Ангел целующий. Сборник

© Римид Нигачрок, 2022

ISBN 978-5-0055-0432-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Молчанье

 
Молчанье, тень скользит, недвижна
Там, где прохлада стену лижет…
Умел бы, высказался книжно
В четвертой-пятой строчке ниже,
Но как молчанье чувств усталых
Сравнить с холодностью металла?
 
 
Поток эмоций турбулентных
Ослаб до течи в тине русла,
А там давно ли пестрой лентой
Сплетались струи …тихо, пусто,
И эха звуки дробным вскриком
Осели пылью в поле диком…
 
 
Молчанье вечности вселенной
В себе содержит пляс неистовый
Лучей и взрывов …, слышит пленный
В сыром подвале голос чистый,
Как наяву …холодный камень
И слева, справа, под ногами…
 
 
Оглохнуть внутренним ли слухом
За плотной бархатной завесой,
Заткнуть ль уши мягким пухом,
Когда звучит на сцене пьеса,
Ты видишь мимику и жесты
Любви и ревности невесты…
 
 
Молчанье мыслей напряженных
За миг до входа пули в тело…
Ты ею насмерть уж сраженный
И дымка выстрела осела,
Молчанье чувства боли страха,
Ты не упал, а стал уж прахом…
 

Соломка

 
И вот она – соломинка! ухватишься, трясина
На полчаса опорой; напротив – сидим чинно
И разговор, как воздух рассвета свеж и тихий,
На фоне её повести экспромтом мысли стихи
Слагаются… забуду, что днем текущем точит,
Туманно сокровенных прорвется пара строчек:
«Там, где камни речка струей холодной гладит,
В губах дрожит улыбка и зов искрит во взгляде»
Спасеньем будь соломинка, рукой её не трогай,
Потом тебя погубит… сейчас гони тревогу
От чувства затаенного, но чуткого на нежность,
Душа в надежде вечной, а разум безмятежный,
Что мы не догадались сказать тогда, доскажем
Лишенные неловкости, бесстыдные, мы даже
Цинично беспардонные, терять одну соломку
Никто не убоится, письмо, записку скомкать
И сжечь ненужную бумажку, но глупая надежда
Удержит от упрека, и руку бросить прежде…
И чувство чутко дремлет до часа пробужденья,
От пёрышка касаньем как выстрелом заденет…
 

Так и живем

 
Что уж там, как есть, обидно, не исправить,
Признаюсь, да, и страх, и гордость властны,
Мне душу зря, и что солено-горьким травит,
Словоохотливость с молчанием напрасны,
Ирония от бедности желает справедливость,
Уговорю себя опять внушая, что счастливый.
 
 
Не сравнивать ни с кем, особым оставаться,
Утешиться, судьба в надежных, мол, руках,
Три раза отними по десять лет и двадцать,
Четырнадцать в остатке, подросток на века,
Вот настоящий возраст: ребенок извращен,
Не повзрослев засох, душой изломан он…
 
 
Без мрачных, довольно красок романтичных,
Как радуга, влюбленные глаза очки такие носят,
Им мышка серая и в гриме кокетка симпатичны,
Природы медленная смерть им красочная осень,
И враг поверженный, и месть – бальзам герою,
Изящно умного злодея мы восхищаемся игрою.
 
 
Что тема древняя, скажу, она свежа как дева,
И как весна и птица феникс, поэтами затерта,
Не золотую рыбку, тину вылавливает невод,
А в мраморе прекрасен он – ужасен мертвый,
Так и живем, и что уж там, как ты настроен,
Сорвался в пропасть и пропал, иль стал героем…
 

Таблетка времени

 
Истлели ниточки, к былому
Привязан накрепко, а рвутся,
Как механизм сложный сломан,
Без зацепленья зубья трутся,
Искрит, нагреется до вспышки,
Забьется сердце не с одышки:
 
 
Осветит память темный угол.
Как мог забыть? Больное место —
Я разодрался с верным другом.
Нет, он не крал мою невесту,
Сказал мне честно: «Неверна
Тебе, в меня же влюблена…»
 
 
Обидой срезал эту нитку,
А рану сжег огнем печали,
И душу спрятав под накидкой,
Немел, когда мы с ней встречались.
Таблетка времени врачует,
Шрам потревожить не хочу я.
 

По той дороге

 
По той дороге возвращаюсь
Полвека с дальнего предела…
Отпеть, зарыть не завещаю
Там, где сердечно мне хотелось —
В ногах у матери с сестрой,
Крестов продолжив длинный строй.
 
