо дописывать книгу.

– Давай, Андрей. Постарайся продержаться как можно дольше.

Я поднял вверх кулак, в знак того, что я – кремень, но потом опустил его и спросил:

– Скажи, а зачем ты хранишь мои снимки? Да еще и дома?

– Думал, когда ты умрешь, через десять или пятнадцать лет продам их какому-нибудь коллекционеру, – буднично ответил он.

– Ты серьезно?

– Вполне, – не поведя и бровью, подтвердил он.

Понимающе кивнув, я вышел из комнаты, а потом и из квартиры.

Сходив в магазин за сигаретами, я вернулся в машину и, прикинув, что можно оставить машину на парковке и пойти на набережную, тронулся с места. Выехав за пределы района, я заметил капли на стекле. А спустя несколько минут, ознаменовавших обрушение дождя, больше похожего на тропический ливень, стало ясно: моим планам не суждено сбыться. Он то усиливался, перерастая в град, то ослабевал. Но не прекращался ни на секунду.

– Странное лето две тысячи двадцать третьего, – произнес я, не найдя в памяти но одного лета, в котором уместился бы еженедельный град и кратковременные дожди, делавшие из улиц реки.

Медленно проезжая по затопленному проспекту имени Михаила Нагибина, напротив торгового центра, под козырьком остановки, я заметил знакомую девушку. Среди безликой толпы она сильно выделялась за счет розового спортивного костюма. Костюма, который было сложно спутать или забыть.

Я свернул к остановке и опустил пассажирское окно:

– Эй, розовая, ты едешь домой? – спросил ее.

Она приподняла свои толстенные брови и, как мне показалось, с большим усилием оторвала глаза от телефона, переведя их на меня. Улыбнувшись, она окинула взглядом прятавшихся безликих людей так, словно все они находились в очереди за счастливой жизнью, но она, в очередной раз, проскакивает в обход ожидающих. Когда закончилась надменная сцена под названием «взгляд превосходства», началась «пленяющая походка королевы», в которой она эротично вставала с лавочки, брала бумажные пакеты в руки и с уверенностью Шэрон Стоун шагала ко мне. Так, по моему скромному мнению, выглядела она в своих же глазах. В моих глазах она была не больше, чем промокшая, уставшая девочка, которая слишком глубоко окунулась в образ королевы. Настолько глубоко, что это выглядело, скорее, комично, нежели эстетично.

– Мы знакомы? – спросила она в окно, стоя под ливнем.

Я в очередной раз оценил ее попытку притвориться востребованной дамой, которая не замечает, и уж тем более не запоминает людей, с которыми она часто пересекается днем. Оценил, но не засчитал.

– Ты либо полностью промокнешь и поедешь на автобусе, либо сядешь сейчас в машину, – сказал ей в ответ.

Она открыла дверь и села в машину.

Я тронулся с места. После чего сделал музыку немного тише. На случай, если вдруг она захочет поблагодарить меня словами через измученный инъекциями рот.

– Спасибо, – сказал я спустя пару минут коллективного молчания.

– За то, что разрешила тебе себя подвезти? – спросила она, видимо, свято веря в то, что единственное желание всех проезжающих мимо нее мужчин – это как-либо с ней повзаимодействовать.

Моей первой реакцией после ее слов было негодование. Затем мне в голову пришла прекрасная мысль выставить ее за дверь. Но позже меня осенило – это типичная присоска. Одна из множества дам, живущих в моем доме, являющейся яркой представительницей древней профессии. Кто-то из них открыт к предложениям, а кому-то важны ухаживания мужчины, с последующим «внутренним аукционом», который будет проводить ее мозг, прикидывая, насколько рентабельно раздвигать ноги перед ухажером. Данная девочка, как я полагал, была содержанкой в классическом представлении этого слова: один мужчина, который ее имеет, платит за арендованное жилье и иногда подкидывает денег на шопинг. И, судя по ее побрекушкам, сделанной груди и инстаграмной внешности, поступления на ее карту были вполне себе приличными.

– Да просто такси стоило шестьсот рублей. Я решила поехать на автобусе. Все из-за этого дождя, – убрав в сторону челку, произнесла она.

Переведя взгляд на зеркало заднего вида, в котором еще виднелся силуэт собственно выдуманной альтернативой «Темной Башни», я ухмыльнулся банальности сюжета. Подумав, как это кстати посадить себе на пассажирское жертву маркетинга. Это вполне по-ростовски: сделать себе грудь за восемьсот тысяч, но поехать домой в набитом людьми автобусе, чтобы не платить 600 рублей за такси. Или купить себе машину, по стоимости дома, и остаться жить в квартире размером с кухню.

