Читать книгу: «Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2», страница 2

Лю Синь приподнял уголки губ в полуулыбке, глядя ей в глаза:

– Под страхом смертной казни осуществлять доносы все еще запрещается, как ни крути. Могу я узнать, где же доносчик? Кто он? Как его имя? Почему он сейчас не здесь? – Видя, как светлые глаза женщины стекленеют от ярости, он продолжил: – А… наверное, он умер под пытками? Но как же так? Это ведь противоречит тому, что я только что сказал.

– Своими словами, господин Лю, вы рискуете навлечь на себя обвинения в нарушении правил общения с высокопоставленными лицами.

– За что же? Я ничего не сделал. Как доверенное лицо своего учителя, я просто пользуюсь правом встретиться с его обвинителем. Но поскольку этот донос можно считать анонимным, раз уж доносчика тут нет… – Лю Синь заглянул за спину судьи с двух сторон, словно выискивая еще одного участника судебного процесса. – То тогда незаконно обвиненный должен быть освобожден немедленно.

Судья внезапно усмехнулась краем рта, в глазах блеснуло пренебрежение.

– Господин Сяо обвиняется не только в одном преступлении о сговоре и подстрекательстве с целью убийства ста четырех человек. Ему также предъявлено обвинение за невыдачу домочадцев. Господин Сяо уже три дня упорно отказывается снимать защитные заклинания со своего дома, чтобы мы могли допросить всех тамошних жителей⁴.

Подобная новость, казалось, застала Лю Синя врасплох. Бросив взгляд в спину Сяо Вэня, понурившего голову, Лю Синь опустил глаза в пол, слегка поджимая губы и выдавая тем самым свое напряжение. Острый взгляд судьи, уловивший тень этих эмоций, тут же вспыхнул. Вмиг ее аура, что и до этого была тяжелой, вдруг сделалась ужасающей. Даже главы гильдии вжали головы в плечи, едва увидев выражение ее лица.

За несколько мгновений придя в себя и сосредоточившись, Лю Синь еще раз посмотрел на спину Сяо Вэня и снова вскинул прохладный взгляд на судью.

– Возврат обвинений, – громко сказал он, чтобы все в зале слышали.

– Что? – Судья наклонила голову набок, полагая, что ей показалось.

Лю Синь сделал два шага вперед, глядя ей в глаза. Заведя руки за спину, он заговорил, уверенно произнося каждое слово:

– Я возвращаю вам обвинение, госпожа судья. Если вы не можете предоставить доносчика, то по суду Яотина донос признается ложью. Ответственность за такой донос несет тот человек, который его осуществил. – Он подался вперед. – А это именно вы.

Тишина, повисшая в зале, позволила расслышать даже шелест одинокого лепестка вишни, упавшего между юношей и судьей.

Лю Синь видел, как ее глаза, цветом напоминающие горькое рисовое вино, становятся совсем белыми, словно покрываясь инеем. Женщина не моргая вглядывалась в лицо наглеца, посмевшего кинуть ей обвинение при всей гильдии, тем самым впервые за долгие годы словно обмакнув ее в грязь. Лю Синь, не прерывая зрительного контакта, едва уловимо дернул уголком губ, слыша оживающие голоса. Теперь главы гильдии бросали в сторону судьи совсем иные взгляды. Судья сжала кулаки под широкими тяжелыми рукавами, тоже слыша шепотки глав и ловя боковым зрением надменные выражения на их лицах.

В этот момент в зал вернулась На Сюин. Торопливым размашистым шагом она подошла к подножию места главы.

– Стражники не пропускали этого человека, – сказала главнокомандующая, окинув Лю Синя тяжелым взглядом. – Он тайно пробрался на территорию резиденции.

Судья усмехнулась, глядя на прикрывшего глаза юношу. После чего стиснула зубы и развернулась, взмахнув черными широкими рукавами.

– Убрать заключенного и взять под стражу этого человека! На рассвете господина Лю ожидает дознание на Единении душ!