 
Костяк мужчин семьи рассеян…
Восточный остров хранит деда,
Отца прервалась одиссея
Там, где навек осесть приеду,
А брат стал вечным томичем,
Не выбрал место я еще…
 
 
По той дороге слишком долго
Я возвращался не вернуться,
Здесь нахожу одни осколки
Заветных мест, и кустик куцый
Возрос вершиной до небес,
По берегам протоки лес…
 
 
Не стережет здесь друга голос,
С ним неожиданная встреча…
Фундамент черный там, где школа;
Гулять не тянет теплый вечер…
Здесь детства тень и след исчез,
Здесь чуждый мир мне без чудес…
 

Вовне скачок

 
Подняться мыслью будто птицей
Над твердью в небо так высоко,
И мыслью той, что не боится
Увидеть цельный путь, с востока
Рассвет так движется на запад,
Условно, всей судьбы своей этапы.
 
 
Вот точка входа духа в плоть,
Вот выход плоти в свет из чрева,
Вот длань вознес крестить господь,
Вот в лоб дитя целует дева…
И дальше видеть, что случится,
И гроб у ямы, в скорби лица…
 
 
Для мысли смелой неподвижен
Весь путь судьбы текущих лет,
Так я себя всего увижу:
Ребенок – юноша и – дед…
Текучесть времени и вечность —
Всё отразится в пути млечном.
 
 
И космос весь в сетях нейронных,
Как токи мыслей моих быстрых,
Внутри и вместе посторонний,
Я выше времени, неистов
Дух независимый, и связан,
В былом и будущем он сразу,
 
 
Текуч, изменчив в настоящем
И неизменен он по смыслу…
Из досок крепко сбитый ящик
Прогрызть могли, условно, крысы
Сомнений наших, слеповатых,
И страх упасть подложит вату,
 
 
Лишь бы не плыть под небесами
Над морем времени жестоким,
Устойчив в иле лежит камень,
Он счастлив тем, что одинокий,
Как вечность космоса бездонность,
А что опоры нет у трона,
 
 
Ему и думать тяжкий труд,
Еда-питьё и чувства страсти
Душе усладу придадут,
Что он зубной лишь камень в пасти
У смерти жадной глодать плоть…
Возьмись ты мысли прополоть,
 
 
Как мы склоняемся над грядкой
Сорняк убрать, пока он малый,
Оставь его, задушит гадкий
Цветка расточек, в тени вялый
Погибнет, так и мысли смелость
Не прорастет, как нам хотелось
 
 
Подняться ею будто птицей
Над суетой унылой, мелкой,
Ты не увидишь, как садится
Светило на ночь, вертит белкой
Тебя быт в адской колеснице,
И не полет свободный снится,
 
 
А бег от ужаса погибнуть…
Здесь я прерву полет фантазий,
Как вышел к краю, в дебри либо
Мой океан как полный тазик,
А в нем кораблик терпит бедствие,
С ним я, мечтатель, тону вместе.
 

Нет времени

 
Нет времени на ожидание, когда
Причин и следствий цепь соединится,
И ты увидишь общую картину,
Какой из вариантов состоится.
 
 
С зачатия рожденный погружается в поток,
Который временем привычно понимаем,
Условен старт и финиш, промежуточный итог
Для вечности, а синусоида в касании прямая.
 
 
Так краток миг природа нам отводит,
Что редкий ум увидит общую картину,
Слепой, глухой, немой ведут беседу вроде,
Чтобы усильем общим окрестности окинуть.
 
 
Свою галактику по млечному пятну
С планеты третьей тот и разгадает,
Кто мыслью смелою измерит глубину
Окрестности космической до края.
 
 
Нет времени рефлексии отдаться,
Как шахматист ходы предусмотреть,
И если не умеешь думать в двадцать,
То в старости придется пожалеть.
 
 
Подняться бы над временным потоком,
И кочки с ямами заранее приметить,
Не пожалеть бы времени увидеть, что далёко,
Не повторили бы ошибки наши дети.
 

Зимушка прикатит

 
Легоньким касаньем ветерок листочки
Приподнял, роняет, и опять подхватит,
Желтые и красные в дырочках и точках
Веником сметает женщина в халате
Листья с тротуара, со стола и лавок,
Легкий взмах налево, а потом направо.
 