– Я, кажется, припоминаю твое лицо, – посмотрев на меня, затем на экран машины, задумчиво произнесла она. – Какого года?

– Восемьдесят восьмого.

– Нет, я про машину! – прикрыв рот, она засмеялась. Засмеялась не от хаотичности своих мыслей, а от того, что я веду нить как нормальный, адекватный человек. Что, как я считаю, вполне нормально, учитывая ее социальный статус.

– Поедем ко мне? – спросила она.

– Поехали, – произнес я, устав сопротивляться и решив, что раз уж она попадается мне на глаза едва ли не каждый день, то почему бы и нет.

– Я тебе покажу дорогу.

Мне на мгновенье показалось, что она не притворялась, и у нее действительно проблемы с памятью. Но прийдя в себя, я отбросил это заблуждение. Ведь у нее проблем куда больше, чем жалкие провалы памяти.

Подъехав к воротам, ведущим в подземный паркинг, я начал рыться в бардачке в поисках пульта.

– Давай я угадаю, где ты живешь? – спросил с улыбкой, которая нормальным людям указывала бы на какой-то подвох. Которую, впрочем, она была не в состоянии расшифровать.

– Откуда ты узнал, где я живу? – удивилась она.

– Это все магия! – ответил, не отвлекаясь на проявление ее деменции.

– Нам здесь парковаться нельзя, а пульт мне не дали, – жалостливо произнесла она.

Найдя пульт, я нажал на кнопку.

– Спасибо за информацию.

Увидев, что я открыл ворота в паркинг своим ключом, она игриво посмотрела на меня. Мне стало интересно, какие кретины ведутся на подобные взгляды. Но, с другой стороны, не все девушки могут перевоплощаться в кошку и, в целом, не все обладают актерским мастерством. И именно потому, что она не одарена талантом перевоплощения, а когда пытается его проявить, выглядит это отвратительно, у нее в сумке лежат ключи от съемной квартиры, а не от своей.

Припарковавшись, мы вышли из машины и направились к лифту.

– Ты, наверное, знаешь и квартиру, в которой я живу? – сказала она отвратительным тоном наивной девочки, дотронувшись указательным пальцем до моего носа.

– Нет, в стенах этого дома моя магия не работает.

– Почему? – спросила она, надув губы.

– Потому что даже магия в недоумении от того, как в свое время надули миллионеров, продав им квартиры втридорога в доме, где слышно каждый шорох соседей. Нажимай кнопочку.

Она покорно нажала на восьмой этаж.

В ее съемной квартире было визуально холодно. Это тот случай, когда дизайнер, вдохновленный минимализмом, сделал просто неуютный ремонт. Телевизор, висящий в полном одиночестве на огромной стене, показывал хитросплетение судеб актеров. Под ним, на полу, лежали книжки, вперемешку со второсортными журналами о шалостях звезд.

Пока девочка, чьего имени я даже не знаю, прошла в ванную комнату, мне пришло в голову посмотреть на вид из окна.

Отодвинув плотную штору, я увидел на подоконнике статуэтку в виде черных крыльев. Я взял ее в руки и, принявшись внимательно ее осматривать, сыграл в игру «найди 5 отличий». Не сумев на память найти их, я прошептал:

– Интересно.

– Вот и я! – донеслось за спиной.

Безымянная соседка подошла ко мне со спины, обхватила руками торс, вцепившись пальцами в молнию джинс.

– Чего это ты мой оберег лапаешь? – взглянув на статуэтку, прошептала она на ухо.

– У меня такая же, – крутя в руках крылья, ответил ей.

– Серьезно? Я всегда хотела, чтобы у меня были еще одни крылья Ну, знаешь, под телевизор поставить по обе стороны. Для баланса.

Я повернулся к ней лицом, и случайно уткнувшись своими губами в ее губы, произнес:

– Могу принести. Я выше живу. На девятом.

– Было бы классно… – одними губами ответила она, после чего поцеловала.

Еле оторвавшись от соседки, я по достоинству оценил мягкость ее губ. И, быть может, я бы не прерывал поцелуй, но мне не давали покоя крылья. Уж очень хотелось сравнить их между собой.

– Я сейчас прийду, – подняв указательный палец в верх, сказал ей. После чего ушео в сторону выхода.