Молчавший три дня Сяо Вэнь вдруг принялся вырываться из пут изо всех оставшихся сил. Вскинув взгляд на судью, он дрожащим голосом закричал:

– Нет! – В глазах его бушевал ураган мольбы и страха. – У нас был уговор! Не трогайте его! Я приму все наказания!

– Вэнь-гэ, – позвал Лю Синь. Когда лекарь мигом обернулся и встретился с ним глазами, он продолжил, силясь улыбнуться: – Учитель и ученик должны идти рука об руку и разделять каждый ломоть хлеба и каждый удар на своем пути.

Они больше не сказали друг другу ни слова, обмениваясь взглядами. Уловив в глазах Лю Синя то, что так боялся увидеть, Сяо Вэнь вдруг принялся вырываться из пут еще яростнее. Лекарю не позволили сделать ни шагу, скрутив его на полу и заткнув кляпом рот, после чего утащили в сторону нижних уровней. Его приглушенные крики отдавались эхом в стенах главного зала.

Лю Синь набрал полную грудь воздуха, чувствуя, как кровь бьется в висках. Но страх и паника отнюдь не накрыли его сердце в этот момент. Он спокойно протянул руки подошедшей к нему На Сюин, слыша лязганье кандалов, и вскоре ощутил их вес, тянущий к полу.

– Его меч, – указала судья на висящие на поясе Лю Синя белоснежные ножны.

Один из стражников, стоящих рядом, потянулся к ним и снял было оружие, но тут же зашелся в болезненном крике. В следующую секунду он отбросил меч, который со стуком дважды отскочил от пола и замер у ног Лю Синя. Серебристая ивовая лоза словно ожила, медленно обвиваясь вокруг рукояти и мягко мерцая режущими листьями. Через мгновение Лимин неподвижно замер.

Все в зале содрогнулись при виде изуродованной окровавленной руки, которую стражник прижимал к груди, завывая и заливаясь слезами. Глаза судьи жадно вспыхнули, оглядывая ножны, однако приблизиться она не посмела.

– Увести, – махнула рукой она, не отрывая взгляда от меча.

Грубо схватив Лю Синя за предплечье, главнокомандующая потащила его за собой. Когда его выводили из зала в сторону подземелий, он услышал новый приказ:

– Приведите сюда того торговца!

Глава 51. Трое в оковах

Насколько яркой и светлой была резиденция главы гильдии снаружи, настолько же темной были ее нижние уровни.

На Сюин сдернула Лю Синя за цепи с последних ступеней, отчего юноша упал, отбивая колени и обдирая ладони о каменный пол. Не сказав ни слова, он лишь зашипел от боли и последовал дальше за своим конвоиром. В нос тут же ударил удушливый спертый запах камер, в которых не было ни намека на свежий воздух.

Поморщившись, Лю Синь прищурился, пытаясь рассмотреть что-то в кромешной темноте. На Сюин подтолкнула его к одной из камер. Зазвенели ключи. Через мгновение Лю Синя втолкнули внутрь, а за спиной с громким лязганьем провернулся засов. Уперевшись руками в пол, покрытый жухлой соломой, Лю Синь на ощупь дополз до ближайшей стены, стараясь дышать неглубоко. Камеры на этом уровне были небольшими – в них едва удавалось встать в полный рост, и единственный вид, открывающийся из них, был на металлические прутья, за которыми терялись во мраке камеры напротив.

Когда его вели по коридору, Лю Синь не слышал ни звука, отчего казалось, что он единственный пленник на этом уровне тюрьмы. Однако едва дверь наверху закрылась за главнокомандующей, как из дальних узилищ соседнего коридора послышались копошения и стенания.

Лю Синь заморгал, думая, что ему мерещится, но через несколько мгновений он и впрямь увидел поблескивающие в воздухе огоньки. Они были совсем маленькими, как светлячки, но чем больше времени проходило, тем ярче они сияли. Вскоре благодаря им получилось рассмотреть и каменные грубые стены, и бурые разводы на полу. Отдернув руку от одного из пятен, Лю Синь подобрался к прутьям.