 
Осень, осень!.. Скоро зимушка прикатит,
Вот и дождь со снегом сыпал вперемешку,
На ночь для прогрева печь затопят в хате,
Угля два ведерка, сухих три полешка…
Хмурый, затопил и курит у печи хозяин…
В небе с криком-гамом пролетает стая.
 
 
Задержались птицы: хитрит лето бабье,
Им бы не поверить да на юг скорее…
Спрятаны лопаты, нужны будут грабли,
Лист, сухие травы в куче перепреют
До весны под снегом, огонек поможет,
Что червяк к посадке не доест с дорожек.
 

Как летать

 
Вектор стрелкой сферу колет,
Но проткнуть не может шара,
Плоскость режет шар на доли,
Распыляет огонь даром…
Хаос сна воображенья,
В чувстве мысль ведет сраженье.
 
 
Тяжесть тела снимет воля,
Я бескрылый лечу птицей,
Мне бы в небо, на раздолье,
Дух ликует – ум боится,
Посмотрите, я летаю,
Где, не вижу, моя стая…
 
 
Эй, проснись, в плечо толкнули,
Ты и стонешь, и смеешься,
Тянут по полу ли стулья,
Ветер ли гуляет в роще…
Разбудили, сон хороший
Поневоле мною брошен.
 
 
Но не чувствуется тело,
Потом боль придет, усталость,
С ними жить мне надоело,
Стоит скинуть одеяло,
Чтобы день начался вновь,
Сон забыт – играет кровь.
 
 
А как руки я раскину,
Поднимусь до потолка!..
Луч с окна по полу длинный,
В нем живая пыль легка,
Пляшет, вертится, ликует,
Как летать, с ней потолкую…
 

Встречает

 
Накрыл брат, как говорят, поляну, поджидает,
А я и рад волнуясь, но не очень, что приехал,
Стоят: жена Людмила, сам он… голова седая,
Мол, опоздал, брат к сроку, шутит ради смеха…
 
 
Шесть лет не срок, когда и час летит минутой,
И день закончился… и спать опять ложиться,
В былом что было, легко, припомнив, спутать,
Качнула ветку, видишь, и вот умчалась птица.
 
 
Так и воспоминанья, о чем? до первых петухов:
«Когда ты с армии вернулся, у нас жила Фаина»
Нет, Толик, это позже, к нам заходил Петров…
И сразу разразился о том рассказом длинным?
 
 
Нет, я молчал и слушал рассказ про наводненье,
Когда семь лет ему, я старше, мне двенадцать,
Казалось, досконально событий помню звенья,
Час спорили мы с ним, сумели разобраться…
 
 
Под утро, утомленные, мы души не раскрыли,
Наговорились вволю, но не о чем конкретном,
Ушли в постели, не сбросив тяжесть с крыльев,
Нам обещает ль жизнь разлуку многолетнюю?..
 

Не по программе

 
«Вокруг планеты оболочка,
Не в спектре видимости зренья,
Как бы духовная сорочка,
Из тонких ниточек сплетенье,
 
 
Магнитных линий полюсов
Она нигде не прикоснется,
Пусть в словарях немало слов,
Но подходящих не найдется,
 
 
Чтоб описать воображенье
Тех чувства знаний затемненных,
Продукт нейроновых брожений
Ума всю жизнь, чуть не с пеленок.
 
 
Тройное знаем измеренье
Пространства некого объем,
А жизнь как плод духотворения,
Программа, матрица, геном.
 
 
Возникла жизнь как бы случайно,
Метеорит ли зёрнышко занес,
Как ни гадай, а всё же тайна,
Неразрешимый есть вопрос.
 
 
Никто мне прямо и не скажет,
А если скажет, не пойму,
Прочту ли книгу если даже,
Те знанья мне не по уму.
 
 
Готов любой азы усвоить,
Как дважды два равно четыре,
Урок по сложности удвоить,
Понять его не много в мире.
 
 
Есть те, кто вряд ли сами знают,
Как знанья тайные добыли,
Их космос будто бы питает,
Хоть знаний этих не просили.
 
 
Пророкам разве кто-то верит?
Яви сначала людям чудо,
А явишь, люди словно звери
Пророка рвать на части будут.
 
