Читать книгу: «Мишка на севере», страница 4

В широченные санки, запряжённые аж шестью лошадьми, уже наложили предостаточно брёвен, и теперь затаскивали остальные. Арестанты, уже стоявшие на санках, стали перехватывать верёвки из рук тащивших, принялись упираться.

Ломов передал верёвку коротконогому мужичишке с багровым шрамом через всё лицо. Тот заохал, перехватываясь поудобнее красными руками, а затем стал затаскивать бревно.

– Вяжите лучше, вяжите! – кричал Ляксоковский. – Чтобы ничего не упало!

Брёвен наложили под завязку, а затем Серый принялся перевязывать верёвку.

Погонщик нещадно стягал лошадей, и они стали толкать друг друга, храпеть, пыхтеть, и потянули санки. Те ужасно и оглушительно заскрипели. Брёвна поехали до поезда, где их уже снова ждали.

Ляксоковский хлопнул по плечу Ломова, отчего тот даже отдёрнулся.

– Всё нормально? – спросил он, и арестант крайне удивился, просто кивнул. – Ты не бойся, я присмотрю, чтобы тебя на куски не порезали здесь.

– Зачем Вам это, товарищ начальник? – спросил Ломов.

– Потому что с меня Зильберман голову снимет, – отозвался громко конвоир, придерживая рукой шиворот своей шинели, так и норовившей обнажить его шею. – Всё, сейчас на обед отбываем! Обе-е-д! Обее-ед! Кончай работу, мужичьё!

Все остались довольны этим, и принялись строиться в две колонны, чтобы отправиться назад… Арестанты выстроились быстро, конвоиры находились не только по обе стороны от колонн, но и спереди-сзади.

Ломов оказался в самом начале своей колонны, и Ляксоковский инстинктивно оказался тут же: наверное, больше подозрительных очагов возможных конфликтов он не видел в своих подопечных, хотя кого тут не было: вор по кличке Коготь, насильник Сява Рябой, разбойник Никита Омулев. Контрабандисты, пьяницы, дезертиры, убийцы, дебоширы. Парочка настоящих душевнобольных, один отцеубийца, ещё один растлитель. И снова: грабители, воры, убийцы… И один аристократ, чью историю Ломов не так хорошо знал.

Лес, который они валили, находился довольно на пологом склоне, и шли они как раз по колее, по которой ездили санки. Тут получилось широкое закатанное плато, проходившее сразу же у подножья крутой скалы. Дорога огибала её и почти сразу же примыкала к железнодорожной станции, на которую приходил этап. И с которой возили древесину.

Они шли по плато довольно быстро, закрывая лица воротами и руками, пытаясь хоть как-то огородиться от жуткого воя ветра. Особенно тут, на равнине, он казался невероятно сильным, как будто разгоняясь и взлетая по горе мощным порывом.

Лошадиная упряжка с древесиной скрылась из виду, из-за чего все приуныли.

Хоть Ляксоковский и смотрел в оба за Ломовым и Шиловым, другой конфликт, вспыхнувший неподалёку, оказался во внимании совсем юного конвоира-юнкера. Он закричал, успокаивая заёрзавших арестантов, но это не помогало. Сявка Рябой сцепился с лютым головорезом Крыжовниковым, и дело распалялось сильнее.

– Тихо, урки! – истерично завопил юнец и сорвал с плеча ружьё.

Первое, что услышал Ломов – выстрел. Сухим и громким раскатом прокатившийся по воздуху… Стрелял он вверх, и сцепившиеся мужичьё тут же подалось в разные стороны.

– Что там такое?! – завизжал Ляксоковский.

Снова поднялась суматоха, и конвоиры мгновенно усилили бдительность, дабы арестанты не ломанулись в разные стороны, хотя, конечно, отсюда сбежать возможности не представлялось: выжить в таких условиях они б не смогли.

Никто сначала не понял, что за нарастающий шум, даже гул, появился в воздухе. Он набирал силу, перекрывая и воющий ветер, и даже крики арестантов и конвоиров.

Ломов задрал голову и тут же нашёл источник этого жуткого шума: с крутой горы, устрашающе нависавшей над их колеёй, по которой они шли, стал двигаться снег. Он мог поклясться, что толстый снежный наст, перед этим казавшийся довольно прочным, заспешил вниз, гоня перед собой набирающее силу воздушное облако с невероятным шумом и треском.