Он вглядывался в камеру напротив, пытаясь рассмотреть хоть что-то, но там, казалось, не было ничего, кроме тьмы. Не отрывая от нее глаз, Лю Синь медленно приподнялся с пола, цепляясь за решетку. И чем дольше он всматривался, тем яснее различал во мраке две горящие точки, направленные прямо на него. Вскрикнув и пригнувшись к полу, Лю Синь едва успел уклониться от внезапно вылетевшего шара духовной энергии. Разбившийся о стену сгусток осыпался осколками, которые спустя мгновение поднялись и закружились в воздухе теми самыми огоньками.

Мигом вскочив на ноги, Лю Синь прижался к боковой стене. Однако камеры были полностью открытыми – ни единого угла, за которым можно спрятаться. Слыша рычание и тяжелое хриплое дыхание в камере напротив, Лю Синь вновь увернулся от шара духовной энергии.

– Вот так-то вы встречаете гостей, господин Дун! – крикнул он, видя всполохи зарождения нового шара.

Чувствуя себя как в глупой игре, в которую он любил играть в детстве с другими детьми, Лю Синь снова избежал столкновения с убийственной энергией.

Человек напротив тяжело задышал, словно переводя дух после утомительных атак. Лю Синь подошел ближе к прутьям. Новые осколки парящей духовной энергии позволили рассмотреть силуэт в темноте.

Мужчина стоял на коленях, скованный по рукам и ногам цепями, тянущимися к углам камеры. Его грязные взлохмаченные волосы закрывали лицо, позволяя увидеть только алые всполохи в безумных глазах, которые он не сводил с Лю Синя.

Юноша вспомнил, что Сяо Вэнь говорил про искажение ци: на этой стадии заклинатель почти утрачивал способность мыслить ясно и осознавать свое положение. Он становился больше похожим на дикого зверя, чем на человека. Голод, который испытывало его золотое ядро, невозможно было утолить ни медитациями, ни совершенствованием. На данном этапе пораженный недугом заклинатель всем своим существом жаждал лишь одного – разорвать любого человека в поле зрения. Нередко люди, сходящие с ума от искажения ци, утоляли эту жажду тем, что становились на кривую дорожку. Они источали темную энергию, исходящую из самых низменных желаний и чувств, стремясь с их помощью утолить жгучую боль от золотого ядра, которое медленно угасало.

– Господин Дун, – позвал Лю Синь, но тут же осекся, слыша грохот цепей и видя, как мужчина рвется к нему изо всех сил отнюдь не для дружеских объятий.

Череда духовных шаров ринулась к юноше один за другим, и вскоре запыхавшийся Лю Синь почувствовал себя гусем, которого охотники осыпают стрелами со всех сторон. Уйдя от шара, спустя миг разбившегося о стену аккурат возле его головы, Лю Синь закричал:

– Ма Цайтянь, конечно, говорила, что вы буйный в гневе, но не до такой же степени!

Атаки вмиг прекратились. Тяжело дыша, Лю Синь обессиленно сполз по стене и прикрыл глаза, выуживая из-за пазухи маленький смятый листок. Помахав им в воздухе, он усмехнулся:

– У меня для вас письмо от нее.

Услышав звон цепей, Лю Синь прищурился: Дун Чжунши пытался подобраться ближе к прутьям, не сводя горящих глаз с клочка бумаги. Спустя некоторое время из камеры напротив донеслось рычащее:

– Чт… что там?

Обладатель этого голоса, судя по всему, не разговаривал уже довольно долгое время. Видя, что пленник утихомирился и начал осознавать происходящее, юноша облегченно выдохнул.

«Ну надо же, и впрямь сработало», – похлопал он себя по груди. Глядя на листок с картой резиденции, на котором не было ни слова, Лю Синь сказал:

– Она пишет, что выражает свое глубочайшее сожаление о произошедшем с вами, а также просит не винить лекаря Сяо и его помощника в длительном отсутствии.

Дун Чжунши вновь рванулся к прутьям, но был остановлен натянувшимися цепями. Судорожно забегав глазами по листку, Лю Синь поспешно добавил:

– Она просит вас прийти в себя как можно скорее. Вы нужны городу.