 
Прогресс полезен и опасен,
Как атом смерть и силу дарит…»
Так говорил нам физик в классе,
Он откровенно был в ударе…
 

Противовес

 
На все лады толкуют книжки,
Как мир устроен, ум не лечат,
Сложны, запутанные слишком,
Не разрешив противоречий,
Там объяснений хор гипотез
Не в лад поют, и часто против
 
 
Разумных мыслей очевидных,
Но крохи истин душе в пищу
Годятся …, было бы обидно
Нам обмануться, то ли ищет
Ум, как корабль в океане,
Его маяк на скалы манит,
 
 
Иль путь указывает верный,
Пусть книги истину содержат,
Но извлекая вывод скверный,
Свернем к обрыву неизбежно,
Быт, суета тревог, инерция
Лишает смысла биться сердцу
 
 
В любви спокойной и глубокой,
Излишек знаний отсекая,
На мир мы смотрим однобоко,
Виним дорогу спотыкаясь,
И власть земную и небес,
Так чтенье книг противовес
 
 
Пороку, сладкого разврата,
Но ум ленивый и заблудший
Не язвы лечит, а заплату
Предпочитает ставить лучше,
И знать не хочет, что за червь
Грызет нутро души теперь…
 

Не в панцире душа

 
Не легкая вода: брось камень, пойдут волны,
А как мёд, густая, без брызг поглотит камень,
И на очаге залитая водой посудина неполная,
Её согреть, не заморозить, сгустится кусками,
Так и душа теперь поглотит речь банальную,
И возмущенье, и легкий шторм трёхбалльный,
 
 
Не отзовется волненьем внешним, рябью
Покроется недолгой поверхность, и замрет,
Не находя причины вскипать капризу ради,
И оглушенной слышать лишь тон, наоборот,
Речей, не слов значенье, и не пустые речи,
Как потопить в пучине, ей защититься нечем.
 
 
Но в глубине движенье и радужные краски,
Кипит работа всей мощью мысли здравой,
И пальцем погрозит совесть для острастки,
Как нарушаешь меру в выводах неправых,
Не в панцире душа, покрытая мембраной,
И для дыханья чистый эфир, живая прана.
 

Причуда чувств

 
Такой серьезный он… не гордый,
Но честь имеет – бережливый,
С лицом юнца, спросонья – морда,
Щетина светло-грязная, и грива
С проседью запутанных волос,
И с насморка шершаво-красный нос.
 
 
Как в зеркале в зрачках он отраженный
С размытым контуром от резкости движений,
С презреньем вслед плюют чужие жены,
А он в отместку мысленно поженит
На принце каждую, султану ли в гарем
В полон отдаст, утешится он тем.
 
 
Идет себе, окурок бросит в ноги,
Растопчет так, как если б растоптали
Его тогда… он к памяти не строгий;
Она исподтишка болезненно ужалит,
Затронь её хоть безобидным вздохом,
Как жил он скверно, в общем-то неплохо.
 
 
За светофором двигается тенью
На остановке там, где желтенький автобус
Притормозит на час ли на мгновенье,
В нутро своё всосав переварить на пробу
И выплюнуть на площади свиданий,
И он с толпой отдельно пляшет танец
 
 
Такой серьёзный, думается – с честью,
Остановился вдруг как вкопанный, витрина
Рекламой подает ему известие:
Купи хоть что-нибудь, если ты мужчина,
А если нет, проваливай отсюда!..
Неясных чувств воображения причуда.
 

В года прожитые далекие

 
Как упрекать её,
Когда я сам заслуживал упрека,
Вслух не скажу,
Но запретить подумать не успею,
И унесусь в года прожитые, далекие,
Когда любили-ссорились мы с нею.
 
 
Тогда я нудно говорил,
И рассуждал логически и здраво,
Она не слушала речей —
Ждала признаний страстных,
Я через силу вымучивал коряво,
Люблю!.. не веришь мне напрасно…
 
 
Доказывать я чувства не умею,
Но чувствую и в чувствах переменность,
Душа холодная от взрыва пламенеет,
И льдом презрения покроется мгновенно,
Пока «люблю!» выкрикиваешь просто,
От чувств
Обглоданный останется лишь остов.
 
 
Но все же я злопамятен, бывает,
Упрек укутав в шелковую шутку,
Скажу, душа твоя по-прежнему живая,
Иль молодой бывает на минутку,
Когда захочется? … и пауза усмешкой,
Я предложил – раскалывай орешки.
 
 
Как упрекать её в отместку за упреки?..
В полете память в небе вьется птицей,
И видит глупости испуганных мечтаний,
Она доверчива, и быть обманутой боится,
В любви от ревности губить, спасая, станет…
Я унесусь в года прожитые, далекие…
 

Над бессмыслицей

 
Бессмыслица смыслы ищет
В еде и питье, развлеченьях,
Так в быту прозябают тысячи
От воскресенья до воскресенья.
А понедельник, начало недели,
Понежится им бы в постели.
 