Быстро спустившись в квартиру, я, не разуваясь, схватил в руки крылья и побежал обратно. Войдя в дверь, я застал безымянную соседку на кровати. Она лежала в халатике, держа в руках статуэтку.

– Да, они идентичны, – сняв обувь, сказал ей.

– Если хочешь, я могу отдать свои тебе? – произнесла она.

– Ты готова расстаться со своей мечтой о двух парах крыльев?

– Ради тебя – да, – встав с кровати, она подошла ко мне и, забрав крылья, обняла меня за плечи.

– Мне достаточно одной пары, – произнес, глядя ей в глаза.

– Тогда давай забудем об этих крыльях и попробуем сами полетать?

Все то время, что я находился в комнате, пытался понять, нравится она мне или нет. При этом сознавая, что если я уже об этом задумываюсь, то можно смело ‘сворачивать удочки’ и подниматься домой. Ведь внешность девушки всего лишь один из факторов, который меня привлекал. И это при том, что ее внешность, если откинуть все визуально запутывающие процедуры, типично средняя. Не говоря уже о нулевом интеллекте. Тут уж строить воздушные замки или работать с тем, что есть – дело одинаково малоперспективное.

Тем временем, она плавно запустила свою руку мне в джинсы и замерла, как только добралась до цели.

– Это что? – возмущенно спросила она.

– Это «нет», – улыбнувшись, ответил ей. – Ваше «нет» произносится ртом, а наше не ртом.

– Ты что, того? Не по девочкам?

– Ты это определила по тому, что у меня не встал на тебя? – сквозь улыбку спросил ее.

– Ну да! Ведь дело тут явно не во мне. Я сделала все, что от меня требовалось.

– Я тебе открою секрет, о котором ты вряд ли узнаешь, контактируя с людьми, в чьих умах движимой силой является один лишь секс: мужчины тоже имеют право на «нет». Как раз сейчас я этим правом пользуюсь, обуваюсь и иду домой. А ты можешь расставить крылья, если заняться больше нечем.

– Козел! – воскликнув, она оттолкнула меня и ушла к статуэткам.

В ответ на это я обулся с улыбкой на лице, после чего покинул квартиру. Оказавшись у лифта, я посмотрел на часы. Они показывали пять вечера. Учитывая то, что ввиду внутреннего дисбаланса, спровоцированного новостями о болезни, я не в состоянии писать, а бестолку лежать в квартире мне не хотелось, я отбросил идею с набережной и выбрал лучший вариант из всех – ехать к Боре. Атмосфера в его квартире была отдушиной для меня. Как, впрочем, его размышления.

Лифт открыл двери, и я нажал на кнопку первого этажа, попутно вызывав такси.

Возле его дома я, согласно нашей с Борей традиции – ни встречи без кофе, зашел в магазин, расположенный в соседнем доме. И дождавшись, когда аппарат нальет мне две кружки напитка, я взял их и направился к выходу. Открывая дверь, я почувствовал толчок в спину, после которого содержимое стаканчиков вылилось на майку и пиджак.

– Твою мать! – бросил я, обернувшись.

– Извини, старик, – сказал парень, держа стаканчик с чаем.

– А что теперь извинять? Что случилось, то случилось.

– Значит, это должно было произойти. – блаженно протянул он, добавив: – Хочешь, компенсирую?

– Не надо, я постираю, – ответил ему и, желая скорее прервать общение, направился к дому Бори.

– В любом случае, каждое происшествие – это как новый виток сюжета. Удачи! – произнес он, после чего сел в такси, на котором я сюда приехал.

– Всюду сюжеты… – прошептал я, и, отряхнув майку, зашел в подъезд.

– Привет, братик! – Боря раскрыл свои объятья, беззаботно улыбнувшись. – Что за внезапные потрясения привели тебя ко мне?

– Я бы не сказал, что внезапные, – ответил ему, обняв в ответ.

– Тогда проходи. Я уже все приготовил. Правда, теперь ясно, что не только для себя. Кстати, видел мою новую майку?

Посмотрев на черную майку с надписью «сохраняю баланс», я спросил:

– Я подумал, что это та же.

– Братик, у меня много черных маек с этой надписью. Вот эта – новая.

Одобрительно кивнув, я прошел в комнату. На столе уже чайник, рядом с ним две чашки без ручек. А на краю лежали журналы и книги о психологии.

– Я смотрю у тебя тут снова чайные церемонии.

– Ты знаешь, чем мы отличаемся от Китая в плане культуры чаепития? – спросил Боря.

Упав в кресло, я отрицательно помахал головой.