Как и у любого безумца, у человека, потерявшего рассудок от искажения ци, должен быть якорь, не позволяющий отправиться по реке одержимости, в конце которой была лишь бездонная пропасть. Для Дун Чжунши этим якорем была Ма Цайтянь. При звуках ее имени огни в глазах мужчины дрогнули, словно от порыва сильного ветра, способного их потушить.

Лю Синь говорил ничего не значащие слова, складывая их в какие-то обрывки фраз, связанных с женщиной, и в каждом из них неизменно упоминал ее имя. Дун Чжунши не улавливал и половины из сказанного, цепляясь только за:

Ма Цайтянь, Ма Цайтянь, Ма Цайтянь…

– Ей никогда не нравились розы, – хрипло выдохнул он, падая на пол клетки. Лю Синь тоже сел, опираясь плечом на прутья.

Дун Чжунши опустил голову, глядя на кровавые пятна на полу: они были так похожи на распустившиеся цветы, никогда не нравившиеся единственной женщине, которую он любил.

Оба пленника замолчали на время, пока гильдии пытался осмыслить происходящее. Постепенно вспоминая о том, как и кто именно заточил его в его же темнице, Дун Чжунши вновь едва не сорвался с обрыва в реку безумства. Но теперь он гневался не на человека напротив, а на тех, что стояли сейчас наверху.

Вскоре двери вновь грохотнули: в коридор втащили еще одного пленника и бросили его в соседнюю с Лю Синем камеру. Человек за стеной хрипло дышал, не реагируя на голос юноши, который пробовал дозваться до него. Решив, что пленник, вероятно, потерял сознание от пыток, Лю Синь перестал звать, слыша только его тяжелое дыхание.

Видя, что глава гильдии постепенно приходит в себя, он решил упрочить его связь с реальностью, снова заведя разговор о Ма Цайтянь. В конце концов спустя некоторое время Дун Чжунши прервал его монолог:

– Однажды она сказала мне, что встретила в городе человека, который был единственным на площади, кто не смотрел на нее свысока. Я все пытаюсь понять: это оттого, что ты недавно в Яотине, или оттого, что ты так глуп?

– Почему я должен был смотреть на нее свысока? – искренне удивился Лю Синь.

– Не то чтобы я плохо относился к ней или прислушивался к городским сплетням, просто… единственная возможность для нее исправить свое положение – это выйти замуж. – Дун Чжунши посмотрел в сторону и продолжил: – Так думает каждая женщина в таком положении. Годы идут, и она не молодеет. Ты знал, что для поддержания красоты лица она покупает у лекаря Сяо дорогие и редкие травы, сохраняющие ее молодость? Не то чтобы это было заметно, но ей уже почти тридцать. Ее пугает, что годы вскоре начнут брать свое, – грустно усмехнулся мужчина. – Какая глупость.

Лю Синь ничего не ответил.

– Как ты думаешь, Лю Синь, женщина в таком положении думает о доброте, – глава повернулся к нему, – или о том, насколько тяжел кошель с золотом, висящий на поясе?

Тень опустилась на лицо Лю Синя. Подавшись вперед, он сказал:

– Я думаю, не все делят мир на глупость и жадность, господин Дун.

– Женщины коварны, юноша, – усмехнулся Дун Чжунши. – Она тебе нравится?

– Что?

– Я спрашиваю, – Дун Чжунши подался чуть ближе, гремя цепями, – Ма Цайтянь нравится тебе как женщина?

– К чему этот вопрос?

– Когда… Если, – исправился он, – я выберусь отсюда, я предлагаю тебе брак с достойной женщиной.

– Что вы сказали? – Лю Синь приподнялся с холодного пола, уставившись на главу.