 
Суета – это тоже занятие,
И звонить, и спешить, и опаздывать,
Выбирать час и галстук, и платье,
Смять и бросить стакан одноразовый,
С пальцев жир вытирая салфеткой,
В урну бросить, скатав в шарик, метко.
 
 
Смыслом жить обернулась бессмыслица,
За рублем, за успехом в погоне,
Она целью желанною высится,
Так бегут изнуренные кони
Все по кругу, по кругу, а финиш
Где-то там в далях облачных, синих…
 
 
Не спешит дед, а рядом старуха,
Они оба на лавочке дремлют
В тени дерева… тихо и сухо,
Карапуз щенка тянет за ремень,
Катит дочку в коляске молодка,
Пьет мужчина из горлышка водку…
 
 
Какой век, не имеет значенья,
Это было и вновь повторится,
Смысл разве найдешь в ощущеньях,
Если мысли поднимутся птицей
Над бессмыслицей наших сует,
Сон реален, реальность же бред…
 

Была заминка

 
И низойдёт беспамятство…
Тебе былое кажется чужим,
Построй стену каменьев в сто,
Иль башню – до неба этажи,
Где выше туч стоишь на крыше,
И звуки снизу слышны тише,
 
 
Здесь ты как бог один безродный,
Примчится птица любопытная,
На клюве кровь, и перья модные,
И зоб раздут обедом сытным,
А все же брось ты крошек горсти
Под ноги птице: прошу в гости!..
 
 
В беспамятстве какое носил имя
С рожденья ты, ты от него свободный,
Без возраста, былое в плотном дыме,
Старик иль молод, думай что угодно,
Реальность – настоящее с грядущим,
Не в суете, а в чувствах своих в гуще.
 
 
Под вечер сидя у камина
Читаешь желтую тетрадку,
Чужие речи-плачи длинные
Тебе как ребус, как загадка,
Но что-то душу тронет жаром,
Как дежавю, сюрприз-подарок.
 
 
А ночью сон такой реальный
Тебя закрутит каруселью…
В огромном зале ты читальном,
Всё ищешь выход день, неделю,
За дверью новый зал, и двери
Другие на волю выведут поверишь…
 
 
С разбитой чашкой наважденье,
Как кот испуганный подскочит
До потолка… сгустились тени…
И брызнул свет: кто там хохочет,
Не черти ль пляшут на поминках?
Ты вспомнил всё – была заминка…
 

Смесь яда и мёда

 
От чего отшатнулась душа нарождаясь,
К тому прислониться без устали манит,
И чувства, и мысли сеть вяжет густая,
И разум крылатый задохся в обмане,
Нитью серебряной связь неразрывна
С облачным миром незримости дивной.
 
 
Что это?.. эхо ль дробиться в ущелье,
Зов ли космический, звездный маяк,
Слепою душой устремленный дух к цели,
И цель эту выбрать не может никак,
Мечется вверх-вниз, направо-налево,
Чтоб в небо и море закидывать невод.
 
 
Обычная жизнь вся счастлива в порывах,
Довольствуясь малым желает большого,
Смеётся и плачет, и стонет с надрывом,
Не верит, а верит всё лестному слову,
В любви тороплива, карает поспешно,
Чтоб оправдать себя, нет, мол, безгрешных.
 
 
С короткою памятью к помощи доброй,
Но к мнимой обиде в ней долгая память,
Недруг повержен – смеется над гробом,
А с выгодой если, приходит с цветами…
Смесь яда и мёда, и бескорыстье,
Самоотверженность с повадкою лисьей.
 

Отговорила

 
Сейчас уверенный, что захочу – сумею,
Не быль, так сказ, придуманный наскоком,
А обнаружу вдруг, душа закаменеет,
Где ключ журчал, там, где росла осока,
Сухие травы в глинистых морщинах,
И кочки пней, возвышенные чинно.
 
 
Отговорила страстным языком,
Сумятицу наружу выметая,
В одеждах рваных нищенка святая,
Спугни нечаянно, поднимется легко
Не птицей, облаком горячечного пара
Под небеса, и раствориться даром.
 