– Там к этому относятся не как к вещи, которая поможет ‘убиться’. Это образ жизни.

– Я понял, можешь не продолжать. – сказав, я подвинул чашечку поближе

– Поделишься, какой ты из этого вывод сделал, Братик? – сев на кресло напротив, он спросил по-доброму. На секундочку мне представилось, что со мной разговаривает не мой товарищ, а ментальный наставник.

– В варварском обществе все гипертрофированно, – ответил ему. – Если употреблять, то убиваться. А патриотическую нишу обязательно заполнят турбопатриоты которые, как фанатики, будут обращать внимание на всякую мелочь.

– Ну, я бы не сказал, что у нас варварское общество, – проводя манипуляцию с чайником, сказал он.

– А я не про всех. Но ты же понимаешь, что их очень много. Ты видишь, сколько вокруг агрессии на дорогах и на улицах в целом?

– Я вообще редко выхожу из дома. Но когда выхожу, чувствую словно вот-вот кто-то на меня накричит или набросится. Стало напряженно и люди агрессивнее стали, не буду спорить.

– Я тебе вот к чему, – начал развивать мысль. – Находясь в обществе, которое, по большей части, поддерживает убийство других людей, ничего другого, кроме агрессии, ждать не стоит.

– Полностью согласен. Все-таки не зря мы с тобой в тесном ментальном контакте. Это дорогого стоит.

– А еще у меня пошли метастазы.

– Черт, братик… – от удивления он прекратил манипуляции. – Давай попробуем с тобой провести духовные практики? Я думаю, это поможет.

– Нет, я просто через силу начну писать и все остановится. Ты ведь в прошлый раз нашел для меня панацею.

– Да ладно тебе, брось, это было очевидно, – махнул он рукой, возобновив процесс перемалывания.

– А еще сегодня у меня не выгорело с девочкой. Но не потому, что она была против… – протянув чашку, Боря сбил меня с мысли. Отбросив разговоры в сторону, я взглянул на плававший лепесток розы и сделал глоток.

– Братик, ты не о том думаешь, – произнес он. – Нам по-настоящему не хватает нормальных отношений. Каждому из нас, старик…

Поставив кружку на столик, меня начало накрывать. Пока он что-то говорил, я, словно маленький комочек самого себя, летел на встречу заключенному внутри меня пространству вариантов. В одном из которых каждая произнесенная им буква является дверью в обширные миры: новые пространства вариантов со множественными ветвями, ведущими к другим пространствам вариантов, которые, подобно предыдущим, имели внутри себя значительное количество моих проекций.

И когда меня затянул один из вариантов, в который я случайно ступил, он запустил череду внутренних поэтапных изменений моего сознания. Каждую минуту своей прожитой жизни, я переносил как и положено – считая кульбиты меня прошлого и матом восторгаясь от мышления, которое привело к внезапным кочкам на пути, к настоящему и будущему себе…

Поняв, что пауза затянулась, а мне нужно дать ответ прямо сейчас, я прикинул, что отвечу:

– Да, в какой-то степени ты прав.

Он посмотрел на мой важный вид, очевидно, не понимая, что если я полагаю, что мои мысли читают окружающие, то с какой стати тогда я не прочту его?

– Поэтому, старик, важно понимать собственную сопричастность в любых отношениях: от любви, до партнерства, – уверено начал он. – То есть, если ты осознаешь, что ты тоже сопричастный, то и твои дела на работе идут в гору, и настоящие друзья притягиваются, и любовь будет идеальная.

– Значит, ты считаешь, что если я буду осознанным в своей сопричастности, то эта сопричастность будет проникать в организм так же, как когда-то в него попадал коронавирус? И, в конце концов, в мире наступит гармония? – перебил его, полагая, что уловил мысль.

Он прищурится, явно не понимая, о чем я.

– Нуу, что то типа того… Лучше расскажи за ту девушку, с которой у тебя не вышло?

– Не вышло – это когда ты не смог физически. А «не выгорело», это когда что-то пошло не по плану.

– А какой был план? – спросил он.

– А план был, в первую очередь, договориться с собой. Чтобы тот Я, с которым веду общение, тоже захотел. Все заключалось в его согласии. Реальный-то Я всегда хочет.

– То есть, своего рода, разговор двух альтер-эг, – заключил Боря.