Дун Чжунши глубоко вздохнул и тоже встал. Словно боясь передумать, он быстро заговорил:

– Ты нравишься мне, Лю Синь. – Глава шагнул в его сторону. – Впервые я услышал о тебе от Ма Цайтянь. Нас с ней всегда связывали теплые дружеские отношения, и я хочу счастья для нее. Ты, как никто другой, подходишь на эту роль. – Дун Чжунши поднял на него взгляд, и Лю Синь подметил, что его красные зрачки немного подрагивают. Подавшись ближе, глава понизил голос: – Я смогу позаботиться о вас обоих. Если вы согласитесь на сделку, я обеспечу вас всем, что пожелаете.

– Так, стоп. – Лю Синь приподнял руку, прерывая речь главы. – Господин Дун, вы все еще бредите.

– Мой разум ясен, Лю Синь. – Дун Чжунши прищурился, делая несколько шагов в сторону, но не отводя от собеседника взгляда. – Человек твоего положения должен понимать, что большего ему не достичь. Я предлагаю тебе высокое положение, должность и брак с достойной женщиной.

Кровь прилила к голове Лю Синя. Он уставился на Дун Чжунши и произнес, выплевывая каждое слово:

– Раз вы зачали ребенка, то должны были сами взять Ма Цайтянь в жены, а не носиться по городу в поисках лучшей кандидатуры, в которой вы не будете видеть соперника. Вам так не кажется?

Дун Чжунши расхохотался, запрокинув голову:

– У нас с тобой разное понимание того, что должен и чего не должен делать мужчина. Должен ли он брать под крыло мальчишку, не имея за душой ни гроша, а?

Лю Синю показалось, что едва просветлевший взгляд главы снова безумно заблестел.

– Все субъективно, – вскинул бровь Лю Синь. – Скажем, должен ли мужчина пройти мимо ребенка только потому, что за душой ни гроша? – Он сделал шаг в сторону главы. – Или должен ли он бросить собственного ребенка лишь из трусости и для поддержания своего положения? И спускать с рук все те слова, что разносят по городу его жены, очерняя женщину, которая ему нравится?

Дун Чжунши замолчал на несколько долгих мгновений, после чего тихо спросил:

– В том ее письме… есть еще что-нибудь?

Лю Синь тяжело вдохнул и, упершись локтями в перегородку меж прутьев, высунул лист и взглянул на него. Он никак не ожидал, что человек из соседней камеры вдруг выхватит листок цепкими пальцами и примется осматривать его со всех сторон.

– Да, она пишет, что ты мудила, из которого я должен выбить все дерьмо, – пропел Шуя Ганъюн, сплевывая на пол кровавую слюну. – Ой, смотрите-ка, тут даже пара уток-мандаринок⁵ с подписью: «Для моего дорогого А’Юна».

– Юн?! – ринулся к стене Лю Синь.

– Ага, мест в этих темницах удостаиваются только те, кто особенно сильно взбесил ту бешеную бабу. Ну и сволочная же сука она, скажи?

– Как ты? Это тебя утащили наверх для допроса? – Лю Синь осматривал стену, словно пытаясь увидеть за ней друга и узнать, в каком он состоянии.

– Ай, – отмахнулся Шуя Ганъюн, – меня за эти дни столько раз уже пытали, да и хрен с ним. – Бросив взгляд на камеру наискосок от своей, он вскинул бровь: – Так это и есть прославленный Дун Чжунши?

– Да, он уже пришел в себя.

Шуя Ганъюн снова сплюнул:

– Твою мать, а я с ним тут болтал время от времени! Даже пару песен ему спел, чтобы этот бешеный угомонился в перерывах между попытками убить меня и рычаниями, с которыми он пытался выдрать цепи из стены.

Дун Чжунши мрачно хмыкнул из темноты, окидывая Шуя Ганъюна надменным взглядом:

– Сдается мне, это не искажение ци сводит меня с ума, а твой голос, которым ты завывал тут днями и ночами, словно тебе на хвост наступили.

– Че сказал? – оперся о прутья Шуя Ганъюн, облизнув уголок разбитых губ.

– Сказал, воем твоим только пытать! – ощетинился Дун Чжунши, лязгая цепями.