 
«Сейчас» относится к далекому былому,
Не быль, а сказка в розовой накидке,
Но только мост обратный, вижу, сломан,
Не утолить мечтательным напитком
Желанье страсти к дальнему пределу,
И «захочу – сумею» вычеркнуто мелом.
 
 
Заговорила зубы нищенка святая
Любви, и ненависть изящная в дремоте,
Самоотверженность надеждой воспитает:
Вы к Богу безутешные придете,
А он, врачующий, водой живой окатит,
И заискрится ваше сношенное платье!..
 

Хоть разок

 
Мама бредила Амылом,
Кужебар ей снился сказкой,
Будто ноги в речке мыла,
И воды холодной ласка
Боль в руках могла утешить,
То себя увидит пешей,
 
 
Босой ветряной девчонкой
На покосе, в поле, в хате,
В кринке квас, в горшке толченка,
Сапог чинит – стучит батя…
Под щекой, проснется, мокро,
Так тоскливо, одиноко,
 
 
Что завыла б волком диким,
Но за стенкой дети, встанет,
Сновиденья смахнет блики…
За окном морозец ранний.
Печь затопит, папироску
Закурив, и в тазик плоский
 
 
Крошит курам корм, а чушке
Шелуху с крупой заводит,
И прикрыв на печке вьюшку,
Говорит: вставай, Володя,
Заодно толкни и брата.
Мам, ворчу я, рановато,
 
 
Только семь, посплю чуток,
Про контрольную подумал,
И заснуть уже не смог,
Но недолго был угрюмым,
Напишу – трояк законный,
Будто с плеч я сбросил тонну,
 
 
Прыг с постели словно кошка,
Эй, вставай, трясу я брата,
Мамка сделала окрошку,
Один съем, он чуть не матом
Огрызнулся. Иди к бесу!..
А проспишь – без интереса.
 
 
Мама вымыла посуду,
Глянув мельком в образок:
На Амыл я съезжу, будут
Деньги если, хоть разок,
Там бы в земельку мне лечь,
Все заботы, горе с плеч…
 

Прохлада

 
Прохладно в душа, потаённые
И чувства в тройном состоянии:
Красное с желтым зеленое…
И запашок… смешанный тянет.
Если есть измененья снаружи,
Беглый взгляд их не обнаружит.
 
 
Под слоем подшёрстки шерсти
Души кожи холодность металла,
Мысли вольные с мнимой честью,
Им перечить, так выпустят жала.
В дрёме духу гореть омертвело
Невозможно, покинет он тело…
 
 
Внешний мир в золотом ореоле,
Пляшут тени людей-однодневок,
Навязали им пошлые роли
Забавляться любовью и гневом.
Знобит душу от жара, коробит,
А мыслишки под черепом дробью
 
 
Не пронзают, а сыплются горстью,
Испарятся до дна и бесследно.
Так в прихожей нежданные гости
Улыбаются лицами медными,
За столом же спадет позолота
Хвастовства, и тревоги-заботы
 
 
Мельтешат в облаках сигаретных…
Скучно, тошно – слова одиночек,
Длинна речь, разговор неконкретный,
Потопить душа в жалобах хочет.
Так улыбкой скрывают прохладу,
Было время, а нынче не надо…
 

Последнее место

 
Карл Иваныч, напоследок помирать поедем в Нижний.
«Ах, Наташа, надоело неприкаянными ездить.
В Коми жили – далеко, в Абакане жили – ближе.
И заешь, не соглашусь, и добьешь меня, не слезешь»
 
 
Дом продали в Новостройке, детей вызвали помочь,
На Амыл рванули скопом, а там брошены деревни.
Возвращаться надо мама, но куда? спросила дочь…
И Наташа чуть не плачет, Карл молчит в недоумении.
 
 
Едем Коля в Стрежевой, поживем пока что с Аней,
Дети строятся на юге, большой дом в два этажа,
К ним и мы переберемся. «Как обузой им мы станем?
Витя с Ритой – кот с собакой, избегут ли дележа?»
 
 
Что же делать, Карл Иваныч, ты прости меня дурную.
«Век мы бегаем по кругу, поменяли десять мест,
То на север, то на юг, где нам лучше, не пойму я,
Там и тут одно и то же, те же степи, реки, лес…
 
 
Тебе Шура говорила, оставайся здесь, в поселке,
Дом, хозяйство, всё имели, потихоньку бы и жили»
Было, каюсь, Карл Иваныч, упрекать меня без толку,
Умереть-то мне хотелось, родилась где, на Амыле…