– Разговором это точно не назвать. Ведь «разговор» тесно соприкосается с собеседованием, а собеседование, в свою очередь – завуалированное рабство, –  неожиданно для себя самого вырулил я. – Я бы назвал это беседой. Такой, знаешь, как у хороших друзей, которые с детства вместе. Они же не могут вести между собой собеседование? Нет. Настоящие друзья не могут считать друг друга рабами, если отталкиваться от того, что «собеседование» – это путь туда, а «разговор» в этом всем некое начало начал. Или абсолют. Абсолют всех отношений, понимаешь? А это тебе не какая-то там сопричастность.

– Ты правда считаешь, что «общая сопричастность» никак не соприкасается с «разговором»? – возмутился он. – Как бы люди общались без взаимной «сопричастности»? Выходит, «сопричастность» является абсолютом абсолютов.

Я вдумался в то, что он сказал и на секунду подвис. Выходит, все то, что мы считаем важным в этой жизни, в мире сопричастности всего лишь пшик. Зачем тогда беседовать о маловажном, то есть, о каких-то там «разговорах» на низких вибрациях? А тогда к чему я устраиваю звон по тому, чьего ухода из жизни так желал? Почему я отчаянно защищаю собственное эгоцентричное Я, вылезшее из-за издаваемых подсознанием звуков, которое завладело сознанием, а то, в свою очередь, ртом? Тогда, быть может, вся атрибутика успешной жизни, в виде машин, квартир, ради которых мы тратим часы жизни, как те колхозные девочки, тратящие на китайское дерьмо с грубо завышенной стоимостью, является пшиком…

Подловив себя на том, что мой ум заходит за разум, я прервал размышления, и произнес запоздалый ответ:

– Тут я абсолютно согласен.

Я чувствовал, что он устал. Но, возможно, мое внутреннее ощущение – всего лишь подавленная негативная эмоция, не имеющая ограничений в момент работающего сознания? Такой круговорот чувств, в который можно погрузиться лишь одним единственным способом. Способом, размывающим границы подсознания. Обостряющим сенсоры, как чертов «Эппл»обновляет мозги телефона. Только если тот обновляет их техническим методом раз в год, то мои сенсоры, являющиеся мозгами, обостряются каждую секунду. А они намного острее в собственных проекциях, которыми мы так усердно нагромождаем свою центральную нервную систему, спрявляющуюся влиянием бытия через раз. Но острее они лишь потому, что у техники «Эппл» нет никаких проекций. У нее, как у среднестатистического человека, есть только интернет и соцсети.

Странным путем выйдя от духовного к материальному, я взглянул на Борю.

– Я чет устал. – Сказал он, опустив голову к столу.

– Может, присядем на диван? – ответил, будто для меня является новостью эта его объявленая усталость. – Включим телек. Комедию какую-нибудь.

– Слушай, ты как будто читаешь мысли!

«Это ты еще не научился слушать мои, – подумал я, – А то мы бы сейчас вместо посиделок на диване, бродили по бескрайним просторам коллективного сознания в поисках ключа к двери, за которой прячется та самая энергия, которая могла бы поменять общественное сознание. Естественно, если нас двоих воспринимать как коллектив, а все остальное население – как общество».

– Слушай, а ты никогда не задумывался, что если бы в рамках концепции по трансформации общественного сознания было заложенно ложное убеждение, в котором наши футболисты – лучшие, то они бы и правда были таковыми? – вдруг спросил Боря.

– Никогда не думал, – ответил, обрабатывая поступившую информацию.

– Проще говоря: наше общество, то есть сто сорок миллионов людей, стали бы силой, которая своей энергией мысли сдвигает в сторону ярлык, укоренившийся в их предыдущем, не трансформированном сознании. Это как пространство вариантов. Слышал о таком? – последние слова он произнес с такой гордостью, будто пространство вариантов это его изобретение.

– Конечно! Об этом же говорят все, кому не лень, – соврал Боре, чтобы тот немного приземлился.

– Черт! – сжав кулаки, он снова опустил голову. – Я думал это мое изобретение!

«А что если пространство вариантов и правда изобрел Боря? – подумал я. – Вот он сидит тут и никуда не выходит, и все вокруг думают: «Вот, Боря, просирает свою жизнь впустую». А он хихикает у себя в комнате, считая нас всех кретинами, которых уже не спасти. Что если золотые годы своей жизни он спустил на то, чтобы изобрести для нас пространство вариантов, в котором мы – всего лишь следствие огромной цепочки вариантов наших предков? А предки, в свою очередь, следствие цепочки своих предков…».

Ощутив неприятный осадок, который нанес собственный лживый ответ, я положил руку ему на плечо.