Шуя Ганъюн растянул губы в гадливой улыбке и нараспев протянул:

– А вот А’Тянь просто в восторге от моего голоса.

Дун Чжунши тут же бросился к прутьям, как и Шуя Ганъюн в соседней камере.

– Как бы ты ни старался задеть меня, но я всегда буду тем, кого она будет любить. Мы вместе с ней пережили столько, что тебе и не снилось!..

Лю Синь, который все это время тер виски, пытаясь унять разыгравшуюся мигрень, взмахнул руками и прервал мужчин:

– Заткнитесь оба! Вам не кажется, что сейчас есть дела поважнее?!

Оба пленника замолчали, соглашаясь с его словами. Лю Синь провел по лицу ладонью, переводя тему:

– Судья захватила власть в Яотине.

Дун Чжунши усмехнулся.

– Сборище тупых ублюдков… – выдохнул он, откидывая голову на стену за спиной. – Я знал, что так будет. Но, к сожалению, в те годы утихомирить мятежи в гильдии было возможно только с помощью порядка и правил, за которыми некто должен был осуществлять надзор. Невозможно создать систему без единой лазейки. И я понимал на том собрании, что однажды подобное может произойти. – Дун Чжунши стал расхаживать по клетке, позвякивая цепями. – Я взял в жены всех дочерей правящих кланов, чтобы они были вынуждены занять мою сторону. Так оно и вышло, верно? Сейчас эти разжиревшие сволочи думают лишь о том, как обойти судью, вместо того чтобы перерезать мне горло и занять мое место.

– Ну ты и сукин сын, – хмыкнул Шуя Ганъюн. – Ты просто прикрылся женщинами, вынуждая их отцов оказывать тебе поддержку. Умри ты случайно или по приказу, и их дочери разделят твою участь.

– Верно, – согласился Дун Чжунши, не чувствуя ни капли вины. – Гильдия вынуждена следовать за мной. Только так я мог удержать власть в своих руках. Купцы всегда остаются купцами. Жадные до денег и земель, они мало что смыслят в кодексах и порядках. Я подбил их на создание вольных городов, пообещав солидный кусок пирога, а они и рады стараться, чтобы заполучить его, ни на что не обращая внимания. Когда один из глав предложил поставить над нами судью, все облегченно выдохнули. Но я знал, что человеку, лишенному всего, отнюдь не так-то просто смириться со своим положением.

Лю Синь прошелся вдоль прутьев, ведя по ним пальцами:

– Значит, она хочет заполучить всю власть в гильдии? Тогда над ней больше не будет властен закон на крови, верно?

– Амбиции, – усмехнулся Дун Чжунши. – У кого же их нет?

– И что…

Слова Лю Синя вновь прервал грохот двери в коридоре. Свет, пролившийся из-за нее, явил перед пленниками высокого стражника. Мужчина, покачивая ключами, прошелся вдоль темниц. Шуя Ганъюн и Дун Чжунши тут же отступили в тень своих камер. Остановившись напротив Лю Синя, стражник принялся возиться с замком.

– В чем дело? – растерянно спросил Лю Синь. – Неужели рассвет уже наступил?

Стражник вскинул брови и ничего не ответил, вытаскивая его наружу.

– Меня должны допрашивать не раньше рассвета! – крикнул Лю Синь.

Он почти задохнулся от поглотившей его душу растерянности. Вырвавшись из хватки стражника, он бросился к соседней камере.

– Юн. – Лю Синь едва успел протянуть Шуя Ганъюну руку, как его тут же рванули назад и прижали грудью к противоположной стене. Чувствуя на запястьях тяжелые холодные кандалы, он в страхе шарил по стене перед собой непонимающим взглядом.

Когда Лю Синя потащили в сторону коридора, он увидел темное небо в одном из маленьких окон под потолком. Пленник едва не рухнул на грязный пол от осознания – до рассвета было еще далеко.

Шуя Ганъюн растерянно проводил друга глазами, пока за тем не грохотнула дверь, вновь погружая тюремный коридор в темноту. Опустив взгляд на свою руку, он заметил слабое мерцание.