– Слушай, ну может и твое. Вдруг я услышал от какого-то своего знакомого, чей знакомый является твоим другом?

– Вполне возможно! – бодро сказал он, после чего принялся подготавливать чайник к очередной порции.

Я почувствовал, что меня отпустило. Причем это чувство было похоже на отлив реки. Вот только что я был в окружении информационной воды, которую, из-за неспособности мозга отфильтровавывать ее, наполняли какие то бредовые идеи, а теперь нахожусь на берегу. Но только мне не хотелось обратно. Взглянув на настенные часы, я отметил, что время перевалило за девять. В этот же момент Боря протянул мне наполненную чашку.

– Спасибо, но я на паузе, – отказался я.

– Для тебя пока что является сложной вся та информация, которую на тебя вывалило подсознание, впитавшее миллионы увиденных тобой фактов и сложившее все их в единый пазл, – сделав глоток, произнес он. – Именно поэтому некоторым лучше много работать, мало знать. Не справятся. Но не ты. Ты справишься, это вопрос практики. С мозгами-то у тебя все в порядке.

– Борь, мне, наверное, пора ехать, – встав с кресла, сказал ему. – Все-таки сейчас не тот период, когда можно растрачивать свое время направо и налево.

– Да, я понимаю, Братик, – он протянул мне руку. – Ты, если что, забегай. Всегда буду рад тебя видеть.

Я пожал ему руку и покинул квартиру.

Сидя в такси, мчавшее к Береговой, я поймал себя на мысли, что, быть может, это моя крайняя встреча с Борей. И вообще каждая встреча с каким-либо из знакомых мне людей, скорее всего, будет последней. В данном контексте интересней всего то, как люди предчувствуют приближение смерти? Почувствую ли я ее дыхание перед тем, как навсегда закрыть глаза?

– Нужно чаще видеться с сыном, – прошептал я в окно.

– Мы приехали! – радостно произнес водитель.

– Спасибо. Всего доброго, – сказал ему и вышел из машины.

Стоя у кованного заборчика, разделяющего течение реки и людей на набережной, я достал талисман и, крутя его в руке, думал о том, что было бы неплохо, если в верхней его части появится дырка для цепочки. Сделав его семейным талисманом, который переходит из поколения в поколение, я бы сотворил маленькую историю.

– Извини, – послышался хриплый голос.

Я повернулся и увидел перед собой цыгана в серой рубашке, джинсах и кепочке, которую носили английские аристократы, продавцы газет или же гопники. Но судя по его выражению лица и этнической принадлежности он был явно не аристократ.

– Можешь мне подсказать, что это за монета? – раскрыв ладонь, спросил он. – На нее можно что-нибудь купить?

Я взял в свободную руку монетку и заметил, что она схожа с той, которая сейчас сжата в моей другой руке.

– Можно сравнить ее со своей?

По его лицу было видно, что он не в восторге от моей просьбы.

– Да, конечно. – улыбнувшись, ответил он.

Я приложил монетки друг к другу, чтобы сравнить диаметр. После этого прокрутил их между собой и, поворачивая сторонами, пытался найти отличия.

«Как забавно, что мне попадаются люди с одинаковыми вещами, – подумал я. – Порой удивительные бывают совпадения».

– Совпадения не случайны, – нервно сказал тот.

Я перевел на него удивленный взгляд.

«Он только что прочел мои мысли? Или я схожу с ума?», – задавался вопросом глядя ему в глаза.

– Они одного года выпуска, поэтому совпадения не случайны. Верни мне ее.

– Представляешь, как забавно получилось? – весело спросил его. – Давай попробуем различить твою монетку от моей?

– Просто верни ее! – серьезным тоном сказал он.

Я закрыл две монетки ладонями и хорошенько потряс. Мне было очень любопытно, получится ли разгадать где чья монетка.

– Так, остановись! – нервно бросил он. – Верни монету!

Я раскрыл ладони и предоставил ему право выбора.

– Левая или правая? – изменив голос на грубый, с трудом сдерживая смех, сказал ему. – Какой ты сделаешь выбор?

Он взял монету с правой ладони. Его тыльную сторону ладони украшала татуировка змеи с открытым ртом. Поймав себя на мысли, что подобную татуировку я уже где-то видел, мне захотелось спросить ее значение. Но вспомнив, что та змея была не на тыльной стороне, а на запястье с внутренней стороны, мое желание растворилось. И пока я пытался вспомнить человека с похожей татуировкой, цыган в кепке, изредка оборачиваясь на меня, испарялся в темноте длинной набережной.